А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Глава шестая
– Ты не прав, Джордан, – в который уже раз сказала Джини.
Безмолвие ночи окружало их, и во мраке послышался его тихий требовательный голос:
– Ты мне все время повторяешь это, но я не верю тебе. Ты моя, Джини. Сегодня мы начнем все сначала.
Он так крепко сжимал ее в своих объятиях, что у нее болели руки. Она царапалась, тщетно пытаясь вырваться от него.
– Ненавижу твои замашки пещерного человека, – в отчаянии сказала Джини.
– Тогда я буду нежным, любовь моя, – прошептал он, опять удерживая ее.
Его рука так легко коснулась ее тела, что эта внезапная нежность удивила обоих.
У нее перехватило дыхание. Горячая страсть как поток подхватила ее.
– Я совсем не это имела в виду. – Джини разрывалась между желанием быть любимой и устоять перед ним.
– Неужели? По-моему, ты была довольна, – поддразнил он, прежде чем его губы опять слились с ее губами.
На этот раз поцелуй был полон такой обжигающей страсти, что она не могла дышать, ее тело без сил лежало в его руках. Но его желание не могла утолить просто уступчивость, он снова и снова упивался сладостью ее губ.
Только когда ее пальцы слабо обняли его за шею, он ослабил натиск своих побеждающих губ. Только тогда уверился: она принадлежит ему.
Джини затрепетала от желания, не в состоянии устоять перед его обаянием и перед жарким восторгом, который вызывала в ней его страсть.
В этих губах была для нее и мука, и блаженство. Джини ненавидела себя за то, как отвечала на его поцелуи.
А тихий чувственный голос шептал ей в ухо: «Ты моя, отныне и навсегда».
Джордан поднял ее на руки и понес по всему дому в поисках спальни. Ее голова лежала у него на груди, и она слышала, как бешено бьется его сердце. Объятая страхом, она все же горела от чувств более сильных, чем страх.
Они кружили в темноте, он сам был темнотой, и в этом все поглощающем мраке они были единым целым. Когда они оказались перед дверью спальни, Джини вновь ощутила ужас – она поняла, что, если уступит сейчас, никогда уже ничего не сможет исправить.
Она закричала, но его губы зажали крик, стирая из памяти все, кроме его мужественности.
За окном блеснула молния, и весь мир содрогнулся от грома. Поднялся сильный ветер, от его порывов задрожал весь дом. А может быть, это Джордан так сильно раскачивал ее?
Между тем его губы спустились по шее, между грудей, обожгли ее обнаженную кожу, нежно коснулись каждого ужасного шрама. Он шептал слова любви, невразумительные ласковые слова, которых никогда прежде не говорил.
– Скажи, что ты хочешь меня, Джини, – наконец жадно потребовал он. Она не ответила, и хрипловатый голос опять приказал, еще настойчивее: – Скажи, Джини!
Все плыло у нее перед глазами от желания, а она пыталась разглядеть выражение на мужском загорелом лице, находившемся так близко. Мучительную боль и терзающую душу любовь – вот что увидела она.
– Я хочу тебя, – тихо прозвучало признание.
От этого шепота гнев исчез, на его лице заиграла полная нежности улыбка, та самая робкая полуулыбка, которую она так любила. Вместе с ней возникло волшебное чувство, что время повернуло вспять, пропали годы, проведенные в разлуке, они опять молоды и любят друг друга. По жилам у Джини потек расплавленный огонь.
Он опять поцеловал ее, еще нежнее, чем раньше, потом внес ее в спальню и опустил на кровать. Она лежала, охваченная пламенем чувственной страсти, и следила за ним глазами. Он подошел к окну и опустил жалюзи, потом вернулся к кровати и стоял, возвышаясь над ней, широко расставив ноги. В его позе было что-то древнее, без слов говорившее об одержанной победе.
Свет ее золотисто-коричневых глаз встретился с огненным блеском в его черных глазах. Ничего не говоря, он начал раздеваться, и Джини следила за ним без чувства стыда, восхищаясь совершенством мужского тела. Где-то далеко появилась мысль, что надо бы встать и убежать, но было уже поздно: его поцелуи пробудили целый поток чувств, переполнивших ее.
Он ослабил галстук и стянул его через голову. Потом пиджак, рубашку и остальную одежду, а вместе с ней и последние признаки цивилизации. У него было гладкое смуглое тело, сильное, как у ягуара, но только еще красивее. Гораздо красивее, мелькнула слабая мысль, и всю ее пронзила извечная языческая дрожь. Джини опустила ресницы, чтобы он не увидел, какое впечатление произвела на нее мужская плоть.
