— А что с заводами?— Еще вчера вывезли.— Государственные бумаги?— Вывезли все, — ответил Билл Уэбстер. — Прессы для денег, казначейские билеты, разные бумаги, документы, кучу бюрократического мусора.Эндрю только головой покачал. Трудно было представить, что для этого потребовалось несколько вагонов, но если придется восстанавливать Русь после войны с мерками, все это еще понадобится.— Что мы забыли? — спросил он тихо. Все минуту помолчали.— Спасти весь город целиком, — печально сказал Яро, один из сенаторов.— К сожалению, это невозможно, — прошептал Эндрю, глядя на площадь и на собор. Часы, спроектированные Готорном, отсчитывали минуты над их головами.Когда люди вновь вернутся сюда, что останется от былого великолепия — лишь обгорелые обломки? И смогут ли они вообще вернуться, или теперь они превратились в вечных беженцев, как странники, которые вечно бродят по свету впереди орды?— Завтра начнется главное действие, господа. Поэтому всем нам лучше пойти поспать.Эндрю посмотрел вверх. Юго-западный ветер гнал тучи по небу.— Завтра будет ясная погода, — сказал Джон. — Аэростаты смогут подняться в небо, и мерки наконец поймут, что произошло.Эндрю кивнул и пошел к своему дому. Глава 10 — Я думал, почему бы мне не зайти и не поговорить о моих мушкетах, — сухо произнес Винсент.— Этим занимается Джон, а не я, — ответил Чак. Неожиданное появление Винсента застало его врасплох.— Джон далеко, до него триста миль, так что я еще не скоро смогу обсудить с ним это. Вчера я видел, как прямо с завода в Риме увезли по меньшей мере тысячу мушкетов. И я, черт побери, хочу знать почему.Рабочие, стоявшие неподалеку, молчали, глядя на Винсента с откровенным возмущением, словно он завизжал посреди церковного богослужения.Чак жестом предложил Винсенту выйти наружу.— Не тревожь моих людей, — холодно сказал он. — Здесь делают точные инструменты. Если у кого-нибудь из них дрогнет рука, то несколько недель, а может, и месяцев работы пойдут насмарку.Винсент и не подумал извиниться, он только сердито посмотрел на Чака.— Почти половина моих людей по-прежнему безоружна! Как, по-твоему, я могу чувствовать себя при этом?— Я все понимаю, Винсент, — отозвался Чак.— И какого черта тебе понадобилось здесь делать? Я слышал, что ты снял с работы в Риме сотню оружейников. Сколько же мы теряем из-за этого оружия? Порох исчезает, куда-то делся один из двигателей, и олова нигде не достать. Поговаривают, что ты строишь здесь секретный завод.Чак пожал плечами с видом полнейшей невинности.— Джон знает, что тут творится?— Эндрю предоставил мне самому решать, что нужно делать, а что нет.— Это не похоже на Эндрю. Обычно его приказы звучат гораздо точнее.— Но он именно так и сказал, — произнес Чак тоном оправдывающегося школьника. — И у меня, кстати, есть письменное подтверждение.— Мне нужно пятьсот мушкетов, Фергюсон, десять батарей и побольше патронов и снарядов.— Ты просишь их у меня или требуешь? — спокойно спросил Чак.— Я объясняю. Ты распоряжаешься всем оружием, потому что все люди Джона заняты на постройке оборонных сооружений в Кеве. Делай что угодно, приказывай что хочешь и кому хочешь, но я должен получить мушкеты.— Или?— Кто-нибудь из моих людей поговорит с Джоном и намекнет, что ты тратишь чуть ли не тонну пороха в день. Посуди сам, сколько патронов могло бы получиться из такого количества?— Ты мерзавец, — прошептал Чак.— Конечно, — холодно ответил Винсент. — Половина армии Марка сражается на южной границе с двумя уменами мерков. Я собираюсь вывести отсюда войска и пойти ему на подмогу. Будь я проклят, если соглашусь проводить эти дурацкие учения в тылу, когда на фронте разворачиваются настоящие события.— Да что с тобой случилось, Винсент? — поразился Чак.Он вопросительно посмотрел на Дмитрия, который стоял неподалеку и с интересом прислушивался к беседе. Впрочем, старый солдат не понимал по-английски ни слова и не мог уяснить, в чем, собственно говоря, дело.— Я просто выполняю свою работу, — сказал Винсент.— Война для тебя стала слишком личным делом, — тихо сказал Чак. — Разумеется, я ненавижу этих мерзавцев, а кто их любит? Но я не позволю им влезть ко мне в душу и подчинить ее. Да, я нарушаю правила, но я нутром чувствую, что прав, и что именно то, что я делаю, позволит нам победить. А ты превращаешься в такого же убийцу, как и они.