– Дороти хочет, чтобы я отдала Плаша ее знакомому бедному мальчику, – быстро сказала Тори. – Но я с ним никогда не расстаюсь. Поэтому он и был тогда со мной.
– Нет, – улыбаясь сказала Энн. – Разве можно разлучать старых друзей? Вы так храбро поддерживали друг друга. За это он заслужил горшочек-другой меду – если хоть чуть-чуть похож на Винни-Пуха.
Тори коротко хихикнула.
– Да, ему не мешало бы немножечко подкрепиться, – застенчиво проговорила девочка. Затем взглянула на Плаша, и лицо ее посерьезнело.
Энн вдруг почувствовала, что Тори снова, и весьма ощутимо, отдалилась от нее. Удалось ли ей убедить девочку? Поможет ли их разговор хоть на какое-то время?
В дверь постучали, и на пороге появилась пожилая женщина в цветастом домашнем платье, с подносом, на котором стояли чай и печенье. Мартин представил Энн Дороти, экономке, которая окинула ее быстрым проницательным взглядом, прежде чем поставить поднос и закрыть дверь.
Тори выпила стакан молока и съела одно овсяное печенье, отвечая на незамысловатые вопросы Энн с безукоризненной вежливостью, но без всякого тепла. По служебным обязанностям Энн часто приходилось посещать школы, и она гордилась своим умением общаться с детьми. Но какими бы способностями я ни обладала, сегодня я потерпела фиаско, с грустью думала Энн, спрашивая себя, почему для нее так много значит доверие этой синеглазой девочки.
– Я отвезу Энн домой, Тори, – сказал он. – Дороти в кухне, а я вернусь через несколько минут. Скажи «до свидания».
– До свидания, – проговорила девочка, глядя на туфли Энн. – Спасибо за то, что пришли.
– Пожалуйста. Рада была познакомиться с тобой, Тори, – с искренней теплотой сказала Энн.
Тори подчеркнуто промолчала. Энн спустилась по лестнице вслед за Мартином. В нижнем холле она остановилась и спросила:
– Как думаешь, мне удалось чего-нибудь достичь?
Мартин с печалью ответил:
– Трудно сказать, о чем думает моя дочь, но, по-моему, что-то сдвинулось. Ты прекрасно справилась, Энн, большое тебе спасибо… А сейчас я отвезу тебя домой.
Энн не хотелось, чтобы Мартин даже приближался к ее квартире. Только не после того, что произошло днем!
– Мне нужно еще заскочить в пару мест. Я лучше возьму такси. К тому же Тори нуждается в тебе больше, чем я. Пожалуйста, старайся не оставлять ее одну.
– Думаешь, я сам себя не виню? – с болью произнес Мартин. – Не сыпь мне соль на раны.
– Келли всегда жаловалась, что тебя почти не бывает дома.
– Ну еще бы! – процедил он сквозь зубы.
– Где здесь телефон? Я хочу вызвать такси.
– Тебе так не терпится уйти отсюда?
Да, ей не терпелось. Она ужасно боялась, что он снова прикоснется к ней – и начнется алхимический процесс, превращающий ее в совершенно другую женщину. Мартин взял ее руку, и Энн замерла. Он натянуто проговорил:
– Выслушай меня, прежде чем что-нибудь скажешь. Тори несколько дней не будет ходить в школу, у нее весенние каникулы. Я хочу увезти ее подальше отсюда, чтобы она поскорее забыла о происшедшем. Мы едем на Эльютеру – у меня есть там дом. Я хочу, чтобы ты поехала с нами.
– Я?! – вскричала Энн. – Ты с ума сошел?
– Я в трезвом уме и здравой памяти, – резко ответил Мартин. – Во-первых, я хочу, чтобы ты была поблизости, на случай если кошмары Тори повторятся. Во-вторых, это самое меньшее, чем я могу отблагодарить тебя за спасение жизни дочери. И в-третьих, ты сейчас на больничном и тебе явно нечем заняться. Могу добавить и четвертую причину: март в Бостоне не самое лучшее время года и намного приятнее провести его на пляже в Вест-Индии.
Энн никогда не бывала на юге. Никогда не валялась на тропическом пляже, не плавала в бирюзовом море. На мгновение горячее желание совершить что-нибудь столь безрассудное, столь далекое от обыденной жизни, вскружило ей голову. Пальмовые деревья. Папайи и манго. Отдых. Настоящий отдых от ночных вызовов, погонь и трагедий, которые неизменно сопутствуют ее работе. Подальше от рыдающих ограбленных старушек, пьяниц, избивающих своих жен, пустоглазых наркоманов. Подальше от некоторых мужчин из ее участка, которые никогда не признают, что она не хуже их может выполнять свою работу, как бы она ни старалась. Энн так устала от всего этого! И усталость эта копилась целых десять лет.
