– Майкл сидел на краю кровати, медленно набивая трубку. – То есть, я имею в виду, ты что-либо признала?
– Нет, нет, – она говорила неестественно громко. Он быстро повернулся, отложив трубку и склонился над ней.
– Я спрашиваю, потому что хочу определить, как тебе лучше поступить.
– Я знаю, что для меня лучше всего, Майкл, – голос ее дрогнул.
– Я тоже знаю, дорогая. – Он взглянул на нее и кивнул. – Знаю и постараюсь все решить, как можно быстрее. Пусть Ханна немного подрастет и встанет на ноги.
– А тем временем я должна оставаться здесь, зная, что та девица носит ребенка Дэна? Ты этого ждешь от меня? Я не могу это сделать. Такого мне не вынести.
Он выпрямился, взял ее за руку и мягко произнес:
– Я должен сказать это, Барбара, должен. Ты не можешь винить Дэна. Если он знал о нас, как ты считаешь, то ты не можешь винить его. Меня удивляет только, что он промолчал. Это говорит о том, что он не хочет тебя терять, не может вынести разлуку с тобой… и я его понимаю. Мне кажется, он готов оставить все, как есть. Теперь решать тебе, Барбара.
– Что ты сказал?
– Я сказал, что теперь решать тебе, а что такое?
Она приложила руку к своим губам, потом зажала руками уши и посмотрела на него широко раскрытыми от страха глазами.
– Я… мне приходится читать по губам, Майкл. Я должна читать по губам. Я не расслышала последних слов. Уже два или три раза сегодня ты… твои слова куда-то исчезают… я снова глохну. Я опять стану глухой! Майкл, Майкл, я снова стану глухой!
Он обнял ее, качая, словно ребенка, и принялся успокаивать.
– Нет, что ты. Все дело в том, что ты разволновалась, это нервы. Сильное потрясение вернуло тебе слух и ты теперь знаешь, причина всего в волнении, поэтому и сможешь с этим справиться. Не расстраивай себя так, дорогая, любимая. Успокойся, пожалуйста, успокойся.
Наконец, она немного успокоилась и вытерла слезы.
– Майкл… – заговорила она, пристально глядя на него и прерывисто дыша, – Майкл, я не переносу глухоты… Тогда могла, но больше – нет. Лучше мне покончить с собой, чем…
– Что ты, не надо, никогда не говори так, потому что если умрешь ты, умру и я.
– Правда, Майкл?
– Конечно, Барбара.
– Ты, действительно, тоже умрешь?
– Да, потому что без тебя я не смогу жить, ты должна бы это знать.
Она поверила ему, потому что ей хотелось верить. О, как она хотела верить ему, иначе если бы она перестала ему верить, то…
Часть III
Бен
Война
Глава 1
Англия воевала. Не знающие пощады немцы убивали и калечили бельгийцев, но никто не сомневался, что всем этим бесчинствам вскоре будет положен конец. Британские экспедиционные войска уже пересекли Ла-Манш, чтобы призвать немцев к порядку.
В Англии все дружно заговорили, что давно это предвидели. С чего вдруг в стране развелось столько оркестров из числа немецких музыкантов? И стремились они не в сельскую местность, а в промышленные районы, поближе к верфям, шахтам, заводам. По общему мнению, под личиной музыкантов скрывались настоящие шпионы. В обилии колбасных лавок также усматривались козни коварного врага. Почему это лавками не заведовали англичане? А все потому, считали обыватели, что хитрые немцы замыслили разбить Англию изнутри. Вознамерившись сначала откормить англичан, а после погубить. Для привлечения покупателей, немецкие лавочники прикидывались добродушными, любезными и весьма словоохотливыми. Не приходилось сомневаться, что к своим действиям немцы готовились уже давно. Но все также сходились на том, что порядок скоро будет восстановлен. Тем более не понятно в этой связи было решение правительства изъять из обращения золотой соверен и выпустить бумажные деньги. Большинству казалось диким видеть, например, бумажку вместо монеты в десять шиллингов. Но и эту меру тоже считали временной.
19 августа военный министр Великобритании фельдмаршал Китченер послал во Францию пятую дивизию, а в сентябре – шестую. Многие не понимали подобного шага, ведь экспедиционные войска уже находились там. Ведь если судить по сообщениям газет, вооружение английской армии было куда лучшим. В каждой дивизии насчитывалось восемнадцать тысяч человек и пять тысяч шестьсот лошадей. Какая сила! Конечно, и у них могли возникнуть затруднения. В армии не было радиосвязи, как на флоте, но ведь она располагала такой сильной конницей.
