Все различия между тремя эскадрильями отлетали прочь, мы все были единым авиакрылом Бадера.
Сержант Смит, темноволосый плотный юноша, всегда летал у Бадера ведомым. Он был превосходным номером вторым. Я не помню ни одного случая, когда Смит не смог бы удержаться за Бадером даже в самой жаркой стычке. Кокки возглавлял пару «Спитфайров», которая сопровождала командира, а я обычно летал ведомым у Кокки. Нам приходилось летать и отдыхать вместе с командиром. Мы плавали с ним, играли в гольф, чтобы научиться угадывать его мысли и лучше взаимодействовать с ним в воздухе.
Иногда, когда крылу отменяли часовую готовность, Бадер, Кен и еще один командир эскадрильи отправлялись играть в гольф на площадку в Гудвуд. Однажды случайно я увязался за ними и был поражен, с какой силой и точностью он бил по мячику. На его лице проступала мрачная решимость, словно в лунке торчал Me-109, который нужно было уничтожить.
В Вестхэмпнетте у телефона дежурил пилот, а рядом с домиком стоял наготове «Мэгги». Если штаб приказывал перевести крыло в готовность к вылету, пилот прыгал в кабину и пролетал на малой высоте над площадкой для гольфа, до которой была миля или две. Одновременно он выпускал красную ракету. Один из нашей компании (обычно лейтенант Джонсон) бежал к клубному домику, заводил командирскую машину и мчал прямо по площадке, чтобы забрать остальных. Мы установили, что можем прибыть на аэродром через полчаса после сигнала.
Июнь начался довольно спокойно, так как мы еще не приступили к масштабным операциям, которые были характерны для разгара лета. Несколько человек, прибывшие в эскадрильи, тоже оказались опытными пилотами. Все мы имели по 400-500 часов налета. Мы вступали в самый сложный период карьеры летчика. Мы все преисполнились самоуверенности и начали крутить петли на предельно малой высоте. При посадке мы старались сесть вплотную к домику отдыха. Летчик-истребитель всегда хочет показать, какой он смелый и умелый. Мы тоже жаждали этого и не обращали внимания на крики офицера управления полетами. Хорошей иллюстрацией нашей излишней уверенности может служить следующее происшествие.
Нип недавно начал ночные полеты и в тот день после патрулирования вернулся к Вестхэмпнетгу, чтобы дождаться своей очереди на посадку. За ночные полеты тогда отвечал Кен, и он стоял вместе с маленькой рацией в начале посадочной дорожки. Нашему асу было приказано включить бортовые огни и кружить над аэродромом на высоте 2000 футов, пока Кен посадит остальные «Спитфайры».
Наконец в воздухе остался один Нип. Кен обратил внимание на одинокий «Спитфайр» и с ужасом заметил, что красный и зеленый огни медленно вращаются. Нип, чтобы скрасить ожидание, начал практиковаться в замедленных бочках, но забыл, что огни сразу его выдадут. Вся вежливость немедленно улетела в сторону.
«Нип!» — заорал взбешенный Кен.
«Сэр», — откликнулся удивленный Нип.
«Немедленно прекрати и садись», — приказал Кен.
Возбужденный Нип выровнял «Спитфайр» и начал заходить на световую дорожку. Кен следил за тем, как он снижается, но заход был идеальным. Когда бортовые огни оказались в 20 футах от земли, темный силуэт истребителя с ревом проскочил над ним. Но шасси не были выпущены! Кен завопил в микрофон, однако было поздно. Брюхо «Спитфайра» уже вспарывало зеленую травку.
Вскоре после этого инцидента Кен покинул нас. Он получил звание майора и был назначен командиром 610-й эскадрильи, базировавшейся на другой стороне аэродрома. Мы очень жалели, что потеряли его, но ведь он все равно оставался в нашем авиакрыле, а его эскадрилья должна была прикрывать нас сверху, располагаясь между нами и высотным прикрытием Стэна.
Вскоре после этого мы начали вылазки через Ла-Манш во Францию. Сначала Люфтваффе игнорировали наши высотные поисково-ударные группы и правильно делали, потому что мы не представляли для них никакой угрозы, пока патрулировали над Па-де-Кале на большой высоте. Поэтому начались операции «Цирк», во время которых мы сопровождали небольшие группы «Бленхеймов», наносившие удары по целям вблизи французского побережья. Мы надеялись, что Люфтваффе постараются сорвать эти вылазки среди бела дня.
