Ответом ей был стук закрываемой двери.
7
Палома проснулась с первыми лучами солнца, встала с постели и долго вслушивалась в тишину. Затем подошла к высокому узкому окну и распахнула его. В комнату ворвался свежий воздух и щебетание утренних птиц.
Воспоминание о прошедшей ночи все еще жило в каждой клеточке ее существа – в голове, и сердце, в теле. Вчера она увидела Антонио с той его стороны, о которой до тех пор даже не подозревала. Палома уже знала, что этот мужчина отличается весьма противоречивым характером. Он мог быть обольстительным и холодным, расчетливым и упорным. Но она и подумать не могла, что он может быть опасным. Что ж, теперь она это знала. За те несколько минут, что он сжимал ее в объятиях, покрывая лицо безжалостными, яростными поцелуями, Палома поняла, что же такое опасность. Она словно замерла на краю пропасти, почти физически ощущая ее бездонность. И в то же время никогда прежде она не испытывала такого отчаянного удовольствия. Невероятно, и тем не менее это было так.
Палома попыталась призвать на помощь здравый смысл. Итак, что в сущности произошло? Если отбросить чувства, вырисовывалась следующая картина. Она поставила Антонио в неловкое положение. Другими словами, сделала из него идиота, с чем он, естественно, не пожелал смириться. Его самолюбие не удовлетворилось тем, что он заставил ее пережить там, в саду, когда десятки людей наблюдали, как он целовал ее. Нет, Антонио было необходимо доказать строптивой невесте свою власть над ней. Он хотел убедить ее в том, что способен зажечь в ней такую страсть, что она будет принадлежать ему – хочет того или нет.
Что ж, ему это удалось. Теперь она знала, что могут сотворить с ней его руки. Самая незначительная ласка Антонио моментально воспламеняла Палому, да так, что она могла думать только об одном: когда он вновь коснется ее.
Однако сам Антонио ничего подобного наверняка не испытывал. Она припомнила выражение его лица. Что же все-таки было в его глазах? Неужели только желание доказать ей, что он способен подчинить себе ее волю? Теперь, в холодном утреннем свете, это казалось единственно возможным.
Выглянув в окно, Палома заметила, что край неба окрасился золотом и комната озарилась мягким волшебным светом. На часах было около шести, Антонио наверняка уже проснулся – деловым мужчинам некогда валяться в постели.
Внезапно Паломе захотелось услышать его голос. Однако, набрав номер его квартиры, она разочарованно положили трубку, услышав автоответчик. Она не стала оставлять сообщений. Она даже не знала, что сказать.
Девушка почувствовала, что ей нестерпимо хочется прогуляться. Натянув джинсы и свитер, она неслышно спустилась вниз и вышла в сад. Извилистая тропинка терялась среди деревьев, раздваивалась, уходила то влево, то вправо. И одному Богу было известно, куда она ведет. Палома подумала, что вся ее жизнь внезапно превратилась в хождение по неведомым тропам, извилистым и исчезающим в неведомой дали.
Рассудок подсказывал, что лучше вернуться домой, в Лос-Анджелес. Но что-то еще внутри нее призывало остаться. Палому одолевали противоречивые чувства. Она сама не знала, на какую тропу в конце концов надеется выйти.
Тем временем утренний туман совсем рассеялся, прекрасный солнечный день властно вступал в свои права. До Паломы донесся едва уловимый аромат роз. Стоп, куда это она забрела?
Внезапно она заметила кое-что очень странное и остановилась как вкопанная. Под деревом, прямо на земле, сидел человек. Руки его покоились на коленях, и одет он был точно так же, как вчера вечером Антонио. Только смокинг валялся чуть поодаль, а белая рубашка была расстегнута на груди, и оттуда выглядывали завитки темных курчавых волос. Палома затаила дыхание и подошла ближе.
Антонио сидел, запрокинув голову, так что была отчетливо видна его крепкая смуглая шея. Осторожно опустившись на землю рядом с ним, Палома увидела, что глаза его плотно сомкнуты, а дышит он глубоко и ровно, как и всякий крепко спящий человек. Лицо его выглядело спокойным и умиротворенным, черты обрели мягкость, и даже губы казались не такими суровыми, как всегда. Разумеется, он был небрит, волосы его спутались, под глазами залегли темные теми. И впервые за все время их знакомства Палома почувствовала, что в ней просыпается нежность.
Она прекрасно знала, что Антонио придет в бешенство, если узнает, что она рассматривала его самым бесстыдным образом, пока он спал и не мог принять свой привычный надменный вид. Но она не могла заставить себя отвести взор. Еще только одну минуточку, разрешила себе Палома.