Он подошел ближе, и когда его обнаженное тело коснулось ее, все закружилось у нее перед глазами. Затвердевшие соски погрузились в жесткие волосы у него на груди. Короткий стон вырвался у него, такую боль причиняли ему ушибленные ребра. Но он тут же забыл о боли – его охватила страсть.
А потом жаркие тела сплелись, и все разделявшее их, все годы разлуки исчезли. Они были просто мужчиной и женщиной, жаждавшими друг друга.
Они не говорили ни слова. Страстные. Восхищенные. Их тела требовали. Горячие губы обжигали сокровенными поцелуями нежную кожу. Затем его губы прильнули к бешено пульсирующей жилке у нее на шее и остановились. Медленно его руки двигались вдоль ее рук, талии, бархатистой кожи стройных бедер, и вдруг его ноги оказались между ее ног.
Ее тело медленно прогнулось, готовое принять его. С невыразимой нежностью он наконец прижался к ее теплой плоти и овладел ею. Но только дав ей время привыкнуть, он начал двигаться, сначала не спеша, потом все быстрее.
Слабость охватила все тело Джини, она стала покорной рабой, слепо следующей за своим господином в его желании.
– Джордан! – прозвучало, как стон восторга, и он принялся истово целовать губы, с которых сорвался этот звук.
Ее руки гладили его шею, крепкие мышцы на плечах и на спине, ощущая испарину страсти. Даже самое легкое касание этих рук вызывало в нем трепет. Он тяжело и неровно дышал, и она чувствовала, что он так же поглощен ею, как и она – им.
Внезапно ей показалось, что она теряет сознание, но одновременно она ощутила и необычайную полноту жизни.
Джордан крепко прижался к ней, тела таяли, сливаясь воедино, а волны любви уносили их к неведомым берегам, которых ни один из них не знал прежде. На мгновение души тоже соединились в пламени взаимного восторга.
Не говоря ни слова, Джордан сжимал ее в своих объятиях, хотя буря страсти стихала. Она слышала, как сердца их бились в унисон.
То, что произошло между ними, было слишком замечательно, чтобы у них нашлись сейчас какие-либо слова. Но даже в момент взаимного восторга она не забывала о своей боли. Нельзя позволять этой страсти разгореться. И раньше, и теперь их связь невозможна. Теперь больше, чем когда-либо. Завтра скажу ему об этом, подумала она в отчаянии. Завтра, когда мы оба будем способны рассуждать более спокойно.
А в ту ночь он несколько раз будил ее, и они любили друг друга. Казалось, что, как только он познал счастье обладания, он не мог насытиться ею. Наконец, незадолго перед рассветом, он позволил ей заснуть – глубоким сном без сновидений.
На следующее утро она проснулась первой. В доме стояла мертвая тишина, хотя наверняка было уже поздно. Это могло означать, что Мелани тоже еще не встала. За окном капли дождя падали с деревьев. Пересмешник поднял шум в кустах – видно, Саманта вышла на охоту.
Джини лежала в полутьме спальни, мысли ее блуждали, перемежаясь забытыми чувствами.
Да, та страстная женщина, испытывавшая прошедшей ночью пылкий, темный, бесстыдный восторг, принадлежала только Джордану, как бы она ни хотела убедить себя в обратном. Теперь ей стало это совершенно ясно.
Бархатно-черная ночь и часы любви пронеслись, точно сон, но заставили ее понять, что, несмотря на все ее попытки притвориться безразличной, она никогда не переставала любить Джордана. Он опять владел ее телом, как все эти годы владел ее душой и сердцем.
Свернувшись калачиком, она лежала в полусне, прижавшись к нему и ощущая тепло мужского тела, и смотрела, как сквозь полоски жалюзи в комнату пробивается свет. Гроза, разразившаяся прошлой ночью, прошла, но в воздухе остался аромат свежести.
Каким счастьем было бы лежать в его объятиях и смотреть, как он спит, – если бы она не боялась его пробуждения.
Она кусала распухшие от поцелуев губы, а мысли плутали в воспоминаниях о бурной ночи. Он любил ее как безумный! У нее вспыхнуло лицо, когда она вспомнила мгновения перед рассветом: его руки гладили и сжимали ее, а губы скользили по самым чувствительным местам ее тела. Он прижимался колючей щекой к ее животу, а потом между бедрами. Ее приводила в восторг эта интимная ласка, так когда-то она наслаждалась экстазом, в который он приходил оттого, что доставляет ей удовольствие.
