А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Она работала в Хьюстоне в среду, ночевала у себя дома, работала весь день в четверг и только вечером возвращалась в Ориндж.
Возникла еще одна проблема. Она и Росс по-разному относились к воспитанию Эдэма. Росс хотел, чтобы его сын был самостоятельным и учился жить своим умом. Походы, ночевки в лесу у костра вместе с друзьями – все это он только приветствовал. Считал, что провожать Эдэма в школу и встречать после уроков совершенно необязательно. Особенно настаивал, чтобы ребенок сам готовил домашние задания – низкие баллы Росса не пугали. Эдэм привык к такому укладу, считая это нормой. А Дайана, под предлогом, что в течение трех лет редко виделась с сыном, старалась не отпускать его из дома, лишая тем самым общения с друзьями. Она отвозила его в школу и встречала на машине, хотя Эдэму больше нравилось гнать туда и обратно на велосипеде. Вот когда он будет постарше, размышляла Дайана, тогда его самостоятельность будет восприниматься ею иначе. А сейчас ее Эдэм еще такой маленький! Она понимала, что родительское перетягивание каната отразится на ребенке, но изменить своего отношения к проблеме не могла.
Делая все от нее зависящее, чтобы соблюсти внешнюю видимость благополучных отношений с Россом, подсознательно она постоянно думала о том, что будущее не сулит ничего хорошего. Дайана считала, что Росс преднамеренно тормозит открытие филиала фирмы в Ориндже, так как, вероятней всего, и он не был уверен, что их совместная жизнь наладится. Конечно, в случае чего ему будет гораздо удобнее порвать с ней, если она застрянет навеки в этом Хьюстоне! Интересно, какую отговорку сочинит он после Нового года?
Однако, несмотря на возникшие сложности, Дайана радовалась, что вернулась домой. Ориндж почти не изменился за время ее отсутствия, и размеренный ритм жизни провинциального города устраивал ее больше, чем суматоха Хьюстона. Она понимала, что поле ее деятельности заметно сократится, но была уверена, что, работая здесь, будет испытывать больше удовлетворения. Однажды она еле уговорила Эдэма пойти с ней в Музей Старка на выставку западного искусства! Как и вес мальчишки его возраста, он обожал всякие турпоходы. Росс время от времени брал его с собой на рыбалку. У них даже были облюбованные заводи на речке Сабине, где водились окуни и раки. Как-то Росс одолжил моторку у своего приятеля, и они втроем отправились в путешествие по этой речке с буйной растительностью по берегам, а местами просто заболоченной. У них забарахлил мотор, и обратно они продирались сквозь заросли, волоком таща за собой лодку. Дайана долго вспоминала эту прогулку. Она была счастлива тогда. Впрочем, она радовалась, когда Росс возвращался домой, а она просто суетилась по хозяйству.
Иногда по вечерам они отправлялись либо на бега в клуб «Дельта» неподалеку от Винтона, либо в недавно открывшийся в центре города театр-варьете «Фрэнсис Энн Латчер». Что касается их близости, то, как считала Дайана, тут было все просто великолепно. Она любила засыпать в объятиях Росса. Была уже осень, а в холодные ночи так приятно было лежать, прижавшись к нему, теплому и родному, и думать о том, что у нее снова семья, что наверху, в своей комнате, сладко посапывает Эдэм. А когда Росс целовал, ласкал ее, все казалось суетным и второстепенным, и сердце подсказывало ей, что все образуется и устроится.
Дайана старалась не думать о разговоре с матерью, однако неприятный осадок остался. На сердце скребли кошки. И еще винт от серьги потерялся!..
– Проклятье! – вспылила она, ползая по ковру. Ведь искать крошечный винт в высоком ворсе все равно что иголку в стогу сена.
Дайана не услышала приглушенных кок-ром шагов Росса, когда тот вошел в спальню.
– Привет, дорогая! Вот я и дома… – сказал он. Не получив в ответ радостного отклика, он в недоумении обвел глазами спальню и только после этого заметил Дайану, стоящую на коленях, за кроватью. Сняв пиджак, повесил его на вешалку.
– Привет, – ответила она без особого энтузиазма сквозь зубы. Так обычно разговаривает портниха, когда между губами зажаты булавки, а сама на коленях подгибает подол платья заказчицы. Она даже не взглянула на него, зато внимательно рассматривала золотой винтик, который наконец нашла.
Он молча смотрел на нее. Верней, на ее позу, Попка, обтянутая черным крепдешином, выглядела весьма соблазнительно.
– Смотрю на тебя и думаю, не пора ли начать второй медовый месяц? – сказал он и хмыкнул.