Британские экспедиционные войска встретились с наступающими немецкими частями у Монса и были вынуждены отступить.
За тринадцать дней отступавшим британцам пришлось пройти две сотни миль, люди валились с ног от усталости, засыпали на ходу. В верхах шли нескончаемые дебаты. В итоге фельдмаршал Китченер с войсками пересек Ла-Манш и заявил командующему французской армии Жофре, что берет руководство на себя.
К ноябрю во Франции началось строительство траншей, в которых предстояло пережидать зиму. Война приобретала затяжной характер. К этому моменту многие английские семьи уже успели осознать суровую реальность военного времени. То в одну семью, то в другую стучались почтальоны и вручали женщинам официальные телеграммы со штампом На службе Его Величества . Недоумевая, они разворачивали листки, еще не сознавая, что в их дом вошла страшная беда.
Братья Беншемы съехались домой в конце августа. Они заранее договорились собраться всем вместе, чтобы по возможности смягчить домашним потрясение от их решения и не усиливать боль при многократном прощании. Все три брата вступили в Вооруженные силы Его Величества, не дожидаясь призыва, и были готовы сражаться за короля и Отечество.
Им исполнилось по двадцать девять лет, и все они были холосты. Правда, Гарри чуть не женился два года назад. Он был обручен с мисс Пауэлл, но девушка так и не смогла преодолеть стойкую неприязнь к его матери. Услышав ее признание, Гарри счел это подходящим предлогом для выхода из щекотливого положения.
О братьях говорили, мол, узы брака не для них. Но это вовсе не означало, что они относились к числу ярых женоненавистников, особенно Бен. Любовные похождения Бенджамина давали повод посудачить не только женской половине штата фирмы «Беншем и сыновья». Бенджамина жаловали своим вниманием многие дамы Ньюкасла. Юноша отличался большой разборчивостью, но не являлось тайной и то, что просить дважды ему не приходилось.
Бенджамин заметно превосходил братьев по росту. Из всей троицы он обладал самыми широкими плечами, узкими бедрами, ему же досталась и копна черных волос, в которых почти с рождения выделялась светлая прядь. Бен, смеясь, говорил братьям, что оказавшись на военной службе, он, наконец, сможет расстаться с этой отметиной, делавшей его объектом постоянных насмешек.
Кожа Бена, казалось, позаимствовала немного цвета у волос: она была настолько смуглой, что придавала ему неизменно загорелый вид. Глядя на всех троих, никто бы и не подумал, что Бен их брат-близнец.
А вот Гарри с Джонатаном, действительно, были точной копией друг друга. Они пошли в отца небольшим ростом и стройной фигурой, от него же унаследовали светлые волосы, с рыжеватым оттенком. Благодаря здоровому и свежему цвету лица, братья выглядели по меньшей мере года на три моложе Бена. Они отличались от него и по характеру. Добродушные, жизнерадостные, не знающие резкой смены настроения. Не то что Бен. Если он не находился в обществе дам, на его лице преобладало мрачное выражение. Правда, временами юношу охватывало безудержное веселье, совсем не свойственное братьям. А порой он погружался в глубочайшее уныние.
Но несмотря на все различия братья оставались дружны, как и в детстве. Гарри с Джонатаном сохранили свою преданность Бену.
Вся их троица, по выражению Бена, решила удостоить державу своей службой. Лишь в одном у братьев возникли разногласия: в какой род войск вступить. Гарри с Джонатаном стояли за флот. Бена больше привлекала армия. Он старался склонить их на свою сторону, братья в свою очередь объединили усилия. В этом «сражении» так никто и не победил. Бен в результате вступил в армию, а братья записались на флот.
Бенджамин мог бы приехать домой на два дня раньше братьев, но подождал, пока они получат краткосрочный отпуск.
– Давайте, сразу, как войдем, запоем: «Боже, храни короля», – предложил Джонатан, остановившись у крыльца. – Все сразу сбегутся. Конечно, если отец дома, и женщины примчатся.
– О, женщины! – Гарри театрально приложил руку к сердцу, покачиваясь из стороны в сторону. – Нет, давайте подождем, пока Ада нас увидит.
– Готов побиться об заклад – Бетти расплачется, – произнес Бен. – Ставлю двадцать против одного.