Отпуск с Мартином… Как она может даже обдумывать такую возможность? Да это не онг а она сошла с ума. Попытавшись вырвать руку, Энн прерывающимся голосом сказала:
– Я не могу. Это дурацкая идея.
– Назови мне хотя бы одну причину, по которой ты не можешь поехать.
Энн судорожно пыталась придумать и не могла. Наконец выпалила:
– Тори не хочет, чтобы я была рядом!
– Это у нее пройдет.
– Я буду для тебя обузой.
– Позволь мне судить об этом.
– Мартин, я не могу поехать! Ни разу в жизни я никуда не ездила с незнакомцем и не собираюсь начинать.
– Брось, мы познакомились много лет назад, так что меня нельзя назвать незнакомцем.
Энн уставилась на него. Он улыбался с таким рассчитанным обаянием, что сердце Энн забило тревогу. Мартин явно был уверен в ее капитуляции. В том числе и в постели? – спросила себя Энн и услышала собственный голос: – Кроме того, есть Брюс.
– А еще есть горючие вещества, Энн. Ты и я. И неизбежность пожара.
Стараясь унять дрожь в коленях, Энн свирепо взглянула на него.
– Давай проясним кое-что, Мартин Крейн. Для тебя произнесу по буквам. Ты – парень хоть куда. Высокий, темноволосый и невероятно красивый. Ты сексуален, богат и могуществен, твоя улыбка – чистый динамит, а твое тело сведет с ума любую женщину в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет. Как я могла не ответить на твой поцелуй? Нужно быть мертвой, чтобы не сделать этого. Но это ровным счетом ничего не значит – ты мне даже не симпатичен! Поэтому не тешь себя надеждой, что я упаду в твои объятия, ничего…
– Сколько слов – и ни единому не верю, – ровным голосом прервал ее Мартин.
– Самовлюбленный эгоист!
– Проклятье, Энн! – взорвался он. – В тебе есть что-то совершенно особенное. Обычно я не приглашаю женщин, с которыми провел не больше трех часов, поехать куда-нибудь со мной и моей дочерью. В особенности с моей дочерью. Хотя бы в этом ты должна мне верить.
– Неважно, верю ли я хоть единому твоему слову. Я не поеду с тобой на Эльютеру. С тобой я не пойду даже в булочную. А теперь, будь любезен, вызови мне такси.
Мартин стоял не шевелясь и смотрел на нее. Глаза Энн были словно сверкающие изумруды, а лицо выражало горячую убежденность. Она не играет, Мартин нутром чувствовал это. Но она ошибается. Жестоко ошибается.
Что для нее Брюс? И что наговорила ей Келли четыре года назад? Он не мог ответить на эти вопросы. Он мог только добавить к ним еще пару. Когда в последний раз женщина говорила ему «нет»? Или отказывалась от бесплатной поездки в тропический рай? Никогда. Это ему совсем не нравилось. Тогда к чему все эти усилия? Может быть, Энн права, и дело только в его ущемленной гордости? Нет, здесь, должно быть, что-то большее. Что-то больше, нежели напряжение в паху и это страстное желание обладать ею? Он резко оборвал ход своих мыслей и твердо произнес:
– Я вызову такси. Если у Тори повторятся кошмары, ты приедешь?
– Если вы будете на Эльютере, как я смогу это сделать? – сказала Энн, тряхнув головой.
Последний луч света, упавший в окно, превратил ее волосы из меди в золото. Его тело помимо воли напряглось, и Мартин с нетерпеливым восклицанием отвернулся, подошел к телефону и позвонил в ближайший таксопарк. Через четыре минуты, заверили его. Значит, у него есть четыре минуты, чтобы переубедить упрямую рыжеволосую женщину. Мартин небрежной походкой вернулся к ней.
– Ты права, – сказал он, – это была безумная идея. Я позволил тревоге за Тори победить здравый смысл. Прости. К тому же ты, наверное, бывала на юге, и не раз.
– Нет. Скоро приедет такси?
– Через пару минут. Да брось, Энн, наверняка ты отдыхала на Бермудах или на Багамах. Или по крайней мере во Флориде.
– Самая южная точка, где мне довелось побывать, это Нью-Йорк. Да и кто, как ты думаешь, мог бы устроить мне романтический отдых в тропиках?
Почему бы не Брюс?
– Вряд ли тебе нужно говорить, что ты красивая женщина. Поэтому не уверяй меня, что в твоей жизни не было мужчин, – сурово сказал Мартин.