Наши тактические построения истребительного сопровождения почти повторяли те, что использовали немцы прошлой осенью. И мы попались в ту же ловушку, привязав слишком много истребителей к бомбардировщикам. Горстку «Бленхеймов» часто сопровождали до 12 эскадрилий в самых различных ролях: непосредственное прикрытие, сопровождение, высотное прикрытие. Обычно мы встречались с бомбардировщиками над нашим побережьем, но позднее рандеву стали проводить на высоте менее 500 футов, чтобы избежать обнаружения радаром.
Ни один из летчиков-истребителей, которые участвовали в этих сверхопасных рандеву, от которых волосы поднимались дыбом, не сможет их забыть. Особенно трудно приходилось ранним утром, когда туман резко ухудшал видимость. Одни эскадрильи кружили по часовой стрелке, ожидая появления бомбардировщиков, другие крутились против часовой, изредка встречаясь друг с другом. Иногда единственным способом избежать столкновения было резко нырнуть под приближающиеся самолеты, и тогда замыкающие строй самолеты буквально скребли брюхом по деревьям. Польское авиакрыло из Нортхолта прибыло в сомкнутом строю, словно их командир ожидал, что мы поспешим расчистить ему путь. Затем, если «Бленхеймы» опаздывали хотя бы на несколько минут или уклонялись от курса на пару миль, начиналась настоящая суматоха. В эти дни только строжайшая летная дисциплина помогала избежать столкновений, и я все еще содрогаюсь, вспоминая эти огромные массы самолетов на малой высоте. Мы все вздыхали с облегчением, когда лидер бомбардировщиков поворачивал в сторону моря, и мы получали возможность занять безопасную позицию немного в стороне.
Иногда мы оставались на малой высоте до тех пор, пока «Бленхеймы» не начинали набирать высоту, чтобы лечь на боевой курс в нескольких милях от французского побережья. Затем в игру вступали смертоносные 88-м зенитки немцев, которые открывали огонь по бомбардировщикам в момент пересечения берега. Чистое небо моментально покрывалось множеством черных клубков. Когда начиналась стрельба, самые нижние истребители непосредственного прикрытия отходили в сторону и набирали примерно 1000 футов, так как не было смысла подставлять эти хрупкие машины под огонь. Однако этот маневр вызывал довольно резкие замечания пилотов бомбардировщиков, которые должны были выдерживать курс, скорость, высоту.
После прорыва через завесу зениток мы снижались, чтобы следовать дальше. Так как наша скорость была много больше, чем у бомбардировщиков, мы отходили в стороны, крутились и вертелись вокруг «Бленхеймов» парами и четверками, чтобы удержаться рядом с ними. Кто-то, не лишенный чувства юмора, метко назвал эту свалку «пчелиным роем».
В операции было задействовано еще несколько истребительных авиакрыльев. Они проводили отвлекающие удары, расчищали дорогу «пчелиному рою», обеспечивали отход, прикрывали его с флангов. Такое использование бомбардировщиков принесло желанные плоды. Люфтваффе были вынуждены принять бой, они поднимали крупные силы истребителей, чтобы противодействовать дневным налетам. Наши дальние рейды к Лиллю, Рубо, Турнэ встречали сильное сопротивление. Насколько я могу судить, эти воздушные бои были самыми ожесточенными за все время войны.
Мы всегда предпочитали свободные вылазки истребителей сопровождению, когда мы были наглухо привязаны к бомбардировщикам. Главной задачей истребителей сопровождения была защита бомбардировщиков от атак «мессеров», но это было совсем непросто, особенно когда вы летите рядом с бомбардировщиками в составе непосредственного сопровождения или ближнего прикрытия. Там болталось столько наших пар и четверок, что, когда появлялись «мессеры», было очень трудно отличить своих от немцев.
