— Никогда не принимала эти слова на свой счет. Но мотив что надо. Убойный.Нейлор повернулся и пошел от дверей Рейдин, держа в руке поломанную, переставшую быть опасной игрушку. Когда он уже выходил из ее владений, соседка бросила вдогонку фразу, заставившую его резко остановиться.— Эти ребята из цветочного магазина, видать, очень любят такую музыку.— Почему вы так решили, Рейдин? — спросил Нейлор, поворачиваясь к ней.— А как же, если и в тот раз, и в этот она играла у них в машине? Они и сегодня на ней приехали.— Откуда вы знаете? Видели?— Машину — нет, она за углом была. А слышать — слышала. Та же музыка, что и когда цветы привозил… “Как же смогу я скучать по тебе… ” Ужасно любил мой бедный муж эту песню…Я посмотрела на Нейлора и прочитала в его глазах искреннюю благодарность в адрес моей странноватой соседки. Что меня очень обрадовало. Глава 13 Нейлор не стал тратить много времени на то, чтобы объяснить мне основы криминалистики и суть лабораторных исследований. Просто поспешил уехать, чтобы поскорее сдать на экспертизу взорвавшуюся игрушечную собаку. Перед этим он коротко сказал мне, что игрушку, как и букет цветов, следует рассматривать в качестве предупреждения. Пока еще полушутливого, если подобные вещи вообще можно назвать шуткой.— Если бы они хотели, — добавил он, — причинить тебе и твоей собаке более серьезный вред, то начинили бы свою чертову игрушку не таким количеством взрывчатки. Но, как бы то ни было, Кьяра… — его голос звучал непривычно серьезно, — как бы то ни было, они дали тебе понять: не вмешивайся во все эти дела. То же самое, дорогая, пытался сказать тебе и я, только другим способом.Взгляд, который он бросил на меня при этом, не выражал ни симпатии, ни ласки: типичный взгляд полицейского при исполнении служебных обязанностей. Я для него была сейчас лишь одним из свидетелей преступления, да еще из тех, кого нужно охранять, чтобы не случилось чего-нибудь плохого. Конечно, он хотел бы запереть меня в доме, и чтобы я носа не высовывала на улицу, не говоря уж о клубе. Но ведь там, помимо всего прочего, моя работа — пускай некоторые считают ее не вполне пристойной. (Не знаю, не знаю, по-моему, это куда пристойнее, чем, например, политика, где люди зачастую оголяются гораздо больше, но в отличие от нас не доставляют этим ровно никакого удовольствия никому: ни женщинам, ни мужчинам.) Да, там, в клубе, пока еще была моя работа, которая мне давала и средства, и, если хотите, своего рода удовлетворение: меня многие знали, мной любовались. Разве это не приносит вполне естественного удовлетворения? Даже радости… Ох, далеко не всегда, конечно.На вечер я оставила Флафи у Рейдин, забросав их пачками со сладостями, которые были утешением для обеих, и собачьй едой. А еще они будут счастливы от общения друг с другом — если, конечно, не умрут раньше времени от переедания. Надеюсь, сегодня больше никто не побеспокоит Рейдин опасными глупостями вроде букетов с угрожающими записками или самовзрывающихся игрушек.— Иди, иди, Кьяра, — напутствовала меня Рейдин со своего любимого кресла. — У нас с Флафи все будет о’кей. Кроме того, мой Джерри… — она ласково похлопала приклад дробовика, — он всегда со мной и готов отразить любое вражеское нашествие. За нас не беспокойся, дорогая. Мы поиграем с собачкой в настольный хоккей, поедим немножко, посмотрим программу о животных, Флафи вдоволь полает на львов и обезьян…Обычно на пути в клуб я думаю о разных вещах, однако сейчас все мысли сосредоточились на Рейдин и Флафи, оставшихся в одиночестве там, куда уже дважды наведывались посланцы неизвестных преступников. Или преступника — что не намного лучше. А может быть, даже хуже. Мне думалось, сама я еще как-то могу за себя постоять, но старая полубезумная женщина… И крошечная собачка… Они ведь так уязвимы, невзирая на все дробовики. И убийца это прекрасно знал.Тот самый убийца или маньяк, который испугался моих не слишком активных действий и, вполне вероятно, избрал меня следующей жертвой. Но почему? Этого понять я никак не могла. Неужели только потому, что я пытаюсь что-то нащупать и веду свой не слишком умелый розыск? А может, убийца Винус действительно кровавый маньяк, поставивший целью отстреливать танцовщиц-стриптизерш? Винус оказалась первой в этом ряду. Или, наоборот, первой должна была стать я, а гастролерша оказалась случайной жертвой?