– Брось, парень. – Гарри дернул подбородком. – Лучше не спорить. Ты сказал двадцать против одного, а она возьмет и не заплачет, так что мне точно повезет.
– Лучше сначала зайдем к маме, – предложил Джонатан.
Братья прекратили дурачиться, взглянули на него и молча вошли в дом.
Они пересекали холл, когда из кухни вышла Ада. Остановившись, она замерла, прижав фартук ко рту. А когда трое молодых господ дружно отсалютовали ей, Ада ухватилась за завязки своего накрахмаленного чепца и запричитала:
– Боже правый, боже правый!
Братья, как в детстве беззлобно передразнили ее:
– Боже правый и… с ним Ада Хаулитт.
– Ах, мистер Бен. – Обычно, когда братья были вместе, она обращалась к Бену. – И вы двое. – Ада по очереди указала на Гарри и Джонатана. – Да как же это. У миссис будет удар, она этого не переживет. Ой, что же вы не предупредили. Свалились, как снег на голову. Да еще и все вместе. Господи, Боже мой!
Дверь кухни распахнулась, и в холл влетела Бетти Роув, но не прежняя Бетти, а немного располневшая женщина средних лет. Она тоже сперва остановилась, как вкопанная, прикрыв рот фартуком, а потом, вся сияя, бросилась к ним.
– Вот не ждали, так не ждали. Какие же вы красавцы, глаз радуется. Да, вот так новость.
Братья быстро переглянулись.
– Что же ты не плачешь, Бетти? – спросил Бен. – Почему не рыдаешь?
– С чего это мне вдруг плакать? – удивилась Бетти. – Не знаю, зачем это. Вы такие молодцы. Нам придется красавиц посадить на цепь, а то они станут бросаться на вас, как…
Толкнув Бетти в бок, Ада оборвала ее живописания уготованных молодым людям преследований со стороны противоположного пола и, как положено, объявила:
– Хозяйка в своей комнате, сэр, – сообщила Ада, снова обращаясь к Бену.
Юноши рассмеялись и, развернувшись, словно по команде, дружно затопали наверх.
Как обычно, не постучав, они медленно приоткрыли дверь, чтобы убедиться, будет ли им удобно войти в этот момент. Увидев мать, стоявшую у встроенного в шкаф зеркала, братья вошли один за другим в давно определенном порядке: первый Джонатан, последний – Бен.
Барбара как раз поправляла волосы. Увидев сыновей, она так и застыла с поднятыми руками, потом круто обернулась и крикнула:
– Нет, только не это!
– Все как надо, все как должно быть, дорогая. – Джонатан подошел к ней, обнял и заговорил медленно, чтобы мать смогла разобрать его слова. – Это все равно должно было произойти. Чем раньше, тем лучше. Все равно пришлось бы пройти через это.
Барбара взглянула на любимых сыновей, потом перевела взгляд на Бена, неприязнь к которому граничила с ненавистью. Его мундир отличался от формы братьев. Он всегда был другим, не таким, как они, упрямым, эгоистичным, равнодушным, со скверным характером. В эту минуту ее радовало только одно: теперь он не будет рядом с ними, и мальчики избавятся, наконец, от дурного влияния. Но на войну уходит и Джонатан, ее единственная отрада в этом доме, в котором на протяжении уже многих лет Барбару окружала мертвая тишина. Этот дом давно стал ее тюрьмой, где она была заключена, получая необходимую пищу и одежду. Единственным лучом света, скрашивавшим унылую жизнь все эти мрачные годы, был Джонатан, ее милый, добрый, преданный, отзывчивый и чуткий сынок.
Барбара не знала, что было ему известно. Он никогда не интересовался, а она ничего не рассказывала и не объясняла об особых отношениях с его отцом. Сын всегда любил ее.
Он единственный разговаривал с ней в столовой с тех пор, как мальчикам разрешили сидеть за общим столом. Это было уже после того, как Рут Фоггети ушла из дома, а оставалась она до тех пор, пока живот ее не стал совсем огромным. Барбара считала, что только разговоры и внимание Джонатана не дали ей лишиться рассудка в те жуткие дни, когда Рут самым бессовестным образом вынашивала ребенка Дэна, и потом, когда Дэна бросало из одной крайности в другую. Сначала он пристрастился к вину. На протяжении многих месяцев не проходило вечера, чтобы муж мертвецки не напивался. Обычно Барбара ложилась спать не раньше, чем слышала, как за Дэном с грохотом захлопывалась дверь его спальни. Она не могла запереться у себя: у дверей не было никаких запоров.