И вот прибыли «мессеры»! Они могли заметить «пчелиный рой» с большого расстояния. Разрывы зенитных снарядов точно указывали наш курс над Францией. Поэтому преимущество внезапности почти всегда принадлежало противнику, и мы впервые узнавали об их присутствии после стремительной атаки с 6 часов. Иногда наше высотное прикрытие все-таки успевало заметить немцев. Тогда они бросались на врага, и к ним присоединялись полдюжины «Спитфайров» из верхнего прикрытия. Кто-то внизу, рядом с бомбардировщиками, истерически выкрикивал предупреждения, и вы могли следить за разворачивающимся вверху боем. Наступало время действовать, и действовать быстро. Но думать об атаке четверки пикирующих «мессеров» не приходилось. Нужно было успеть убраться с дороги беспорядочной толпы «Спитфайров», которая с гамом неслась вслед за ними. Опасность столкновения в такой ситуации была гораздо серьезнее, чем угроза вражеских снарядов.
Одной из вражеских частей, с которыми мы столкнулись во время этих дневных вылазок, была знаменитая истребительная эскадра JG-26 «Шлагетер». Ее 9 эскадрилий «Мессершмиттов» базировались на различных аэродромах вокруг Аббевилля. Эскадрой командовал прославленный Адольф Галланд, на счету которого числилось более 70 побед. В то время он находился в зените своей карьеры. После войны во время его допроса в Тангмере на нас произвело огромное впечатление спокойное достоинство этого человека, его непоколебимая уверенность в собственной теории и тактике. Он сказал нам, что был заядлым курильщиком, и потому ему дали разрешение курить во время боевых вылетов. Галланд сказал, что его самолет был единственным немецким истребителем, оснащенным электрической зажигалкой для сигар. Когда он стал генералом, 5 табачных фирм запросили привилегии поставлять ему сигары до конца войны. Галланд рассказал, как Гитлер возражал против его непрерывного курения на том основании, что Галланд подавал дурной пример молодежи. Гитлер даже запретил ему фотографироваться с сигарой в зубах. Галланд был во всех отношениях незаурядным человеком, но в то время мы знали его как умного и чрезвычайно опасного врага.
Вражеские пилоты проводили внезапную атаку умело и отважно. Кроме стремительного пикирования с большой высоты на «пчелиный рой», они умело использовали в качестве прикрытия облака, притворяясь четверкой «Спитфайров», прикрывающей бомбардировщики. Силуэт «мессера» был достаточно похож на силуэт «Спитфайра», и уж совершенно точно мы не искали немцев среди четверых пилотов, которые спокойно пробирались в самую гущу нашего строя. Очень часто этот тип скрытной атаки совпадал по времени с ударом с флангов или сзади, что окончательно сбивало нас с толку.
Иногда отдельные пилоты «Мессершмиттов» использовали облачный слой ниже бомбардировщиков. Они следили за тенями «Бленхеймов» или «Бостонов», а сами укрывались в облаке как можно дольше. Затем, в подходящий момент, когда мы пытались отразить атаку сверху, они выскакивали из облака прямо под бомбардировщиками. Немецкий истребитель свечой шел вверх, давал длинную очередь, после чего полупереворотом уходил обратно в облако. Такая тактика приносила определенный успех, но лишь очень смелый человек мог позволить себе в одиночку атаковать «пчелиный рой». Однако Галланд и его коллеги быстро сообразили, как использовать хаос, вызванный слишком большим количеством истребителей сопровождения. Они прекрасно использовали наши проблемы.
Примерно в это же время мы услышали, что эскадрильи 11-й авиагруппы переоснащаются «Спитфайрами Va» и Vb. Мотор «Спитфайра V» был лишь немного мощнее, чем у нашей «двойки», поэтому в летных характеристиках различия почти не было. Va был вооружен 8 пулеметами, но Vb имел две 20-мм пушки и только 4 пулемета. Пушки были очень полезны, чтобы пробивать броневую защиту вражеских бомбардировщиков. Они также повышали наши шансы при встрече с «мессерами».
Мы думали, что главное различие между «Спитфайром II» и V заключалось в том, что первый имел полотняные элероны, а второй — улучшенные металлические. В воздухе это различие становилось особенно заметным. Сопротивление ручки управления заметно снижалось, время выполнения бочки на большой скорости снижалось чуть ли не в два раза. Другими словами, использование металлических элеронов резко улучшало продольную управляемость самолета. Новые элероны были точно такой же формы и размеров, как их полотняные двойники, поэтому их можно было легко установить на наши «Спитфайры». Требовалось только как-то их достать.
