А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Теперь-то я это понял. Худяков представлен к ордену Красного Знамени.
Красные «яки»

1
В конце октября пошли проливные дожди, и накал боев не только в воздухе, но и на земле спал, словно плохая погода охладила жар сражений. Зато в наших тылах и штабах шла молчаливая, скрытая от постороннего глаза большая работа. Полки получали пополнения и летчиками и самолетами. На аэродромы зачастили старшие командиры и политработники.
От нас не укрылось крупное передвижение наземных войск. На левом берегу Днепра все леса, рощи, балки северо-восточнее и севернее Киева были забиты танками, артиллерией и другой техникой. На проходивших мимо аэродрома машинах часто встречались надписи: «Освободим славный Киев — столицу Украины!», «Даешь Киев!» — и другие призывы. Было совершенно понятно, что войска переброшены откуда-то ночными маршами и ожидают темноты, чтобы переправиться на правый берег.
Изредка, когда облака поднимались и проглядывало голубое небо, мы летали на охрану этих оживленных тыловых районов фронта.
На этот раз в воздухе был Кустов с Лазаревым. Заметив вдали на западе воздушный бой, они сразу же поспешили на помощь товарищам, рассчитывая внезапно атаковать врага и снова возвратиться в свой район прикрытия, но тут же по радио раздался требовательный голос командира дивизии:
— Немедленно назад! И никуда не рыпайтесь!
После посадки пары погода испортилась. Комдив прибыл к нам на аэродром и с ходу взял в оборот Кустова за попытку выйти из своего района боевых действий.
— Заметил драку на передовой — и туда! А кто тылы будет прикрывать, подумал? Ты ведь знаешь, как это сейчас важно?
— Конечно. Но меня же не предупредили, что ни при каких обстоятельствах нельзя выходить из своего района, — оправдывался Кустов.
— У тебя-то разве головы на плечах нет?
Для нас не было секретом, советские войска готовятся к боям за столицу Украины. По биению пульса фронтовой жизни мы понимали, что этот момент приближается. Пользуясь хорошим настроением полковника, Сергей Лазарев спросил:
— Мы скоро двинемся вперед? Киев уже заждался нас.
По лицу Николая Семеновича пробежала задумчивость:
— Вы как дети, скоро ли, да скоро ли? Терпение и терпение. Готовьтесь! Каждому делу свое время.
— Мы уже второй месяц готовимся, — не унимался Лазарев. — Через неделю двадцать шестая годовщина Октября. А мы все готовимся…
— Хватит говорильни! — перебил Герасимов и быстрым взглядом окинул летчиков. — К празднику Киев будет освобожден! Понятно?
Стало ясно, что мы вот-вот должны перейти в наступление. Все замолчали.
— Что, не согласны?
— Согласны, — прозвучал хор голосов.
— Ну и на этом спасибо, — рассмеялся Герасимов. Рядом с Герасимовым стояли молодые летчики, только на днях прибывшие в полк. Он обратился к ним:
— Ну, а вы успели посмотреть фронт с воздуха?
— Не-е-т.
Строгий взгляд полковника уперся в Василяку.
— Погоды все не было. Кроме того, их еще рано посылать в бой, пускай потренируются в полетах над аэродромом.
— Когда им лететь на боевое задание — ваше дело. Вы о подготовке летчиков лучше меня знаете. Но без облета района боевых действий можно заблудиться даже над своим аэродромом, как было в соседней дивизии. — И Николай Семенович рассказал, что там произошло.
Молодой летчик вылетел в зону. Виражил, крутил бочки, петлил… Не заметил, как отклонился в сторону. Когда опомнился — кругом все незнакомо. Растерялся, начал беспорядочно рыскать, отыскивая свой аэродром. Тут, откуда ни возьмись, пара «мессершмиттов».
Парень совсем скис и мотанул от них куда глаза глядят. Когда очухался, увидел на земле самолеты. Скорее на посадку! А там фашисты.
На радостях, что нашел аэродром, позабыл выпустить шасси и этим ввел немцев в заблуждение. Те, видимо, приняли его за «охотника», заходящего на штурмовку, и открыли огонь. Тут только до нашего «героя» дошло, куда он попал. Полный газ! А куда? Не знает. Хорошо, хоть не забыл, что от фронта наша территория лежит на восток. Летел до сухих баков, плюхнулся прямо к нам на окопы, недалеко от передовой. Герасимов повернулся к командиру полка:
— Чтоб у вас, Василяка, не было подобных казусов, обязательно, как только прояснится, покажите молодежи передовую, Днепр, Киев… Без изучения района с воздуха и учебные полеты начинать нельзя.
