Именно так и поступил д'Артаньян. Как известно, в 1658 году стоял вопрос о женитьбе Людовика XIV на совсем юной Маргарите Савойской. В ноябре 1658 года король и королева-мать в сопровождении эскорта мушкетеров отправились в Лион, куда Владетельная Герцогиня Савойская привезла свою дочь на смотрины. В последнюю минуту план помолвки, широко объявленной с тем, чтобы вызвать ревность Испании, был сорван в результате внезапного прибытия посланника Католического короля, приехавшего для того, чтобы предложить королю Франции более престижную руку инфанты Марии-Терезии Австрийской. Однако для некоторых поездка в Лион оказалась небесполезной, ибо скорее всего именно во время этой поездки, находясь в Шалоне-на-Соне, наш младший лейтенант мушкетеров познакомился со своей будущей супругой Анной-Шарлоттой-Кристиной де Шанлеси. Она была дочерью сельского дворянина, однако весьма достойного происхождения. Это был Шарль Буайе де Шанлеси, барон де Сент-Круа, происходивший из древнего шаролезского рода, на гербе которого была изображена «на золотом фоне лазурная колонна, усеянная серебряными каплями», и имелся девиз «Virtus mini numen et ensis».
Вплоть до этого времени жизнь Анны-Шарлотты была сплошной вереницей испытаний и несчастий, которые слегка испортили ее характер. Ее отец давно умер. Она, как и все девицы на выданье того времени, получила достаточно примитивное образование, которым занимались ее дядя Понтю де Шанлеси и ее мать Клодин де Римон, г-жа де Ларошетт, утешившаяся во вдовстве, выйдя замуж за развеселого капитана-губернатора Шалона-на-Соне Шарля де Энен-Льетара. В октябре 1642 года Анна-Шарлотта, казалось, обрела счастье и богатство — а она явно не мыслила себе возможности обрести первое без второго, — выйдя замуж за благородного сеньора Жана-Леонора де Дама, барона де Ла Клайетт, Клесси, Бенн и Тремон, чей род, один из древнейших в Бургундии, восходил к XI веку. Увы, ее супруг был сразу же призван на поля сражений, и там ему было суждено погибнуть при осаде Арраса, где он был капитаном кавалерии в полку Юкселля. От этого брака не было детей. Писатель Эжен д'Ориак, обнаруживший в прошлом веке в молитвеннике портрет графини д'Артаньян, дает нам следующее трогательное описание:
«Она была молода, но уже носила на лице следы неизбывной печали. Ее глубоко посаженные черные глаза поблекли от слез, и ровная матовая бледность заливала ее лицо. При этом она была красива, но скорее красотой изящества, нежели красотой формы».
Она унаследовала многочисленные имения в провинции, в частности, баронские владения Сент-Круа на Солмане близ Луанса в округе Шалон, которые она увеличила за счет покупки земли еще во времена своего первого замужества. Это значительное имение, находившееся в области Брес, сначала принадлежало дому Атиньи де Вьенна, Хохбергам, принцам Нефшательским, затем в начале XVI века — принцам и принцессам Орлеанским, Лонгвилям и Бурбонам-Конде. Шарль де Шанлеси приобрел эти земли в 1626 году и передал по наследству своей дочери Анне-Шарлотте.
Кроме того, у нее была долговая расписка на 60 тысяч ливров, по которой основная сумма долга должна была выплачиваться в виде ренты, назначенной герцогом д'Эльбе-фом, и 18 тысяч ливров, полученных от дяди. К этим богатствам следует добавить прекрасную меблировку замка, оценивавшуюся в 6 тысяч ливров.
Младшему отпрыску гасконского рода, не имевшему за душой ни гроша, трудно было ожидать такой партии!
В полдень 5 марта 1659 года в малом зале Лувра два суровых нотариуса из Шатле, мэтры Левассер и Буанден, одетые в темные одежды с белыми воротничками, прицепив к носу очки в стальной оправе, составили в присутствии жениха, невесты и приглашенных лиц брачный контракт. Контракт устанавливал общее владение супругов всеми доходами и приобретенной совместно недвижимостью, что оставляло баронство Сент-Круа в полном владении вдовы капитана Дама. Многочисленные отступления на парижский манер были изложены на привычном жаргоне судейского сословия:
«...каковая мебель, а также часть других сумм и прав, перечисленных выше, включая сумму в 30000 ливров, находящуюся в обороте, переходят в совместное владение, а оставшиеся сверх того упомянутые средства и права будут и впредь принадлежать госпоже будущей супруге и ее родственникам, как и таковые же расходы, которые в настоящее время производит упомянутый господин супруг, а также средства, которые он получит в будущем от продаж или возмещений, останутся собственностью его и его родственников».