Мы пустили в ход нашу разведку и вскоре выяснили, что новые элероны производятся на фабрике в Хэмбле возле Саутгемптона. Мы полетели туда, встретились с летчиками-испытателями и руководством фабрики. Они были рады нам помочь. Поэтому мы быстро договорились, что самолеты эскадрильи будут по одному прилетать в Хэмбл, где на них сменят элероны. Летчики-испытатели проверят каждый «Спитфайр» после установки новых элеронов, чтобы добиться правильной балансировки. Когда пилоты будут забирать свои машины, им придется подписать несколько документов. Но мы были готовы подписать любую кипу бумаг, только чтобы заполучить новые элероны.
Бадер первым полетел в Хэмбл на своем «Спитфайре», а через час я сел там же на «Мэгги», чтобы забрать его. Вернулись мы вместе, полностью удовлетворенные результатами переговоров и тем, что дело можно было уладить, общаясь напрямую с фабрикой. Зато через год я получил официальное письмо, требующее объяснений, почему 616-я эскадрилья решила установить металлические элероны на своих «Спитфайрах II». Кто утвердил эту модернизацию? Какой департамент будет ее оплачивать? Я ответил, что в то время был простым лейтенантом и не разбирался в высоких материях. Может быть, пролить свет на эту проблему смогут Бадер и Бартон? Но Бадер в это время уже был в плену, а Бартон сражался в Северной Африке… Больше мы об этом ничего не слышали.
Общий счет эскадрильи и личные счета отдельных пилотов начали расти, так как мы ежедневно сталкивались с «мессерами». Кокки открыл свой счет в 1941 году, Бадер и Бартон тоже имели подтвержденные победы. Некоторые сержанты, прибывшие в эскадрилью уже после меня, тоже имели сбитые «мессеры». Хотя я много раз сталкивался с «Мессершмиттами», я никак не мог выбрать себе противника в безумном вихре, который крутился в небе.
Для меня наступил период горьких разочарований. Моей работой, как одного из двух ведомых в звене Бадера, была защита ведущего от атак справа и сзади. Смит выполнял ту же функцию слева. Поэтому мне постоянно приходилось вертеть головой, чтобы держать под контролем заднюю полусферу. Мы практически не представляли, что творится впереди, но по радиопереговорам и маневрам Бадера догадывались, что он рвется в самую гущу «мессеров». После этого мы оказывались в самой гуще боя. Мы могли видеть клубки белого дыма, вылетающие из пулеметов Бадера. Быстрый взгляд вперед — и ты замечаешь в неприятной близости пару «мессеров». Крикнуть по радио, чтобы остальные отрывались, пока вражеские самолеты заходят от солнца. Постараться не потерять сознание от перегрузок, когда резко разворачиваешься навстречу противнику. Всегда следить за ведущим. Подавить естественное желание погнаться за каким-нибудь «мессером». Постараться удержаться за Бадером во время его лихих маневров. И постараться не смеяться, когда старший лейтенант Дандас начинает выговаривать подполковнику Бадеру:
«Я же говорил, Салага, что мы не получили металлические элероны».
«О'кей, Кокки. Не паникуй. Перестраивайтесь».
Больше в небе не было видно ни одного фрица, и мы пересекли берег в районе Дюнкерка, возвращаясь назад.
Уже приземлившись в Вестхэмпнетте, командир авиакрыла полностью обрисовал ход стычки. Дюжина «мессеров» была замечена ниже нас. Однако Стэн предупредил, что еще две группы находятся выше его эскадрильи. Одна из них начала пикировать, однако мы круто отвернули влево, и «мессерам» пришлось принять бой. Бадер обстрелял один, и тот окутался черным дымом. Кокки и Смит, услышав это, кивнули. Смит добавил, что видел, как от немца отлетали какие-то куски. Сам я не видел этого «мессера», так как бой развивался слишком стремительно. Бадер закончил свой рассказ о бое. С другой стороны аэродрома приехал Кен и рассказал, что видел он. Потом позвонил по телефону Стэн. Полковник внимательно выслушал все рапорты, после чего взял слово сам. Да, два высотных соединения взлетели из района Аббевилля, а то, что держалось внизу — из Руана. Все кусочки головоломки моментально встали на свои места, и картина стала четкой. Крыло сбило пару «мессеров», не потеряв при этом ни самолета. Мы отправились в Шопвайк-Хаус на ленч. Я чувствовал, что события подхватили меня и понесли, как поток, бороться с которым было бесполезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Сержант Смит, темноволосый плотный юноша, всегда летал у Бадера ведомым. Он был превосходным номером вторым. Я не помню ни одного случая, когда Смит не смог бы удержаться за Бадером даже в самой жаркой стычке. Кокки возглавлял пару «Спитфайров», которая сопровождала командира, а я обычно летал ведомым у Кокки. Нам приходилось летать и отдыхать вместе с командиром. Мы плавали с ним, играли в гольф, чтобы научиться угадывать его мысли и лучше взаимодействовать с ним в воздухе.