– Прости, дорогой, – ответила она рассеянно, поднимаясь с колен. Подошла к зеркалу и застегнула серьгу. Перехватив его изумленный взгляд, добавила: – Сережку искала. Не слышала, как ты пришел, И еще этот ужин у мамы… Вернулась из Европы, впечатлений масса, отдохнула, энергии хоть отбавляй. Теперь можно и за меня приниматься. – Заметив, что Росс моментально нахмурился, сказала умоляющим тоном: – Ты не должен разговаривать с ней, как… – голос Дайаны дрогнул, – понимаешь, она кидается, как кошка.
– В таком случае почеши ее, а меня не надо, – заметил он резко.
– Я пыталась возразить, но ей это не понравилось.
– Странно, если б она пришла в восторг!
На лице у Дайаны появилось выражение, будто ее гложут сомнения и она не знает, как поступить. Всегда так, подумал он с раздражением, вобьет что-либо в голову и не успокоится, пока не получит своего. Вылитая Мадлен… Он не сводил с нее глаз. Дайана выглядела, как всегда, скромно, но необыкновенно элегантно. Платье из черного крепдешина сидело великолепно. Жемчужины в ушах и нитка жемчуга в глубоком треугольном вырезе – вот и все украшения. Волосы собраны в узел, заколотый у основания шеи. Знает ведь, что ему не нравится эта прическа, подумал он, но зато Мадлен обожает. Скромная, загадочная… Все равно его милейшая теща найдет к чему придраться.
– Мама наговорила мне такого! – сказала Дайана доверительно, надеясь, что он поймет ее.
– Могу себе представить! – заметил Росс сухо, чувствуя, как закипает. Мало того, что она вмешивается в их семейную жизнь, так еще и жену настраивает против него!..
– И все бы ничего, если бы она узнала о нашем примирении от кого-нибудь другого, а не от этой Хейзел Эплбайл. Хейзел злорадствовала, выяснив, что мама ничего не знает.
– Мадлен злая женщина, и Хейзел тут ни при чем, – не сдержался Росс. – Ни для кого не секрет, что она радовалась нашему разрыву.
Росс развязал коричневый в голубую полоску галстук и швырнул его на кровать. Потом стал расстегивать бледно-голубую рубашку. Дайана скользнула взглядом по обнажившейся полоске его мускулистого, бронзового от загара тела. Какое-то время она молча смотрела на него, чувствуя себя виноватой, что встретила мужа после трудового дня не так, как положено. Выдает ему отрицательные эмоции!..
– Росс… – Ее низкий бархатный голос стал неожиданно хриплым, когда подошла к нему.
Какая красивая, подумал он.
Последнюю пуговку на его рубашке расстегнула уже она. Сняла с него рубашку. Положила руки на его широкие плечи.
– Не поцеловала тебя… как обычно, – сказала она и привстала на цыпочки, а он наклонил голову. Ей так хотелось отбросить прочь все сомнения, которые заронила мать.
– Верно, не поцеловала…
Его губы обожгли огнем. Милый, родной… Он нежно обнимал ее, прижав к себе. Все сомнения, которые только что мучили и терзали ее, мгновенно испарились, будто их и не было вовсе. И Мадлен была забыта, и ее нравоучения, и все те страхи, которые неожиданно накатили на Дайану по совершенно непонятной причине спустя некоторое время после разговора с матерью.
…Положив тогда трубку, Дайана почувствовала себя разбитой. Голова раскалывалась, нервы были на пределе. Она вышла в сад, решив прибегнуть к испытанному средству от всех болезней и печалей – физическому труду. Сорняков в саду было предостаточно. Она полола, рыхлила почву на газонах, пока не настало время забирать Эдэма из лагеря скаутов. День был ветреный. И вдруг ей показалось, будто деревья в лесу не шумят, как обычно на ветру, а что-то нашептывают. А мох, свисавший клочьями с нижних ветвей кипарисов, как бы зловеще затаился. Сияло солнце, но деревья внезапно превратились в мрачных, кошмарных чудищ. Она помчалась в дом и заперла все двери. А потом долго стояла, с трудом переводя дыхание, и вспоминала свои детские сны. Она одна, совсем одна… на всем белом свете… Неожиданно навалилась тяжелая тоска. То же самое она чувствовала, когда потеряла Тэми.
Дайана успокоилась только тогда, когда забрала Эдэма и привезла его домой. Однако странная реакция на лес ее беспокоила. Неужели разговор с матерью так подействовал? Хотя после смерти Тэми она вообще чуть с ума не сошла… Правда, теперь она вряд ли удерет в Хьюстон, улыбнулась она себе, даже если будет трудно.