Короче говоря, эти строки показывают, что баронесса де Сент-Круа, как женщина опытная и осторожная, заранее предусмотрела, что ее «господин будущий супруг» может оказаться изрядным расточителем. Она также настояла на упоминании в дополнении к контракту о том, что совместное супружеское хозяйство не должно зависеть от долгов, сделанных до вступления в брак. Конечно же, ей следовало заранее обо всем позаботиться! В случае смерти мужа она должна была получить вдовью часть имения размером в 4 тысячи ливров ренты, обеспечиваемой покуда не существующим состоянием «поименованного господина будущего супруга» исходя из его «движимого и недвижимого имущества, каковое бы ни наличествовало ныне и в будущем». Кроме того, было оговорено, что в таком случае «поименованная госпожа будущая супруга будет проживать в одном из домов, кои будут числиться принадлежащими поименованному господину будущему супругу на день его кончины».
Контракт был составлен от имени «всемогущего монарха Людовика Бурбона, короля Франции и Наварры» и «светлейшего и достойнейшего монсеньора Жюля Мазарини, герцога Майеннского и Неверского, пэра Франции и первого министра королевства». После того как суровые нотариусы закончили подробное чтение этих утомительных параграфов, новобрачные приняли горячие поздравления присутствующих, малочисленных, но не малозначительных. Судите хотя бы по свидетелям, призванным почтить своей подписью окончательный документ.
Со стороны Анны-Шарлотты мы отметим присутствие ее единоутробного брата Габриэля де Энен-Льетара, владельца Роша, Ларошетты и Соля, королевского лейтенанта в крепости Шалон, ее кузена Жана-Франсуа де Шанлеси, маркиза де Плево, который вскоре стал хранителем гардероба Месье — старшего из братьев короля, а также мессира Франсуа де Прага, дворянина, состоявшего на службе принца де Кариньяно.
Со стороны д'Артаньяна не соизволил явиться ни один из его родственников, даже его братья Поль и Арно, кюре Люпиака, даже его дядя Анри де Монтескью, лейтенант короля в Байонне. Не найдем мы среди свидетелей и ни одного из тех троих храбрецов, которых Дюма приучил нас всегда видеть подле него. Вместе с тем можно отметить присутствие Антуана де Грамона, маршала Франции и генерал-полковника французской инфантерии, в сопровождении его супруги Франсуазы-Маргариты Дюплесси-Шивре и их двоих детей, очаровательной брюнетки Шарлотты-Катерины, будущей принцессы Монако, которая тогда блистала в расцвете своих 20 лет, и графа де Лувиньи. Присутствовал также верный старый товарищ дней суровых Франсуа де Бемо, с радостью избавившийся на несколько часов от своей обязанности охранять узников Бастилии.
Церковное благословение брака было дано спустя месяц в церкви Сент-Андрэ-дез-Ар, принадлежавшей приходу, ближайшему к месту пребывания супруги, которая по прибытии остановилась в лионской гостинице. Как предписывала традиция, религиозная церемония состоялась на восходе солнца без какой-либо торжественности. Вот запись акта бракосочетания (полная ошибок), с которой сохранилась старая копия, а оригинал скорее всего погиб в 1871 году во время пожара в Парижской ратуше:
«3 апреля в шесть часов утра заключен брак мессира Шарля Ожье де Кастельмора, сына мессира Антуана (sic!) де Кастельмора, с дамой Анной-Шарлоттой де Шанлеси, вдовой Жана-Леонора Дама, шевалье, владельца Ла Клетты (sic!). Присутствовал мессир де Бесемо (sic!), капитан гвардии господина кардинала и комендант Бастилии».
Брак по любви? В XVII веке такой мотив показался бы крайне смехотворным. Браки среди дворян и зажиточных горожан были далеки от того, чтобы скреплять сердечную привязанность, и по сути основывались на совпадении эгоистических интересов. Став вдовой, г-жа де Шанлеси мечтала уехать из своей отдаленной провинции Брес и вновь обосноваться «в свете». Что до нашего мушкетера, который не мог до бесконечности продолжать свою холостяцкую жизнь, то он, помимо состояния, обретал благополучное положение в обществе.