Она опять познавала красоту в ощущении прикосновений, красоту соединения мужчины и женщины, способную связать глубже, чем любая другая красота, даже тайная, подсознательная красота душевных движений.
Мысль отказаться от него, потерять его невыносима. И все же выбора у нее нет.
Солнечные лучи теперь были выше, золотистым сверкающим светом они заливали темное, усталое лицо Джордана.
Он тихо застонал, и она теснее прижалась к нему, стараясь слиться с ним. Когда он открыл глаза и увидел ее, то сонно улыбнулся, словно для него это было естественно – проснуться рядом с ней в постели. Он опять закрыл глаза, но его пальцы пробежали по ее напряженным соскам, и она задохнулась. Джини прислушивалась к его учащенному дыханию, а руки Джордана продолжали свое путешествие по затвердевшим возвышениям таких желанных холмов.
Она попыталась сопротивляться сладкому возбуждению, которое пробуждали его ласки.
– Джордан, не надо.
– Но, любимая, твое тело говорит, что надо, – прошептал он, поддразнивая.
Это все из-за того, что проснуться и обнаружить его в своей постели казалось таким волнующе правильным, справедливым, даже если и было совсем неправильным. И сам собой возник незваный вопрос: а может быть, для Джордана Джекса обычное дело просыпаться каждый раз в объятиях незнакомой женщины, с которой он занимался любовью накануне? То есть она, конечно, для него не незнакомая. Но в чем-то и незнакомая…
Джини прервала себя. Какое это имеет значение, если она решила больше не иметь с ним ничего общего? Прошлой ночью он практически навязал ей себя. Ведь это она тогда ушла от него и потребовала развода. Если за эти годы у него были другие женщины, многие из них знаменитости и красавицы, ведь именно этого она и хотела, не так ли?
И все же она не переставая думала: что он чувствует к ней теперь, когда они опять вместе? Значит ли для него что-нибудь прошлая ночь? Или он желал ее все эти годы потому, что считал мертвой? А может быть, у него развился комплекс, когда она оставила его? И теперь, когда он ее заполучил, он может не захотеть ее вновь.
Прекрати! Все это не имеет никакого значения. После сегодняшней встречи у нас не будет ничего общего, сказала она себе.
А его руки продолжали ласкать ее тело, и Джини внезапно поняла, что, несмотря на дремоту, он снова желает ее. И очень сильно. У нее перехватило дыхание, когда он вошел в ее мягкую податливую плоть. Неожиданно ощутив прилив такой же пылкой страсти, она сама стала делать сладостные толчки.
– Ты необыкновенная женщина, – шептал он, обнимая ее. Тепло его дыхания развевало волосы.
Джини засмеялась тихим, счастливым смехом.
– Вот теперь ты говоришь «надо», милая!
В его голосе она услышала насмешку и тут же попыталась ускользнуть от него, но он притянул ее к себе, обнимая крепче, чем прежде, любя ее неистово, огненно, до тех пор пока она сама тесно не прижалась к нему. Ее тело горело внутренним огнем, каждая клеточка кожи напряженно пульсировала, и она застонала от утонченного восторга, который он ей дарил.
Джини казалось, будто кости ее расплавились, все тело растаяло, как свеча…
Неожиданно Джордан вздрогнул, и его страсть затмила ее собственную. Их тела не могли оторваться друг от друга, содрогания его тела продолжали ласкать ее.
Она лежала в его объятиях, ее груди прижимались к его груди, ритм их тел начал стихать. Джини открыла глаза, и яркий солнечный свет ослепил ее, точно так же, как и мгновение спустя – его нежная улыбка.
С внезапным страхом она подумала, что вряд ли мужчина бывает влюблен еще сильнее, и теперь в отсвете взаимного восторга, который они только что пережили, в ней родился новый ужас: он не отпустит ее, как бы она ни сопротивлялась. Он использует все, что в его власти, лишь бы заставить ее жить с ним.
И он победит. Она слишком хорошо знала, что он из тех мужчин, которые всегда получают то, чего хотят.
Интересно, подумала она, сколько времени ему понадобится для того, чтобы понять: из нее никогда не получится жена талантливого и знаменитого мужа, какая ему нужна…
Неизбежная ссора произошла между ними два часа спустя, после завтрака. Они сидели за столом в кухне вместе с Мелани, которая явно благоговела перед Джорданом. Он уделял девочке много внимания все утро, и Мелани была в восторге.
