Или двое носят одно и то же имя, или над ним подшутили.
— Я скорее думаю последнее.
Но маркиза, говоря это, сама не придавала веры своим словам; она вспомнила странное поведение мужа в продолжение утра, его расстроенный вид, высказанное им желание покинуть Париж, чтобы избегнуть воображаемой опасности и, наконец, внезапное легковерие, выказанное им, когда он слушал Октава де Р., и его теории о существовании людей, приносящих несчастье.
Старый председатель и маркиза провели вместе более часа, обсуждая все эти происшествия и ожидая возвращения Эммануэля. Но Эммануэль не возвращался.
Вдруг на дворе раздался стук кареты, и маркиза, подбежав к окну, увидала карету мужа. Из нее вышел один Октав де Р. Но где же остался Эммануэль?
Госпожа де Флар хотела бежать навстречу де Р., но ноги ее подкашивались и отказывались служить ей. Она опустилась на стул, бледная, задыхающаяся, безмолвная, и чувствовала, как вся ее кровь прилила к ее сердцу.
Старик подбежал к ней и поддержал ее. В будуар поспешно вошел Октав де Р.
— Ах, едемте, сударыня, едемте скорее! — вскричал он.
— Боже мой! Боже мой! — прошептала маркиза замирающим голосом. — Что случилось?
— Эммануэль бредит, он сходит с ума… едемте!
— Но где же он! — вскричала молодая женщина, которой любовь внезапно вернула силы и энергию. — Где же он? О, Господи!
— В доме, где умер барон. Он узнал барона и упал навзничь. Доктор, которого немедленно позвали, боится за его рассудок.
Маркиза вскрикнула, но она уже твердо стояла на ногах и не дрожала, а, напротив, казалась совершенно спокойной и твердой духом.
Она взяла под руку Октава де Р.
— Идемте, сударь, проводите меня, я поеду с вами. Затем, обратившись к председателю, прибавила:
— Прощайте, мой друг, или, вернее, до свидания.
Она пожала ему руку, поспешно накинула на плечи накидку, спустилась под руку с де Р. и села в карету.
— Скачи во весь опор на улицу Принца! — приказал кучеру Октав де Р.
Полчаса спустя после отъезда маркиза на двор въехала наемная карета. Из нее вышла пожилая женщина и спросила, может ли она видеть мадемуазель Розалию. Розалия была бонна дочерей маркиза. Она была в саду с обеими девочками, которые ничего не подозревали о случившемся.
Пожилая женщина была одета во все черное, как одеваются дамы человеколюбивого общества. Ее провели в сад; Розалия встала ей навстречу.
— Мадемуазель, — сказала дама в черном, — я приехала с улицы Принца с поручением от маркизы.
Розалия видела, как уехала маркиза, но не знала, куда она отправилась.
— Разве маркиза на улице Принца? — спросила бонна.
— Да, у маркиза.
Бонна выразила удивление.
— Маркиз почувствовал себя дурно, — сказала незнакомка, — и послал за маркизой. Маркиза, в свою очередь, послала меня за вами. Я боронесса де Мелан, дама человеколюбивого общества; у меня-то бедный Эммануэль и почувствовал себя дурно. К счастью, он оправился и хочет видеть детей.
Пожилая дама говорила с такой искренностью и правдоподобностью, что никакого подозрения не могло закрасться у бонны маленьких девочек. Сильно напуганная всем слышанным, Розалия поспешила одеть детей.
— Я отвезу вас, — сказала дама человеколюбивого общества, — на дворе меня ждет карета.
Слуги и привратник отеля, видя бонну, выходящую каждый день с детьми на прогулку в Елисейские поля или в Тюильри, не удивились, что она села со старой дамой в карету, которая преспокойно выехала со двора и повернула за угол предместья Сент-Онорэ.
Едва прошло десять минут после отъезда детей, как на двор отеля въехала вторая карета, собственная, запряженная парой чудных рысаков. Из нее вышел мужчина и спросил подбежавшего к нему лакея.
— Маркиза де Флар еще дома?
Приехавший говорил по-французски с легким британским акцентом; он был одет с элегантностью и простотою джентльмена, а его белокурые волосы были уже с проседью. Он был, по-видимому, чем-то немного взволнован.
— Госпожа уехала, — ответили ему.
— Когда?
— Уже с час.
— Но, по крайней мере, дочери ее дома? — поспешно прибавил он.
— Нет, сударь, и они также уехали.
— Уехали?
— Со своей бонной…
— С одною бонной? Они поехали на прогулку? — спросил он с беспокойством.