Иногда, когда крылу отменяли часовую готовность, Бадер, Кен и еще один командир эскадрильи отправлялись играть в гольф на площадку в Гудвуд. Однажды случайно я увязался за ними и был поражен, с какой силой и точностью он бил по мячику. На его лице проступала мрачная решимость, словно в лунке торчал Me-109, который нужно было уничтожить.
В Вестхэмпнетте у телефона дежурил пилот, а рядом с домиком стоял наготове «Мэгги». Если штаб приказывал перевести крыло в готовность к вылету, пилот прыгал в кабину и пролетал на малой высоте над площадкой для гольфа, до которой была миля или две. Одновременно он выпускал красную ракету. Один из нашей компании (обычно лейтенант Джонсон) бежал к клубному домику, заводил командирскую машину и мчал прямо по площадке, чтобы забрать остальных. Мы установили, что можем прибыть на аэродром через полчаса после сигнала.
Июнь начался довольно спокойно, так как мы еще не приступили к масштабным операциям, которые были характерны для разгара лета. Несколько человек, прибывшие в эскадрильи, тоже оказались опытными пилотами. Все мы имели по 400-500 часов налета. Мы вступали в самый сложный период карьеры летчика. Мы все преисполнились самоуверенности и начали крутить петли на предельно малой высоте. При посадке мы старались сесть вплотную к домику отдыха. Летчик-истребитель всегда хочет показать, какой он смелый и умелый. Мы тоже жаждали этого и не обращали внимания на крики офицера управления полетами. Хорошей иллюстрацией нашей излишней уверенности может служить следующее происшествие.
Нип недавно начал ночные полеты и в тот день после патрулирования вернулся к Вестхэмпнетгу, чтобы дождаться своей очереди на посадку. За ночные полеты тогда отвечал Кен, и он стоял вместе с маленькой рацией в начале посадочной дорожки. Нашему асу было приказано включить бортовые огни и кружить над аэродромом на высоте 2000 футов, пока Кен посадит остальные «Спитфайры».
Наконец в воздухе остался один Нип. Кен обратил внимание на одинокий «Спитфайр» и с ужасом заметил, что красный и зеленый огни медленно вращаются. Нип, чтобы скрасить ожидание, начал практиковаться в замедленных бочках, но забыл, что огни сразу его выдадут. Вся вежливость немедленно улетела в сторону.
«Нип!» — заорал взбешенный Кен.
«Сэр», — откликнулся удивленный Нип.
«Немедленно прекрати и садись», — приказал Кен.
Возбужденный Нип выровнял «Спитфайр» и начал заходить на световую дорожку. Кен следил за тем, как он снижается, но заход был идеальным. Когда бортовые огни оказались в 20 футах от земли, темный силуэт истребителя с ревом проскочил над ним. Но шасси не были выпущены! Кен завопил в микрофон, однако было поздно. Брюхо «Спитфайра» уже вспарывало зеленую травку.
Вскоре после этого инцидента Кен покинул нас. Он получил звание майора и был назначен командиром 610-й эскадрильи, базировавшейся на другой стороне аэродрома. Мы очень жалели, что потеряли его, но ведь он все равно оставался в нашем авиакрыле, а его эскадрилья должна была прикрывать нас сверху, располагаясь между нами и высотным прикрытием Стэна.
Вскоре после этого мы начали вылазки через Ла-Манш во Францию. Сначала Люфтваффе игнорировали наши высотные поисково-ударные группы и правильно делали, потому что мы не представляли для них никакой угрозы, пока патрулировали над Па-де-Кале на большой высоте. Поэтому начались операции «Цирк», во время которых мы сопровождали небольшие группы «Бленхеймов», наносившие удары по целям вблизи французского побережья. Мы надеялись, что Люфтваффе постараются сорвать эти вылазки среди бела дня.
