К счастью, в данный момент трупов на них не было. Исходя из этого я понял, что запах гниения, показавшийся мне таким отталкивающим, был присущ всему этому месту, что за годы существования самые его стены успели пропитаться смрадом смерти.
Подняв свечу, я увидел несколько высоко расположенных окон, которые в течение дня должны были изливать потоки света, необходимого учителю и его ученикам. Однако сейчас они были наглухо закрыты ставнями. Таким образом, выследить меня с улицы было невозможно. Поэтому, подойдя к стоявшему в углу столику, я зажег от пламени свечи оставленную на нем масляную лампу.
Теперь я мог более подробно обозреть окружающее. Помимо столов для вскрытий основная обстановка состояла из небольшой печурки, двух рабочих столов с хирургическим инструментарием (зажимами, ножницами, пинцетами, скальпелями, иглами и прочим), полки с заспиртованными анатомическими образцами (включая человеческую голову целиком!), а также высокого деревянного шкафа, наподобие кладовки, размером примерно шесть футов на два с половиной. Стены были увешаны медицинскими таблицами, изображавшими сосудистую, мышечную, питательную и воспроизводительную системы человеческого организма; с крючков свисала дюжина прорезиненных халатов.
Я понятия не имел, смогу ли обнаружить здесь предмет своих поисков. Мысль посетить заведение Мак-Кензи поразила меня как наиболее логичная исходная точка. Однако на первый взгляд я не заметил никаких признаков украденной медицинской шкатулки. Во всей комнате было единственное место, где она могла быть предположительно спрятана: высокий деревянный шкаф. Поэтому, подойдя к нему, я распахнул дверцу.
Не доставая нескольких дюймов до пола, словно плавая или паря в мрачной полутьме, висел человеческий скелет.
Только зажав рот рукой, я смог подавить чуть не вырвавшийся у меня вопль безумного ужаса. Другой рукой я немедленно захлопнул дверцу и неверными шагами попятился, пока не уткнулся в стену, прислонившись к ней: в голове все плыло от только что представшего передо мной зрелища.
Постепенно головокружение отступило. В мыслях появилась какая-то ясность. Отвратительное видение, скорей всего, было ничем иным, как анатомическим образцом, свисавшим на проволоке, прикрепленной к верху шкафа. Моей чрезвычайной реакции можно было найти несколько объяснений. Во-первых, нервы в данный момент были настолько натянуты, что уже одной резкой неожиданности было достаточно, чтобы спровоцировать столь бурную реакцию.
Добавим к этому мою устойчивую неприязнь к любому виду человеческих костей. Это чувство укрепилось во мне после того, как в раннем детстве – во время посещения местного врача – меня до ужаса напугал белый череп взрослого мужчины, лежавший у него на письменном столе в качестве пресс-папье. Осознание того, что это нечто – такое злобное и страшное – скрыто под плотью каждого человека, привело меня в трепет, который мне так и не удалось никогда преодолеть.
Теперь, стряхнув затянувшееся впечатление от только что пережитого шока, я стал раздумывать, как действовать дальше. Судя по тому, что мне удалось бегло разглядеть внутри шкафа, в нем не было предмета моих поискав. Оставаться дальше в секционной комнате не имело смысла. Несомненно, в колледже были и другие места, где могла быть спрятана украденная шкатулка. К примеру, существовала вероятность, что кабинет доктора Мак-Кензи вообще находится где-то не здесь.
Пройдя в другой конец комнаты, я снова зажег свечу и потушил лампу. Потом потихоньку шагнул к двери.
Я уже взялся за ручку, когда услышал звук, от которого кровь застыла у меня в жилах.
Входная дверь открылась, и вошли несколько человек, переговаривавшихся о чем-то встревоженными голосами – дело явно было срочное. Слова звучали слишком приглушенно, чтобы я мог их понять, и все же, как мне показалось, я различил три мужских голоса. В следующее мгновение они медленно двинулись по коридору в сторону секционной комнаты!
Никогда не забуду ошеломляющего чувства тревоги, охватившей меня в тот момент. Я попал в западню без всякой надежды на спасение! В отчаянии я обвел взглядом смутно различимую в потемках комнату. Спрятаться было негде – не считая одного жуткого места.
Каждая частица моего существа взбунтовалась при мысли о том, чтобы прибегнуть к столь радикальной мере. Но разве у меня был выбор? Подавив, насколько возможно, дурные предчувствия, я кинулся к шкафу, хранившему подвешенные останки. Затем, погасив свечу, я распахнул дверцу, ступил внутрь и закрылся буквально в тот момент, когда троица зашла в комнату.