— Не учи меня, — прошипел Винсент.— Было время, когда ты без колебаний учил нас, ты проповедовал мораль целому полку. Ты убедил солдат остаться здесь, хотя Тобиас уговаривал их собирать вещи и улепетывать. А сейчас в тебе осталась только ненависть. Мерки не получили твоего тела, но, боюсь, они уже получили твою душу.— Я не собираюсь слушать твои измышления, — оборвал его Винсент.— Если хочешь получить свои проклятые мушкеты, лучше послушай.Винсент посмотрел на Чака.— Винсент, ты мне нравишься и всегда нравился. Черт, мы выросли в Вассалборо вместе. Помню, как-то раз ты ходил с нами на пруд Веббера. Твой отец тогда поднял страшный шум из-за того, что мы купались нагишом.По лицу Винсента скользнула улыбка.— Я помню, какими глазами ты смотрел на мою сестру Элис, — продолжал Чак.Винсент промолчал, но, склонив голову к плечу, внимательно слушал старого друга.Тогда мы были невинными детьми, — вздохнул Чак. — Никто даже не думал, что мы вырастем и станем убийцами. Я хотел быть инженером и изобретать машины, ты собирался учиться и стать преподавателем или писателем, как полковник Кин. А мы оказались втянутыми в войну. Винсент, я занимаюсь этим, потому что это моя работа, но ты полюбил войну.— Только так мы можем победить, — ответил Винсент.— Посмотри на Кина. Черт, я помню, под Геттисбергом… ему и правда нравилось воевать, даже когда убили его брата. Но посмотри на него сейчас. Он стал генералом, командующим. Кто-то должен вести войну, и он взвалил это на себя. Но я бы ни за что на свете не хотел оказаться на его месте. Это как рак, разъедает тебя изнутри. Ты станешь таким, как Кин, ты уже герой и все такое прочее, но в конце концов окажется, что внутри ты мертв.— Ты закончил проповедь, брат Фергюсон? Чак кивнул.— Тогда я хочу получить свои ружья.— Дам сколько смогу. Обещаю, что ты получишь их как можно скорее.— Тогда твоя тайна так и останется тайной.— Как дела в Риме?— Хаос. Юлий размещает беженцев. Не обошлось без неприятностей — пара пожаров, болезни, но в целом все в порядке. Думаю, крестьяне всегда поймут крестьян. Как говорится, «рыбак рыбака видит издалека». Плохо то, что беженцы продолжают прибывать. Не то чтобы мерки представляли такую угрозу на юге, но они привязывают нас к южному фронту. А город превратился в настоящий детский сад. У нас в доме — две матери и пять детей, Танины родственники.— А как Оливия, дочь Марка? Винсент покраснел.— С ней все в порядке. Она спрашивала о тебе.— Что это ты покраснел, Винсент?— Ничего.— Ну-ка признавайся, у вас что-то было. До меня тут доходили кое-какие слухи.— Клянусь, ничего не было, — сказал Винсент поспешно. Чак решил больше не возвращаться к этой теме.— Ты слышал сегодняшнее сообщение? — спросил он мирно, и Винсент облегченно перевел дух.— Об эвакуации Суздаля? — Он кивнул.— Плохо дело. Я почему-то думал, что город останется в наших руках. А сейчас будто услышал о захвате Мэна мятежниками. Суздаль стал нашим домом. Черт, у меня там симпатичный домик, и я собирался построить настоящий большой дом с террасой, башенками и изгородью, обзавестись семьей, детишками…— Война, — пробормотал Винсент и потупился. — Кстати, как там насчет снайперских винтовок?Чак заколебался.— Я не могу делать их так быстро. У меня много другой работы.— Я видел, что ты дал одну Эндрю. Я тоже хочу.— Собираешься лично пристрелить кого-то? Винсент улыбнулся и ушел.— Какого черта он сюда явился? — спросил Теодор, подходя к Чаку.— Пришел поторговаться, чтобы кое-что получить взамен.— Он хороший генерал, — сказал Теодор. — У меня братья служат в Восьмом полку. Говорят, он — прямо огонь.— Огонь может прогореть, — ответил Чак.Он кивнул Дмитрию и пошел обратно в мастерскую.Дмитрий кивнул в ответ и подошел к Винсенту, который уже садился на лошадь, чтобы отправиться в Испанию.— Ты получил оружие? Винсент улыбнулся.— Что он говорил?— Ничего особенного.— Нужно выучить ваш английский, а то больно страстно вы обсуждали это самое «ничего особенного».— В том, что он говорил, действительно нет ничего особенно интересного для тебя, Дмитрий.Дмитрий промолчал.