Прояснило только 2 ноября, и опытные летчики повели молодых на фронт. Днепр пересекли в устье извилистой Припяти. Под нами сплошные леса и топкие болота. Ни домов, ни дорог. Дыма и то нигде не видно. Незнакомый с обстановкой человек и не подумает, что внизу войска. А тут, на краю правого крыла фронта, находилась в обороне 13-я армия. При виде такой труднопроходимой местности невольно возникла мысль: отсюда вряд ли может начаться сколько-нибудь значительное наступление.
В глаза сквозь редкие облака бьет предвечернее солнце, мешая смотреть вдаль. Чтобы не оказаться над вражеской территорией и не попасть под обстрел зениток, я попытался определить линию передовой. Невозможно. Она скрыта лесами и кустарником. К тому же тут и летать приходилось мало.
Мельком взглянул на карту. На ней линия фронта пересекает голубую нить Припяти около надписи: «Чернобыль». Этот населенный пункт у противника. Значит, лететь до него нельзя.
Разворачиваемся на юг, идем к Киеву. Здесь линия фронта подходит вплотную к Днепру, и мы жмемся к реке. От Припяти до речушки Тетерев тоже тянутся леса и болота. Дальше леса редеют. Показываются желтеющие поляны. Теперь под нами войска 60-й армии, которые нам не раз доводилось прикрывать, ведя большие воздушные бои.
— Где же передовая? — спрашивает кто-то.
— Правее нас, — отвечаю. — Но там сейчас тихо. Вот лютежский плацдарм. На нем все знакомо до мельчайших деталей. Это сюда недавно стекались танки, артиллерия, пехота. По еле заметным с воздуха паутинкам окопов, ходов сообщения, блиндажей, вкрапленных в небольшой кусочек земли, нетрудно догадаться, что здесь скопилась масса войск. Нет-нет да и вспыхнет на земле дымок разрыва. Несколько дней тому назад здесь все сверкало огнем.
За лютежским плацдармом, окутанный мглой, безмолвно лежит Киев. Южнее его вчера утром войска фронта с букринского плацдарма перешли в наступление. Судя по тому, что у нас на полетных картах передовая линия почти не изменилась, успехи незначительные. Невольно встает вопрос: почему молчит правое крыло фронта? Не зря же сюда за последнюю неделю прибыло так много войск.
Пролетев над передовой от устья Припяти до Киева, мы нигде не заметили признаков боя.
Затишье здесь установилось неспроста.
Шел сорок второй день битвы на берегах Днепра. За это время Советская Армия по всей Украине вышла к реке и надежно закрепилась на плацдармах правого берега. Правда, на Левобережье, в районе Никополя, враг удерживал небольшой кусочек советской земли, но Днепр как стратегический рубеж обороны для противника был уже потерян. Все же немецко-фашистское командование не теряло надежды сбросить наши войска с захваченных плацдармов.
Особое значение гитлеровцы придавали киевскому направлению. Отсюда Советской Армии открывались пути на Карпаты и в Польшу. Понимая это, враг создал по Днепру плотную оборону.
В октябре с целью освобождения Киева главная группировка 1-го Украинского фронта с букринского плацдарма дважды переходила в наступление (12-15 и 21-23) и оба раза неудачно. Противник сумел своевременно подтянуть достаточно сил и, занимая выгодные естественные рубежи, основательно укрепиться. Трудные условия местности — глубокие овраги, холмы, лес — сильно мешали продвижению наших войск и сковывали маневр танковых соединений. Поэтому решено было изменить направление главного удара и нанести его севернее Киева. Для этого с левого крыла фронта на правый скрытно перебазировались 3-я гвардейская танковая армия, 23-й стрелковый корпус, основная масса артиллерии фронта и много других частей.
Замысел заключался в том, чтобы сильным ударом с севера разгромить киевскую группировку фашистских войск и обходным маневром с запада освободить Киев. На небольшом лютежском «пятачке» сосредоточились 38-я, 3-я гвардейская танковая армии и 5-й гвардейский танковый корпус. В составе ударной группировки находились еще 1-й гвардейский кавалерийский корпус и 1-я Чехословацкая отдельная бригада, сформированная в Советском Союзе.