Обступившая меня со всех сторон удушливая темнота стала еще более нестерпимой от близости скелета, который прижался ко мне так, что я чувствовал, как его пустая грудная клетка трется ребрами о мою спину, как его свисающие берцовые кости царапают мои ноги, а его скрепленные челюсти покоятся на моем плече. Неописуемый страх охватил меня. Однако мне пришлось унять даже малейшую дрожь, поскольку самое незначительное движение могло заставить кости загреметь и таким образом выдать мое присутствие.
Собрав все самообладание, я попытался не замечать своего отвратительного соседа и сосредоточить внимание на том, что творится в комнате. До предела напрягши слух, я смог различить шарканье подошв, тяжелое, натужное дыхание нескольких человек, а затем запыхавшийся голос, сказавший:
– Почти дотащили, Джеки, почти дотащили. Еще немного. Ну-ка, давай.
За этим замечанием доследовал громкий хрип, а затем глухой стук, словно на один из столов свалили тяжелый груз.
– Полегче, Уильям, полегче, – произнес другой, более глубокий голос. – С мертвыми пообходительней надо.
– Слушаюсь, – сказал первый.
Кто-то чиркнул фосфорной спичкой. Мгновение спустя тусклые лучи света просочились сквозь щели в двери моего укрытия – зажглась лампа.
– Доставать ее из мешка? – спросил младший.
– Да, Джек, давай-ка полюбуемся, – ответил глубокий голос, который, судя по властным интонациям, равно как и почтительному тону, в каком обращались к нему остальные, должно быть, принадлежал самому доктору Мак-Кензи.
Раздалось шуршание джутовой мешковины, сопровождаемое перемещением тяжелого предмета на столе.
– Хороша, верно, хороша, – одобрительно произнес Мак-Кензи, – учитывая, сколько она пролежала в земле. Однако больше бы она не выдержала. Внутрененние органы уже начали подгнивать – видите, как позеленела кожа в низу живота? Вскрытие надо произвести не позже чем завтра.
– Он всегда подыскивает нам образцы – высший сорт, точно? – сказал младший, которого звали Уильям.
– Да, он уже доказал, что дельный парень, – сказал доктор Мак-Кензи. – И не только в этом смысле.
– Это как, доктор Мак-Кензи? – спросил Джек.
– Пока больше ничего не могу сказать, – ответил врач. – Только то, что он должен принести мне одну вещицу, о которой я давно мечтаю. Это произведет переворот в моей практике. Жду не дождусь, с тех пор как он вернулся из Конкорда.
Трудно описать, что я в тот момент почувствовал. Ужас и отвращение парализовали меня при мысли о том, что, как гласила молва, доктор Алистер Мак-Кензи – действительно осквернитель могил. Поскольку, исходя из его замечаний, можно было безошибочно утверждать, что лежащее на столе для вскрытия тело взято с кладбища.
В то же время сердце мое бешено билось в груди. То, что Мак-Кензи ожидал получить заветный предмет из Конкорда, делало его сообщником и, казалось, подтверждало абсолютную правильность подозрений доктора Фаррагута. В данный момент драгоценный предмет явно находился в руках соучастника Мак-Кензи – человека, который каким-то образом помогал снабжать анатомический колледж телами. Кто же эта таинственная личность? Я внимательно вслушивался, молясь, чтобы в разговоре мелькнуло его имя.
Этим надеждам не суждено было осуществиться, поскольку, обменявшись еще несколькими словами с молодым человеком, Мак-Кензи воскликнул:
– Господи, вы только взгляните, который час! Мне пора. Премного благодарен, парни. Сегодня вы сослужили мне хорошую службу.
– Может, нам остаться и обмыть ее? – спросил Джек с явным предвкушением.
После недолгого колебания Мак-Кензи ответил:
– Что ж, резонно. Сэкономите нам время. Ладно, джентльмены, я должен бежать. Увидимся с вами и вашими коллегами завтра поутру.
Не успел он выйти, я услышал, как один из юнцов пересек комнату и налил воды из кувшина в тазик. Затем снова подошел к своему напарнику.
– Может, дашь мне эту тряпку, Билл? – спросил Джек.
– Чертовски умно, чтобы ее полапать, – ответил второй с двусмысленным смехом.