— Извините, — ответил лакей. — Барышни уехали с мадемуазель Розалией, их бонной, и с пожилой дамой, одетой в черное, которая приехала в наемной карете и увезла их.
Англичанин хрипло вскрикнул от досады и огорчения и пробормотал:
— Слишком поздно!
XXXI
Прежде чем продолжать рассказ, сообщим читателю, что случилось три дня назад с бароном де Мор-Дье, которого маркиз Шаламбель де Флар-Монгори увидел мертвым на постели на улице Принца и который, как говорят, был убит накануне того дня, когда он явился в кабинет маркиза в отель на улице Пентьевр.
Итак, три дня назад, в пять или шесть часов вечера, барон де Мор-Дье, на этот раз действительно живой, переходил Карусельскую площадь и мост того же имени, направляясь в предместье Сен-Жермен. Барон был одет бедно; его платье было потерто, сапоги стоптаны, и бедняк выставил на груди, чтобы скрыть сомнительной белизны белье, концы залоснившегося черного галстука.
Этот человек, бывший когда-то миллионером, казалось, стоял на границе самой ужасной нищеты.
— Сударь! — закричал ему инвалид, стоявший у заставы моста для сбора пошлины за переход через мост. — Пожалуйте пять сантимов.
Барон, прошедший уже десять шагов по мосту, вернулся, обшарил все карманы, но ничего там не нашел.
— Извините, — пробормотал он. — Я ошибся…
И, бледный от стыда, он вернулся назад, проговорив:
— Я забыл кошелек.
Но старый солдат заметил красную ленточку в петлице сюртука барона, а по осанке узнал бывшего военного и сказал ему, улыбаясь:
— Хорошо, господин офицер, вы заплатите на возвратном пути. Я очень рад оказать вам кредит.
Барон покраснел.
В эту минуту на мост въехала карета, и женщина, высунувшая из окошка голову, слышала последние слова инвалида и заметила краску стыда, выступившую на лице барона. Рядом с женщиной сидел человек лет около шестидесяти, который, поспешно схватив ее за руку, наклонился к самому ее уху и прошептал:
— Вот человек, которого мы ищем. Это барон де Мор-Дье.
Дама вздрогнула, но тотчас же овладела собою и, высунув голову в окно кареты, закричала:
— Здравствуйте, барон!
Барон де Мор-Дье обернулся крайне удивленный, взглянул на даму, совершенно не знакомую ему, и коснулся рукою шляпы.
— Дорогой барон, — повторила дама очаровательным голосом, — позвольте мне подвезти вас. В карете есть скамеечка, и я могу предложить вам место.
Пока она это говорила, кучер остановил лошадей, а лакей, спустившись со своего сиденья, подошел и открыл дверцу кареты.
— Садитесь же, барон, — настаивала дама. Положение де Мор-Дье было более чем оригинальное.
Как раз в ту минуту, когда он собирался воспользоваться кредитом в пять сантимов, предложенным ему инвалидом, которые ему было так же трудно добыть, как для некоторых миллион, в ту минуту, говорим мы, изящная женщина приказала своей карете остановиться и пригласила его сесть в нее. Барон никогда не встречал ни этой дамы, ни старика, сопровождавшего ее, а они, напротив, по-видимому, знали его. Но тем не менее приглашение было сделано так любезно, что де Мор-Дье не имел возможности отказаться. Он сел в карету, дверца захлопнулась, и кучер тронулся в путь.
Тогда только барон поднял свои полные удивления и любопытства глаза на молодую женщину, дивная и роковая красота которой произвела на него сильное впечатление. Это была Дама в черной перчатке. Она пошептала сказать ему с улыбкой:
— Держу пари, барон, что вы находите меня странной, сумасшедшей…
— Сударыня…
— Вы меня не знаете, вы никогда меня не видали, и вот я называю вас по имени и приглашаю в свою карету.
— Действительно, — пробормотал барон, все более и более удивляясь, — я никогда не имел чести…
— Видеть меня, не так ли?
— Именно, сударыня.
— И вы правы. Но я вас знаю и давно уже ищу вас.
— Вы меня… знаете… и вы… давно ищете меня?
— Погодите, барон, — возразила мстительница, — если вы соблаговолите оказать мне честь выслушать меня в продолжение нескольких минут, то вы увидите, что я действительно хорошо вас знаю.
Де Мор-Дье стало не по себе. Он уловил во взгляде и улыбке молодой женщины что-то роковое, обдавшее холодом его сердце.
Дама в черной перчатке обернулась к своему спутнику, который, как, наверное, уже догадался читатель, был никто иной, как граф Арлев, и сказала ему несколько слов на непонятном для барона языке, в котором по звукам он узнал русский.