Наши тактические построения истребительного сопровождения почти повторяли те, что использовали немцы прошлой осенью. И мы попались в ту же ловушку, привязав слишком много истребителей к бомбардировщикам. Горстку «Бленхеймов» часто сопровождали до 12 эскадрилий в самых различных ролях: непосредственное прикрытие, сопровождение, высотное прикрытие. Обычно мы встречались с бомбардировщиками над нашим побережьем, но позднее рандеву стали проводить на высоте менее 500 футов, чтобы избежать обнаружения радаром.
Ни один из летчиков-истребителей, которые участвовали в этих сверхопасных рандеву, от которых волосы поднимались дыбом, не сможет их забыть. Особенно трудно приходилось ранним утром, когда туман резко ухудшал видимость. Одни эскадрильи кружили по часовой стрелке, ожидая появления бомбардировщиков, другие крутились против часовой, изредка встречаясь друг с другом. Иногда единственным способом избежать столкновения было резко нырнуть под приближающиеся самолеты, и тогда замыкающие строй самолеты буквально скребли брюхом по деревьям. Польское авиакрыло из Нортхолта прибыло в сомкнутом строю, словно их командир ожидал, что мы поспешим расчистить ему путь. Затем, если «Бленхеймы» опаздывали хотя бы на несколько минут или уклонялись от курса на пару миль, начиналась настоящая суматоха. В эти дни только строжайшая летная дисциплина помогала избежать столкновений, и я все еще содрогаюсь, вспоминая эти огромные массы самолетов на малой высоте. Мы все вздыхали с облегчением, когда лидер бомбардировщиков поворачивал в сторону моря, и мы получали возможность занять безопасную позицию немного в стороне.
Иногда мы оставались на малой высоте до тех пор, пока «Бленхеймы» не начинали набирать высоту, чтобы лечь на боевой курс в нескольких милях от французского побережья. Затем в игру вступали смертоносные 88-м зенитки немцев, которые открывали огонь по бомбардировщикам в момент пересечения берега. Чистое небо моментально покрывалось множеством черных клубков. Когда начиналась стрельба, самые нижние истребители непосредственного прикрытия отходили в сторону и набирали примерно 1000 футов, так как не было смысла подставлять эти хрупкие машины под огонь. Однако этот маневр вызывал довольно резкие замечания пилотов бомбардировщиков, которые должны были выдерживать курс, скорость, высоту.
После прорыва через завесу зениток мы снижались, чтобы следовать дальше. Так как наша скорость была много больше, чем у бомбардировщиков, мы отходили в стороны, крутились и вертелись вокруг «Бленхеймов» парами и четверками, чтобы удержаться рядом с ними. Кто-то, не лишенный чувства юмора, метко назвал эту свалку «пчелиным роем».
В операции было задействовано еще несколько истребительных авиакрыльев. Они проводили отвлекающие удары, расчищали дорогу «пчелиному рою», обеспечивали отход, прикрывали его с флангов. Такое использование бомбардировщиков принесло желанные плоды. Люфтваффе были вынуждены принять бой, они поднимали крупные силы истребителей, чтобы противодействовать дневным налетам. Наши дальние рейды к Лиллю, Рубо, Турнэ встречали сильное сопротивление. Насколько я могу судить, эти воздушные бои были самыми ожесточенными за все время войны.
Мы всегда предпочитали свободные вылазки истребителей сопровождению, когда мы были наглухо привязаны к бомбардировщикам. Главной задачей истребителей сопровождения была защита бомбардировщиков от атак «мессеров», но это было совсем непросто, особенно когда вы летите рядом с бомбардировщиками в составе непосредственного сопровождения или ближнего прикрытия. Там болталось столько наших пар и четверок, что, когда появлялись «мессеры», было очень трудно отличить своих от немцев.