– Ничего подобного! – возмущенно ответил его товарищ. – Сам обмывай, если подумал такое!
– Нет уж, только не я, – сказал Уильям. – Не хочу лишать тебя удовольствия. Кроме того, у меня так устали руки, что едва могу ими пошевелить. Какого черта Мак-Кензи всегда приказывает нам рыть землю?
– А кому ж еще? – ответил Джек, который, судя по голосу, уже начал обмывать тело. – Торнтону? Липпарду? Уеймуту? Хиляки они все.
– Ладно, согласен, мы – рабочая скотинка. И все-таки паршивое это дело. Да и рискованное. Сторож чуть не заметил нас, когда мы грузили мешок в повозку Мак-Кензи.
– Насчет закона можешь не беспокоиться, – сказал Джек. – У Мак-Кензи все схвачено.
– Ладно, допустим ты прав. Скажи, Джеки, неужели у нас такие грязные грудки? Больно долго ты их трешь.
– А пошел ты, Билл, – последовал сердитый ответ. – Следи за своим языком или, клянусь…
– Тише, тише, Джеки, я не хотел тебя обидеть. Сладенькое не помешает. Особенно когда они такие налитые да сочные. – Он преувеличенно вздохнул. – Какая жалость, что она такая молодая была. Сколько добра попусту пропало.
– По крайней мере у нее теперь будет достойное применение, не просто в могиле гнить, – сказал Джек.
– Да, слишком уж она лакомый кусочек, чтобы червей кормить, – сказал Уильям. – Странно, откуда этот парень всегда знает, где самые хорошенькие закопаны?
– Ничего странного. Работа у него такая, – заметил Джек.
Мне было слышно, как он мочит тряпку в тазу, выжимает и возвращается к своему занятию. Прошло несколько минут. Молодые люди молчали.
– Вот, – наконец сказал Джек. – Теперь готово. Может, зубы ей почистить?
– Оставь на завтра, – сказал Уильям, громко зевая. – Какой смысл портить сейчас смазливенькое личико?
– Да, красивая девушка, – сказал Джек. – То есть была. Чем-то похожа на ту, Горация.
– Бедный Райе, – сказал Уильям. – В тихом омуте…
– Если уж начистоту, – ответил Джек, – то мы должны сказать Горацию спасибо за все эти чудесные трупы. Ведь это он познакомил доктора Мак-Кензи с… Что это?
– Что?
– Да шум этот. Там, в шкафу. Ты что, не слышал?
При этих словах волосы у меня встали дыбом и сердце замерло в груди. Несмотря на все попытки не шевелиться, сочетание нескольких факторов – нестерпимая духота шкафа, где я прятался, отвратительное действо, совершавшееся прямо перед моим тайником, скелет, прижавшийся ко мне так тесно, что я практически оказался в его объятиях, – заставило меня непроизвольно вздрогнуть всем телом, отчего высохшие кости издали трескучий звук.
Что были все мои страхи по сравнению с теперешним? Ведь меня обнаружили!
– В шкафу? – со смехом сказал Уильям. – Черт побери, Джек, ты что, вообразил, что «костяная нога» вдруг ожила?
– Говорю тебе, я что-то слышал, Билл.
Стекавший с моего лба холодный пот щипал глаза. Мысли бешено крутились в голове. Что теперь делать? Напрашивался только один вывод: дождаться, пока один или оба молодых человека не подойдут, чтобы разобраться, откуда шум. Тогда я распахну дверцы шкафа и брошусь вперед, полагаясь на то, что они остолбенеют от изумления, причем надолго, и у меня хватит времени спастись бегством.
Однако дело повернулось таким образом, что необходимость прибегать к отчаянному плану отпала сама собой, поскольку, хоть я уже и собрался действовать, Уильям сказал:
– Давай посмотри, если хочешь. Уверен, это просто крыса.
Время тянулось мучительно долго, я затаил дыхание; Джек не отвечал.
– Ладно, считай, что ты прав, – сказал он после невыносимо затянувшейся паузы. – Этот дом кишмя кишит всякой нечистью. Не стоило Мак-Кензи открывать колледж так близко к верфям.
– Ладно, тут одно хорошо, – сказал Уильям, – уйма забегаловок. Слушай, Джеки, дружок, я бы не прочь сейчас пропустить рюмашку.
– Ладно. Дай только я ее прикрою.
– Уверен, тебе хочется ее приласкать. Я бы мог оставить вас наедине на минутку.
