– В каком-то смысле все мы дети, – ответил он, зарываясь лицом в копну иссиня-черных волос. – На самом деле, детство никогда не кончается. Его призрак преследует нас всю жизнь.
Она приникла к нему, не в силах сдерживать слезы. То, что годами мучило ее, внезапно вырвалось наружу.
– Он никогда не любил меня, – прошептала Палома.
– А в раннем детстве?
– Все не то, не no-настоящему. Если бы он действительно любил меня, разве сделал бы то, что сделал?
– Не знаю. Некоторые люди весьма своеобразно проявляют свои чувства… Я здесь, я здесь. Все в порядке, – поспешил он успокоить Палому, принявшуюся плакать с новой силой.
Она попыталась что-то сказать, однако не могла выговорить ни слова.
– Что с тобой? – ласково спросил Антонио, повернув ее так, чтобы лучше видеть лицо.
– Ничего, – снова всхлипнула она. – Я уже успокоилась.
– Что-то не похоже.
Антонио достал из кармана носовой платок и вытер им мокрые щеки Паломы.
– Как я выгляжу? – смущенно спросила она.
– Как маленькая девочка, которая вдруг поняла, что отец не любит ее. Но не отчаивайся. Ты же знаешь, что впереди тебя ждет очень много всего хорошего.
– Я не знаю, что ждет меня, – тусклым голосом произнесла Палома. – И, честно говоря, меня это уже не волнует.
– Не смей! – воскликнул Антонио. – Только слабые люди говорят, что им все равно, что будет дальше. А ты сильная женщина, дорогая. Ты из породы людей, которые подчиняют себе судьбу и заставляют ее играть по их правилам.
Он заглянул ей в лицо, затем наклонился и нашел губами ее губы. Мгновение они оставались неподвижны, потом Антонио едва ощутимо поцеловал ее. Это был самый нежный и тонкий поцелуй за всю ее жизнь, и он сразу же развеял ее грусть. Губы Паломы медленно приоткрылись в ответ.
Она видела, что Антонио все еще колеблется, глядя на нее взглядом, полным сомнения и тревоги. Он поднялся к ней в спальню, желая утешить ее, он и не помышлял о чем-то большем. Палома чувствовала, что Антонио снопа борется с «джентльменом» внутри себя, и тот, второй, вот-вот одержит победу. Ну уж нет! Этому не бывать!
И она ловко расправилась с этим «джентльменом», обхватив Антонио за шею и притянув к себе так близко, как только могла. Тут же ее теплые, чувственные губы снова приоткрылись, без слов рассказывая обо всех ее желаниях. И Антонио подчинился молчаливому призыву. Его горячечные движения не оставляли сомнений в том, что он наконец ощутил себя вправе делать то, что ему хочется. Глупые принципы и обещания больше не сдерживали его. Вот и хорошо.
Его язык долго соперничал с ее языком, прежде чем отправиться в поспешное путешествие по ее рту. Долгий, глубокий поцелуй необыкновенно воспламенил обоих. Теперь тебе не уйти, подумала Палома. Сегодня я получу тебя всего, так и знай! Тем временем губы Антонио скользнули вниз, к шее, и из груди Паломы вырвался глубокий вздох. Как долго она об этом мечтала! Однако восторг от ощущения его губ на теле превзошел все самые смелые ее ожидания.
Вырез на платье был довольно глубокий, однако Антонио уже не хватало обнаженного тела над ним. Он попытался расстегнуть платье. Однако руки его дрожали, и замок никак не желал поддаваться. Палома уже хотела сделать это сама, как вдруг раздался треск рвущейся материи, и через секунду Антонио уже покрывал жадными поцелуями ее грудь.
Внезапно Палома почувствовала себя так легко и свободно, словно вместе с платьем с нее сорвали и страх, и смущение, и печаль. Все потеряло значение, кроме одного: он был рядом, мужчина, о котором она мечтала. Мужчина, чья любовь и чья страсть так сильно были ей нужны. И теперь Палома твердо знала: может, он не сможет ее полюбить, но, в любом случае, подарит ей свою страсть.
Антонио коснулся губами ложбинки между ее грудями, одновременно пальцами с восторгом изучая их форму. И где бы он ни касался ее тела, ощущения были ошеломительными. По телу Паломы пробегала дрожь, заставляя се трепетать в предвкушении еще большего блаженства.