Граф тотчас же вышел из кареты и сказал несколько слов кучеру. Карета ехала в это время по набережной Сены, по направлению к Пасси.
По знаку Дамы в черной перчатке барон, удивление которого все росло, пересел со скамеечки рядом с молодой женщиной.
— Да, барон, — сказала она, — я вас знаю очень хорошо, вас, который вовсе не знает меня, и я докажу вам это сейчас, сообщив вам некоторые подробности вашей жизни.
— Вот как! — проговорил барон с беспокойством.
— Баронесса де Мор-Дье, ваша мать, простите мне эту подробность, была немного… легкомысленна…
— Сударыня, — поспешно проговорил барон, задетый за живое этим началом.
— Хорошо, вы поняли меня, — продолжала Дама в черной перчатке, — оставим в стороне ваше происхождение и причины, которые побудили барона де Мор-Дье лишить вас наследства.
— Вы и это знаете! — воскликнул барон.
— Подождите… у барона де Мор-Дье был сын, сын незаконный, которого звали де Верн…
Дама в черной перчатке взглянула на барона с улыбкой, которая, как лезвие кинжала, пронзила его сердце.
— Де Верн, — продолжала она, — должен был наследовать состояние барона благодаря обязательству, взятому на себя второй женой барона, теперешней маркизой де Флар.
— Сударыня, — спросил, побледнев и весь дрожа, барон, — откуда вам все это известно?
— Это моя тайна.
— Однако…
— Подождите. Де Верн был убит на дуэли. Г-н Шаламбель, маркиз де Флар, женившись, заплатил вам миллион из приданого вашей бывшей мачехи.
— Сударыня… во имя Неба… Дама в черной перчатке продолжала:
— Де Верн был убит на дуэли маркизом Гонтраном де Ласи.
При этом имени, почти уже исчезнувшим из его памяти, де Мор-Дье вздрогнул, но Дама в черной перчатке продолжала спокойно и насмешливо, с горькою улыбкой на губах:
— Маркиз Гонтран де Ласи был членом таинственного и ужасного общества, которое называлось «Друзья шпаги».
— Вы и это знаете! Вы и это знаете! — дважды воскликнул барон, у которого вдруг застучали от ужаса зубы.
— Я знаю также, — продолжала она, — что это общество состояло из семи членов и главою их был полковник Леон.
Барон в ужасе смотрел на Даму в черной перчатке.
—Других звали, — продолжала она, — Гонтран де Ласи, капитан Лемблен, Эммануэль Шаламбель, виконт де Р., шевалье д'Асти и барон де Мор-Дье.
— Но кто же вы? — пробормотал барон, задыхаясь. — Вы, знающая все эти подробности!
Дама в черной перчатке, в свою очередь, вздрогнула при вопросе барона.
— Я — тайна, — сказала она наконец, — или, вернее, я тайный свидетель преступлений, который появляется внезапно в час возмездия, чтобы выдать виновного. У меня нет имени или, вернее, — прибавила она со смехом, который ужаснул барона де Мор-Дье, — у меня есть только одно имя: Месть.
— Значит, вы пригласили меня сюда для того, чтобы преследовать меня и наказать? — спросил барон скорее с грустью, чем с испугом. — Если вы хотите поразить меня, сударыня, если моя жизнь нужна вам, берите ее, у меня нет более мужества защищать ее. В ту минуту, когда вы встретили меня, у меня не было даже одного су, чтобы заплатить за переход через Карусельский мост. У меня не осталось ни друзей, ни состояния, ни иллюзий, ни надежд, и смерть не страшит меня более.
— Да! — воскликнула молодая женщина. — Вы охотно умрете от удара шпаги или кинжала, потому что, едва достигнув сорока лет, вы уже испытали все радости, все горести и волнения жизни. Но что, если вместо этой кончины, не позорной, вас отправят на эшафот?..
— На эшафот? — вскричал барон, волосы у которого встали дыбом.
— Двух писем, написанных вами когда-то маркизу де Ласи, достаточно королевскому прокурору, чтобы предать вас суду присяжных.
— Так что же? — спросил барон.
— И вас приговорят к каторге.
— О! — прошептал де Мор-Дье, окончательно уничтоженный.
— Эти письма, — продолжала Дама в черной перчатке, — у меня, и я…
Барон схватился за дверцу кареты и хотел открыть ее.
— Нет, сударыни, нет, — проговорил он. — Кем бы вы ни были, но вы не отправите меня на эшафот, потому что я брошусь в Сену.