– Сказал же – заткни свою грязную пасть!
– Ха-ха. Спокойно, спокойно, Джек. Шутка.
Мгновение спустя до меня донесся шорох мешковины, потом быстрые шаги. Лампа была погашена, дверь стояла открытой: приятели ушли, оставив меня в кромешной тьме в компании с трупом.
Призвав всю имевшуюся у меня силу воли, я заставил себя выждать еще несколько минут, пока окончательно не удостоверился, что веселая парочка вышла из дома. Затем, чувствуя безмерное облегчение и бессвязно что-то лепеча, я открыл дверцу и, пошатываясь, вышел из шкафа.
Сорвав с лица платок, я глубоко, с благодарностью , вздохнул. Какой бы смрадный дух ни стоял в комнате для вскрытия, он положительно казался бодрящим ; и свежим по сравнению с удушливо-спертым воздухом похожего на гроб шкафа, где я был замурован. Постепенно дыхание мое выровнялось, и самообладание – хотя бы в какой-то степени – вернулось ко мне.
Несмотря на все треволнения и ужасы, операция моя оказалась не такой уж и бесплодной. Пора было идти. Однако в обступившей меня кромешной тьме я не знал точно, где находится дверь. Поэтому пришлось извлечь свечу, которую я зажег, чиркнув последней спичкой, и огляделся.
Взгляд мой остановился на спеленутом саваном теле, вытянувшемся на столе. Меня мгновенно охватило необоримое любопытство. Подойдя к столу, я протянул дрожащую руку и медленно стянул верхнюю часть простыни. Яркое пламя свечи упало на лицо. Я глядел, и немота, ледяное чувство постепенно сковывали меня.
Колени мои дрожали, смятенные мысли бессвязно крутились в голове, кровь застыла в жилах.
Со сдавленным криком ужаса я попятился от стола и резко развернулся к нему спиной. И, объятый страхом, бежал из этой комнаты, этого дома.
Труп, который я увидел, оказался трупом служанки Мэя – Эльзи Болтон.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Даже наяву страшно описать кошмары, снившиеся мне в ту ночь. Не считая мелькания каких-то в высшей степени тревожных происшествий, я оказался в обществе некоего таинственного существа, высокого, худого, облаченного в мертвецкие одежды, которое провело меня по широкому и длинному коридору к массивной двери из полированного черного дерева. Распахнув эти врата, оно ввело меня в похожий на пещеру зал с высоким потолком и белыми, безликими стенами. Единственным источником света служило узкое, продолговатое готическое окно, расположенное на таком расстоянии от дубового пола, что было практически недосягаемо. Слабые отблески красноватого света, проникавшие сквозь узорчатый переплет, озаряли покои зловещим сиянием.
Середину зала занимал огромный вытянутый стол, уставленный серебряными блюдами, на которых были в изобилии разложены странные на вид яства. Дюжина людей, одетых как слуги, стояли вокруг, не сводя немигающих глаз с пиршественно накрытого стола. Сначала я не мог определить, что за кушанья приковывают к себе их внимание. Наконец, выпростав костлявую руку и впившись в меня железной хваткой, мой вожатый подвел меня ближе, пока – к моему неописуемому ужасу – взору моему не предстало чудовищное зрелище.
На блюдах были разложены омерзительные останки безжалостно разделанного на куски женского тела!
Здесь лежала отсеченная по локоть прекрасная рука, заканчивавшаяся маленькой, изящной ладонью, но по алебастру предплечья и белоснежной ладони неким злым проклятьем разлилась гнилостная синева, обратив красоту в мерзость. Там – зловонный торс, обрубленный чуть пониже пупка. Голова тоже была отрублена, и под сочащейся кровью шеей можно было различить две белые округлости – груди той, что когда-то была женщиной.
– Ты когда-нибудь видел столько цветов? – шепнула фигура в саване, стоявшая рядом. – Совсем как радуга.
Несмотря на дурноту, проникшую до самой сути моего существа, я не мог оторваться от омерзительного зрелища. Вглядевшись попристальнее, я понял, что мой спутник прав. Радужные цвета разложения покрывали эту некогда млечно-белую плоть: синий, красный, пурпурный, серый, розовый, оранжевый смешались в единое тошнотворно отталкивающее свечение.
Меня чуть не вывернуло наизнанку.
– Уведи меня отсюда, – взмолился я, обращаясь к стоящему рядом остову.