– Конечно, были. Они не давали мне проходу до первого срочного вызова, с которого я возвращалась часов через шесть. Или до серии ночных дежурств, после которых я приползала домой на рассвете и потом отсыпалась целый день. Или до тех пор, пока они не начинали ревновать меня к мужчинам, с которыми я работаю. Будь честным, Мартин, – тебе это понравилось бы не больше, чем остальным.
Ее рабочий график ничуть не смутил Мартина – он мог бы противопоставить ему не менее напряженный собственный. Только опасность, которой она подвергала себя, заставляла кровь холодеть в его жилах. Но говорить об этом он не собирался.
– Брюсу известны условия игры, – сказал Мартин. – Он твой напарник. Неужели ты не могла поехать на юг с ним?
– Он никогда не приглашал меня, – небрежно ответила Энн. – А вот и такси. Всего доброго, Мартин.
– Мы еще встретимся.
Открывая дверцу, она одарила его ослепительной улыбкой.
– Желаю вам приятно провести время на Эльютере.
Мартин привлек ее к себе и быстро поцеловал в губы.
– Увидимся, – сказал он.
Ее ноздри затрепетали, щеки запылали.
– Только на моем смертном одре! – зло бросила Энн, без обычной фации забираясь на заднее сиденье и захлопывая за собой дверцу.
Такси исчезло за поворотом подъездной дорожки, обсаженной деревьями.
Обычно следующим шагом Мартина в подобной ситуации был бы экстравагантный букет орхидей. Или бутылка «Вдовы Клико» с огромней коробкой дорогого шоколада. Или и то, и другое, и третье. Но сейчас он почему-то сомневался, что все это, и даже большее, заставит лед тронуться. Так что же ему делать? Позволить полицейскому положить его на обе лопатки? Смириться с поражением и забыть о том, что знаком с Энн?
Недавно, в комнате Тори, он увидел ее в ином свете – к уже известной ему смеси храбрости и вспыльчивости добавились чувствительность, теплота и юмор. Она даже заставила Тори улыбнуться. Возможно, с болью подумал Мартин, Тори нуждается в Энн так же, как я, а может быть, даже больше.
Нуждается в ней? Он, Мартин Крейн, нуждается в женщине?! Единственное, что ему нужно, – тело Энн. И лучше не забывать об этом. Едва он проведет с ней ночь, как тут же выбросит ее из головы, как это бывало со всеми женщинами, кроме Келли.
После того как ушла Келли, он поклялся себе, что никогда не влюбится вновь, и не собирался нарушать данной клятвы. Еще не родилась та женщина, которая изменит его мнение на сей счет.
Энн откинула голову на спинку сиденья. Она явно преувеличивала, говоря Мартину, что у нее есть дела. Ей совершенно нечем было заняться. В том-то и беда. Она провела по губам тыльной стороной ладони, стараясь стереть воспоминание о неистовой силе его поцелуя, о том, как стучало сердце в ее груди, как каждая клеточка тела стремилась ответить на поцелуй.
На Эльютеру? С Мартином? Да она лучше войдет в дом, начиненный взрывчаткой!
Энн назвала таксисту адрес своей квартиры, однако что ей там делать? Отскребать пол кухни единственной здоровой рукой? В пятый раз перечитывать надоевший триллер? Энн выпрямилась. Она ведь может навестить Нину, бывшую тещу Мартина. Решено, она едет к Нине.
Много лет прошло с тех пор, как она несчастной и напуганной семилетней девочкой переселилась к тете Нине и кузине Келли в большой кирпичный дом неподалеку от Фенн-холла. За все эти годы Нина ни разу не обняла ее сердечно, не поцеловала в порыве чувств, ни разу не утешила во время ночных кошмаров, которые преследовали Энн после гибели родителей.
Ничего удивительного в том, что Энн не смогла отказать Мартину в просьбе попытаться излечить от кошмаров Тори. Разве могла она поступить иначе?
Сколько Энн ее помнила, все чувства Нины была отданы потрясающей красоты дочери, Келли. В конце концов, когда обида стала невыносимой, Энн сказала себе, что любви для приблудной племянницы у нее просто не осталось. И все же из чувства долга она продолжала навещать тетю, которая жила с целым штатом прислуги в том же уродливом доме в старом аристократическом квартале. Однако другого дома у Энн не было, ведь она прожила там двадцать один год из своих двадцати восьми.
Полчаса спустя Энн звонила в дверь Нины. Служанка проводила ее в гостиную, где Нина сидела, освещенная уютным светом настольной лампы, и писала письмо. На ней были черная шерстяная юбка и безукоризненная блузка в тон бледно-голубым глазам. Наряд прекрасно дополняли жемчуга, а седые волосы были туго завиты.