Но рука молодой женщины, затянутая в черную перчатку, легла на его руку и сжала ее как бы в тисках.
— Слушайте же, — сказала она ему, — во-первых, вы не успеете отворить дверцы, как мой лакей спустится с сиденья и не допустит вас до этого. Во-вторых, кто вам сказал, что я хочу, чтобы вас предали уголовному суду?.. Быть может, я хочу предложить вам договор…
Барон пришел в себя от охватившего его было ужаса, вздохнул и немного успокоился.
— Я могу погубить вас, — продолжала Дама в черной перчатке. — Но вы, в свою очередь, можете искупить свою вину.
Ее взгляд встретился с вопрошающим взглядом барона.
— Чего вы потребуете от меня? — пробормотала она.
— Где вы живете? — спросила Дама в черной перчатке.
— Я жил еще сегодня утром на улице Принца, N 17, но мне объявили, что если я сегодня не заплачу двенадцать франков пятьдесят сантимов долгу за две прожитые недели, то мне не отдадут ключа от комнаты.
— Хорошо.
Дама в черной перчатке дернула шелковый шнурок, который соединял внутренность кареты с сиденьем кучера. Лакей подбежал к дверце, чтобы получить приказания своей госпожи.
— На улицу Принца, № 17, — приказала она. Кучер натянул поводья и пустил лошадей. Двадцать минут спустя карета остановилась у подъезда
меблированного отеля.
Видя барона, вышедшего из блестящего экипажа и галантно предложившего руку молодой и прекрасной женщине, хозяйка меблированного отеля вежливо поклонилась и не решилась потребовать у него ту ничтожную сумму, из-за которой еще в это же утро она отказалась отдать ему ключ.
Дама в черной перчатке быстро поднялась на шестой этаж, где жил барон, не обнаружив ни малейшего отвращения. Она вошла в отвратительное помещение, за наем которого не мог заплатить барон, немного запыхавшись, и опустилась на деревянный стул, который предложил ей Мор-Дье с врожденной галантностью светского человека которой никогда не приобрести выскочке.
— Потрудитесь закрыть дверь, барон, — сказала ему молодая женщина, — и посмотрите, не может ли кто-нибудь подслушать нас.
Барон окинул взглядом коридор, запер дверь и встал со шляпою в руке перед женщиной, которая, по-видимому, держала в своих руках нити его судьбы.
Тогда Дама в черной перчатке открыла маленький бумажник и вынула из него два билета по две тысячи франков.
— Потрудитесь, сударь, — сказала она, — сначала взять вот это.
И она протянула ему билеты; но остаток родовой гордости бросил краску в лицо барона, и он жестом отстранил от себя деньги, которые ему были предложены.
— Извините, — сказала Дама в черной перчатке, — это не милостыня, а задаток.
— Задаток?
— Задаток в счет нашего договора. Барон нахмурил брови.
— Я думал, — сказал он, — что вы заплатите за мои услуги только одним вашим молчанием.
— Сударь, — возразила Дама в черной перчатке, — позвольте мне объясниться.
Барон поклонился.
— Если я владею такими тайнами человека, которых достаточно, чтобы отправить его на эшафот, то я смотрю на этого человека как на принадлежащего мне душою и телом, и он становится в моих руках вещью, которой я имею право распоряжаться.
Барон опустил голову и промолчал.
— И если я предлагаю вам деньги, то только потому, что они могут вам понадобиться в то время, когда вы будете служить мне.
— Это — другое дело, — сказал Мор-Дье. И он взял билеты.
— А теперь, — продолжала Дама в черной перчатке, — прежде чем дать вам инструкции, позвольте мне сказать вам, что я тайный мститель, который рано или поздно начинает преследовать и настигает убийц.
Де Мор-Дье опустил глаза; он дрожал под взглядом Дамы в черной перчатке. Она продолжала:
— Мне предстоит наказать всех тех, которые со шпагою в руке дали самую недостойную клятву. Двое из них уже умерли.
Барон побледнел.
— Шевалье д'Асти и капитан Гектор Лемблен…
— Значит, — пробормотал де Мор-Дье, — и меня постигнет та же кара.
— И вас также.
— К чему же в таком случае мне служить вам?
— Кара, которая постигнет вас, будет наименьшей. Барон опустил голову.
— Приказывайте, — прошептал он.
Что произошло между мстительницей и бароном?
Это, разумеется, тайна. Достаточно сказать, что барон де Мор-Дье очутился у дома посольства и встретился с маркизом Эммануэлем Шаламбелем де Флар-Монгори исключительно по приказанию Дамы в черной перчатке, которой он отныне принадлежал всецело, как осужденный своему палачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Я скорее думаю последнее.