Потом Дэн бросил пить, но перестал ночевать дома. Затем увлекся книгами. Теперь они заполняли большую часть детской, отчего комната стала похожей на библиотеку.
С этого времени Дэн стал относиться к ней ровнее, оставаясь вежливо равнодушным. Он никогда не интересовался ее делами, даже не спрашивал о здоровье. Муж с холодным спокойствием воспринял ее глухоту. Когда она полностью потеряла слух, Дэн перешел на язык жестов. Он делал это так естественно, будто никогда не переставал им пользоваться в общении в ней.
Несколько лет назад Барбара выработала для себя определенную манеру поведения. Частенько не обедала дома, а ездила в город, порой не приезжала ночевать. Барбара проделывала это, когда Гарри с Джонатаном были в колледже, а Бен занимался своими гнусными делами.
Но уже много лет она не ночевала вне дома.
И вот, сидя у туалетного столика, Барбара взирала на сыновей.
– Но… почему флот… – спросила она, качая головой, – и без офицерского звания?
– Всему свое время, – ответил Гарри, помогая себе жестами. – Джонни сказал, что метит в адмиралы, а я, между нами говоря, не откажусь и от контр-адмирала.
Джонатан пихнул брата, и они весело рассмеялись.
– Но разве… вы не понимаете, что сделали? Это… ужасно, такое потрясение.
– Но, мама, – склоняясь к ней, заговорил Джонатан, – ты же знала, мы не останемся в стороне. Помнишь, мы обсуждали это и говорили, что уйдем воевать, если начнется война.
– Да… но не так. Можно было сделать все как-то иначе. Вы долго пробудете дома?
Улыбки покинули их лица. Джонатан начал объяснять ей на пальцах:
– Нам надо вернуться сегодня вечером, а завтра мы отправляемся в Шотландию. Но ты же знаешь, Шотландия это совсем рядом. – Он попытался улыбнуться. – В конце недели мы снова к тебе нагрянем. А Бен пока побудет рядом. Их расквартировали в городе, как говорят, кому-то надо обеспечивать оборону. Везучий дьявол наш Бен, – ухмыляясь, он обернулся к брату.
Но Бен не ответил на улыбку. Он смотрел на мать. А она, с трудом оторвав от Джонатана полный тревоги взгляд перевела глаза на Бена. Он взирал на нее с угрюмым вызовом. Ее пустой, лишенный даже намека на любовь взгляд отозвался в его душе такой же острой болью, как и в детстве, когда он впервые понял, что мать не любит его.
Сколько раз он молил, чтобы Барбара погладила его по голове или от души расцеловала. Но она лишь подставляла для поцелуя равнодушную щеку. Долгие годы мальчик не мог понять, за что мать так ненавидит его. Пока отец однажды не рассказал ему правду.
Это произошло в тот день, когда Бена выгнала из колледжа. Отец не стал упрекать его, говорить о загубленной карьере. Он понял мятущуюся душу сына, и после этого открыл ему свою.
– Я не хотел так вести себя с ней, – говорил отец. – Она сама сделала меня таким.
Бен выслушал рассказ отца об истории рождения Барбары, о человеке, который произвел ее на свет, и на которого он похож, как две капли воды. Поэтому мать и ненавидела его всей душой.
С тех пор Бену стало понятнее ее поведение, но он так и не смог забыть равнодушия матери, особенно на фоне безграничной любви к его братьям. Бену все еще хотелось поймать хоть какой-нибудь знак внимания с ее стороны, пусть лишь прикосновение или ласковый взгляд. Временами равнодушие Барбары становилось для него невыносимым. Бен еле сдерживался, чтобы не закричать: «Я не виноват в том, что родился, я же плоть от плоти твоей!». Но он так никогда и не решился на этот шаг, страшась снова оказаться отвергнутым.
Юноша часто спрашивал себя, как бы они с отцом смогли жить, если бы не Рути. Долгие годы она поддерживала отца, а Бену дарила материнскую заботу и ласку. Но Рути не была его матерью. Настоящая мать – это высокая красавица, взирала на него сейчас безжалостными глазами. Как же она была красива! Ей перевалило за пятьдесят, но кожа на лице оставалась гладкой, без единой морщинки. А седина, если она тронула ее волосы, матери удавалось искусно это скрывать. Но выражение ее прекрасного лица оставалось глубоко несчастным, и Бену мучительно больно это видеть. Несмотря на все ее равнодушие, он понимал, что радости в жизни мать не получила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Нет, нет, – она говорила неестественно громко. Он быстро повернулся, отложив трубку и склонился над ней.
