* * *
Великолепное ясное утро.
Берем такси, едем в Венис за машиной. Оба — на взводе.
Обоим волнительно.
Встречает нас парень по имени Боб. Бородатый такой мужичина с пивным животом. «Де Сото» уже ждет на улице перед въездом в гараж. Домик при гараже — развалюха, заваленная всяким хламом. Боб, очевидный холостяк, начинает заигрывать с Криссой, что ни капельки не удивительно, но меня все равно это бесит. Стоит Криссе где-нибудь появиться, и каждая особь мужского пола тут же начинает выделываться перед ней, а я для них — так, досадная помеха. Но надо отдать Криссе должное: она ни разу не поставила меня в неудобное положения, поощряя этих настойчивых ухажеров — ну, разве что она очень пьяна, или сердится на меня, или парень попадается интересный.
«Де Сото» — как сбывшаяся мечта. Машина времени. У нее своя аура. Цвет поразительный: огненный. Цвет нью-йоркского метадона. На нее можно смотреть часами — просто смотреть и все. Внутри — настоящая сказка. Ощущение, как будто вернулся домой. Даже не верится, что это всего лишь машина — мертвый металл. Здесь, на заросшем высокой травой дворе, она кажется тайником, который у всех на виду, как украденное письмо.
Машина низкой посадки, с широкой округлой «мордой», нижние две трети которой отделаны массивными длинными дугами обтекаемого хрома. Фары вставлены в широкие, как будто лепные, хромированные кольца. Крылья тоже отделаны хромированными полосами, а задние фары расположены очень высоко — на других машинах я такого не видел. Черная крыша как будто парит над массивным оранжевым корпусом. Краска не отливает глянцем, огненный цвет приглушен — как пламя при ярком солнечном свете.
Нам не терпится скорее поехать, так что мы быстро подписываем бумаги, забираем какие-то документы, которые отдает нам Боб, и направляемся к выезду на Шоссе 1. Мы решили проехать по побережью до Сан-Франциско, а оттуда уже повернуть на восток. Такой маршрут предложил я, и на то были причины: метадона почти не осталось, а в Сан-Франциско я знаю людей, которые могут достать наркоту.
Сиденья в салоне — большие и мягкие, как диваны, а вместо привычного рычага переключения передач — пять кнопок на отдельной панельке слева от руля. Окошко спидометра растянулось почти на половину приборной панели, а под ним, в два ряда — рычажки и измерительные приборы. Прямо в центр руля вмонтированы часы. Удобно, уютно, красиво; я бы и жить согласился в такой машине. А что?! Это мысль. Роскошно оформленное передвижное пространство — твое пространство, которым ты управляешь.
В общем, мы направляемся к побережью. Широкие улицы Лос-Анджелеса остаются позади, и мы выезжаем на классическую двухполоску, которая вьется среди каменистых утесов и лесов, подступающих к самому морю. И так — всю дорогу до Сан-Франциско.
У нас в жизни не было ничего. У меня никогда не было своей машины. Да, я считал себя странником и бродягой, и в свое время немало поездил по стране, но чтобы вот так — никогда: за рулем роскошной машины огненного цвета, при деньгах, которые появляются у тебя, словно по волшебству, и в компании самой лучшей на свете женщины, которой ты нравишься. И все это — по-настоящему. Машина весит, наверное, тонны две, но легко разгоняется до 95 миль в час, и это еще не предел. Воображение — это не то, что жизнь, но иногда жизнь значительно интересней. Хотя в жизни часто бывает больно. Вести такую машину — это само по себе приключение. В этих машинах пятидесятых годов все задумано так, чтобы водителю было легко и удобно, чтобы он не задумывался о том, как здесь все работает: просто садишься и едешь. Но теперь, спустя тридцать лет, ощущения совершенно иные. Ты себя чувствуешь частью машины. Здесь все — механика, никакой электроники: ты сам принимаешь решения, а твое тело — как продолжение механизмов автомобиля. Характер машины проявляется не только во внешнем дизайне. Он проявляется в том, как машина ведет себя на дороге: как она откликается на твои действия, как она тебя слушается, какие ты сам испытываешь ощущения, когда сидишь за рулем. У этих старых машин есть свои прибабахи: галлона бензина хватает от силы на двадцать миль, и если случится авария, это будет абзац — острые осколки, рваные режущие края, и никаких ремней безопасности, — но вот ты едешь, и управляешь машиной сам, не ограниченный узким набором возможностей, заранее просчитанных за тебя другими. Твоя судьба еще не решена — ты будешь решать ее сам, и тебя все получится, надо только освоиться и немножко попрактиковаться. И вот нужный ритм найден, и машина идет мягко и ровно, и можно немного расслабиться и помечтать. Повороты, препятствия — ты справляешься с ними играючи, не сбиваясь с ритма, продолжая беседовать со своим спутником или думать о чем-то своем. Мчишься по узкой дороге в скалах над морем и постепенно впадаешь в экстаз.