Но маркиза, говоря это, сама не придавала веры своим словам; она вспомнила странное поведение мужа в продолжение утра, его расстроенный вид, высказанное им желание покинуть Париж, чтобы избегнуть воображаемой опасности и, наконец, внезапное легковерие, выказанное им, когда он слушал Октава де Р., и его теории о существовании людей, приносящих несчастье.
Старый председатель и маркиза провели вместе более часа, обсуждая все эти происшествия и ожидая возвращения Эммануэля. Но Эммануэль не возвращался.
Вдруг на дворе раздался стук кареты, и маркиза, подбежав к окну, увидала карету мужа. Из нее вышел один Октав де Р. Но где же остался Эммануэль?
Госпожа де Флар хотела бежать навстречу де Р., но ноги ее подкашивались и отказывались служить ей. Она опустилась на стул, бледная, задыхающаяся, безмолвная, и чувствовала, как вся ее кровь прилила к ее сердцу.
Старик подбежал к ней и поддержал ее. В будуар поспешно вошел Октав де Р.
— Ах, едемте, сударыня, едемте скорее! — вскричал он.
— Боже мой! Боже мой! — прошептала маркиза замирающим голосом. — Что случилось?
— Эммануэль бредит, он сходит с ума… едемте!
— Но где же он! — вскричала молодая женщина, которой любовь внезапно вернула силы и энергию. — Где же он? О, Господи!
— В доме, где умер барон. Он узнал барона и упал навзничь. Доктор, которого немедленно позвали, боится за его рассудок.
Маркиза вскрикнула, но она уже твердо стояла на ногах и не дрожала, а, напротив, казалась совершенно спокойной и твердой духом.
Она взяла под руку Октава де Р.
— Идемте, сударь, проводите меня, я поеду с вами. Затем, обратившись к председателю, прибавила:
— Прощайте, мой друг, или, вернее, до свидания.
Она пожала ему руку, поспешно накинула на плечи накидку, спустилась под руку с де Р. и села в карету.
— Скачи во весь опор на улицу Принца! — приказал кучеру Октав де Р.
Полчаса спустя после отъезда маркиза на двор въехала наемная карета. Из нее вышла пожилая женщина и спросила, может ли она видеть мадемуазель Розалию. Розалия была бонна дочерей маркиза. Она была в саду с обеими девочками, которые ничего не подозревали о случившемся.
Пожилая женщина была одета во все черное, как одеваются дамы человеколюбивого общества. Ее провели в сад; Розалия встала ей навстречу.
— Мадемуазель, — сказала дама в черном, — я приехала с улицы Принца с поручением от маркизы.
Розалия видела, как уехала маркиза, но не знала, куда она отправилась.
— Разве маркиза на улице Принца? — спросила бонна.
— Да, у маркиза.
Бонна выразила удивление.
— Маркиз почувствовал себя дурно, — сказала незнакомка, — и послал за маркизой. Маркиза, в свою очередь, послала меня за вами. Я боронесса де Мелан, дама человеколюбивого общества; у меня-то бедный Эммануэль и почувствовал себя дурно. К счастью, он оправился и хочет видеть детей.
Пожилая дама говорила с такой искренностью и правдоподобностью, что никакого подозрения не могло закрасться у бонны маленьких девочек. Сильно напуганная всем слышанным, Розалия поспешила одеть детей.
— Я отвезу вас, — сказала дама человеколюбивого общества, — на дворе меня ждет карета.
Слуги и привратник отеля, видя бонну, выходящую каждый день с детьми на прогулку в Елисейские поля или в Тюильри, не удивились, что она села со старой дамой в карету, которая преспокойно выехала со двора и повернула за угол предместья Сент-Онорэ.
Едва прошло десять минут после отъезда детей, как на двор отеля въехала вторая карета, собственная, запряженная парой чудных рысаков. Из нее вышел мужчина и спросил подбежавшего к нему лакея.
— Маркиза де Флар еще дома?
Приехавший говорил по-французски с легким британским акцентом; он был одет с элегантностью и простотою джентльмена, а его белокурые волосы были уже с проседью. Он был, по-видимому, чем-то немного взволнован.
— Госпожа уехала, — ответили ему.
— Когда?
— Уже с час.
— Но, по крайней мере, дочери ее дома? — поспешно прибавил он.
— Нет, сударь, и они также уехали.
— Уехали?
— Со своей бонной…
— С одною бонной? Они поехали на прогулку? — спросил он с беспокойством.