На участке прорыва, где наносился главный удар, было создано тройное превосходство в пехоте, более чем четырехкратное в артиллерии и десятикратное в танках.
Чтобы ввести фашистское командование в заблуждение относительно выбора направления главного удара, за двое суток до срока перешли в наступление войска левого крыла фронта, где действовали три армии (40, 27 и 47-я).
О всех этих подробностях в те дни мы, конечно, не знали. Понимали одно: близятся очень важные события. И все готовились к ним.

2
3 ноября летчики приехали на аэродром до зари. Стоял туман. Мы спустились в землянку КП. На стене по-прежнему висел старый плакат: «Вперед, за родной Киев!» В печке, потрескивая, весело горели дрова. Как будто ничего нового. Только люди, приехавшие раньше нас, были необычно возбуждены. Начальник штаба майор Матвеев, не дожидаясь вопросов, сразу сообщил, что получен приказ о наступлении. Перед войсками 1-го Украинского фронта была поставлена задача освободить Киев.
Хотя этот приказ не был неожиданностью, всех охватило радостное предбоевое возбуждение. Делясь своими мыслями, люди быстро собрались у КП полка.
Сколько раз приходилось бывать на митингах! И каждый раз испытываешь неповторимое волнение. Митинг перед наступлением — это не просто необходимая форма агитации. Здесь находит выход настоятельная потребность солдатских сердец высказать свои чувства.
Слова приказа о том, что войскам 1-го Украинского фронта выпала великая честь вернуть Родине столицу Украины Киев, взяли всех за душу. Летчики клялись не щадить ни сил, ни крови, ни жизни самой для разгрома фашистов у стен древнего города.
После митинга майор Василяка поставил перед летчиками боевую задачу. Полк вместе с другими частями 256-й дивизии должен прикрывать наступающие с лютежского плацдарма войска.
— На нашу работу будет смотреть все командование фронта, — сказал Владимир Степанович. — Я уверен, что мы оправдаем доверие Военного совета и не дадим ни одной фашистской бомбе упасть на наши войска. — Тут же предупредил: — Под Киевом появилась группа асов Геринга. Будьте осторожны, смотрите в оба, не отрывайтесь друг от друга.
Хотя все указания были даны и порядок вылета каждому ясен, никто не пошел к самолетам. Всех тревожило: а вдруг погода с рассветом не улучшится…
— У немцев тоже туман? — спросил метеоролога Кустов. — Может, они будут бомбить, а мы загорать в этой мути?
— Данных о погоде с территории противника мы не получаем, — ответил тот. — Поэтому ничего определенного сказать не можем.
— А как вы сами думаете? — вмешался в разговор Василяка. — Вы же специалист. Здесь-то над аэродромом и без вас все видно. А вот там как? Это очень важно.
— Как специалист, я не хочу гадать на кофейной гуще. Туман с восходом солнца может рассеяться, но я не уверен, что с запада не придут низкие облака. Оттуда сейчас движется вся эта нечисть.
Пытаясь угадать, чту принесет нам рассвет, мы с надеждой вглядывались в небо.
Медленно таяла ночь. Восток не розовел. Вяло, без зари и сияния пробивался день. С восходом солнца туман не рассеялся, а, точно дымовая завеса, окутал землю.
С утра авиация не могла действовать, и артиллерийская подготовка атаки в 8.00 началась без авиационной поддержки. Более трехсот орудий и минометов на один километр фронта на участке главного прорыва ударили по обороне врага. Такой большой плотности артиллерии история войн еще не знала. Несмотря на туман, сорокаминутный огонь был достаточно меток, и наступающая пехота и танки первые километры продвигались, не встречая организованного сопротивления.
Мощный огонь артиллерии как бы рассеял туман. Авиационные полки 2-й воздушной армии поднялись в воздух. В этом налете по врагу участвовало сто шестьдесят семь бомбардировщиков и штурмовиков. Истребители надежно охраняли ударную авиацию фронта и наступающие наземные войска.