– Но тебе еще предстоит увидеть piece de resistance, – ответил он голосом, в котором явно слышались насмешливые нотки. – Гвоздь программы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Подняв свечу, я увидел несколько высоко расположенных окон, которые в течение дня должны были изливать потоки света, необходимого учителю и его ученикам. Однако сейчас они были наглухо закрыты ставнями. Таким образом, выследить меня с улицы было невозможно. Поэтому, подойдя к стоявшему в углу столику, я зажег от пламени свечи оставленную на нем масляную лампу.
Теперь я мог более подробно обозреть окружающее. Помимо столов для вскрытий основная обстановка состояла из небольшой печурки, двух рабочих столов с хирургическим инструментарием (зажимами, ножницами, пинцетами, скальпелями, иглами и прочим), полки с заспиртованными анатомическими образцами (включая человеческую голову целиком!), а также высокого деревянного шкафа, наподобие кладовки, размером примерно шесть футов на два с половиной. Стены были увешаны медицинскими таблицами, изображавшими сосудистую, мышечную, питательную и воспроизводительную системы человеческого организма; с крючков свисала дюжина прорезиненных халатов.
Я понятия не имел, смогу ли обнаружить здесь предмет своих поисков. Мысль посетить заведение Мак-Кензи поразила меня как наиболее логичная исходная точка. Однако на первый взгляд я не заметил никаких признаков украденной медицинской шкатулки. Во всей комнате было единственное место, где она могла быть предположительно спрятана: высокий деревянный шкаф. Поэтому, подойдя к нему, я распахнул дверцу.
Не доставая нескольких дюймов до пола, словно плавая или паря в мрачной полутьме, висел человеческий скелет.
Только зажав рот рукой, я смог подавить чуть не вырвавшийся у меня вопль безумного ужаса. Другой рукой я немедленно захлопнул дверцу и неверными шагами попятился, пока не уткнулся в стену, прислонившись к ней: в голове все плыло от только что представшего передо мной зрелища.
Постепенно головокружение отступило. В мыслях появилась какая-то ясность. Отвратительное видение, скорей всего, было ничем иным, как анатомическим образцом, свисавшим на проволоке, прикрепленной к верху шкафа. Моей чрезвычайной реакции можно было найти несколько объяснений. Во-первых, нервы в данный момент были настолько натянуты, что уже одной резкой неожиданности было достаточно, чтобы спровоцировать столь бурную реакцию.
Добавим к этому мою устойчивую неприязнь к любому виду человеческих костей. Это чувство укрепилось во мне после того, как в раннем детстве – во время посещения местного врача – меня до ужаса напугал белый череп взрослого мужчины, лежавший у него на письменном столе в качестве пресс-папье. Осознание того, что это нечто – такое злобное и страшное – скрыто под плотью каждого человека, привело меня в трепет, который мне так и не удалось никогда преодолеть.
Теперь, стряхнув затянувшееся впечатление от только что пережитого шока, я стал раздумывать, как действовать дальше. Судя по тому, что мне удалось бегло разглядеть внутри шкафа, в нем не было предмета моих поискав. Оставаться дальше в секционной комнате не имело смысла. Несомненно, в колледже были и другие места, где могла быть спрятана украденная шкатулка. К примеру, существовала вероятность, что кабинет доктора Мак-Кензи вообще находится где-то не здесь.
Пройдя в другой конец комнаты, я снова зажег свечу и потушил лампу. Потом потихоньку шагнул к двери.
Я уже взялся за ручку, когда услышал звук, от которого кровь застыла у меня в жилах.
Входная дверь открылась, и вошли несколько человек, переговаривавшихся о чем-то встревоженными голосами – дело явно было срочное. Слова звучали слишком приглушенно, чтобы я мог их понять, и все же, как мне показалось, я различил три мужских голоса. В следующее мгновение они медленно двинулись по коридору в сторону секционной комнаты!
Никогда не забуду ошеломляющего чувства тревоги, охватившей меня в тот момент. Я попал в западню без всякой надежды на спасение! В отчаянии я обвел взглядом смутно различимую в потемках комнату. Спрятаться было негде – не считая одного жуткого места.
Каждая частица моего существа взбунтовалась при мысли о том, чтобы прибегнуть к столь радикальной мере. Но разве у меня был выбор? Подавив, насколько возможно, дурные предчувствия, я кинулся к шкафу, хранившему подвешенные останки. Затем, погасив свечу, я распахнул дверцу, ступил внутрь и закрылся буквально в тот момент, когда троица зашла в комнату.