— Извините, — ответил лакей. — Барышни уехали с мадемуазель Розалией, их бонной, и с пожилой дамой, одетой в черное, которая приехала в наемной карете и увезла их.
Англичанин хрипло вскрикнул от досады и огорчения и пробормотал:
— Слишком поздно!
XXXI
Прежде чем продолжать рассказ, сообщим читателю, что случилось три дня назад с бароном де Мор-Дье, которого маркиз Шаламбель де Флар-Монгори увидел мертвым на постели на улице Принца и который, как говорят, был убит накануне того дня, когда он явился в кабинет маркиза в отель на улице Пентьевр.
Итак, три дня назад, в пять или шесть часов вечера, барон де Мор-Дье, на этот раз действительно живой, переходил Карусельскую площадь и мост того же имени, направляясь в предместье Сен-Жермен. Барон был одет бедно; его платье было потерто, сапоги стоптаны, и бедняк выставил на груди, чтобы скрыть сомнительной белизны белье, концы залоснившегося черного галстука.
Этот человек, бывший когда-то миллионером, казалось, стоял на границе самой ужасной нищеты.
— Сударь! — закричал ему инвалид, стоявший у заставы моста для сбора пошлины за переход через мост. — Пожалуйте пять сантимов.
Барон, прошедший уже десять шагов по мосту, вернулся, обшарил все карманы, но ничего там не нашел.
— Извините, — пробормотал он. — Я ошибся…
И, бледный от стыда, он вернулся назад, проговорив:
— Я забыл кошелек.
Но старый солдат заметил красную ленточку в петлице сюртука барона, а по осанке узнал бывшего военного и сказал ему, улыбаясь:
— Хорошо, господин офицер, вы заплатите на возвратном пути. Я очень рад оказать вам кредит.
Барон покраснел.
В эту минуту на мост въехала карета, и женщина, высунувшая из окошка голову, слышала последние слова инвалида и заметила краску стыда, выступившую на лице барона. Рядом с женщиной сидел человек лет около шестидесяти, который, поспешно схватив ее за руку, наклонился к самому ее уху и прошептал:
— Вот человек, которого мы ищем. Это барон де Мор-Дье.
Дама вздрогнула, но тотчас же овладела собою и, высунув голову в окно кареты, закричала:
— Здравствуйте, барон!
Барон де Мор-Дье обернулся крайне удивленный, взглянул на даму, совершенно не знакомую ему, и коснулся рукою шляпы.
— Дорогой барон, — повторила дама очаровательным голосом, — позвольте мне подвезти вас. В карете есть скамеечка, и я могу предложить вам место.
Пока она это говорила, кучер остановил лошадей, а лакей, спустившись со своего сиденья, подошел и открыл дверцу кареты.
— Садитесь же, барон, — настаивала дама. Положение де Мор-Дье было более чем оригинальное.
Как раз в ту минуту, когда он собирался воспользоваться кредитом в пять сантимов, предложенным ему инвалидом, которые ему было так же трудно добыть, как для некоторых миллион, в ту минуту, говорим мы, изящная женщина приказала своей карете остановиться и пригласила его сесть в нее. Барон никогда не встречал ни этой дамы, ни старика, сопровождавшего ее, а они, напротив, по-видимому, знали его. Но тем не менее приглашение было сделано так любезно, что де Мор-Дье не имел возможности отказаться. Он сел в карету, дверца захлопнулась, и кучер тронулся в путь.
Тогда только барон поднял свои полные удивления и любопытства глаза на молодую женщину, дивная и роковая красота которой произвела на него сильное впечатление. Это была Дама в черной перчатке. Она пошептала сказать ему с улыбкой:
— Держу пари, барон, что вы находите меня странной, сумасшедшей…
— Сударыня…
— Вы меня не знаете, вы никогда меня не видали, и вот я называю вас по имени и приглашаю в свою карету.
— Действительно, — пробормотал барон, все более и более удивляясь, — я никогда не имел чести…
— Видеть меня, не так ли?
— Именно, сударыня.
— И вы правы. Но я вас знаю и давно уже ищу вас.
— Вы меня… знаете… и вы… давно ищете меня?
— Погодите, барон, — возразила мстительница, — если вы соблаговолите оказать мне честь выслушать меня в продолжение нескольких минут, то вы увидите, что я действительно хорошо вас знаю.
Де Мор-Дье стало не по себе. Он уловил во взгляде и улыбке молодой женщины что-то роковое, обдавшее холодом его сердце.
Дама в черной перчатке обернулась к своему спутнику, который, как, наверное, уже догадался читатель, был никто иной, как граф Арлев, и сказала ему несколько слов на непонятном для барона языке, в котором по звукам он узнал русский.