– Я спрашиваю, потому что хочу определить, как тебе лучше поступить.
– Я знаю, что для меня лучше всего, Майкл, – голос ее дрогнул.
– Я тоже знаю, дорогая. – Он взглянул на нее и кивнул. – Знаю и постараюсь все решить, как можно быстрее. Пусть Ханна немного подрастет и встанет на ноги.
– А тем временем я должна оставаться здесь, зная, что та девица носит ребенка Дэна? Ты этого ждешь от меня? Я не могу это сделать. Такого мне не вынести.
Он выпрямился, взял ее за руку и мягко произнес:
– Я должен сказать это, Барбара, должен. Ты не можешь винить Дэна. Если он знал о нас, как ты считаешь, то ты не можешь винить его. Меня удивляет только, что он промолчал. Это говорит о том, что он не хочет тебя терять, не может вынести разлуку с тобой… и я его понимаю. Мне кажется, он готов оставить все, как есть. Теперь решать тебе, Барбара.
– Что ты сказал?
– Я сказал, что теперь решать тебе, а что такое?
Она приложила руку к своим губам, потом зажала руками уши и посмотрела на него широко раскрытыми от страха глазами.
– Я… мне приходится читать по губам, Майкл. Я должна читать по губам. Я не расслышала последних слов. Уже два или три раза сегодня ты… твои слова куда-то исчезают… я снова глохну. Я опять стану глухой! Майкл, Майкл, я снова стану глухой!
Он обнял ее, качая, словно ребенка, и принялся успокаивать.
– Нет, что ты. Все дело в том, что ты разволновалась, это нервы. Сильное потрясение вернуло тебе слух и ты теперь знаешь, причина всего в волнении, поэтому и сможешь с этим справиться. Не расстраивай себя так, дорогая, любимая. Успокойся, пожалуйста, успокойся.
Наконец, она немного успокоилась и вытерла слезы.
– Майкл… – заговорила она, пристально глядя на него и прерывисто дыша, – Майкл, я не переносу глухоты… Тогда могла, но больше – нет. Лучше мне покончить с собой, чем…
– Что ты, не надо, никогда не говори так, потому что если умрешь ты, умру и я.
– Правда, Майкл?
– Конечно, Барбара.
– Ты, действительно, тоже умрешь?
– Да, потому что без тебя я не смогу жить, ты должна бы это знать.
Она поверила ему, потому что ей хотелось верить. О, как она хотела верить ему, иначе если бы она перестала ему верить, то…
Часть III
Бен
Война
Глава 1
Англия воевала. Не знающие пощады немцы убивали и калечили бельгийцев, но никто не сомневался, что всем этим бесчинствам вскоре будет положен конец. Британские экспедиционные войска уже пересекли Ла-Манш, чтобы призвать немцев к порядку.
В Англии все дружно заговорили, что давно это предвидели. С чего вдруг в стране развелось столько оркестров из числа немецких музыкантов? И стремились они не в сельскую местность, а в промышленные районы, поближе к верфям, шахтам, заводам. По общему мнению, под личиной музыкантов скрывались настоящие шпионы. В обилии колбасных лавок также усматривались козни коварного врага. Почему это лавками не заведовали англичане? А все потому, считали обыватели, что хитрые немцы замыслили разбить Англию изнутри. Вознамерившись сначала откормить англичан, а после погубить. Для привлечения покупателей, немецкие лавочники прикидывались добродушными, любезными и весьма словоохотливыми. Не приходилось сомневаться, что к своим действиям немцы готовились уже давно. Но все также сходились на том, что порядок скоро будет восстановлен. Тем более не понятно в этой связи было решение правительства изъять из обращения золотой соверен и выпустить бумажные деньги. Большинству казалось диким видеть, например, бумажку вместо монеты в десять шиллингов. Но и эту меру тоже считали временной.
19 августа военный министр Великобритании фельдмаршал Китченер послал во Францию пятую дивизию, а в сентябре – шестую. Многие не понимали подобного шага, ведь экспедиционные войска уже находились там. Ведь если судить по сообщениям газет, вооружение английской армии было куда лучшим. В каждой дивизии насчитывалось восемнадцать тысяч человек и пять тысяч шестьсот лошадей. Какая сила! Конечно, и у них могли возникнуть затруднения. В армии не было радиосвязи, как на флоте, но ведь она располагала такой сильной конницей.