Обступившая меня со всех сторон удушливая темнота стала еще более нестерпимой от близости скелета, который прижался ко мне так, что я чувствовал, как его пустая грудная клетка трется ребрами о мою спину, как его свисающие берцовые кости царапают мои ноги, а его скрепленные челюсти покоятся на моем плече. Неописуемый страх охватил меня. Однако мне пришлось унять даже малейшую дрожь, поскольку самое незначительное движение могло заставить кости загреметь и таким образом выдать мое присутствие.
Собрав все самообладание, я попытался не замечать своего отвратительного соседа и сосредоточить внимание на том, что творится в комнате. До предела напрягши слух, я смог различить шарканье подошв, тяжелое, натужное дыхание нескольких человек, а затем запыхавшийся голос, сказавший:
– Почти дотащили, Джеки, почти дотащили. Еще немного. Ну-ка, давай.
За этим замечанием доследовал громкий хрип, а затем глухой стук, словно на один из столов свалили тяжелый груз.
– Полегче, Уильям, полегче, – произнес другой, более глубокий голос. – С мертвыми пообходительней надо.
– Слушаюсь, – сказал первый.
Кто-то чиркнул фосфорной спичкой. Мгновение спустя тусклые лучи света просочились сквозь щели в двери моего укрытия – зажглась лампа.
– Доставать ее из мешка? – спросил младший.
– Да, Джек, давай-ка полюбуемся, – ответил глубокий голос, который, судя по властным интонациям, равно как и почтительному тону, в каком обращались к нему остальные, должно быть, принадлежал самому доктору Мак-Кензи.
Раздалось шуршание джутовой мешковины, сопровождаемое перемещением тяжелого предмета на столе.
– Хороша, верно, хороша, – одобрительно произнес Мак-Кензи, – учитывая, сколько она пролежала в земле. Однако больше бы она не выдержала. Внутрененние органы уже начали подгнивать – видите, как позеленела кожа в низу живота? Вскрытие надо произвести не позже чем завтра.
– Он всегда подыскивает нам образцы – высший сорт, точно? – сказал младший, которого звали Уильям.
– Да, он уже доказал, что дельный парень, – сказал доктор Мак-Кензи. – И не только в этом смысле.
– Это как, доктор Мак-Кензи? – спросил Джек.
– Пока больше ничего не могу сказать, – ответил врач. – Только то, что он должен принести мне одну вещицу, о которой я давно мечтаю. Это произведет переворот в моей практике. Жду не дождусь, с тех пор как он вернулся из Конкорда.
Трудно описать, что я в тот момент почувствовал. Ужас и отвращение парализовали меня при мысли о том, что, как гласила молва, доктор Алистер Мак-Кензи – действительно осквернитель могил. Поскольку, исходя из его замечаний, можно было безошибочно утверждать, что лежащее на столе для вскрытия тело взято с кладбища.
В то же время сердце мое бешено билось в груди. То, что Мак-Кензи ожидал получить заветный предмет из Конкорда, делало его сообщником и, казалось, подтверждало абсолютную правильность подозрений доктора Фаррагута. В данный момент драгоценный предмет явно находился в руках соучастника Мак-Кензи – человека, который каким-то образом помогал снабжать анатомический колледж телами. Кто же эта таинственная личность? Я внимательно вслушивался, молясь, чтобы в разговоре мелькнуло его имя.
Этим надеждам не суждено было осуществиться, поскольку, обменявшись еще несколькими словами с молодым человеком, Мак-Кензи воскликнул:
– Господи, вы только взгляните, который час! Мне пора. Премного благодарен, парни. Сегодня вы сослужили мне хорошую службу.
– Может, нам остаться и обмыть ее? – спросил Джек с явным предвкушением.
После недолгого колебания Мак-Кензи ответил:
– Что ж, резонно. Сэкономите нам время. Ладно, джентльмены, я должен бежать. Увидимся с вами и вашими коллегами завтра поутру.
Не успел он выйти, я услышал, как один из юнцов пересек комнату и налил воды из кувшина в тазик. Затем снова подошел к своему напарнику.
– Может, дашь мне эту тряпку, Билл? – спросил Джек.
– Чертовски умно, чтобы ее полапать, – ответил второй с двусмысленным смехом.
– Ничего подобного! – возмущенно ответил его товарищ. – Сам обмывай, если подумал такое!