У нашей супружеской пары родилось двое детей: два сына, которые по неизвестным причинам были крещены не сразу. Первый родился в начале 1660 года, возможно, в Париже, второй появился на свет в июле 1661 года в Шалоне-на-Соне. Этот второй ребенок был крещен малым крещением без наречения имени и какой-либо официальной церемонии шалонским викарием капитула св. Винсента, о чем повествует регистрационная книга прихода. Крещение сыновей д'Артаньяна состоялось только в 1674 году после смерти отца.
Надевая на себя тяжкие узы супружества, наш мушкетер, похоже, не особо задумывался и не заботился о разумном выборе, который можно было бы сделать в его возрасте и с его жизненным опытом. Г-жа д'Артаньян, не обладавшая, судя по всему, миролюбивым характером, недолго терпела бурную жизнь своего мужа. Его бродяжническая жизнь, преданность своему делу, а также легендарная расточительность не пришлись по вкусу строгой и методичной дочери барона Сент-Круа. Правда и то, что д'Артаньян нечасто бывал дома (особенно, как мы еще увидим, тогда, когда разворачивалось дело Фуке) и что он зачастую бросал деньги на ветер. Стоит ли говорить о других претензиях супруги? Может быть, наш гасконец, перевалив за 40 лет, остался отчаянным ловеласом? Может быть, он ценил в своих постоянно сменяющих друг друга возлюбленных то, чего так недоставало его законной супруге, — очарование, нежность, юность? Вполне возможно. Куртиль, до которого докатилось эхо слухов об этом мезальянсе, утверждает, что супруги нередко доходили до «семейных скандалов» из-за того, что д'Артаньян постоянно бегал за чужими юбками. Может быть, стоит хоть раз ему поверить? Как бы то ни было, но по прошествии нескольких месяцев достойная супруга покинула семейный очаг и удалилась в свое родовое имение Сент-Круа, куда ее муж совершал лишь короткие наезды, чтобы уладить какие-нибудь домашние дела. 16 апреля 1665 года Анна-Шарлотта, боясь, что все ее приданое будет пущено на ветер, в присутствии судейских секретарей Шатле отказалась от совместного владения имуществом, придерживаясь «брачного контракта и оставляя за собой все, что было ею приобретено и получено после вступления в брак».
Во всех документах, сохранившихся в архивах того времени, г-жа д'Артаньян предстает как женщина с мстительным характером, склонная к сутяжничеству и всегда настаивающая на своих правах. Одержимость сутяжничеством этой постоянно с кем-то судившейся упрямицы могла бы сделать ее прототипом графини из Сутяг Расина. Ее постоянно видели обивающей пороги суда в округе Макон в сопровождении ее поверенного мессира Жана-Шарля Тевене, всегда одетого в черную мантию и квадратную шапочку и возбуждавшего по ее требованию процесс за процессом — то против брата ее покойного первого мужа Антуана Дама, то против ее кузена Жана-Франсуа де Шанлеси, унаследовавшего родовое имущество. Можно понять, что при такой супруге д'Артаньяну не приходилось бороться с собой, выбирая между своими профессиональными обязанностями и домашним очагом.
Глава VIII. На заре нового царствования
В конце 1659 года д'Артаньян снова оседлал коня и покинул свой парижский дом. Дело в том, что король вместе со всем двором отправился в путь, чтобы сочетаться браком со своей кузиной инфантой Марией-Терезией. В представлении двух вдохновителей мира, Мазарини и дона Луиса де Харо, союз короля Франции и испанской принцессы должен был увенчать завершение противостояния двух древних держав Запада.
Поездка оказалась долгой, как и переговоры, которые никак не продвигались к концу. Двор не спеша направился на юг, останавливаясь в провинциальных резиденциях и соизмеряя скорость своего движения с появлением и исчезновением дипломатических затруднений. Наконец весной 1660 года, пробыв несколько месяцев в Лангедоке и Провансе, кортеж двинулся в направлении Сен-Жан-де-Люза, где французские и, испанские посланники соревновались в усердии, желая -довести деликатные переговоры до заключения брачного контракта. У д'Артаньяна не могла не оставить прекрасных воспоминаний эта неспешная сказочная поездка по его родной старой Гаскони, которую он, возможно, за последние тридцать лет ни разу не видел. 25 апреля в 4 часа пополудни Людовик XIV прибыл в Вик-Фезензак. В архивах города до наших дней сохранилась реляция о его триумфальном въезде. В ней упоминается следующее: «Младший лейтенант мушкетерского полка г-н д'Артаньян, командовавший своим подразделением, обеспечивал ординарную охрану...»