Британские экспедиционные войска встретились с наступающими немецкими частями у Монса и были вынуждены отступить.
За тринадцать дней отступавшим британцам пришлось пройти две сотни миль, люди валились с ног от усталости, засыпали на ходу. В верхах шли нескончаемые дебаты. В итоге фельдмаршал Китченер с войсками пересек Ла-Манш и заявил командующему французской армии Жофре, что берет руководство на себя.
К ноябрю во Франции началось строительство траншей, в которых предстояло пережидать зиму. Война приобретала затяжной характер. К этому моменту многие английские семьи уже успели осознать суровую реальность военного времени. То в одну семью, то в другую стучались почтальоны и вручали женщинам официальные телеграммы со штампом На службе Его Величества . Недоумевая, они разворачивали листки, еще не сознавая, что в их дом вошла страшная беда.
Братья Беншемы съехались домой в конце августа. Они заранее договорились собраться всем вместе, чтобы по возможности смягчить домашним потрясение от их решения и не усиливать боль при многократном прощании. Все три брата вступили в Вооруженные силы Его Величества, не дожидаясь призыва, и были готовы сражаться за короля и Отечество.
Им исполнилось по двадцать девять лет, и все они были холосты. Правда, Гарри чуть не женился два года назад. Он был обручен с мисс Пауэлл, но девушка так и не смогла преодолеть стойкую неприязнь к его матери. Услышав ее признание, Гарри счел это подходящим предлогом для выхода из щекотливого положения.
О братьях говорили, мол, узы брака не для них. Но это вовсе не означало, что они относились к числу ярых женоненавистников, особенно Бен. Любовные похождения Бенджамина давали повод посудачить не только женской половине штата фирмы «Беншем и сыновья». Бенджамина жаловали своим вниманием многие дамы Ньюкасла. Юноша отличался большой разборчивостью, но не являлось тайной и то, что просить дважды ему не приходилось.
Бенджамин заметно превосходил братьев по росту. Из всей троицы он обладал самыми широкими плечами, узкими бедрами, ему же досталась и копна черных волос, в которых почти с рождения выделялась светлая прядь. Бен, смеясь, говорил братьям, что оказавшись на военной службе, он, наконец, сможет расстаться с этой отметиной, делавшей его объектом постоянных насмешек.
Кожа Бена, казалось, позаимствовала немного цвета у волос: она была настолько смуглой, что придавала ему неизменно загорелый вид. Глядя на всех троих, никто бы и не подумал, что Бен их брат-близнец.
А вот Гарри с Джонатаном, действительно, были точной копией друг друга. Они пошли в отца небольшим ростом и стройной фигурой, от него же унаследовали светлые волосы, с рыжеватым оттенком. Благодаря здоровому и свежему цвету лица, братья выглядели по меньшей мере года на три моложе Бена. Они отличались от него и по характеру. Добродушные, жизнерадостные, не знающие резкой смены настроения. Не то что Бен. Если он не находился в обществе дам, на его лице преобладало мрачное выражение. Правда, временами юношу охватывало безудержное веселье, совсем не свойственное братьям. А порой он погружался в глубочайшее уныние.
Но несмотря на все различия братья оставались дружны, как и в детстве. Гарри с Джонатаном сохранили свою преданность Бену.
Вся их троица, по выражению Бена, решила удостоить державу своей службой. Лишь в одном у братьев возникли разногласия: в какой род войск вступить. Гарри с Джонатаном стояли за флот. Бена больше привлекала армия. Он старался склонить их на свою сторону, братья в свою очередь объединили усилия. В этом «сражении» так никто и не победил. Бен в результате вступил в армию, а братья записались на флот.
Бенджамин мог бы приехать домой на два дня раньше братьев, но подождал, пока они получат краткосрочный отпуск.
– Давайте, сразу, как войдем, запоем: «Боже, храни короля», – предложил Джонатан, остановившись у крыльца. – Все сразу сбегутся. Конечно, если отец дома, и женщины примчатся.
– О, женщины! – Гарри театрально приложил руку к сердцу, покачиваясь из стороны в сторону. – Нет, давайте подождем, пока Ада нас увидит.
– Готов побиться об заклад – Бетти расплачется, – произнес Бен. – Ставлю двадцать против одного.
– Брось, парень. – Гарри дернул подбородком. – Лучше не спорить. Ты сказал двадцать против одного, а она возьмет и не заплачет, так что мне точно повезет.