Граф тотчас же вышел из кареты и сказал несколько слов кучеру. Карета ехала в это время по набережной Сены, по направлению к Пасси.
По знаку Дамы в черной перчатке барон, удивление которого все росло, пересел со скамеечки рядом с молодой женщиной.
— Да, барон, — сказала она, — я вас знаю очень хорошо, вас, который вовсе не знает меня, и я докажу вам это сейчас, сообщив вам некоторые подробности вашей жизни.
— Вот как! — проговорил барон с беспокойством.
— Баронесса де Мор-Дье, ваша мать, простите мне эту подробность, была немного… легкомысленна…
— Сударыня, — поспешно проговорил барон, задетый за живое этим началом.
— Хорошо, вы поняли меня, — продолжала Дама в черной перчатке, — оставим в стороне ваше происхождение и причины, которые побудили барона де Мор-Дье лишить вас наследства.
— Вы и это знаете! — воскликнул барон.
— Подождите… у барона де Мор-Дье был сын, сын незаконный, которого звали де Верн…
Дама в черной перчатке взглянула на барона с улыбкой, которая, как лезвие кинжала, пронзила его сердце.
— Де Верн, — продолжала она, — должен был наследовать состояние барона благодаря обязательству, взятому на себя второй женой барона, теперешней маркизой де Флар.
— Сударыня, — спросил, побледнев и весь дрожа, барон, — откуда вам все это известно?
— Это моя тайна.
— Однако…
— Подождите. Де Верн был убит на дуэли. Г-н Шаламбель, маркиз де Флар, женившись, заплатил вам миллион из приданого вашей бывшей мачехи.
— Сударыня… во имя Неба… Дама в черной перчатке продолжала:
— Де Верн был убит на дуэли маркизом Гонтраном де Ласи.
При этом имени, почти уже исчезнувшим из его памяти, де Мор-Дье вздрогнул, но Дама в черной перчатке продолжала спокойно и насмешливо, с горькою улыбкой на губах:
— Маркиз Гонтран де Ласи был членом таинственного и ужасного общества, которое называлось «Друзья шпаги».
— Вы и это знаете! Вы и это знаете! — дважды воскликнул барон, у которого вдруг застучали от ужаса зубы.
— Я знаю также, — продолжала она, — что это общество состояло из семи членов и главою их был полковник Леон.
Барон в ужасе смотрел на Даму в черной перчатке.
—Других звали, — продолжала она, — Гонтран де Ласи, капитан Лемблен, Эммануэль Шаламбель, виконт де Р., шевалье д'Асти и барон де Мор-Дье.
— Но кто же вы? — пробормотал барон, задыхаясь. — Вы, знающая все эти подробности!
Дама в черной перчатке, в свою очередь, вздрогнула при вопросе барона.
— Я — тайна, — сказала она наконец, — или, вернее, я тайный свидетель преступлений, который появляется внезапно в час возмездия, чтобы выдать виновного. У меня нет имени или, вернее, — прибавила она со смехом, который ужаснул барона де Мор-Дье, — у меня есть только одно имя: Месть.
— Значит, вы пригласили меня сюда для того, чтобы преследовать меня и наказать? — спросил барон скорее с грустью, чем с испугом. — Если вы хотите поразить меня, сударыня, если моя жизнь нужна вам, берите ее, у меня нет более мужества защищать ее. В ту минуту, когда вы встретили меня, у меня не было даже одного су, чтобы заплатить за переход через Карусельский мост. У меня не осталось ни друзей, ни состояния, ни иллюзий, ни надежд, и смерть не страшит меня более.
— Да! — воскликнула молодая женщина. — Вы охотно умрете от удара шпаги или кинжала, потому что, едва достигнув сорока лет, вы уже испытали все радости, все горести и волнения жизни. Но что, если вместо этой кончины, не позорной, вас отправят на эшафот?..
— На эшафот? — вскричал барон, волосы у которого встали дыбом.
— Двух писем, написанных вами когда-то маркизу де Ласи, достаточно королевскому прокурору, чтобы предать вас суду присяжных.
— Так что же? — спросил барон.
— И вас приговорят к каторге.
— О! — прошептал де Мор-Дье, окончательно уничтоженный.
— Эти письма, — продолжала Дама в черной перчатке, — у меня, и я…
Барон схватился за дверцу кареты и хотел открыть ее.
— Нет, сударыни, нет, — проговорил он. — Кем бы вы ни были, но вы не отправите меня на эшафот, потому что я брошусь в Сену.