Я продолжала думать обо всем этом, когда переезжала через мост над заливом и видела внизу огоньки множества яхт и лодок, отражавшиеся в чернильно-темной воде. А над всем этим мигали и переливались ранние звезды. Ночь стояла теплая и ясная. В такие ночи я нередко задерживалась у воды или ехала очень медленно, подставляя голову весеннему бризу. Хотите верьте, хотите нет, мне такое общение с природой помогало потом в танцах, придавало им, так я считаю, большую естественность и непосредственность. Однако сейчас было не до этого — хотелось поскорее и в безопасности доехать до места. Сегодня я не буду на сцене играть ни в какие полуэротические “ку-ку” и “найди меня” — нет настроения, к тому же нога болит. Сегодня буду в красном бархате — само достоинство и элегантность. Наш режиссер замер от удивления, увидев меня у входа, и встал в дверях, словно решил помешать войти.— Кьяра! Опять? Почему ты не у себя дома на диване? Зачем все это? Сама ведь знаешь, тебе нужен отдых.Я слегка подмигнула ему — он славный парень, этот Рыжик — и продолжила путь в гримерную.— Кьяра, — повторил он с не вполне понятной мне интонацией, — мы не думали, что ты…— А я вот она, здесь, — ответила я и вошла в комнату.Вчера на моем месте сидела Марла. Сейчас на нем рядом с моими тюбиками, банками и флакончиками возвышалась совершенно незнакомая мне блондинка и гляделась в мое зеркало.Остальные девушки, находившиеся в комнате, сразу — умолкли. Новенькой потребовалось некоторое время для того, чтобы понять: что-то произошло. Она замерла с кисточкой в руке и медленно повернулась. Я уже сказала, она была блондинкой, теперь я увидела, что, как и полагается, у нее были голубые невыразительные глаза, маленький кукольный носик и губки бантиком.— Привет! — каркнула она самоуверенным тоном. — Я Фрости Лике.Думаю, английская королева Виктория представлялась намного скромнее.Я ничего не ответила, занятая тем, чтобы унять какую-то детскую ярость, — так бывает, если видишь, как чужая девчонка сидит на полу и играет твоими куклами.Блондинка, видимо, не так истолковала мое молчание, потому что, сменив тон на снисходительный, продолжила:— Да, дорогуша. Я та самая Фрости Лике, кинозвезда. Ну и что такого, верно? Ведь все мы прежде всего люди, не так ли?Она хихикнула, а одна из наших девушек глубоко вздохнула в предвкушении скандала.— Да, мы люди, как ни странно, — ответила я кукольной кинозвезде. (Вы видели хотя бы одну картину с ней? Я — нет.) — Зовут меня Кьяра, — продолжала я. — Можете увидеть это имя на спинке того стула, на котором сидите.Фрости выполнила мое пожелание и улыбнулась:— Ой, как интересно! На стуле написано имя.Еще чуть-чуть, и захлопает в ладоши от восторга, подумала я. Но ошиблась. Я поняла, что она все-таки актриса, и, видимо, неплохая, потому что в какой-то неуловимый момент лицо ее преобразилось: невыразительные голубые глаза потемнели, в них явственно проступила злость, сдобренная весьма приличной порцией презрения. И если первое на меня не произвело особого впечатления, то пренебрежение я снести не могла. Не говоря уже о словах, которыми сопровождался этот взгляд:— Уверена, дорогуша, ты найдешь для себя другое место. Мистер Гамбуццо мне сказал: садись, где хочешь, где понравится. Я же все-таки приглашена сюда, ты, наверное, знаешь… А вы, девушки, — она обвела всех взглядом, — не могли бы не галдеть и вести себя приличнее? Мне нужно сосредоточиться на гриме. Я ведь артистка, а не просто стриптизерша.Девушки и в самом деле примолкли. Я в три шага преодолела расстояние между собой и “артисткой”, как ни странно, совершенно не ощущая боли в раненой заднице, после чего рванула на себя спинку стула с написанным там моим именем и с нашей приглашенной звездой — так, что все это оказалось на не слишком мягком бетонном полу гримерной. Потом нагнулась, убедилась, что гастролерша в полном порядке, и, схватив за волосы, приподняла ей голову.