На следующий день, направляясь в Ногаро, они издалека увидели полускрытый зеленой листвой приземистый силуэт Кастельмора. Король, несомненно, позволил своему младшему лейтенанту съездить туда во время импровизированной охоты в окрестных лесах.
Представим себе возвращение домой сына этой земли, великолепного в своем алом мундире с золотым позументом, смеющегося среди толпы старых крестьян, обнимающего своего брата Арно, умудренного жизнью ректора Люпиака, и распахивающего древние ворота своего имения, где жил еще в кругу своих близких мессир Поль де Кастельмор... Однако времени было мало. К вечеру, возможно, успев забежать на несколько минут в сельскую церковь Нотр-Дам-де-Бобест, где покоились останки его отца и матери, д'Артаньян вновь присоединился к жужжащей, как пчелиный рой, королевской свите.
Д'Артаньян и его товарищи стали свидетелями первых празднеств нового двора. Они уже и до того с восхищением наблюдали великолепную коронацию в Реймсе, убежденные в том, что созерцают зарю великого царствования. Однако ж им не приходилось еще видеть ничего столь волнующего и грандиозного, как церемония королевской свадьбы в Сен-Жан-де-Люзе.
3 июня 1660 года Людовик XIV торжественно въехал в город в окружении самых лучших солдат своего военного дома, двух отрядов дворян-телохранителей под командованием господ д'Юмьера и де Пюигилема (будущего Лозена), лейб-гвардии и, конечно же, вновь сформированной мушкетерской роты. Эта последняя произвела такое сильное впечатление, что испанский министр дон Луис де Харо при виде ее воскликнул:
— Если бы Господь спустился на землю, ему не нужно было бы гвардии лучше этой!
В течение многих дней узкие улочки старого сите, убранные гобеленами и орифламмами и украшенные цветами, были полны инкрустированных золотом карет, великолепных скакунов, покрытых праздничными попонами, и огромных толп сеньоров в самых разнообразных костюмах. Испанцев узнавали по презрительным взглядам, которые они бросали из-под черных шляп, и по ордену Золотого руна на цепи; французов — по пышности разноцветных плюмажей и по изящным камзолам с лентами. В толпе солдат, камердинеров и слуг то здесь, то там виднелись также скованно державшиеся старые дворяне из местной округи, несколько сбитые с толку новыми манерами и оглушительным гулом толпы, одетые в мундиры и строгие костюмы времен короля Генриха...
Утром 9 июня Людовик XIV, одетый в черное, сдержанный и элегантный, вместе со своей прекрасной белокурой инфантой, облаченной в усыпанное лилиями платье, занял место под балдахином из фиолетового бархата в баскской церкви Сен-Жан-де-Люза. После церемонии венчания, проведенной епископом Байоннским, молодые супруги объехали праздничный город. Затем все лето 1660 года ушло на возвращение в столицу.
Королевский кортеж, не торопясь, пересекал Францию. Впереди, гарцуя на белых конях, чьи длинные заплетенные хвосты доходили до земли, ехали мушкетеры в новеньких голубых накидках с золотыми галунами. В Бордо, в Пуатье, в Амбуазе, в Орлеане это был триумф, в Париже в середине августа это уже был исступленный восторг, которому больше не суждено было повториться в этом веке. Канцлер, ректор, купеческий прево в сопровождении своих свит и бесчисленной толпы подошли к ограждению перед троном, чтобы предстать перед Их Величествами.
На всех улицах по дороге к Лувру дома были украшены гирляндами, мостовые усыпаны зеленью и цветами, воздвигнуты триумфальные арки с аллегорическими статуями. Из-за живой изгороди из протазанов и алебард огромное количество народа, давя друг друга, наблюдало за проходом войск. Все оценили отличные мундиры мушкетеров, скакавших четырьмя группами во главе с д'Артаньяном, разукрашенным, по словам Куртиля, «как монастырский алтарь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25