Перед завтраком отец с дочерью вышли на улицу, захватив гитару Мелани, и Джордан позанимался с ней музыкой. Через открытое окно в кухне Джини слышала их приглушенные голоса, когда они болтали и смеялись между песнями.
Мелани была счастлива неожиданным воссоединением родителей, а Джини – в бешенстве от того, что Джордан нарочно не сказал девочке, что все это ненадолго.
Выпив вторую чашку кофе, Джордан заметил:
– Давай я помою посуду, а ты вытрешь ее, а, Мелани?
Он начал собирать тарелки в стопку, и тогда Джини заставила себя холодно обронить:
– Этого не нужно, Джордан. Ты наш гость. Мы все сделаем, когда ты уйдешь. – Особое ударение она сделала на словах «когда ты уйдешь».
Он посмотрел на нее, и на его лице – изменившемся, осунувшемся лице – ясно отразилась решимость. Джини ощутила что-то вроде вины: ведь он, должно быть, очень устал и от поездки, и от бессонной ночи.
– Я сказал, что вымою посуду, и сделаю это, Джини. А насчет того, что я уеду, так это ненадолго, уверяю тебя. – Он тщательно выбирал интонации. И, повернувшись к дочери, добавил: – Мелани, пожалуй, будет лучше, если посуду будет вытирать мама. Нам нужно поговорить.
– Ты великолепно подобрал выражение, или я ничего в этом не понимаю, – обрушилась на него Джини, едва за Мелани закрылась дверь.
Джордан поставил стопку тарелок в раковину, и оба мгновенно позабыли о них.
– Я не имею ни малейшего желания уйти из твоей жизни, Джини. Особенно после этой ночи.
– Прошлая ночь произошла по твоей инициативе, а не по моей.
– Ты хочешь убедить меня, будто не хотела, чтобы я остался? Что я заставил тебя?
– В каком-то смысле.
Его губы искривила усмешка. Она ненавидела, когда его все понимающие глаза обезоруживали ее.
Джини покраснела и с упреком бросила ему:
– То, что произошло прошлой ночью, не имеет значения, меньше всего я хочу повторения этой ошибки, превратив ее в нечто постоянное.
Она сорвалась с места, чтобы убежать из кухни и запереться в спальне до тех пор, пока он не уедет, но его крепкие руки обхватили ее запястья, и он изо всех сил прижал ее к своей груди. Джини старалась вырваться, но руки приковали ее к его телу. Джордан побледнел от боли, но ничего не говорил. Вдруг вспомнив о его ушибах, она прекратила сопротивляться. Его хватка ослабла, но только чуть-чуть.
– Джини, ты моя жена.
– Бывшая.
– Но это формальность, которую легко исправить.
– Это реальность. Она длится тринадцать лет, если быть точным. Всю жизнь. Или ты забыл?
– Черт побери, – сквозь зубы пробормотал он, – ты вернешься ко мне.
– А мне можно сказать, что я об этом думаю? Это моя жизнь. Моя и Мелани.
– Вот именно, и Мелани, – подхватил он мягко. И многозначительно.
Джини закусила верхнюю губу, ее сердце переполнилось чувством вины. Она не могла встретиться с ним глазами.
– Я не хочу говорить о Мелани.
– А я хочу, – продолжал он безжалостно. – Мы с ней побеседовали утром. Она с удовольствием приедет в Калифорнию.
– Джордан, зачем ты втягиваешь ее?
– Она наш ребенок. Это и ее будущее. Может быть, тебе нравится в одиночестве преодолевать финансовые трудности, чтобы удержаться на плаву, но Мелани – нет. – Его взгляд обежал порванный линолеум на полу, отбитые кафельные плитки, выщербленную раковину и стопку неоплаченных счетов на столике у телефона. – Она рассказала мне, что чувствует себя очень неуверенно из-за того, что у вас постоянно не хватает денег. Кроме того, ей все время было не по себе потому, что у нее нет отца.
– Эти сложности появились только после катастрофы.
– А что будет, если с тобой случится что-нибудь еще? – голос его смягчился. – Послушай, пойми меня правильно. Я считаю, что ты сделала для Мелани что могла: она умная, приспособленная к жизни и хорошенькая девочка. Но ей нужны оба родителя. Даже если бы я оказался таким глупцом и ушел отсюда, отказавшись от борьбы за тебя, я все равно оказывал бы вам финансовую помощь. Ты же понимаешь это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17