Вернувшись из больницы от Мэйв, Патрик сидел за столом на палубе своего катера под названием «Вероятная причина» и наблюдал, как в бухте крачки ныряют за мелкой рыбешкой. На этой неделе рыбьей мелюзги плавало вокруг слишком много — было очень странно видеть ее в больших количествах так высоко по течению реки. Они всегда плавали в устье реки, но катер Патрика стоял в доке почти в семи милях вверх по течению. Вода здесь была уже довольно пресной, но сейчас это был рай для рыбы и морских птиц. Глядя через поручень, Патрик увидел, как какая-то голубая рыба поднялась на поверхность, хватая все, что подвернется. Вдруг зазвенел его мобильный телефон, и он даже не посмотрел, кто звонит, настолько был поглощен наблюдением за рыбным балетом.
— Алло, — сказал он в трубку.
— Патрик? — раздался голос.
Он мгновенно узнал его. Патрик обладал профессиональным навыком полицейского запоминать основные приметы людей, а голос Марисы Тейлор оставил неизгладимый след в его памяти.
— Мариса?
Она рассмеялась — быстрый, нервный смешок, который заставил быстрее забиться его сердце.
— Да, я. Удивительно, как ты узнал…
— Я же детектив, мадам, — объяснил он. — Это моя работа — узнавать.
— А-а… — протянула она, тихо посмеиваясь.
— Как жизнь в Кейп-Хок? — спросил он.
— Нормально… отлично…
Наблюдая, как вьются над головой чайки, Патрик ждал, когда она продолжит говорить, одновременно размышляя, почему у нее такой неуверенный голос.
— Наверное, скучаешь по своим друзьям, — сказал он. — По Лили и Роуз. И Лайаму.
— Лили мне звонила. И я действительно по ней соскучилась. И даже больше, чем ты можешь себе представить. — Она помолчала. — Кажется, сейчас я по всем скучаю.
Сердце Патрика чуть не выпрыгнуло из груди. Неужели она имеет в виду и его? Еще раньше он дал себе обещание не торопить события, когда в следующий раз будет с ней разговаривать или снова увидит ее. Встреча с Марисой в Кейп-Хок затронула его за живое — такого не происходило с ним уже давно… с тех пор, как он разошелся с Сандрой. Тогда у него в душе буквально все перевернулось вверх дном. Он был рад, что сейчас Мариса его не видит — почувствовал, как густо покраснел.
— Скучаешь по всем? — едва смог он выговорить.
— Да, — ответила она. — Ну, а конкретно — по одному человеку. По своей сестре.
«Хорошо, — заставил он себя подумать. — В этом больше смысла». Он откашлялся: она звонила ему как полицейскому.
— С ней что-то случилось? — спросил он.
— Ну, я бы так не сказала, — ответила она. — По крайней мере надеюсь, что нет. Она медсестра в международной организации и часто ездит по всему миру. Последние известия от нее были из Перу. Дело в том, что я пригласила ее на Фестиваль ирландской музыки, а…
— Подожди, подожди! Куда пригласила?
— На Фестиваль ирландской музыки.
— Вот это да! — воскликнул Патрик. — Не забывай — моя фамилия Мерфи. Слова «ирландская музыка» заставляют мое сердце биться чаще. Так ты говоришь, что пригласила сестру, а она не ответила?
— В принципе да.
— Не очень-то это похоже на поведение ангела. Даже падшего.
— Ты не забыл! — сказала Мариса, вспоминая, как поддержка Патрика, когда он был в Кейп-Хок, помогла ей вновь обрести желание играть на скрипке.
Слегка прищурившись, Патрик наблюдал за птицами, быстро кружащими над гладкой поверхностью воды.
— Разве может хороший ирландец забыть про такой ансамбль! Я все еще надеюсь как-нибудь услышать, как вы играете. Но не буду перебивать. Ты говоришь, твоя сестра не ответила на приглашение? А вы с ней были близки?
— Ну… — начала было Мариса и запнулась.
— Не очень?
— Раньше мы были очень близки. Но потом я вышла замуж за Теда…
— Эдвард Хантер опять наносит удар, — сказал Патрик. Он подумал о Лили и Мэйв, о годах, которые они провели в разлуке. Таких прекрасных женщин обманул этот подонок. — Что случилось? — спросил он.
Я сама себя об этом все время спрашиваю. Тут дело не в чем-то одном. Она просто не могла видеть, как я постепенно теряю себя. Она очень сильная женщина, я тоже раньше была такой. Мы стали медсестрами, потому что хотели помогать самым больным из всех больных и самым бедным из всех бедных… — Ее голос сорвался.