Дорога очень красивая, только это какая-то самодовольная красота. Смотришь на все это великолепие — скалы, секвойи, — и кажется, будто тебя пригласили в богатый дом. Может быть, тебя даже оставили там одного, но ты знаешь: одно подозрительное движение — и сразу включится сигнализация, и угрюмые парни с наплечными кобурами выскочат из-за двери. Это не девственный лес, не ничейная территория. Все это — национальные парки или поместья магнатов. Дешевых мотелей здесь нет, есть гостиницы. Каждая — со своим фирменным рестораном.
Мы проезжаем сквозь это роскошество и уже ближе к Сан-Франциско находим нормальный мотель, где и решаем переночевать.
13
Утром мы завтракаем в придорожной закусочной, и там через дорогу есть мойка. Пока Крисса сидит ждет заказ, я загоняю машину на мойку. Парнишка на кассе спрашивает у меня:
— А вы откуда? Ну, из какой страны?
— Из какой я страны? Я из Америки.
— Правда?
— Ну, да.
— Ага.
Ничего себе шуточки. Возвращаюсь в кафешку. Чувствую себя странно. С одной стороны, мне смешно, а с другой — как-то не очень. Как раз тот случай, когда смех сквозь слезы. Рассказываю обо всем Криссе и действительно чуть не плачу. Что за хрень? Как такое могло получиться? Наверное, Крисса была права насчет моего костюмированного гардероба, но мне все равно не понятно, почему вдруг такая реакция — я имею в виду, вопрос парня с мойки. В принципе, мне все равно. Я давно уже ощущаю себя посторонним среди людей, но как я мог так ошибаться?
Крисса, при всем моем к ней уважении, в этом не рубит вообще.
В Сан-Франциско мы приезжаем еще до полудня и находим мотель в злачном районе сразу же за мостом. У меня уже зуд: раздобыть наркоты. Только этим, сказать по правде, и озабочен. У меня тут есть пара-тройка знакомых — еще по прошлым приездам с группой, — у которых все схвачено. «Девчонки из каменных джунглей», к примеру. Тоже рок-группа, в которой поют и играют одни девчонки, как ясно уже по названию. И все, как одна, зависают на спиде. Заходим в номер, и я первым делом звоню Кате. Ее нет дома, и я оставляю ей сообщение на автоответчике. Мы с Криссой едем кататься по городу. Только это мы зря. Я еще не настолько освоился в этой машине, чтобы маневрировать по запруженным улицам, да и припарковаться — большая проблема. Но, в конце концов, мы находим место.
Меня раздражает мирная и безмятежная красота этого города, такая изысканная и приглаженная. Хочется выпить. Немедленно. Тащу Криссу в первый попавшийся бар и заказываю по двойному виски, а себе еще пива.
Замечаю двоих парней, которые что-то сосредоточенно пишут в блокнотах. Ту же сцену я наблюдал утром в кофейне. Похоже, они здесь везде. Все в этом городе почитают себя писателями. Интересно, о чем они пишут? Приканчиваю двойной виски минуты за три: глоток виски, глоток пивка, — и беру еще виски. Правда, уже не двойной, а обычный. Мне как-то тревожно и беспокойно — атмосфера здесь нервная, — чтобы как-то взбодриться, начинаю шутить и рассказывать анекдоты. Крисса смеется. Я говорю:
— Слушай, давай пообщаемся вон с тем перцем, — и показываю на парня, который сидит один за маленьким круглым столиком и что-то пишет в блокноте.
— Можно к вам?
Он поднимает глаза. Тощий костлявый блондин; очки в тонкой проволочной оправе. Лицо — открытое и добродушное.
— Ну, конечно.
Мы садимся.
— Понимаете, мне интересно, что вы пишете и почему?
— Да так, ничего особенного не пишу. Просто веду дневник. Почему? Даже не знаю.
— А почему — в баре?
Он на секунду задумался.
— Чтобы цеплять мальчиков.
— Ага. — Я говорю, повернувшись к Криссе: — Вот, живой персонаж. — Опять оборачиваюсь к парню. — А как насчет пар?
Крисса пинает меня под столом.
— Прошу прощения, но женщин я не люблю, в смысле этого самого.
— Как я вас понимаю. В них есть что-то противное, правда? Такие все мягкие и вообще… они тебя обволакивают, как пузырь, и их невозможно удовлетворить.