Винсент, насвистывая, пришпорил лошадь. Он еще не был готов действовать, но дайте ему еще пару месяцев, а уж что ему делать, он знает.Впервые за много месяцев Эндрю увидел у нее на глазах слезы. Он неловко подошел и обнял Кэтлин. Мэдди спала у нее на руках.— Мы так старались, чтобы у нас дома было хорошо, — сказала она, обводя взглядом комнату. Голос у нее дрожал. — Людмила дала мне занавески, еще когда я жила в том маленьком домике в Форт-Линкольне. Она отошла от Эндрю.— Колыбелька Мэдди. Помнишь, как гордились парни, которые нам ее подарили? — Она погладила спинку стула, словно прощаясь с добрым другом; на несколько секунд ее взгляд задержался на висевшей в рамке фотографии из газеты — Эндрю и Кэтлин. Единственное, что она забрала с собой, — медаль, врученную ей самим Линкольном. — Господи, и все это мы потеряем.Прижав к себе ребенка, она выбежала из комнаты, Эндрю молча последовал за ней.На пороге их ждали два солдата Тридцать пятого полка, чтобы нести их скромный багаж. Люди, остававшиеся в городе до конца, сейчас шли к станции, таща узлы и чемоданы.Эндрю огляделся. Большинство солдат из полка были ему незнакомы. Те, с кем служил Эндрю, теперь командовали другими подразделениями, вошли в его штаб или выполняли работу в правительстве. А в полку теперь служили русские, римляне и даже несколько карфагенян. Все они носили форму старого образца; темно-синий мундир, голубые брюки и кепи с номером «35». На плече — одеяло в скатке и спрингфиддовская винтовка. Впереди полка несли старое полковое знамя, побывавшее в сражении еще при Антьетаме, залатанное и чиненное несколько раз, темно-синее знамя штата Мэн и голубой стяг Руси. За ними виднелись знамя и эмблема Сорок четвертой батареи и такой же американский флаг.Даже сейчас Эндрю переполняла гордость — полк с честью выдержал все испытания, выпавшие на его долю, и выдержит все, что в дальнейшем преподнесет ему судьба. Даже если они никогда не вернутся сюда, если придется обойти весь мир, пока есть те, кто помнит честь и славу минувших сражений, кто сохраняет знамена, полк будет жить.Эндрю казалось, что под знамена собрались души всех тех, кто служил в полку: его брата Джона, Киндреда, Сэдлера, Данливи из Сорок четвертой батареи и, конечно, Ганса.— Мы вернемся! — крикнул Эндрю. Его голос разнесся по всей площади.Он посмотрел на товарищей, словно в их рядах по-прежнему оставались умершие братья по оружию, и прошептал:— Мы вернемся! — Он снова возвысил голос: -Мы будем бороться до конца! Город, страна канут в небытие, но нас будут помнить. Пройдет время, и наши внуки будут говорить об этих днях, вспоминать вас, ваши подвиги. Они будут знать, что вы принесли себя в жертву ради их свободы. Наши дома, наш город могут разрушить, но мы восстановим их, мы избавимся от страха, который тяготеет над этим миром много сотен лет. Именно во имя освобождения мы и боремся.Он показал на Мэдди, которая сладко спала на руках у матери.— Она — самое ценное из всего, что у меня есть и что я могу потерять. Когда-нибудь она будет стоять на этом самом месте и рассказывать внукам, не знающим, что такое страх, нашу историю. Запомните мои слова! Мы уходим, но мы еще вернемся, даже если придется обойти весь мир!Он посмотрел на свою улицу и вспомнил, как гулял с Кэтлин ночью за день до войны. Тогда они смеялись, вспоминая, как Пэт исполнял роль Ромео, а юный Григорий читал отрывок из «Генриха V».— «Пусть мало нас, но мы — едины», — прошептал он строку из песни.Эндрю спустился с крыльца и оглянулся. Дом сиротливо глядел на них опустевшими окнами, дверь была распахнута настежь. Кэтлин печально улыбнулась.— Не имеет смысла ее запирать, — сказала она. Эндрю поцеловал ее в лоб, потом поцеловал Мэдди, которая открыла глазки и потянулась к отцу.Он поднял руку и показал вперед. Колонна двинулась.Они прошли мимо церкви. Из дверей ее выходил священник, служивший некогда в полку капралом. В одной руке он держал винтовку, в другой — Библию. Появилось еще несколько солдат. Они несли полковые книги, в которых велись записи с тех пор, как был сформирован полк.