Губы Антонио сомкнулись вокруг ее маленького, тугого соска, и Палома застонала. Бросив на нее быстрый взгляд, он прочел в ее лице такое же яростное желание, какое испытывал сам. Он чуть приподнял Палому над кроватью и окончательно избавил от платья. Ошеломленная, она резко привстала и принялась жадно расстегивать пуговицы на его рубашке. Пальцы не слушались, и Антонио разделся сам. Отбросив в сторону одежду вместе с тем, что осталось от некогда роскошного платья Паломы, он притянул ее к себе.
Она жалела, что в комнате было мало света. Ей безумно хотелось увидеть Антонио обнаженным. Но и одного ощущения его наготы было достаточно, чтобы свести ее с ума. Руками он медленными, чувственными движениями ласкал ее плечи, грудь, живот, заставляя замирать в сладкой истоме.
В свою очередь Палома принялась исследовать его тело. Она с удовольствием ощутила, что плечи его такие же широкие, какими кажутся под элегантным пиджаком, и живот такой же упругий и плоский, и бедра такие же узкие. В ее мозгу пронеслась отчетливая мысль: скоро мы снова будем делать это, и тогда я узнаю его еще лучше. Пока же она внимательно наблюдала за тем, как он реагирует на ее ласки. Она еще могла это делать. Но вскоре рука его скользнула вверх по внутренней стороне ее бедра, и все мысли разом исчезли. С уст Паломы сорвался слабый стон, и Антонио с наслаждением увидел, что великолепные волосы ее рассыпались по подушке, а прекрасное лицо искажено страстью.
Кажется, она прошептала его имя и в ту же секунду ощутила, как его язык замер возле пупка, а затем скользнул ниже. И еще ниже. И еще… Необыкновенно ласково и искусно Антонио возбуждал в ней все большую и большую страсть, до тех пор пока Палома не почувствовала, что готова принять его. И когда он вошел в нее, она поняла, что по-другому и быть не могло. Все было настолько естественно и прекрасно, что ей показалось, будто они всю жизнь знали и любили друг друга. Антонио ритмично двигался в ней, и, когда Палома почувствовала, что напряжение достигло предела, она ощутила на лице его нежные, ласковые пальцы. Она бы никогда не поверила, что этот человек, властелин мира, способен на такую нежность.
А потом Палома поняла, что Антонио, с которым она спорила о любви в доме Рафаэля, и не был на это способен. Тепло и ласка шли из самой глубины его души, от того Антонио, который был скрыт от посторонних глаз. И теперь, Палома чувствовала это, он больше не мог таиться от нее…
Взрыв наслаждения застиг ее врасплох. Мир разлетелся на тысячи осколков, и они вспыхнули ослепительным огнем, чтобы затем сложиться воедино и образовать новую вселенную, так не похожую ни на что виденное ею раньше.
Палома попыталась что-то сказать, но пальцы Антонио накрыли ее губы. Он что-то шептал ей на ухо, ловил губами легкие черные пряди. И скоро сознание Паломы заволокло пьянящим дурманом, и она заснула, чувствуя, что нежные, теплые руки все еще обнимают ее.
Проснувшись на следующее утро, она уловила неясный шорох в постели рядом с собой. Палома приоткрыла глаза и увидела, что Антонио поднялся и на минуту замер в призрачном утреннем свете. Прошлой ночью она всем своим существом ощущала его могучее, горячее тело, но почти не видела его. А теперь Антонио стоял перед ней во весь рост, и она с удовольствием оглядела его длинные мускулистые ноги, крепкие ягодицы, узкие бедра. Палома вспомнила сказочные ощущения, что он заставил ее пережить, и отчетливо поняла: если Антонио коснется ее, она будет с ним снова и снова.
Вместо этого он спешно оделся. Палома с замиранием сердца ждала, когда он разбудит ее, чтобы попрощаться. А может, он просто поцелует ее? Но минуты бежали одна за другой, и никто не подходил пожелать ей доброго утра. Палома не выдержала и открыла глаза. Антонио стоял, ссутулившись, у окна и выглядел обеспокоенным. Он глядел прямо перед собой и, казалось, видел что-то очень для себя неприятное.
Наконец он расправил плечи и тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли. В следующее мгновение он вышел из комнаты, неслышно прикрыв за собой дверь.
10
Через три дня они вылетели в Валенсию. Антонио все эти дни пропел в офисе, как и собирался, и присоединился к женщинам лишь в аэропорту.
По пути в аэропорт сеньора Долорес обеспокоенно спросила Палому:
– Дорогая, ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? Что-то ты очень бледная и все время такая молчаливая, словно тебя что-то гнетет.