…Поцелуи Росса вернули ее к действительности. Обнимет ее, подумала она, и сразу так спокойно на душе. А потом на ковер посыпались шпильки и волосы каскадом рассыпались по плечам.
– Росс, ну зачем? Я полчаса делала эту прическу…
– Попусту время потратила, вот что! Знаешь прекрасно, я люблю, когда они вот так, как сейчас, – сказал он, целуя ее за ушком. Потом расстегнул молнию на платье, и оно скользнуло к ее ногам. – Росс…
– Ну да, ну да!.. И еще целый час одевалась. – Он поцеловал ее грудь, и Дайана затрепетала.
– Погоди, – пробормотала она, – пойду за полотенцем.
– Не понял…
– Нам потребуется полотенце.
Он расхохотался. Его густой, низкий смех наполнил комнату.
– Дайана, ты прелесть! Хорошо, что я не неврастеник. Убойная реплика, ей-Богу…
– Прости меня. – Она провела мизинцем по его губам. – Я совсем не хотела тебя обидеть.
– С ума сойти! И я чуть было не подставил тебе подножку, но в буквальном смысле слова.
– Ну, тогда считай, что я уже на полу! – рассмеялась она. – И с удовольствием, если тебе, невыносимому задаваке, так не терпится и меня подмять под себя.
Дайана, ты сводишь меня с ума; – Он поцеловал ее долгим поцелуем, от которого и у него, и у нее перехватило дыхание.
Дайана приняла ванну. Потом, не торопясь, вытерлась досуха. Она чувствовала себя настолько великолепно, что ее не пугало даже то, что они, вероятнее всего, опаздывают на ужин к Мадлен. С улыбкой взглянула на свое платье. Оно так и лежало на ковре, там, где они занимались любовью. Остается надеяться, что не слишком измялось, подумала она. Росс уже принял душ, оделся и спустился вниз к Эдэму.
Босая, она расхаживала в спальне по ковру, пока случайно на глаза не попался будильник Росса. Времени оставалось в обрез. И тут она заметалась по комнате. Лифчик, трусы, пояс с резинками, чулки… Прошлась щеткой по волосам, попудрила нос, натянула платье, сунула на ходу ноги в лодочки. Через пять минут она выскочила из спальни с ниткой жемчуга в одной руке, с коктейльной сумочкой – в другой.
Это уже была не та Дайана: вся ее страстность и непредсказуемость отразились на лице. Она была уверена, что цепкий взгляд Мадлен не пропустит ни одной детали. Глаза сверкали, мягкая улыбка сменилась зазывно-сладострастной, щеки пылали ярким румянцем.
Дайана ощущала себя влюбленной семнадцатилетней девчонкой. Внизу, в гостиной, Росс и Эдэм разговаривали, дожидаясь ее.
Спускаясь вниз по лестнице, она решила крикнуть своим мужчинам, мол, готова, пора заводить машину. Дойдя до лестничного марша, перегнулась через перила и застыла. Язык словно прилип к гортани, горло пересохло, жизнерадостная улыбка сменилась жалкой идиотской гримасой, когда она уловила смысл их беседы. Эдэм увлекся, и его восторженный голос разносился по всему дому. А когда она услышала то, что сказал Росс, сжала перила с такой силой, что побелели костяшки пальцев. – Не так громко, сынок! Давай не будем расстраивать маму.
Дайана почувствовала, как внутри все оборвалось. Она шагнула в тень, чтобы они не заметили ее.
– Значит, разрешаешь взять твой спальный мешок и снаряжение? Не забудь, поход на каноэ в этот уик-энд, – продолжил Эдэм.
Так-так! Это уже не первый раз, подумала Дайана. Два раза в неделю ее здесь не бывает, поэтому делают, что хотят, и ее в известность не ставят.
– С одним условием – если ты будешь все делать так, как я тебя учил.
Прекрасно!.. Стало быть, давно все было обговорено. Конечно, сейчас поздно возражать, потому что, если Росс что-то решил, переубедить его невозможно. »
– А как же мама? – спросил Эдэм с сомнением в голосе.
– Маму я беру на себя.
Ничего себе! Дайана сбежала вниз по лестнице. Увидев ее побледневшее лицо и плотно сжатые губы, Росс понял, что она все слышала.
– О каком походе на каноэ идет речь? – выпалила она.
– В этот уик-энд скауты… – начал было объяснять Росс.
Она не дала договорить.
– В этот уик-энд! Стало быть, в пятницу, через три дня?