— А теперь послушай меня, — сказала я. — Ладно? Мне наплевать, что там напел тебе Гамбуццо, и еще больше наплевать на то, что ты о себе и о нас думаешь. Но заруби себе на своей кукольной нюхалке, что пока еще звезда здесь — я. А ты — москит в нашей галактике. И если хочешь работать с нами, веди себя прилично, подчиняйся нашим правилам и не выпендривайся. А иначе, чего доброго, выпадешь в осадок… Если поняла, то, пожалуйста, вставай с пола и займи любое свободное место за нашим общим прилавком. А твой бантик советую держать закрытым.Фрости поднялась, но не вняла моему доброму совету.— Я пожалуюсь своему агенту, — крикнула она, — и завтра тебя здесь не будет! Вылетишь, как пробка!Я выпрямилась, оглядела присутствующих.— Жутко напугала нас, верно? Мы все просто трясемся — от страха и воем от ужаса, правильно, девушки?Девушки охотно изобразили и то, и другое. Когда смолкли их завывания, я проговорила:— Видишь, как ты всех перепугала? Пожалуйста, не говори ничего своему агенту.Она подскочила ко мне и ущипнула за руку. Я сжала большой палец ее правой руки и дернула. Фрости вскрикнула.— Не слишком приятно, правда? — Я надавила на палец еще раз. — Представляешь, если каждая из нас сделает это хотя бы по одному разу? Поэтому давай решим сразу, чьим правилам ты будешь следовать, Фрости, — нашим или своим?Она молчала. Я снова нажала на ее палец.— Вашим, — выдохнула она. — Хватит!— Пусть будет так, дорогая. Иначе тебе станет здесь очень неуютно. А теперь будь нашим гостем и веди себя соответственно.Я отпустила ее, она взглянула на меня без особой приязни, но, как мне показалось — может, я ошибаюсь, — с некоторым уважением и, забрав свою косметику и прочие причиндалы, отправилась на свободное место. Присутствующие постепенно успокоились и вернулись к своим делам.Тони по прозвищу Дикарка подождала, пока та отвернулась к зеркалу, и шепнула мне:— Говорят, у нее большие связи. И собственный телохранитель. Ты ведь знаешь, Кьяра, кинобизнес — это тебе не танцы голяком. Там такие бабки крутятся! Эти люди шутить не любят.Я взглянула на Фрости. Та достала крошечный мобильник и что-то тихо бурчала в него. Судя по выражению лица, ее разговор не сулил мне ничего хорошего.— А кто ее агент? — спросила я у Тони. — Ты знаешь? Вообще-то наша Тони не лучшая лошадка в стойле, и в ее ржании, кроме ругани, я обычно мало чего могла разобрать, но сейчас девушка разговорилась — похоже, ее тоже задела заносчивость заезжей дивы, — и кое-что интересное я сумела узнать и намотать на ус.— Посредником у этой лярвы, — негромко сообщала мне Тони, опасливо косясь в конец комнаты, — тот самый Барри Змей, который до нее приволок сюда Винус. Она уже дала ему жару: перво-наперво сказала, что ее не устраивает общая гримерная, раздевалка и что в клубе хреновая охрана, и за неудобства и риск пускай ей больше платят. Уж не знаю, как они там столковались с Винсентом… Я так думаю, — Тони совсем понизила голос, — у нее своя “крыша”, а с Винсента она просто потянуть хочет. И если у него тоже своя “семья”, то, чего доброго, они столкнутся здесь, у нас в клубе. Сечешь? Вот будет драчка!Мне это не слишком понравилось, хотя я не очень верила в то, о чем толковала Тони. Чтоб у нас, в тихом маленьком Панама-Сити, появились сразу два мафиозных клана, да еще стали наезжать друг на друга? Из-за чего, собственно? Из-за какого-то паршивого стрип-клуба? Или, ха-ха, из-за этой белобрысой сявки Фрости? Много чести! Где-нибудь в Атланте, Филадельфии, Чикаго — это да. Но здесь?..Я взглянула в сторону Фрости. Она уже закончила нашептывать что-то в трубку, спрятала ее в сумку и выглядела жутко удовлетворенной. Прямо Жанна д’Арк после взятия Орлеана.