И вот прибыли «мессеры»! Они могли заметить «пчелиный рой» с большого расстояния. Разрывы зенитных снарядов точно указывали наш курс над Францией. Поэтому преимущество внезапности почти всегда принадлежало противнику, и мы впервые узнавали об их присутствии после стремительной атаки с 6 часов. Иногда наше высотное прикрытие все-таки успевало заметить немцев. Тогда они бросались на врага, и к ним присоединялись полдюжины «Спитфайров» из верхнего прикрытия. Кто-то внизу, рядом с бомбардировщиками, истерически выкрикивал предупреждения, и вы могли следить за разворачивающимся вверху боем. Наступало время действовать, и действовать быстро. Но думать об атаке четверки пикирующих «мессеров» не приходилось. Нужно было успеть убраться с дороги беспорядочной толпы «Спитфайров», которая с гамом неслась вслед за ними. Опасность столкновения в такой ситуации была гораздо серьезнее, чем угроза вражеских снарядов.
Одной из вражеских частей, с которыми мы столкнулись во время этих дневных вылазок, была знаменитая истребительная эскадра JG-26 «Шлагетер». Ее 9 эскадрилий «Мессершмиттов» базировались на различных аэродромах вокруг Аббевилля. Эскадрой командовал прославленный Адольф Галланд, на счету которого числилось более 70 побед. В то время он находился в зените своей карьеры. После войны во время его допроса в Тангмере на нас произвело огромное впечатление спокойное достоинство этого человека, его непоколебимая уверенность в собственной теории и тактике. Он сказал нам, что был заядлым курильщиком, и потому ему дали разрешение курить во время боевых вылетов. Галланд сказал, что его самолет был единственным немецким истребителем, оснащенным электрической зажигалкой для сигар. Когда он стал генералом, 5 табачных фирм запросили привилегии поставлять ему сигары до конца войны. Галланд рассказал, как Гитлер возражал против его непрерывного курения на том основании, что Галланд подавал дурной пример молодежи. Гитлер даже запретил ему фотографироваться с сигарой в зубах. Галланд был во всех отношениях незаурядным человеком, но в то время мы знали его как умного и чрезвычайно опасного врага.
Вражеские пилоты проводили внезапную атаку умело и отважно. Кроме стремительного пикирования с большой высоты на «пчелиный рой», они умело использовали в качестве прикрытия облака, притворяясь четверкой «Спитфайров», прикрывающей бомбардировщики. Силуэт «мессера» был достаточно похож на силуэт «Спитфайра», и уж совершенно точно мы не искали немцев среди четверых пилотов, которые спокойно пробирались в самую гущу нашего строя. Очень часто этот тип скрытной атаки совпадал по времени с ударом с флангов или сзади, что окончательно сбивало нас с толку.
Иногда отдельные пилоты «Мессершмиттов» использовали облачный слой ниже бомбардировщиков. Они следили за тенями «Бленхеймов» или «Бостонов», а сами укрывались в облаке как можно дольше. Затем, в подходящий момент, когда мы пытались отразить атаку сверху, они выскакивали из облака прямо под бомбардировщиками. Немецкий истребитель свечой шел вверх, давал длинную очередь, после чего полупереворотом уходил обратно в облако. Такая тактика приносила определенный успех, но лишь очень смелый человек мог позволить себе в одиночку атаковать «пчелиный рой». Однако Галланд и его коллеги быстро сообразили, как использовать хаос, вызванный слишком большим количеством истребителей сопровождения. Они прекрасно использовали наши проблемы.
Примерно в это же время мы услышали, что эскадрильи 11-й авиагруппы переоснащаются «Спитфайрами Va» и Vb. Мотор «Спитфайра V» был лишь немного мощнее, чем у нашей «двойки», поэтому в летных характеристиках различия почти не было. Va был вооружен 8 пулеметами, но Vb имел две 20-мм пушки и только 4 пулемета. Пушки были очень полезны, чтобы пробивать броневую защиту вражеских бомбардировщиков. Они также повышали наши шансы при встрече с «мессерами».
Мы думали, что главное различие между «Спитфайром II» и V заключалось в том, что первый имел полотняные элероны, а второй — улучшенные металлические. В воздухе это различие становилось особенно заметным. Сопротивление ручки управления заметно снижалось, время выполнения бочки на большой скорости снижалось чуть ли не в два раза. Другими словами, использование металлических элеронов резко улучшало продольную управляемость самолета. Новые элероны были точно такой же формы и размеров, как их полотняные двойники, поэтому их можно было легко установить на наши «Спитфайры». Требовалось только как-то их достать.