С юга донеслось знакомое стрекотание пропеллеров — в воздухе показались вражеские корабли. Эндрю настороженно смотрел на них, готовясь дать команду рассыпаться в стороны, если меркам придет в голову напасть на беззащитную колонну — уж больно легкую цель она представляла собой. Один из кораблей пролетел на запад и снизился за рекой.— Должно быть, сообщает, что город опустел, — сказал Эндрю, посмеиваясь. — Не ожидали?Остальные корабли продолжали двигаться на северо-восток на высоте нескольких тысяч футов.От площади вереница беженцев направилась к железнодорожной станции, в сторону восточных ворот. Из собора вышел отец Касмар в окружении нескольких священников. Он перекрестился, а священники плотно закрыли тяжелые двери храма. Калин, Людмила и другие люди тоже перекрестились и направились к Эндрю.— Святые мощи, — пояснил Касмар, показав на деревянный ящик, который несли четыре священника. — Надеюсь, вы понимаете, как важно доставить их в целости и сохранности. Эндрю улыбнулся:— Поставьте их в наш вагон, ваше святейшество.— Пожалуйста, Эндрю, называйте меня просто Касмар.Эндрю с признательностью кивнул. Касмар, несомненно, был самым скромным из всех священников, которых Эндрю когда-либо доводилось видеть. Он носил домотканую шерстяную рясу, окрашенную в традиционный черный цвет. На нем не было никаких украшений, кроме обыкновенного железного креста Кесуса и перевернутого креста Перма.С другого берега снова начали стрелять. Несколько взрывов прозвучало прямо на площади. Эндрю тревожно оглянулся — никто не пострадал.Из переулка появился Буллфинч. Он подошел к Эндрю и отдал честь.— Помни, Буллфинч, вам придется действовать без всякой поддержки. Я бы хотел, чтобы, как только мы уедем, батареи и последний суздальский полк эвакуировались к морю. Вы должны удержать реку. Задайте меркам жару при переправе, замедляйте их наступление, но позвольте им войти в город до заката. У вас строжайший приказ: не беспокоить их, пока они находятся в пределах двух миль от города.Этого приказа я до сих пор не понимаю, сэр.— Поймешь, когда откроешь запечатанный пакет, — ответил Эндрю. — После этого пресекайте любые их попытки получить подкрепление со стороны моря.Буллфинч кивнул. Сейчас он как никогда походил на пирата — с повязкой на глазу и шрамами на лице.— Да, сэр.— Похоже, задание тебе нравится.— Так оно и есть, сэр. Командовать независимой флотилией — что может быть лучше?— Только постарайся остаться в живых и не потеряй броненосцы. Майна собирается отправить для тебя на Кеннебек продовольствие, уголь и воду. Если сможешь, поддержи Гамилькара, для его рейдов пригодилась бы охрана.— Он будет счастлив услышать это.— Удачи, сынок.— Вы не могли бы хоть сказать мне, для чего такая секретность? До нас доходили слухи, что за городом появилась запретная зона — туда нельзя было попасть в течение нескольких недель. И этот запрет обстреливать город. Что вы задумали, сэр? — тихо спросил Буллфинч.— У тебя есть запечатанный пакет с приказом. Откроешь его, когда произойдет то, о чем мы договорились.— Как прикажете, сэр, — разочарованно произнес Буллфинч.— Хорошо. А теперь ступай.Буллфинч отдал честь и отправился в порт.Колонна наконец добралась до станции. У платформы стояли два состава с последними беженцами. Джон вышел из вагона и отдал честь.— Пэт сообщает, что к ночи они будут в Вазиме. Авангард уже вышел из леса.— А остальные?— Армия отступает, как и планировалось. Возле Вазимы их ждут поезда. Арьергарду приходится туго — мерки сильно теснят наши отряды.— От самого Пэта есть известия?— Ничего с самой ночи.— Молю Бога, чтобы с ним не случилось того же, что и с Гансом, — пробормотал Эндрю.Джон понимающе кивнул.— Что с фронтом к югу от брода?— Последний отряд отступил на рассвете. Сейчас мерки, скорее всего, уже перебрались через реку.— Тогда поехали. Джон помог Кэтлин влезть в вагон. Там уже толпились штабные офицеры, помощники Калина и священники во главе с Касмаром.Помощник телеграфиста, висевший на столбе, спросил:— Сэр, а что же будет с телеграфными проводами?Они так и останутся здесь?— Сейчас это уже не важно, — ответил Эндрю.Из всех вагонов, прильнув к окнам, на него с тревогой глядели люди. Он зашел в комнату телеграфиста на станции, где его уже ждал Юрий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36