И тут Антонио открыл глаза.
Она была уверена, что он рассердится. Ничего подобного. Он сидел и молча смотрел на нее так долго и бессмысленно, что Палома начала сомневаться, видит ли он ее вообще. Внезапно в его глазах вспыхнуло что-то похожее на боль.
– Ты все еще разговариваешь со мной? – спросил он наконец.
Она кивнула. В горле ее стоял комок. Антонио вздохнул и спрятал лицо в ладонях.
– Боюсь, я этого не заслуживаю, – сдавленно произнес он. – Кажется, вчера я слишком много выпил.
– Я бы так не сказала, – осторожно заметила Палома.
– Ты не могла этого видеть, потому что тебя там не было… – Он запнулся. – Забудь.
– Ты провел здесь всю ночь?
– Ну да, с того момента, как ушел от тебя.
– Я была уверена, что ты поехал домой.
– Мне хотелось оставить тебя, но я не хотел тебя покидать. Черт, похоже, в этом нет никакого смысла.
Смысл здесь определенно был. С того момента, как они схлестнулись из-за Федерико Ортуньо, Палома не переставала ощущать какую-ту нить, связывающую их. Оказывается, и Антонио чувствовал то же самое.
Она придвинулась к нему ближе и взяла его руку. Он быстро взглянул на ее левую кисть. Кольца не было.
– Я его еще не искала, – объяснила Палома. – Комната такая большая, и оно могло упасть куда угодно. А вдруг мы вообще никогда не найдем его?
Вместо ответа он покачал головой. Затем крепко сжал ее руку.
– Ты в порядке?
– В полном. – Она улыбнулась.
– Я не сделал тебе больно?
Перед глазами возник перекошенный рот, жадно впивающийся в ее губы. Палома вновь ощутила возбуждение, страх и то не испытанное прежде наслаждение, потрясшее все ее существо.
– Нет, ты не причинил мне боли, – ответила она.
– Ты уверена? У меня дьявольский нрав. Иногда я бываю просто страшен.
– Но ведь ты не хотел сделать мне больно?
– Нет, – хрипло сказал Антонио. – Я всего лишь хотел дать тебе понять, что я существую. – Он улыбнулся уголками губ. – Когда я был маленький, моим оружием был крик. Если у меня что-то не клеилось или на меня не обращали внимания, я начинал орать. Для меня было важно, чтобы меня услышали.
– Охотно верю. – Палома снова улыбнулась. – Я и ожидала чего-то в этом духе.
– Мои методы выросли вместе со мной! – Он сверкнул на нее вызывающим взглядом.
– Люди никогда не перестают быть теми, кто они есть. И тебе не удалось напугать меня.
– Слава Богу. Потому что меньше всего на свете я хотел тебя пугать. Палома, прошу тебя, забудь все, что случилось накануне.
– Все? Ты имеешь в виду…
– Когда я говорю все, я имею в виду все. До самой последней мелочи. – Голос его был полон решимости. – Ты можешь пойти к Ортуньо, когда пожелаешь. Обещаю, что не буду препятствовать этому. На меня как помешательство нашло, честное слово.
– Но, Антонио, я уверена, что алкоголь тут ни при чем.
– Мне трудно это объяснить. Скажем так: я жуткий ревнивец и собственник. Это не делает мне чести. Прошу меня извинить.
– Но у тебя нет повода ревновать меня.
– Знаю. Однако кое-что не дает мне покоя…
– Ты говоришь о женщине, на которой собирался жениться? – осторожно спросила Палома. Он вскинул на нее настороженные глаза.
– Что ты знаешь о ней?
– Немного. Вы были помолвлены, а потом решили разорвать помолвку. Вот и все.
В воздухе повисло долгое молчание.
– Все было чуточку сложнее, – наконец произнес Антонио. – Но как бы там ни было, мне жаль, что я так глупо вел себя с тобой.
Она сжала его руку, думая, что в жизни не видела человека с более несчастным лицом, чем было сейчас у Антонио.
– Когда найдешь кольцо, ты будешь носить его?
– Не уверена, – не стала лгать Палома.
– Если ты уедешь сегодня, на следующий день после помолвки, – сказал он и невесело усмехнулся, – по городу поползут разные слухи. Кроме того, ты очень обидишь маму.
– Я не уеду. По крайней мере, пока.
– Спасибо.