Мы пустили в ход нашу разведку и вскоре выяснили, что новые элероны производятся на фабрике в Хэмбле возле Саутгемптона. Мы полетели туда, встретились с летчиками-испытателями и руководством фабрики. Они были рады нам помочь. Поэтому мы быстро договорились, что самолеты эскадрильи будут по одному прилетать в Хэмбл, где на них сменят элероны. Летчики-испытатели проверят каждый «Спитфайр» после установки новых элеронов, чтобы добиться правильной балансировки. Когда пилоты будут забирать свои машины, им придется подписать несколько документов. Но мы были готовы подписать любую кипу бумаг, только чтобы заполучить новые элероны.
Бадер первым полетел в Хэмбл на своем «Спитфайре», а через час я сел там же на «Мэгги», чтобы забрать его. Вернулись мы вместе, полностью удовлетворенные результатами переговоров и тем, что дело можно было уладить, общаясь напрямую с фабрикой. Зато через год я получил официальное письмо, требующее объяснений, почему 616-я эскадрилья решила установить металлические элероны на своих «Спитфайрах II». Кто утвердил эту модернизацию? Какой департамент будет ее оплачивать? Я ответил, что в то время был простым лейтенантом и не разбирался в высоких материях. Может быть, пролить свет на эту проблему смогут Бадер и Бартон? Но Бадер в это время уже был в плену, а Бартон сражался в Северной Африке… Больше мы об этом ничего не слышали.
Общий счет эскадрильи и личные счета отдельных пилотов начали расти, так как мы ежедневно сталкивались с «мессерами». Кокки открыл свой счет в 1941 году, Бадер и Бартон тоже имели подтвержденные победы. Некоторые сержанты, прибывшие в эскадрилью уже после меня, тоже имели сбитые «мессеры». Хотя я много раз сталкивался с «Мессершмиттами», я никак не мог выбрать себе противника в безумном вихре, который крутился в небе.
Для меня наступил период горьких разочарований. Моей работой, как одного из двух ведомых в звене Бадера, была защита ведущего от атак справа и сзади. Смит выполнял ту же функцию слева. Поэтому мне постоянно приходилось вертеть головой, чтобы держать под контролем заднюю полусферу. Мы практически не представляли, что творится впереди, но по радиопереговорам и маневрам Бадера догадывались, что он рвется в самую гущу «мессеров». После этого мы оказывались в самой гуще боя. Мы могли видеть клубки белого дыма, вылетающие из пулеметов Бадера. Быстрый взгляд вперед — и ты замечаешь в неприятной близости пару «мессеров». Крикнуть по радио, чтобы остальные отрывались, пока вражеские самолеты заходят от солнца. Постараться не потерять сознание от перегрузок, когда резко разворачиваешься навстречу противнику. Всегда следить за ведущим. Подавить естественное желание погнаться за каким-нибудь «мессером». Постараться удержаться за Бадером во время его лихих маневров. И постараться не смеяться, когда старший лейтенант Дандас начинает выговаривать подполковнику Бадеру:
«Я же говорил, Салага, что мы не получили металлические элероны».
«О'кей, Кокки. Не паникуй. Перестраивайтесь».
Больше в небе не было видно ни одного фрица, и мы пересекли берег в районе Дюнкерка, возвращаясь назад.
Уже приземлившись в Вестхэмпнетте, командир авиакрыла полностью обрисовал ход стычки. Дюжина «мессеров» была замечена ниже нас. Однако Стэн предупредил, что еще две группы находятся выше его эскадрильи. Одна из них начала пикировать, однако мы круто отвернули влево, и «мессерам» пришлось принять бой. Бадер обстрелял один, и тот окутался черным дымом. Кокки и Смит, услышав это, кивнули. Смит добавил, что видел, как от немца отлетали какие-то куски. Сам я не видел этого «мессера», так как бой развивался слишком стремительно. Бадер закончил свой рассказ о бое. С другой стороны аэродрома приехал Кен и рассказал, что видел он. Потом позвонил по телефону Стэн. Полковник внимательно выслушал все рапорты, после чего взял слово сам. Да, два высотных соединения взлетели из района Аббевилля, а то, что держалось внизу — из Руана. Все кусочки головоломки моментально встали на свои места, и картина стала четкой. Крыло сбило пару «мессеров», не потеряв при этом ни самолета. Мы отправились в Шопвайк-Хаус на ленч. Я чувствовал, что события подхватили меня и понесли, как поток, бороться с которым было бесполезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37