– Лучше сначала зайдем к маме, – предложил Джонатан.
Братья прекратили дурачиться, взглянули на него и молча вошли в дом.
Они пересекали холл, когда из кухни вышла Ада. Остановившись, она замерла, прижав фартук ко рту. А когда трое молодых господ дружно отсалютовали ей, Ада ухватилась за завязки своего накрахмаленного чепца и запричитала:
– Боже правый, боже правый!
Братья, как в детстве беззлобно передразнили ее:
– Боже правый и… с ним Ада Хаулитт.
– Ах, мистер Бен. – Обычно, когда братья были вместе, она обращалась к Бену. – И вы двое. – Ада по очереди указала на Гарри и Джонатана. – Да как же это. У миссис будет удар, она этого не переживет. Ой, что же вы не предупредили. Свалились, как снег на голову. Да еще и все вместе. Господи, Боже мой!
Дверь кухни распахнулась, и в холл влетела Бетти Роув, но не прежняя Бетти, а немного располневшая женщина средних лет. Она тоже сперва остановилась, как вкопанная, прикрыв рот фартуком, а потом, вся сияя, бросилась к ним.
– Вот не ждали, так не ждали. Какие же вы красавцы, глаз радуется. Да, вот так новость.
Братья быстро переглянулись.
– Что же ты не плачешь, Бетти? – спросил Бен. – Почему не рыдаешь?
– С чего это мне вдруг плакать? – удивилась Бетти. – Не знаю, зачем это. Вы такие молодцы. Нам придется красавиц посадить на цепь, а то они станут бросаться на вас, как…
Толкнув Бетти в бок, Ада оборвала ее живописания уготованных молодым людям преследований со стороны противоположного пола и, как положено, объявила:
– Хозяйка в своей комнате, сэр, – сообщила Ада, снова обращаясь к Бену.
Юноши рассмеялись и, развернувшись, словно по команде, дружно затопали наверх.
Как обычно, не постучав, они медленно приоткрыли дверь, чтобы убедиться, будет ли им удобно войти в этот момент. Увидев мать, стоявшую у встроенного в шкаф зеркала, братья вошли один за другим в давно определенном порядке: первый Джонатан, последний – Бен.
Барбара как раз поправляла волосы. Увидев сыновей, она так и застыла с поднятыми руками, потом круто обернулась и крикнула:
– Нет, только не это!
– Все как надо, все как должно быть, дорогая. – Джонатан подошел к ней, обнял и заговорил медленно, чтобы мать смогла разобрать его слова. – Это все равно должно было произойти. Чем раньше, тем лучше. Все равно пришлось бы пройти через это.
Барбара взглянула на любимых сыновей, потом перевела взгляд на Бена, неприязнь к которому граничила с ненавистью. Его мундир отличался от формы братьев. Он всегда был другим, не таким, как они, упрямым, эгоистичным, равнодушным, со скверным характером. В эту минуту ее радовало только одно: теперь он не будет рядом с ними, и мальчики избавятся, наконец, от дурного влияния. Но на войну уходит и Джонатан, ее единственная отрада в этом доме, в котором на протяжении уже многих лет Барбару окружала мертвая тишина. Этот дом давно стал ее тюрьмой, где она была заключена, получая необходимую пищу и одежду. Единственным лучом света, скрашивавшим унылую жизнь все эти мрачные годы, был Джонатан, ее милый, добрый, преданный, отзывчивый и чуткий сынок.
Барбара не знала, что было ему известно. Он никогда не интересовался, а она ничего не рассказывала и не объясняла об особых отношениях с его отцом. Сын всегда любил ее.
Он единственный разговаривал с ней в столовой с тех пор, как мальчикам разрешили сидеть за общим столом. Это было уже после того, как Рут Фоггети ушла из дома, а оставалась она до тех пор, пока живот ее не стал совсем огромным. Барбара считала, что только разговоры и внимание Джонатана не дали ей лишиться рассудка в те жуткие дни, когда Рут самым бессовестным образом вынашивала ребенка Дэна, и потом, когда Дэна бросало из одной крайности в другую. Сначала он пристрастился к вину. На протяжении многих месяцев не проходило вечера, чтобы муж мертвецки не напивался. Обычно Барбара ложилась спать не раньше, чем слышала, как за Дэном с грохотом захлопывалась дверь его спальни. Она не могла запереться у себя: у дверей не было никаких запоров.