Внезапно Антонио потянулся к ней почти в отчаянии. Палома обняла его и крепко прижала к себе. Ей так хотелось, чтобы ему было хорошо, и она обнимала его все сильнее, всю свою нежность вкладывая в прикосновения своих рук. И Антонио, казалось, что-то почувствовал, потому что тревожное выражение на его лице уступило место спокойному и умиротворенному. Так они сидели, обнявшись, и вскоре Палома ощутила, что по телу ее прокатилась теплая волна. И это не было признаком страсти, как накануне. Нет, та уязвимость, которую она впервые подметила в Антонио, наполняла ее сердце трогательной нежностью и желанием всегда быть рядом с ним. А это уже подозрительно напоминало любовь.
Только не это! Она ведь не хотела в него влюбляться. Неужели она угодила прямиком в расставленную ловушку? Ах, лучше бы он уехал вчера домой! Это спасло бы их обоих. А что теперь? Палома терялась и догадках. Куда заведет ее извилистая тропа?
Антонио мягко высвободился из ее объятий и пригладил растрепавшиеся волосы.
– Наверное, я выгляжу как последний бродяга, – посетовал он.
– Есть немного.
Антонио попытался подняться и не смог.
– Господи, не могу разогнуться.
– Ничего удивительного, раз ты просидел в таком положении всю ночь. Давай помогу, – предложила Палома.
Она протянула ему руки, и, схватившись за них, Антонио с трудом поднялся на ноги.
– Эй, ты кое-что забыл! – Палома подала ему грязный, скомканный смокинг, еще вчера такой убийственно элегантный.
– О черт! – воскликнул он, увидев, во что превратилась вещь.
– Земля очень сырая. Ты мог бы схватить воспаление легких, – обеспокоенно сказала Палома.
– Ничего. Знаешь, когда я был маленький, мне нравилось спать здесь, в саду. Поздно ночью я выбирался из дому, и мне казалось, что тут меня никто не найдет. Я чувствовал себя настоящим разведчиком! Пойдем, покажу тебе место, куда я часто убегал мальчишкой.
Они пошли по одной из тропинок в глубь сада.
– Наверное, ты играл с друзьями во всякие мальчишеские игры, – предположила Палома.
– Нет, обычно я был один. Знаешь, я всегда завидовал Алехандро и Эрнесто. Они ведь братья, а значит, им никогда не бывало так мучительно одиноко, как мне. Правда, когда Алехандро исполнилось семь, его отправили учиться в другую школу, нежели его старшего брата. Но что это меняет? Они все равно есть друг у друга.
– Да, жаль, что у тебя нет брата или сестры, – сочувственно заметила Палома.
– Отец умер рано, а мама не хотела выходить замуж во второй раз.
– Но приятели-то у тебя были? – полуутвердительно произнесла Палома.
Антонио ничего не ответил. Видно, тема дружбы не очень воодушевляла его.
И Палома вновь подумала о том, насколько отличается сегодняшний Антонио от того, каким она видела его до этого. Вот хотя бы вчера, на приеме, в окружении остальных Торрес-Кеведо. Хотя Палома и тогда уловила, что, несмотря на всю веселость и доброжелательность, Антонио все равно стоит немного в стороне от родных.
– Вот мы и пришли! – Антонио указал на три огромных, словно колонны, дерева, за которыми зеленела крошечная ровная полянка.
– Как тут здорово! – воскликнула Палома, протискиваясь между стволами.
Антонио расстелил злосчастный смокинг, и они уселись на него так близко, что ощущали тепло друг друга.
– Да, здесь действительно хорошо. Тихо и спокойно. Можно думать о чем угодно.
Антонио не ответил, и Палома почувствовала на плече что-то тяжелое. Осторожно скосив глаза, она обнаружила, что он снова заснул, положив голову ей на плечо. И выражение лица его опять изменилось. Теперь в нем не было той беззащитности, что так потрясла ее утром. Зато во всех чертах чувствовалась такая безнадежная, будто бы вековая усталость, что Паломе стало не по себе.
Раньше ей и в голову бы не пришло, что Антонио можно пожалеть. Однако теперь она жалела его, сама не понимая почему. Был в нем какой-то надрыв, и, хотя Антонио изо всех сил пытался его скрыть, теперь Палома видела правду. И ей хотелось надеяться, что у нее будет время понять, что же все-таки с ним произошло. И может, даже помочь, если он не оттолкнет ее.
Антонио открыл глаза и встретил ее немигающий взгляд.
– Я снова заснул? О Господи, сколько же я проспал?
– Пустяки. Всего несколько минут, – успокоила его Палома.