– Просто я не очень люблю летать, – вяло ответила Палома.
Она действительно чувствовала себя неважно с тех самых пор, как возлюбленный покинул ее на рассвете, не сказав ни слова. Но не было смысла объяснять это донье Долорес, и она отделалась привычной отговоркой.
Палома постоянно пыталась найти объяснение поведению жениха. Все-таки в ту ночь он вернулся к ней, и внимательно выслушал ее, и утешил. Она никогда этого не забудет. Антонио, как никто другой, понял ее чувства, и она всегда будет любить его за это.
И в постели он был с ней необыкновенно ласков и бережен. Так почему же потом просто встал и ушел, даже не оглянувшись? Палома не находила ответа.
На следующее утро после приема в доме де ла Росса донья Долорес восторженно рассказала Паломе об эпизоде с сеньорой Аларио. То, с какой страстью Антонио кинулся защищать ее, рискуя испортить отношения с нужным для себя человеком, тронуло сердце Паломы. Однако холод вновь прокрался ей в душу, когда она подумала, что сам Антонио не счел нужным рассказать ей об этом.
Палома могла понять ту тщательность, с которой Антонио ускользал от чрезмерной близости с кем бы то ни было. Отчасти она даже жалела своего жениха. Однако все острее чувствовала, что не может смириться с этой чертой его характера.
Она твердо решила, что уедет от Toppec-Кеведо сразу после свадеб. Так скоро, как только будет возможно, чтобы никого не обидеть. Да, этот поступок разобьет ее сердце, но лучше пережить горечь разлуки, чем выйти замуж за человека, который приближается к ней только для того, чтобы снова уйти.
В аэропорту Палома холодно ответила на приветствие Антонио и улыбнулась так равнодушно, как только могла. Впрочем, она никогда раньше не бывала в Валенсии и не собиралась портить себе удовольствие от поездки. Расплата придет потом.
Члены семейства Торрес-Кеведо начали собираться в Валенсии за два дня до первого бракосочетания. Гостей из Мадрида встречали Эрнесто и Натали, Как всегда довольные и улыбчивые, они весело болтали всю дорогу, и Палома окончательно успокоилась, решив: будь что будет.
Имение Торрес-Кеведо произвело на Палому сильное впечатление. Безусловно, это было самое причудливое здание, которое ей когда-либо приходилось видеть. Внутреннее его убранство поразило ее еще больше. Хозяева любезно разрешили ей побродить по дому, чем она с превеликим удовольствием и занялась.
Алехандро приехал на следующий день и выглядел несколько подавленным. И Палома, и Натали, бывшие от него без ума, тут же изъявили желание утешить его. Усевшись на огромный диван по обе стороны от Алехандро, они перешли в наступление.
– Ты наконец-то встретил ее.
– Кого ее? – Алехандро сделал вид, что не понял.
– Ты знаешь, о чем я. – Палома похлопала его по плечу. – Ее! Единственную и неповторимую!
– Как ее зовут? – требовательно спросила Натали.
Алехандро, вздохнул, сдаваясь.
– Ингрид, она норвежка. Я мельком видел ее на конференции орнитологов в Осло. Мы жили в одном отеле и обедали в одном ресторане – он замолчал.
– О, норвежка! Эта просто замечательно! Норвежек в роду Торрес-Кеведо еще не было! – в один голос воскликнули молодые женщины. – И что дальше?
– А ничего. Я улетел в Испанию, а она… она… Впрочем, я не знаю, что сделала она… – Алехандро смешался и замолчал.
Его собеседницы с трудом сдерживали смех.
– Это любовь с первого взгляда! – торжественно объявила Натали. – Но почему ты не завязал с ней более близкого знакомства?
– Сам не понимаю, – пожаловался Алехандро. – Меня утешает лишь то, что она оказалась в списке участников международной акции по созданию птичьего заповедника на Азорских островах.
– Перст судьбы, не иначе, – заключила Палома, – Вполне возможно, что эта Ингрид послана тебе Небом. Не упусти свой шанс!
– Да, но… – Алехандро пустился перечислять зловредные обстоятельства, которые могут помешать ему воссоединиться с этой удивительной во всех отношениях девушкой, но голос брата, окликнувшего его, не дал ему докончить. – Простите, – извинился он и поспешно покинул комнату.
Оставшись вдвоем, Палома и Натали долго крепились и с серьезными минами смотрели в пол, но вот глаза их встретились и они расхохотались.
– Вообще-то, мы не должны смеяться, – пробормотала Палома, утирая слезы.