– Нет уж, только не я, – сказал Уильям. – Не хочу лишать тебя удовольствия. Кроме того, у меня так устали руки, что едва могу ими пошевелить. Какого черта Мак-Кензи всегда приказывает нам рыть землю?
– А кому ж еще? – ответил Джек, который, судя по голосу, уже начал обмывать тело. – Торнтону? Липпарду? Уеймуту? Хиляки они все.
– Ладно, согласен, мы – рабочая скотинка. И все-таки паршивое это дело. Да и рискованное. Сторож чуть не заметил нас, когда мы грузили мешок в повозку Мак-Кензи.
– Насчет закона можешь не беспокоиться, – сказал Джек. – У Мак-Кензи все схвачено.
– Ладно, допустим ты прав. Скажи, Джеки, неужели у нас такие грязные грудки? Больно долго ты их трешь.
– А пошел ты, Билл, – последовал сердитый ответ. – Следи за своим языком или, клянусь…
– Тише, тише, Джеки, я не хотел тебя обидеть. Сладенькое не помешает. Особенно когда они такие налитые да сочные. – Он преувеличенно вздохнул. – Какая жалость, что она такая молодая была. Сколько добра попусту пропало.
– По крайней мере у нее теперь будет достойное применение, не просто в могиле гнить, – сказал Джек.
– Да, слишком уж она лакомый кусочек, чтобы червей кормить, – сказал Уильям. – Странно, откуда этот парень всегда знает, где самые хорошенькие закопаны?
– Ничего странного. Работа у него такая, – заметил Джек.
Мне было слышно, как он мочит тряпку в тазу, выжимает и возвращается к своему занятию. Прошло несколько минут. Молодые люди молчали.
– Вот, – наконец сказал Джек. – Теперь готово. Может, зубы ей почистить?
– Оставь на завтра, – сказал Уильям, громко зевая. – Какой смысл портить сейчас смазливенькое личико?
– Да, красивая девушка, – сказал Джек. – То есть была. Чем-то похожа на ту, Горация.
– Бедный Райе, – сказал Уильям. – В тихом омуте…
– Если уж начистоту, – ответил Джек, – то мы должны сказать Горацию спасибо за все эти чудесные трупы. Ведь это он познакомил доктора Мак-Кензи с… Что это?
– Что?
– Да шум этот. Там, в шкафу. Ты что, не слышал?
При этих словах волосы у меня встали дыбом и сердце замерло в груди. Несмотря на все попытки не шевелиться, сочетание нескольких факторов – нестерпимая духота шкафа, где я прятался, отвратительное действо, совершавшееся прямо перед моим тайником, скелет, прижавшийся ко мне так тесно, что я практически оказался в его объятиях, – заставило меня непроизвольно вздрогнуть всем телом, отчего высохшие кости издали трескучий звук.
Что были все мои страхи по сравнению с теперешним? Ведь меня обнаружили!
– В шкафу? – со смехом сказал Уильям. – Черт побери, Джек, ты что, вообразил, что «костяная нога» вдруг ожила?
– Говорю тебе, я что-то слышал, Билл.
Стекавший с моего лба холодный пот щипал глаза. Мысли бешено крутились в голове. Что теперь делать? Напрашивался только один вывод: дождаться, пока один или оба молодых человека не подойдут, чтобы разобраться, откуда шум. Тогда я распахну дверцы шкафа и брошусь вперед, полагаясь на то, что они остолбенеют от изумления, причем надолго, и у меня хватит времени спастись бегством.
Однако дело повернулось таким образом, что необходимость прибегать к отчаянному плану отпала сама собой, поскольку, хоть я уже и собрался действовать, Уильям сказал:
– Давай посмотри, если хочешь. Уверен, это просто крыса.
Время тянулось мучительно долго, я затаил дыхание; Джек не отвечал.
– Ладно, считай, что ты прав, – сказал он после невыносимо затянувшейся паузы. – Этот дом кишмя кишит всякой нечистью. Не стоило Мак-Кензи открывать колледж так близко к верфям.
– Ладно, тут одно хорошо, – сказал Уильям, – уйма забегаловок. Слушай, Джеки, дружок, я бы не прочь сейчас пропустить рюмашку.
– Ладно. Дай только я ее прикрою.
– Уверен, тебе хочется ее приласкать. Я бы мог оставить вас наедине на минутку.
– Сказал же – заткни свою грязную пасть!
– Ха-ха. Спокойно, спокойно, Джек. Шутка.