И тут произошло то, чего со страхом ждала Палома. Антонио принял свой обычный надменный вид. Он ушел в себя, и девушке казалось, она видит стены, защищающие его душу от незваных гостей. Антонио отодвинулся от нее и поднялся на ноги, на этот раз без ее помощи. Наоборот, он протянул руку Паломе, и та поспешила схватиться за нее. Она вскочила так резко, что едва не потеряла равновесие. Антонио поддержал ее, но тут же отпустил, и в жесте его уже не было никакой ласки.
С ужасом Палома поняла, что сказка закончилась. Тепло и нежность внезапно испарились, и они шли по тропинке, не касаясь друг друга. Антонио шагал впереди, Палома следовала за ним, тупо глядя ему в спину.
– Который час? Черт, уже больше семи. Мне давно пора ехать, – пробормотал он. – Прошу извинить за причиненное беспокойство.
– Я рада, что мы поговорили, – произнесла Палома, вновь пытаясь проложить путь к его сердцу. – Теперь мне будет легче понимать тебя.
– Что тут понимать? – Он пожал плечами. – Я вел себя как последний дурак и попросил за это прощения. Ты проявила ангельское терпение, но в дальнейшем тебе незачем подстраиваться под мое настроение. Обещаю, что избавлю тебя от подобных сцен.
Они чуть не вскрикнула; «И даже когда мы поженимся?» Но слова не желали складываться и фразу. Все, что казалось реальным минуту назад, исчезло без следа. Антонио стал таким же чужим, как и прежде.
Но Палома все-таки сделала последнюю попытку.
– Нет ничего плохого в том, что настроение меняется. Не может же человек быть всегда вежливым, всегда безупречным? Я вчера тоже вела себя не лучшим образом.
– Боюсь, я переиграл. В первый и последний раз. А теперь, если ты не против, закроем тему.
Они подошли к дому.
– Пожалуй, мне лучше зайти с черного хода. Не хочу, чтобы мама видела меня таким. Не говори ей ничего, ладно? – попросил Антонио.
– Само собой, – кивнула Палома и тут же предостерегающе прошептала: – Эй, осторожнее!
В дверях стояла донья Долорес и возмущенно оглядывалась. Антонио успел спрятаться за деревом, а Палома поспешила ей навстречу.
– Все дело в Паломе, – объяснил Антонио. – По-настоящему он хочет видеть только ее. Это насчет коллекции.
– Что ж, ты сделаешь себе имя, дорогая! – Донья Долорес довольно улыбнулась, – Никто еще не удостаивался такой чести. Разумеется, мы примем приглашение.
Антонио выглядел совершенно равнодушным, будто имя Федерико Ортуньо не вызывало у него ровно никаких чувств. Палома не могла не позавидовать его выдержке.
К этому времени жизнь Паломы на вилле Торрес-Кеведо стала размеренной и уже привычной. Хозяйка дома была часто занята в своем благотворительном комитете, и Палома использовала это время для посещения музеев и картинных галерей. Они встречались дважды в день, за завтраком и за ужином, иногда ходили в театр, иногда в ресторан. Если собирались пойти в оперу, Антонио почти всегда присоединялся к ним. Палома заметила, что из всех искусств больше всего его привлекает именно опера. Комедии его не веселили, драмы утомляли, балет вгонял в тоску.
Палома благополучно отыскала кольцо и надевала его тогда, когда надо было показаться на людях. В остальное время оно хранилось в шкатулке у нее в комнате, и девушка объясняла это тем, что боится потерять столь дорогую вещь. Антонио пару раз приглашал ее в ночной клуб, и они неплохо проводили время, однако близость, возникшая между ними в саду, больше не возвращалась.
– Ты боишься, что я устрою сцену в доме Ортуньо, – произнес Антонио, задумчиво глядя на нее. – Но я уже пообещал: никаких проблем не будет. В конце концов, нет ничего плохого в том, что такой специалист по старой живописи, как ты, хочет расширить поле деятельности.
Палома недоверчиво приподняла брови.
– О, пожалуйста, не смотри на меня так. – Он поморщился. – Некоторые мои клиенты наслышаны о тебе и горят желанием с тобой познакомиться. Я очень горжусь моей невестой.
Моей невестой, отметила она. Не Паломой Гиллби, а моей невестой. Антонио Торрес-Кеведо был неисправим.
Дом Федерико Ортуньо находился в пригороде Мадрида. Огромный особняк в мавританском стиле, с высокими стрельчатыми окнами, затейливыми башенками и широкой подъездной аллеей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16