— Может, заткнешься уже?
— Ой, дружище. Прости. Просто меня занесло. На самом деле, ты меня очень заинтересовал.
— Кто вы такие, вообще?
— Мы — агенты бессмысленного разрушения. Ведем расследование.
— Прикольно. И кто вас нанял?
— Знаешь, я сам все пытаюсь понять. Я мало что помню — помню, было такое горящее облако. Текучий хром, типа ртути. Потом оно постепенно остыло, и осталась лишь легкая дымка. Мы как будто прошли сквозь нее и оказались внутри чего-то — я так и не понял, что это было. Потом — вообще ничего не помню. А потом оказалось, что мы едем по шоссе, в большой оранжевой машине. Вот так мы сюда и попали.
— Звучит, как будто вас феи украли.
— Все может быть. А ты не прочтешь, что ты сейчас написал?
Он нерешительно мнется, а потом опускает глаза на страницу:
— «Какой-то тощий турист придурковатого вида все таращится на меня от стойки. Но не в моем вкусе. Ого, он идет сюда».
Опаньки. Но я все равно продолжаю докапываться.
— А кто в твоем вкусе?
— Предпочитаю молоденьких и неиспорченных мальчиков.
— Могу изобразить, — говорю.
— Не получится. Староват.
Кажется, он меня «делает». Непорядок.
Тут Крисса решает вмешаться.
— Кстати, меня зовут Крисса. А тебя?
— Стив.
— Прошу прощения за моего друга.
— Ваш друг, наверное, сам в состоянии за себя говорить.
— Но не так хорошо, как хотелось бы, — говорю.
— Да ладно, не злись, — говорит он.
— Я не злюсь. А ты, правда, цепляешь мальчиков?
— Ага.
— Я просто не понимаю, как этот способ работает. Здесь, в этом городе все что-то пишут — по крайней мере, мне так показалось.
— Ну, способ, конечно, не оригинальный. Но пока что у меня получалось привлекать именно тех парней, которых хотелось. Не всегда, правда. Сегодня вот ты попался. Хотя ты не такой уж кошмарный. Просто не в моем вкусе.
Я украдкой смотрю на Криссу. Похоже, ее забавляет наш разговор.
— Так, уточним еще раз: тебе нравятся робкие и чувствительные…
— Ага. Они приезжают сюда из Небраски, где у них не особенно развернешься — в смысле, заняться чем-нибудь «нехорошим», — и тут уже отрываются?
— А чем ты, вообще, занимаешься? Кем работаешь?
— Оператором в справочной по телефону. А тебе это зачем?
— Понимаешь, я тоже писатель, а она фотограф. Сейчас мы работаем над одним проектом. Слушай, может быть, ты нам составишь компанию — покажешь нам, где тут что? Ну, типа, устроишь нам небольшую экскурсию? Все расходы, естественно, за наш счет.
— А что за проект?
— Книга про Америку.
— Ага, теперь все понятно. И куда вы ходите сходить?
— Хотим пройтись по гей-клубам. По самым злачным местам.
— Нет, ребята, не катит. Тем более, ее все равно не пустят.
— Почему, нет? Она же может быть лесби. Да и за парня она сойдет.
— Сойду, — говорит Крисса.
— Я понимаю, вам хочется поразвлечься, но это не зоопарк.
— Нет, конечно. И я знаю, как надо себя вести. Я не какой-нибудь… гомофоб или что-то такое. Я бы, может, и сам спал с парнями, будь у меня больше смелости. А, может, когда-нибудь и пересплю… Крисса периодически занимается сексом с женщинами. Мы же не собираемся никого обличать и клеймить. Просто нам интересно, что у вас тут происходит. Мы за все заплатим. И угостим тебя ужином.
— Может быть. Я не знаю. По-моему, это будет почти как предательство — если я приведу двух натуралов, и к тому же, писателей. Мне надо подумать.
— Мы тут ненадолго, через два-три дня уедем. Ты нам не дашь свой телефон? — я достаю записную книжку и ручку. — Мы вот в этом мотеле остановились.
Вырываю из книжки листок и пишу название мотеля и телефоны. Отдаю листочек ему.
— Билли Мад? Ты Билли Мад? Я о тебе слышал.
— Ну да. Я музыкант. Но и немножко писатель. И меня подрядили писать эту книгу.
— Я работаю с четырех до двенадцати. Может быть, встретимся, как я закончу смену. Мне можно звонить на работу, только по-быстрому. Вот мои телефоны: рабочий и домашний. Только я пока ничего не обещаю. Мне надо подумать.