Патрик держал трубку и думал о том, как бы хотел ее сейчас утешить. Он уже видел этот ее затравленный взгляд в Кейп-Хок. Именно такой взгляд был раньше у других женщин.
— Жестокое обращение в семье может надломить человека, — сказал он. — Ты должна простить себя.
— А мне так хочется, чтобы Сэм простила меня, — тихо ответила она.
— Ты могла невольно оттолкнуть ее от себя, — предположил он. — Наверное, это и случилось.
— Да, наверное, — согласилась она. — И я от этого очень страдаю! И Джессика так любит Сэм. Чем дольше это продолжается, чем дольше у меня нет от нее вестей, тем больше мне кажется, что мы уже никогда не встретимся.
— Ты волнуешься за нее?
Когда она не ответила, он задал еще один вопрос:
— Ты сказала, что твоя сестра в Перу?
— Да. В горах. Ездит с отрядом врачей по бедным деревням.
— Ты знаешь, как называется этот отряд?
— Он базируется при клинике Джона Хопкинса в Балтиморе. Называется «Глобальная забота».
Патрик записал эти данные.
— Ты уверена, что она все еще в Перу?
— Уверена. Недавно она прислала по электронной почте письмо… правда, адресованное не только мне, но и всем ее друзьям… Так вот, в нем она пишет, что собирается поехать в еще один горный район.
— Как ее полное имя? По паспорту?
— Саманта Джоан Махун.
— ; Хочешь, я позвоню кое-кому из знакомых в международной полицейской организации? Они могли бы ее разыскать.
— Серьезно?
— Да.
Мариса долго не отвечала, борясь с собственным одиночеством, но в то же время изо всех сил стараясь понять, чего бы хотела сама Сэм.
— Не думаю, что ей это понравится, — наконец ответила она. — Я знаю, как трудно достать разрешение на посещение некоторых районов в тех странах, где она работает. Я бы не хотела создавать для них проблем. Думаю, мне лучше подождать, пока она сама объявится или напишет.
— Понимаю. А она раньше бывала в Кейп-Хок?
— Нет. Но я уверена, ей бы здесь очень понравилось. Особенно сейчас, когда начинается музыкальный фестиваль. Завтра Джессика устроит лимонадный буфет прямо рядом с беседкой на вершине холма. Могу себе представить, как обрадовалась бы Сэм! По крайней мере та Сэм, которую я знала раньше.
Патрик вдруг почувствовал непреодолимое желание увидеть Марису. Он слышал в ее голосе любовь и знал, что сделает все что угодно, чтобы ей помочь. Они были связаны друг с другом связью, которую сам Патрик не смог бы выразить словами.
Мариса нарушила молчание:
— Все равно, я хочу поблагодарить тебя за то, что предложил помощь.
— Не нужно меня благодарить.
— Я тебе сейчас кое-что сыграю. Нашу любимую песню, — сказала она. — Мою и Сэм.
Он услышал, как она, положив трубку на стол, провела смычком по струнам. А потом из его телефона полилась самая прекрасная мелодия, которую он когда-либо слышал.
Патрик Мерфи закрыл глаза, чувствуя, как под ногами колышется палуба катера. После развода его мир стал таким зыбким. Ему казалось, что Земля соскочила со своей оси и он вот-вот вообще улетит с ее поверхности. Но сейчас, в этот момент, даже несмотря на волны, поднятые проходящим мимо буксиром и заставившие его катер плавно качаться, он почувствовал, что обретает почву под ногами.
Музыка, лившаяся из-под смычка Марисы, завораживала его. Он хотел, чтобы она никогда не кончалась. Хотелось слушать ее всю ночь. Мариса играла чудесно, и мелодия напомнила ему и холмы, и утесы, и китов, и скалы Кейп-Хок. Слушая эту музыку, Патрик хотел запустить двигатели своего катера и отправиться на север, через канал Кейп-Код, прямо в Новую Шотландию.
Он сдержал свои чувства, сказав себе, что Мариса просто играет ему песню, а не приглашает приехать. Он слушал ее игру, а его напрягшиеся мускулы расслаблялись, по мере того как музыка заполняла тело и душу.
Он мог поклясться, что слышит, как она раскрывает ему свое сердце. Он не мог в это поверить, но почувствовал что-то вроде надежды. Надежды на что? Это не имело значения. Закрыв глаза, он просто слушал, как играет Мариса, зная, что сделает все возможное, чтобы вернуть ее сестру назад.