– Совершенно верно, – согласился Росс. – В пятницу уходят, ночуют в субботу в палатках, потом возвращаются. Думаю, это пойдет ему на пользу.
– А ты идешь с ними?
– Нет. Пойдут отцы двух мальчиков и вожатый.
Росс поднялся с дивана и направился к Дайане.
– Я хотел обсудить это с тобой, – сказал он виноватым голосом.
– Чувствуется… – заметила она не без сарказма.
– Вот-вот! С тобой же невозможно ни о чем договориться. Вечно твои беспричинные страхи, какая-то, я бы даже сказал, агрессивность… Я решил отложить дискуссию до следующего раза, – сказал он мягким голосом, стараясь поймать ее взгляд.
Дайана моментально отметила, что не одна она стремится избежать словесных баталий. Однако была настолько взвинчена, что, нарушая все законы логики, решила во что бы то ни стало доказать свою правоту, не принимая в расчет его точку зрения.
– Прелестно! Стало быть, ты меня обвиняешь в том, будто я боюсь, как бы чего не случилось? Тэми…
– Ты всегда была такая, еще до Тэми, и я не понимаю, в чем дело. Дети не должны расти в парниковых условиях. Их нельзя лишать самостоятельности. Чтобы стать нормальным человеком, ему требуется пусть маленький, но свой собственный жизненный опыт, и нельзя ущемлять его свободу. А если контролировать каждый шаг, уверен, это принесет больше вреда, чем пользы.
– Это только ты так считаешь! – Ее голос стал резким и раздраженным, но ей уже было все равно.
– Допустим, – заметил он холодно. – Но, между прочим, Эдэм мой сын… – Росс помолчал. – И он пойдет в поход, нравится тебе это или нет.
– Надо понимать, это конец дискуссии. Так? – сказала она с горькой усмешкой. Росс очень редко напоминал, что Эдэм ей не родной, но, когда делал это, причинял ей боль.
Эдэм сидел на диване не шевелясь. Он побледнел, и было видно, что страдает. Дайана вспомнила, как сама переживала в детстве, если родители ссорились из-за нее. Нужно щадить чувства ребенка, подумала она и решила сбавить тон.
– Дайана, давай договоримся раз и навсегда, – сказал Росс мягким голосом, но она сразу поняла, что ей остается только согласиться с ним.
Она была как каменная, когда он обнял ее и коснулся губами лба.
– Понимаю, ты беспокоишься. Но пойми, с Эдэмом будет все в порядке. Он должен научиться быть самостоятельным, уметь постоять за себя. Пожалуйста, попытайся понять это!
Она бы и рада была, но не могла. А если Эдэм заблудится, если он останется один в темном лесу? Она сильно сжала руку Росса, чтобы прогнать свои страхи. Если он считает ее смешной или даже глупой, пускай… Она на него не сердится. Ему, такому сильному, чувство страха, конечно, неизвестно.
– Знаешь что, – вымолвила она, собравшись с духом, – я хочу попросить всего лишь об одном.
– О чем? – спросил он ласково, положив ей руки на плечи.
– Пожалуйста, не секретничайте за моей спиной. Это меня ужасно нервирует. Лучше пусть я буду все знать, – сказала она и склонила голову ему на грудь.
– Хорошо, дорогая, – сказал он. – Признаю, тут я не прав.
Мадлен сама открыла парадную дверь. Ее будто бы радушная улыбка поражала неестественностью, как если бы она нарисовала ее специально, когда накладывала на лицо макияж. Дайана внутренне сжалась, едва только мать скользнула по ней фарфорово-голубыми глазами, и облегченно вздохнула, когда та переключила внимание на Эдэма.
Как всегда, увидев мать после длительного перерыва, Дайана поразилась ее субтильности. Командирский тон Мадлен по телефону всегда рисовал в воображении женщину гигантских размеров. После нескольких телефонных разговоров Дайана обычно ощущала себя маленькой Алисой в Стране чудес. Поразительно, приходило неоднократно на ум, каким образом эта кроха представляет собой силу, способную оказывать такое мощное влияние на ее собственную жизнь? Природа компенсировала миниатюрность матери, наградив ее волей генерала армии, волей тем более огромной, что никакой армии у нее не было.
Даже на высоких каблуках рост Мадлен едва ли превышал метр шестьдесят. Серебристые волосы она высоко взбивала только для того, чтобы казаться выше. Крой ее платьев, костюмов был тоже тщательно продуман.
На Мадлен было бледно-голубое шелковое платье под цвет глаз, подчеркивающее ее стройную фигуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16