— Хорошо, — я встаю и допиваю свой виски. Крисса тоже встает. — Нам пора, — говорю.
А Крисса говорит:
— Приятно было познакомиться.
— Да, мне тоже. Удачи.
Мы с Криссой выходим из бара.
Мне хорошо. Краткий миг счастья. Я обнимаю Криссу за плечи и говорю:
— Ну вот, работа по-настоящему началась.
Мы идем и смеемся — в баре и вправду смешно получилось, — и в то же время мне как-то странно. Как будто все, что происходит, происходит неспроста.
Мы бродим по городу, просто гуляем — глазеем по сторонам, рассматриваем витрины, — и вдруг, на той стороне улицы, я вижу такую картину: очень красивая девочка, бледная, с длинными рыжими вьющимися волосами — и с огромным живым удавом на плечах. И что самое удивительное: они одного цвета, девушка и змея. Удав — светло кремовый, а узор у него на чешуе — оранжевый с красным отливом. В жизни так не бывает. Это похоже на галлюцинацию. Тем более, что больше никто из прохожих не обращает на них внимания, как будто так и должно быть. Крисса их тоже не видит, и я не тыкаю пальцем в их сторону и не кричу: «Смотри!».
Вскоре мы набредаем на замечательный букинистический магазинчик и зависаем там где-то на час; то есть, я зависаю, а Крисса ждет, когда я закончу возиться с книжками. Возвращаемся за машиной, а машины на месте нет. Ее забрали на штрафную стоянку за парковку в неположенном месте.
Приходится выяснять, где штрафная стоянка, потом тащиться туда, стоять длинную очередь, платить штраф. Когда мы забираем машину, полицейский на выезде спрашивает, из какой я страны.
14
Уже в мотеле Крисса вдруг спрашивает:
— А ты, правда, хочешь заняться любовью с мужчиной?
Я еще не отошел после виски. Состояние полного нестояния.
— Ну, когда у меня будет немеряно кокаину, и поблизости не окажется ни одной девушки, вот тогда я об этом подумаю… В конце концов, я же люблю и ценю свой член, так почему бы не оценить чей-то еще? Это всего лишь секс… Но, опять же, все зависит от того, с кем. С людьми, вообще, сложно. В любых отношениях есть свой подтекст, свои последствия… причем, далеко не всегда приятные. Я себя не представляю в такой ситуации.
— А то, что ты говорил про женщин — что они как пузырь?
Черт.
— Да я просто прикалывался над тем парнем. Слушай, Крисса, не лезь ко мне, ладно? Я устал, и вообще мне мутно.
— Ладно.
— Я, пожалуй, посплю.
На автоответчике — сообщение от Кати. Она говорит, что сегодня в семь вечера у нее репетиция, и можно пересечься в студии.
Я пьяный, мне плохо. У меня ощущение, что меня вообще нет. Пустое место. Поэтому я недовольный и злой. Метадона осталась всего ничего — на раз. Если заглотить его прямо сейчас, на алкоголь, может, удастся заснуть. Веки весят по пять фунтов каждое, а голова — все девяноста. Я очень надеюсь, что у Кати найдется что-нибудь для меня.
Что может быть лучше для грязной души, чем хрустящие чистые простыни?! Господи, я обожаю мотели.
* * *
Просыпаюсь. Криссы в номере нет, за окном — сумерки. Не люблю просыпаться под вечер, когда начинает темнеть. Меня это сразу вгоняет в уныние. Я — олицетворения несчастной случайности в мертвой комнате. Во рту — противно и сухо, все тело ломит.
Включаю лампу на тумбочке у кровати и вижу у телефона записку от Криссы. Она ушла поснимать. Продравшись сквозь плотную пелену похмельной мути, сажусь на кровати. Вот он я — вновь среди боли и страха. Мое привычное состояние, которое так или иначе есть всегда, не зависимо от того, как бы я ни пытался его скрывать, чем бы я ни пытался себя отвлечь. Мозги — как колючий кустарник, и обрывки кошмарного сна так и остались висеть на шипах, но я, хоть убей, не могу вспомнить, о чем был кошмар. Просто черный внезапный провал — стремительный выпад в сердце. Пытаюсь все-таки вспомнить, но сон рассыпается пеплом в руках. Подношу пальцы ко рту. Вкус — как у жизни, растраченной зря. Вкус неудачи. Вкус безнадеги. И даже некому обо всем рассказать. Да и кому это интересно? Кого это волнует? Меня лично не волновало бы. Разве что поделиться с тетрадкой. Открываю тетрадь и пишу.
Потом иду в ванную, умываюсь и чищу зубы. Потом звоню Кате. Она, вроде бы, рада, что я позвонил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22