– Привет, тетя, – дружелюбно поздоровалась Энн. – Я вам не помешала?
Нина подставила ей напудренную прохладную щеку для поцелуя и предусмотрительно сложила письмо.
– Конечно нет, – сказала она. – Ты ведь знаешь, время для меня теперь тянется медленно.
Твердо решив не чувствовать себя виноватой, Энн весело сказала:
– Несмотря на холод, на улице замечательно, уже пахнет весной. Вы пишете Келли?
– Уже недели две от нее нет никаких вестей, – раздраженно сказала Нина. – А звонить в палаццо бесполезно: она то в отъезде, то не может подойти к телефону. Впрочем, я ее не виню: Келли ведет напряженную светскую жизнь, общается с самыми лучшими людьми, насколько тебе известно. На прошлой неделе, например, совершила круиз по Средиземному морю с графом и графиней…
Нина оседлала любимого конька. Энн уселась и слушала ее, время от времени задавая приличествующие случаю вопросы. Келли исполнилось уже тридцать пять, и ей все реже предлагали роли, поэтому она с головой погрузилась в великосветскую тусовку. Прошло, наверное, – Энн быстро подсчитала в уме, – четыре года, с тех пор как Келли в один из своих стремительных наездов в Бостон выкроила время, чтобы позвонить кузине. Как раз тогда решался вопрос об опеке над Тори. Энн помнила тот разговор так, словно он состоялся вчера.
– Тори останется с Мартином, – сказала Келли, и ее прекрасно поставленный голос сорвался.
– Не с тобой? – в ужасе спросила Энн.
– Она будет навещать меня время от времени.
– Но, Келли, разве место ребенка не рядом с матерью?
– Ей будет хорошо с Мартином, я уверена.
Энн нисколько не сомневалась в том, что Келли плачет.
– Просто не могу поверить, что он забрал ее у тебя.
– Мне остается только надеяться, что это к лучшему, – прошептала Келли.
– У него нет сердца! – воскликнула Энн. – Он ужасный человек.
– Я не хочу бороться с ним – это получило бы широкую огласку и могло бы навредить Тори.
– Ты такая великодушная! – восхитилась Энн. – Бедная малышка Тори.
– Пожалуйста, Энн, давай поговорим о чем-нибудь другом, – дрожащим голосом попросила Келли. – Ты видела последнюю коллекцию Джесс Ланди? Я заказала несколько вещей – совершенно сказочные сочетания линий и цвета.
– И еще ты очень храбрая, – откровенно сказала Энн. – Да, я видела статью в журнале об этой коллекции; все от нее в восторге…
Вздрогнув, Энн вернулась в настоящее, к сердитому восклицанию Нины:
– Ты слышала хотя бы слово из того, что я произнесла?
– Я думала о Келли, – сказала правду Энн. – О том, как отважно она вела себя, когда Мартин забрал у нее Тори.
– Мартин! – словно выплюнула Нина. – Он использовал все свои связи в юридических кругах и тот факт, что Келли переезжала в Италию. Как будто для трехлетнего ребенка это имеет какое-нибудь значение!
– Я виделась с Тори… У нее глаза Келли, – сказала Энн. – Вы, наверное, знаете, какая ужасная история случилась три дня назад в доме Мартина… Меня как раз послали на тот вызов.
Нина вцепилась обезображенными артритом и унизанными бриллиантами пальцами в ручки кресла.
– Мартин Крейн разрушил жизнь моей дочери. Девочка приходит по воскресеньям ко мне на ланч и этим ограничиваются все наши контакты.
Еще один довод против позиции Мартина: он не дает дочери общаться не только с матерью, но и с бабушкой.
– Вы не находите, что Тори немного застенчива? – дипломатично спросила Энн.
– От этого ребенка слова не дождешься. Мартин настраивает ее против меня, я это точно знаю.
– А как давно не виделась с ней Келли?
– Ей больно встречаться с девочкой, – ответила Нина. – Келли всегда была такой чувствительной! Столь же чувствительной, сколь и красивой. – Она снисходительным взором окинула небрежный наряд и рыжие кудри Энн. – Как жаль, что ты не унаследовала внешности отца. Твою мать трудно было назвать красавицей.
Энн внутренне напряглась. Уничижительное сопоставление ее и кузины – не в пользу первой – было одной из любимых тем Нины. Тем не менее она весело проговорила:
– Не всем же быть известными актрисами, тетя.
– Я собиралась на Пасху поехать в Италию. Но Келли отменила визит. Планы Уго переменились. – Рот Нины вытянулся в недовольную тонкую линию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16