— Что за житуха, — продолжала Тони уже громче, — если в кино и в шоу-бизнесе обыкновенным людям нужна охрана, “крыша” от этого… как его… от рэкета… Да и с охраной могут убить. Как несчастную Винус. Разве Бруно, даже с Гордоном, может нас спасти? Того и гляди снова убьют кого-нибудь…Я не могла не согласиться с Тони, но сделала это молча, просто кивнула. А потом открыла свой одежный шкафчик и вытащила оттуда бархатное красное платье, жутко узкое. Мне стало не до тягостных раздумий — нужно было отбросить их вместе с чувством обыкновенного страха и сосредоточиться на переодевании и на мыслях о том, как сегодня выступить: что и как станцевать (при моей незажившей ране). И вообще показаться народу так, чтобы он после этого и глядеть не захотел на все выгибоны какой-то блеклой порнозвезды, залетевшей к нам для отмыва чьих-то баксов. Глава 14 Представление началось. Рыжик, как обычно, притушил верхний свет в зале, запустил свою адскую дымовую машину, и клубы искусственного тумана поднялись фута на четыре над сценой. На заднике замигали крошечные лампочки, имитирующие появление звезд, а софиты наполнили затемненное помещение лучами “лунного” света. Зазвучала песня Энни Ленокс “Не хочу быть следующей”… и тут я появилась на подмостках. В том самом (помните?) длинном и чертовски узком платье из красного бархата с разрезами до бедер с обеих сторон.Я вышла и очень медленно направилась к стулу, стоявшему посреди сцены. Пока шла, мои руки ласкали ткань платья и собственное тело, которое я искренне любила и считала достойным любви. Не только своей.В зале воцарилась тишина. Не нарушая ее, мужчины начали двигаться по проходам между столиками ближе к подиуму. Наш верный сторож и охранник Бруно с заметным удивлением наблюдал их тихое, чинное шествие. Он далеко не всегда находился рядом со сценой, но, как правило, приближался к ней во время моих выступлений, усиливал наблюдение за поведением клиентов и старался делать это не слишком явно, прохаживаясь небрежной походкой с деланно-скучающей миной на лице. Однако если кто-то из чрезмерно возбужденных посетителей пытался протянуть свою лапу и коснуться меня, Бруно был тут как тут… Нет, никакого скандала, никаких грубостей — он умел быть одновременно вежливым и весьма убедительным. А если надо, применить и силу. Конечно, опираясь на закон о правилах поведения в общественных местах.Тем временем в легком танце я уже добралась до стула и одним быстрым движением расстегнула платье, которое упало перед глазами присутствующих и улеглось на полу, словно забытая морем волна, случайно окрашенная в красный цвет.И еще перед глазами у всех возникли заключенные в бюстгальтер — очень открытый — мои 38-дюймовки, обсыпанные золотистой пудрой. Они так и рвались туда, к публике, за пределы сцены. Почему-то все мужчины это любят.Затем я поставила на стул ногу (здоровую) в туфле на шпильке и тоже медленно стала оглаживать сверху донизу, вполнакала поигрывая застежками чулок. (Это мужчины тоже почему-то обожают.)В этот момент, чтобы всем было понятно, на меня начинают обычно сыпаться зеленые. Деньги то есть… Ну, сыпаться, наверное, слишком сильно сказано, но все ж таки бумажек хватает.Так было и сейчас. Мужчины сгрудились возле сцены и, позванивая и шелестя, просили меня продолжать… И знаете что, признаюсь, как на исповеди: мне нравится, когда они об этом просят. Нравится чувствовать, что я им нужна, что я хозяйка своих желаний и поступков и сама решаю, что снимать и когда. И снимать ли вообще.Сейчас я ограничилась тем, что вытащила гребень и заколку из волос, тряхнула головой, и локоны рассыпались по плечам.— Кьяра! — возопил молодой морячок. — Ну пожалуйста!Его поддержал дружный мужской хор, и почти каждый из “хористов” норовил сунуть мне в подвязку мятую купюру. Что оставалось делать, как не пойти им навстречу?.. Ну и что такого, если люди от этого получают заряд бодрости и удовольствие? Мы ведь гуманисты, разве не так?..Моему решению способствовали не только высокие мотивы, но и более низменное чувство — месть. Я оглядывала бабки, засунутые за подвязки, и думала, что, чем больше будет их сегодня у меня, тем меньше достанется этой наглой воображале Фрости, которая только что дала нам понять, что считает нас существами низшего сорта.И в эту минуту я случайно подняла голову и увидела, как в зал вошел тот опасный тип итальянской наружности. Вошел и прошагал к кабинке, где сидел в прошлый раз.Я быстро повернулась, возвратилась к своему стулу и, перегнувшись через его спинку, решила все-таки выполнить сегодня ожидаемое столь многими.Медленно расстегивая бюстгальтер, я поднимала глаза, вглядывалась в зрителей, почти в каждого из них, и ощущала по большей части — верите вы или нет — теплые чувства к ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26