Мгновение спустя до меня донесся шорох мешковины, потом быстрые шаги. Лампа была погашена, дверь стояла открытой: приятели ушли, оставив меня в кромешной тьме в компании с трупом.
Призвав всю имевшуюся у меня силу воли, я заставил себя выждать еще несколько минут, пока окончательно не удостоверился, что веселая парочка вышла из дома. Затем, чувствуя безмерное облегчение и бессвязно что-то лепеча, я открыл дверцу и, пошатываясь, вышел из шкафа.
Сорвав с лица платок, я глубоко, с благодарностью , вздохнул. Какой бы смрадный дух ни стоял в комнате для вскрытия, он положительно казался бодрящим ; и свежим по сравнению с удушливо-спертым воздухом похожего на гроб шкафа, где я был замурован. Постепенно дыхание мое выровнялось, и самообладание – хотя бы в какой-то степени – вернулось ко мне.
Несмотря на все треволнения и ужасы, операция моя оказалась не такой уж и бесплодной. Пора было идти. Однако в обступившей меня кромешной тьме я не знал точно, где находится дверь. Поэтому пришлось извлечь свечу, которую я зажег, чиркнув последней спичкой, и огляделся.
Взгляд мой остановился на спеленутом саваном теле, вытянувшемся на столе. Меня мгновенно охватило необоримое любопытство. Подойдя к столу, я протянул дрожащую руку и медленно стянул верхнюю часть простыни. Яркое пламя свечи упало на лицо. Я глядел, и немота, ледяное чувство постепенно сковывали меня.
Колени мои дрожали, смятенные мысли бессвязно крутились в голове, кровь застыла в жилах.
Со сдавленным криком ужаса я попятился от стола и резко развернулся к нему спиной. И, объятый страхом, бежал из этой комнаты, этого дома.
Труп, который я увидел, оказался трупом служанки Мэя – Эльзи Болтон.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Даже наяву страшно описать кошмары, снившиеся мне в ту ночь. Не считая мелькания каких-то в высшей степени тревожных происшествий, я оказался в обществе некоего таинственного существа, высокого, худого, облаченного в мертвецкие одежды, которое провело меня по широкому и длинному коридору к массивной двери из полированного черного дерева. Распахнув эти врата, оно ввело меня в похожий на пещеру зал с высоким потолком и белыми, безликими стенами. Единственным источником света служило узкое, продолговатое готическое окно, расположенное на таком расстоянии от дубового пола, что было практически недосягаемо. Слабые отблески красноватого света, проникавшие сквозь узорчатый переплет, озаряли покои зловещим сиянием.
Середину зала занимал огромный вытянутый стол, уставленный серебряными блюдами, на которых были в изобилии разложены странные на вид яства. Дюжина людей, одетых как слуги, стояли вокруг, не сводя немигающих глаз с пиршественно накрытого стола. Сначала я не мог определить, что за кушанья приковывают к себе их внимание. Наконец, выпростав костлявую руку и впившись в меня железной хваткой, мой вожатый подвел меня ближе, пока – к моему неописуемому ужасу – взору моему не предстало чудовищное зрелище.
На блюдах были разложены омерзительные останки безжалостно разделанного на куски женского тела!
Здесь лежала отсеченная по локоть прекрасная рука, заканчивавшаяся маленькой, изящной ладонью, но по алебастру предплечья и белоснежной ладони неким злым проклятьем разлилась гнилостная синева, обратив красоту в мерзость. Там – зловонный торс, обрубленный чуть пониже пупка. Голова тоже была отрублена, и под сочащейся кровью шеей можно было различить две белые округлости – груди той, что когда-то была женщиной.
– Ты когда-нибудь видел столько цветов? – шепнула фигура в саване, стоявшая рядом. – Совсем как радуга.
Несмотря на дурноту, проникшую до самой сути моего существа, я не мог оторваться от омерзительного зрелища. Вглядевшись попристальнее, я понял, что мой спутник прав. Радужные цвета разложения покрывали эту некогда млечно-белую плоть: синий, красный, пурпурный, серый, розовый, оранжевый смешались в единое тошнотворно отталкивающее свечение.
Меня чуть не вывернуло наизнанку.
– Уведи меня отсюда, – взмолился я, обращаясь к стоящему рядом остову.
– Но тебе еще предстоит увидеть piece de resistance, – ответил он голосом, в котором явно слышались насмешливые нотки. – Гвоздь программы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41