Глава 7
Хаббардз-Пойнт в летнюю ночь — самое близкое к раю место, какое могли бы найти на земле большинство людей. Волны плещутся о берег, сверчки поют в густых, перепутанных ветвях жимолости, а в соленом морском воздухе плывут пряные ароматы роз, дикого тимьяна и американского лавра. Над головой сияют звезды, а во дворах домов мелькают светлячки.
Лили сидела на задней террасе, завернувшись в одеяло и слушая шум волн. Ее нервы были как оголенные провода — при каждом шорохе она вздрагивала. Один за другим гасли огни в домах городка. Она слышала, как перекликались козодои на болоте. Сама природа казалась зловещей, будто опасность пряталась в каждой тени. Ей даже хотелось, чтобы Эдвард наконец появился, потому что она уже не выдерживала напряжения ожидания и размышлений о том, каков будет его первый шаг.
Сейчас, глядя на воду, она думала о дочери. Спит ли она уже? Несколько часов назад они разговаривали по телефону, и Роуз сказала, что Лайам прочитал ей на ночь сказку, но спать ей не хочется.
Лили тоже не хотелось спать. Она увидела, как метеор пронесся через ночное небо, и затаила дыхание. Она хотела обнять Роуз, обнять Лайама, но их не было рядом. Они были на Род-Айленде, и Лили не видела их уже три дня.
Как такое вообще могло произойти? Неужели жизнь похожа на метеор — сверкающий, внезапный и не поддающийся управлению? Или в том, что этой ночью она оказалась именно здесь, заключался какой-то особенный смысл? Все события, приведшие ее сюда, были предопределены? Казалось, все вращалось вокруг Эдварда… и она поймала себя на том, что вдруг вернулась назад во времени к воспоминаниям, которые старалась отбросить, к тому дню, когда она впервые встретила Эдварда, когда еще была Марой.
Что произошло бы, если бы она тогда была голодающей художницей, а не успешным молодым дизайнером? Никто бы не подумал, что дорогие магазины, торгующие вышивкой, будут платить хорошие деньги за разработку рисунков для холстов, но именно так и было. И Эдвард увидел свой шанс.
За две недели до Рождества 1993 года Мара Джеймсон вылетела в Вашингтон из аэропорта города Провиденс. Одни из ее лучших заказчиков — владельцы магазина в Джорджтауне, который назывался «Дельфиниум и плющ», — пригласили ее на чай, чтобы познакомить со своими клиентами и ее поклонниками. Из-за сильного снегопада, из-за приближающегося Рождества, из-за того, что все последние дни она работала допоздна, а ее бабушка посоветовала ей побаловать себя, она решила полететь бизнес-классом и даже заказала номер в гостинице «Хей-Адамс».
Во время полета самолет сильно трясло, но Мара не испугалась. Каждый раз при подобных тяжелых перелетах она вспоминала своего отца. Во время Второй мировой войны он был военным летчиком и героем, совершив на своем бомбардировщике двадцать пять боевых вылетов через Ла-Манш. Она думала о той непогоде, при которой ему приходилось летать, о всех тех налетах, в которых он выжил. После такого ужаса в воздухе он погиб во время совершенно мирного круиза — прогулки на пароме через пролив вместе с матерью Мары во время поездки в Ирландию, когда Маре было всего четыре года.
Она выросла с убеждением, что угадать свою судьбу невозможно — подкрадывающуюся смерть не увидишь. Нужно просто делать все, что можешь, оставаясь как можно более открытым к жизненным возможностям. Переживания по поводу тряски во время полета — пустая трата времени.
При подлете к аэропорту Вашингтона Мара вдруг обнаружила, что все остальные пассажиры в самолете затаили дыхание — все, кроме нее. Повернувшись к иллюминатору, она посмотрела наружу и почувствовала старую боль в груди — пустоту, которая звенела и повторялась эхом, будто ее тело было колоколом. Вибрации пробегали через ее тело, когда самолет бросало вверх-вниз из-за встречного ветра. Пассажир, сидевший рядом с ней, молился Богу.
Самолет тряхнуло так, что, казалось, он вот-вот развалится на части. Кто-то резко вскрикнул от страха. А Мара просто смотрела на снег, несущийся сплошным потоком за иллюминатором. Ее глаза наполнились слезами — ей хотелось бы испытывать страх смерти. Но его не было. Он пропал в тот самый день, когда погибли ее родители. Иногда она жалела, что ее не было с ними на том пароме, жалела, что вместо этого была со своей бабушкой в Коннектикуте.