Летим над Днепром. Вот и лютежский плацдарм. Как здесь все изменилось за ночь! Видны люди, танки, пушки, машины. В небе непрерывно снуют «илы», плавно и важно плывут наши бомбардировщики. Вдали фронт бурлит огнем и дымом. Видно, как «яки» и «лавочкины» разгоняют многочисленные косяки «юнкерсов», мелкими группами носятся тонкохвостые «мессершмитты» и тупоносые «фоккеры». Все заполнено металлом, огнем и дымом. Кажется, тут нет места человеку… Мы тогда, конечно, не знали, что спустя двадцать лет на этом месте загремит новая битва за Днепр — мирная битва за сооружение Киевской ГЭС. И именно здесь, где сражались войска 38, 60, 13-й армий, 3-й гвардейской танковой армии и 1-й Чехословацкой стрелковой бригады, разольется море длиной сто и шириной пятнадцать километров. Однако мы хорошо понимали, что идет битва за будущее, за мирную жизнь, и радовались удачно начатому наступлению.
В воздухе очень много немецких самолетов. Гитлеровское командование сумело создать мощную авиационную группировку (более шестисот пятидесяти самолетов), по численности не уступающей нашей.
Нелегко советским летчикам, и все же чувствуется, что хозяевами неба являемся мы.
Впоследствии буржуазные теоретики утверждали, что гитлеровская армия на Днепре потерпела поражение только из-за абсолютного численного перевеса советских войск. Они не хотели признать наше умение и отвагу. Но факты и цифры — лучшие обличители фальсификаторов истории.
Недалеко от нас к линии фронта подошла стая «юнкерсов» с истребителями сопровождения. Шестерка «яков», находившаяся над передовой, сразу же их перехватила. Завязался бой. Хочется помочь товарищам, но пока еще рано. Нашей четверке не велено без нужды далеко выходить из района Старо-Петровцы — Вышгород — Лютеж. Под нами командные пункты главной группировки войск и КП фронта. Они руководят наступлением. И мы должны надежно обеспечить им нормальную работу.
Группа бомбардировщиков, хотя и потрепанная советскими истребителями, упорно держит курс на наш район прикрытия. Кто знает, может, враг разведал, где находится КП фронта, и теперь настойчиво прорывается к нему? Пока не поздно, идем наперерез противнику.
Короткая схватка с фашистскими истребителями — и они один за другим начали выходить из боя. Бомбардировщики разбиты. Кустов с Лазаревым пошли на преследование, а мы с Априданидзе зажали пару «фоккеров». Две-три минуты крутились безрезультатно. Извиваясь по-змеиному, враг скользит перед носами наших «яков», никак не попадая в прицел. То и дело перед глазами мелькают длинные тела гитлеровских истребителей с противными черными крестами. По сноровке, по тем скупым, точным движениям, которые приобретаются только в боях, догадываюсь, что дело имеем с настоящими асами. Таких нельзя упустить. Нужно подналечь, иначе они потом наделают бед.
Наконец «фоккер» в прицеле. Момент!.. Но гитлеровец мгновенно через правое крыло провалился вниз, и моя струя огня прошла левее его машины. Ничего не скажешь, ловко увернулся. Немец отвесно пошел к земле. Я за ним.
«Фоккер» тяжелее «яка», и на пикировании быстро удаляется от меня. Но куда? К земле. Скоро гитлеровец вынужден будет выводить самолет из пикирования. Тут-то я и настигну его. Правда, моя машина с фанерной обшивкой крыла и фюзеляжа не рассчитана на длительное пикирование. Словно понимая это, «як» рвется на выход. С силой заставляю самолет повиноваться. Выдержит ли? Опытный фашистский летчик, видимо, зная особенности «яка», построил на этом свой маневр. Только ли на этом? У него есть напарник. Он может догнать меня.
Взгляд через плечо в небо. Там Априданидзе крепко держит второго «фоккера». К нам на помощь мчится пара наших истребителей. У меня есть полная возможность разделаться с этим фашистом.
«Фоккер» по-прежнему почти отвесно идет к земле. Я чувствую, как моя машина, набрав предельно допустимую скорость и точно отчаявшись, уже не рвется на выход.
Фашист, пытаясь скрыться от меня, резко, штопором, поворачивается в противоположную сторону и уменьшает угол пикирования. Чтобы не потерять «фоккера», я повторяю за ним маневр. «Як», сжатый воздухом, поворачивается с трудом. На моем самолете открытая кабина. Для улучшения обзора я снял верхнюю часть фонаря, поэтому упругие струи воздуха, хлестнув мне в лицо, сорвали очки. Глаза застилает мутная пелена. Противника уже не вижу. Обхитрил? Вырвался? Нет!
Враг снова передо мной. А земля? Она бешено несется на меня. Пора выходить из пикирования. Но почему фашист все еще пикирует? Не потерял ли он сознание?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23