– О да, это нехорошо, – подхватила Натали. – Но я не могу удержаться. Похоже, мы единственные, кому удалось видеть одного из Торрес-Кеведо в такой растерянности и отчаянии. – И она опять залилась смехом.
Палома покачала головой.
– Бедняга Алехандро! Но будем надеяться, что эта драматическая история счастливо закончится.
На следующий день все собрались в местной церкви на бракосочетание Алонсо Торрес-Кеведо с его возлюбленной Элиз, После венчания свадьба плавно перетекла в дом Торрес-Кеведо. Однако с самого начала все пошло не так. По-видимому, Элиз не до конца прониклась своим новым статусом и вела себя не как сеньора Торрес-Кеведо, а как скромная домохозяйка. Предыдущие два месяца она занималась организацией свадьбы Эрнесто и Натали. Это обещало стать заметным событием, и нужно было устроить воистину роскошный прием. Элиз с воодушевлением продумывала все детали празднества, однако на собственной свадьбе вдруг растерялась. Едва провозгласили первый тост за молодоженов, она извинилась и выбежала из-за стола, объяснив, что должна посмотреть, как идут дела в кухне.
– Кажется, она не понимает своего счастья, – вполголоса заметила донья Долорес. – Вы только посмотрите, как она обращается с Алонсо!
– Может, в этом все и дело? – с усмешкой предположил Эрнесто. – Сотни женщин готовы наизнанку вывернуться, только бы обратить на себя внимание мужчины. А потом появляется та единственная, что не замечает его, и выворачиваться наизнанку приходится ему. Так-то, тетушка. – И он выразительно посмотрел на Натали.
Скоро все как-то незаметно разбились на пары. Эрнесто и Натали, обнявшись, отправились прогуляться. Алехандро и донья Долорес расположились в саду и вели неспешную беседу.
– Может, и нам стоит немного пройтись? – невыразительным голосом спросил Антонио у Паломы.
Она кивнула.
Они вышли из ворот виллы и какое-то время шли молча, не касаясь друг друга. Наконец Антонио нарушил молчание.
– Думаю, нам следует поговорить.
– Давно пора, – согласилась она.
– Вся эта свадебная суета заставила меня о многом подумать, – начал Антонио. – Похоже, что и тебя тоже.
– О да, – усмехнулась она. – О многом.
– Есть такая примета, что за одной свадьбой обычно следует другая, – сказал Антонио. – Ты понимаешь, с каким нетерпением все ждут, когда мы объявим о дне нашего бракосочетания?
– Понимаю. Я несколько раз ловила на себе многозначительные взгляды, – ответила она.
– Думаю, что завтра – самое подходящее время.
– Подходящее для чего? – осторожно поинтересовалась Палома.
– Для того чтобы объявить дату. У нас было достаточно времени на раздумья. Лично я уже принял решение. Я не ошибся в тебе. Ты настоящая испанка, к тому же в Мадриде у тебя уже есть своя клиентура. Когда ты окончательно переедешь сюда, все пойдет как по маслу. Так что, думаю, мы с тобой не прогадаем.
– Если смотреть на это под таким углом, то безусловно.
– Так, значит, я могу сказать маме, что все решено? – быстро спросил Антонио.
Что же это? Неужели именно так звучит в его устах предложение руки и сердца? Под великолепным ночным небом, среди волшебной тишины и таинственной темноты аллей эти слова прозвучали так неожиданно буднично, что Палома не знала, плакать ей или смеяться.
– Я не думаю, что мы должны торопить события, – вымолвила она, наконец. – Ты сказал, что я подхожу тебе по двум параметрам: наличие испанской крови и мадридских клиентов. Все так. Но не кажется ли тебе, что этого маловато для хорошей жены? Кроме того, есть и еще кое-что, о чем мы никогда не упоминали, и, возможно, напрасно.
– Я ждал, что ты заговоришь об этом, – кивнул Антонио. – Ночь, что мы провели вместе…
– Две ночи, – едва слышно прошептала Палома.
Антонио хотел было возразить, но передумал.
Некоторое время они шли молча. Узкая дорожка вывела их к морю. Несмотря на поздний час, в кафе еще сидели посетители и над берегом плыла мелодия фламенко.
– И все же я думаю, что мы неплохо ладим друг с другом. Что ты на это скажешь?
Тепло его дыхания на щеке. Переплетенные тела. Безумство горячей плоти внутри нее… Да, они неплохо ладили.
– Безусловно… – Палома скривилась, – эксперимент удался во всех отношениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16