Главным в ее жизни были бабушка, работа и вышивка. Ей был тридцать один год, и до сих пор она еще никого по-настоящему не любила. Зачем влюбляться, если все это может закончиться одним летним днем во время мирной прогулки на пароме по Ирландскому морю? Когда самолет наконец коснулся земли, сильно подпрыгнув на взлетной полосе, остальные пассажиры закричали: «Ура!» — а Мара лишь спокойно собрала свои вещи.
Пассажиров бизнес-класса выводили первыми. Мара обратила внимание на других людей. Какой-то молодой человек в твидовой куртке стоял в начале салона и смотрел на нее, когда она собирала свои вещи. Решив, что она всех задерживает, Мара слегка ему улыбнулась и поспешила выйти из самолета.
У выхода стояли стюардессы и капитан, явно утомленные таким сложным полетом. Проходя мимо, она поблагодарила их. «Надеюсь, вы полетите с нами снова», — сказал ей пилот. «Обязательно!» — ответила Мара. Ей было не по себе — она была потрясена не столько перелетом, сколько сумятицей, творившейся в душе. Может быть, ей стоит на этот Новый год дать себе зарок постараться больше открывать свое сердце?
Все еще переживая свое странное душевное состояние, она подошла к стоянке такси. Стоя в очереди на тротуаре, она заметила того молодого человека в твидовой куртке, тоже спешащего к такси. У него была крепко сбитая фигура, сильные плечи растягивали куртку. Шел снег, и она подумала, не холодно ли ему без пальто. Его дипломат выглядел немного поношенным, будто он носил его еще со времен школы. У него были каштановые вьющиеся, очень коротко остриженные волосы. Она заметила наклейку Гарвардского университета на его багаже, и это заставило ее тут же отвернуться: ей показалось, что слишком уж явно он выставлял напоказ то, что закончил престижное учебное заведение.
Подъехало такси, и Мара протянула руку, чтобы открыть дверцу машины, одновременно с этим молодым человеком. Его глаза казались темными, напряженными — и на мгновение ей показалось, что он собирается драться с ней из-за такси. Его напор и энергичность напугали ее, и она шагнула назад.
— Пожалуйста, машина ваша, — сказала она.
— Хотите, поедем вместе? — спросил он, быстро сменив тактику.
— Нет. Все в порядке.
— Ну же! Куда вам ехать?
Вдруг темнота в его взгляде сменилась на самую яркую улыбку, которую ей приходилось видеть. Он выглядел таким милым, очаровательным и беззаботным, будто предлагал ей отправиться в какое-нибудь забавное путешествие по столице. Несмотря на первоначальную антипатию, возникшую у Мары по отношению к этому человеку, сейчас ей показалось, что у него очень милая и привлекательная улыбка.
Но Мара лишь вежливо улыбнулась и подбежала к следующему такси, сказав водителю: «Хей-Адамс», пожалуйста», стараясь как можно быстрее сесть в машину, чтобы уехать от этого человека, стоявшего на тротуаре и смотревшего на нее зелеными с золотистыми искорками глазами и, — что самое прелестное! — с рукой на сердце!
Она приехала в прекрасный отель, расположенный через Лафайетт-парк напротив Белого дома. Давным-давно здесь останавливались ее бабушка с дедушкой, и Мара чувствовала благословение бабули, когда регистрировалась в шикарном холле, когда поднималась вверх в лифте, обшитом отполированным до блеска красным деревом, когда входила в прекрасную комнату с видом на заснеженный парк и Белый дом. Она успела только открыть чемодан, чтобы достать платье и последние эскизы вышивки, когда услышала стук в дверь.
Посмотрев через глазок, она увидела букет красных тюльпанов в чьей-то руке. «Наверное, их прислала бабуля!» — подумала она. Схватив сумочку, чтобы достать мелочь для портье, она открыла дверь.
— Это вы?! — удивленно воскликнула Мара, узнав молодого человека, с которым столкнулась на стоянке такси.
— Вам не хватало тюльпанов, — ответил он. — Идет снег, а вы так прекрасны, и единственная мысль, которая мне пришла в голову, — я должен преподнести этой девушке красные тюльпаны.
— Но откуда вы узнали, где меня найти?
— Меня вела судьба.
Она удивленно подняла брови. Дверь была наполовину открыта, она стояла внутри, а он — в коридоре. Ее сердце учащенно билось, во рту пересохло. Она была напугана и одновременно заинтригована. Мужчины не делают подобных вещей. Может, они поступают так в Париже, или Риме, или других невероятно романтических местах на другом конце света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33