Потом Дэн бросил пить, но перестал ночевать дома. Затем увлекся книгами. Теперь они заполняли большую часть детской, отчего комната стала похожей на библиотеку.
С этого времени Дэн стал относиться к ней ровнее, оставаясь вежливо равнодушным. Он никогда не интересовался ее делами, даже не спрашивал о здоровье. Муж с холодным спокойствием воспринял ее глухоту. Когда она полностью потеряла слух, Дэн перешел на язык жестов. Он делал это так естественно, будто никогда не переставал им пользоваться в общении в ней.
Несколько лет назад Барбара выработала для себя определенную манеру поведения. Частенько не обедала дома, а ездила в город, порой не приезжала ночевать. Барбара проделывала это, когда Гарри с Джонатаном были в колледже, а Бен занимался своими гнусными делами.
Но уже много лет она не ночевала вне дома.
И вот, сидя у туалетного столика, Барбара взирала на сыновей.
– Но… почему флот… – спросила она, качая головой, – и без офицерского звания?
– Всему свое время, – ответил Гарри, помогая себе жестами. – Джонни сказал, что метит в адмиралы, а я, между нами говоря, не откажусь и от контр-адмирала.
Джонатан пихнул брата, и они весело рассмеялись.
– Но разве… вы не понимаете, что сделали? Это… ужасно, такое потрясение.
– Но, мама, – склоняясь к ней, заговорил Джонатан, – ты же знала, мы не останемся в стороне. Помнишь, мы обсуждали это и говорили, что уйдем воевать, если начнется война.
– Да… но не так. Можно было сделать все как-то иначе. Вы долго пробудете дома?
Улыбки покинули их лица. Джонатан начал объяснять ей на пальцах:
– Нам надо вернуться сегодня вечером, а завтра мы отправляемся в Шотландию. Но ты же знаешь, Шотландия это совсем рядом. – Он попытался улыбнуться. – В конце недели мы снова к тебе нагрянем. А Бен пока побудет рядом. Их расквартировали в городе, как говорят, кому-то надо обеспечивать оборону. Везучий дьявол наш Бен, – ухмыляясь, он обернулся к брату.
Но Бен не ответил на улыбку. Он смотрел на мать. А она, с трудом оторвав от Джонатана полный тревоги взгляд перевела глаза на Бена. Он взирал на нее с угрюмым вызовом. Ее пустой, лишенный даже намека на любовь взгляд отозвался в его душе такой же острой болью, как и в детстве, когда он впервые понял, что мать не любит его.
Сколько раз он молил, чтобы Барбара погладила его по голове или от души расцеловала. Но она лишь подставляла для поцелуя равнодушную щеку. Долгие годы мальчик не мог понять, за что мать так ненавидит его. Пока отец однажды не рассказал ему правду.
Это произошло в тот день, когда Бена выгнала из колледжа. Отец не стал упрекать его, говорить о загубленной карьере. Он понял мятущуюся душу сына, и после этого открыл ему свою.
– Я не хотел так вести себя с ней, – говорил отец. – Она сама сделала меня таким.
Бен выслушал рассказ отца об истории рождения Барбары, о человеке, который произвел ее на свет, и на которого он похож, как две капли воды. Поэтому мать и ненавидела его всей душой.
С тех пор Бену стало понятнее ее поведение, но он так и не смог забыть равнодушия матери, особенно на фоне безграничной любви к его братьям. Бену все еще хотелось поймать хоть какой-нибудь знак внимания с ее стороны, пусть лишь прикосновение или ласковый взгляд. Временами равнодушие Барбары становилось для него невыносимым. Бен еле сдерживался, чтобы не закричать: «Я не виноват в том, что родился, я же плоть от плоти твоей!». Но он так никогда и не решился на этот шаг, страшась снова оказаться отвергнутым.
Юноша часто спрашивал себя, как бы они с отцом смогли жить, если бы не Рути. Долгие годы она поддерживала отца, а Бену дарила материнскую заботу и ласку. Но Рути не была его матерью. Настоящая мать – это высокая красавица, взирала на него сейчас безжалостными глазами. Как же она была красива! Ей перевалило за пятьдесят, но кожа на лице оставалась гладкой, без единой морщинки. А седина, если она тронула ее волосы, матери удавалось искусно это скрывать. Но выражение ее прекрасного лица оставалось глубоко несчастным, и Бену мучительно больно это видеть. Несмотря на все ее равнодушие, он понимал, что радости в жизни мать не получила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30