Но рука молодой женщины, затянутая в черную перчатку, легла на его руку и сжала ее как бы в тисках.
— Слушайте же, — сказала она ему, — во-первых, вы не успеете отворить дверцы, как мой лакей спустится с сиденья и не допустит вас до этого. Во-вторых, кто вам сказал, что я хочу, чтобы вас предали уголовному суду?.. Быть может, я хочу предложить вам договор…
Барон пришел в себя от охватившего его было ужаса, вздохнул и немного успокоился.
— Я могу погубить вас, — продолжала Дама в черной перчатке. — Но вы, в свою очередь, можете искупить свою вину.
Ее взгляд встретился с вопрошающим взглядом барона.
— Чего вы потребуете от меня? — пробормотала она.
— Где вы живете? — спросила Дама в черной перчатке.
— Я жил еще сегодня утром на улице Принца, N 17, но мне объявили, что если я сегодня не заплачу двенадцать франков пятьдесят сантимов долгу за две прожитые недели, то мне не отдадут ключа от комнаты.
— Хорошо.
Дама в черной перчатке дернула шелковый шнурок, который соединял внутренность кареты с сиденьем кучера. Лакей подбежал к дверце, чтобы получить приказания своей госпожи.
— На улицу Принца, № 17, — приказала она. Кучер натянул поводья и пустил лошадей. Двадцать минут спустя карета остановилась у подъезда
меблированного отеля.
Видя барона, вышедшего из блестящего экипажа и галантно предложившего руку молодой и прекрасной женщине, хозяйка меблированного отеля вежливо поклонилась и не решилась потребовать у него ту ничтожную сумму, из-за которой еще в это же утро она отказалась отдать ему ключ.
Дама в черной перчатке быстро поднялась на шестой этаж, где жил барон, не обнаружив ни малейшего отвращения. Она вошла в отвратительное помещение, за наем которого не мог заплатить барон, немного запыхавшись, и опустилась на деревянный стул, который предложил ей Мор-Дье с врожденной галантностью светского человека которой никогда не приобрести выскочке.
— Потрудитесь закрыть дверь, барон, — сказала ему молодая женщина, — и посмотрите, не может ли кто-нибудь подслушать нас.
Барон окинул взглядом коридор, запер дверь и встал со шляпою в руке перед женщиной, которая, по-видимому, держала в своих руках нити его судьбы.
Тогда Дама в черной перчатке открыла маленький бумажник и вынула из него два билета по две тысячи франков.
— Потрудитесь, сударь, — сказала она, — сначала взять вот это.
И она протянула ему билеты; но остаток родовой гордости бросил краску в лицо барона, и он жестом отстранил от себя деньги, которые ему были предложены.
— Извините, — сказала Дама в черной перчатке, — это не милостыня, а задаток.
— Задаток?
— Задаток в счет нашего договора. Барон нахмурил брови.
— Я думал, — сказал он, — что вы заплатите за мои услуги только одним вашим молчанием.
— Сударь, — возразила Дама в черной перчатке, — позвольте мне объясниться.
Барон поклонился.
— Если я владею такими тайнами человека, которых достаточно, чтобы отправить его на эшафот, то я смотрю на этого человека как на принадлежащего мне душою и телом, и он становится в моих руках вещью, которой я имею право распоряжаться.
Барон опустил голову и промолчал.
— И если я предлагаю вам деньги, то только потому, что они могут вам понадобиться в то время, когда вы будете служить мне.
— Это — другое дело, — сказал Мор-Дье. И он взял билеты.
— А теперь, — продолжала Дама в черной перчатке, — прежде чем дать вам инструкции, позвольте мне сказать вам, что я тайный мститель, который рано или поздно начинает преследовать и настигает убийц.
Де Мор-Дье опустил глаза; он дрожал под взглядом Дамы в черной перчатке. Она продолжала:
— Мне предстоит наказать всех тех, которые со шпагою в руке дали самую недостойную клятву. Двое из них уже умерли.
Барон побледнел.
— Шевалье д'Асти и капитан Гектор Лемблен…
— Значит, — пробормотал де Мор-Дье, — и меня постигнет та же кара.
— И вас также.
— К чему же в таком случае мне служить вам?
— Кара, которая постигнет вас, будет наименьшей. Барон опустил голову.
— Приказывайте, — прошептал он.
Что произошло между мстительницей и бароном?
Это, разумеется, тайна. Достаточно сказать, что барон де Мор-Дье очутился у дома посольства и встретился с маркизом Эммануэлем Шаламбелем де Флар-Монгори исключительно по приказанию Дамы в черной перчатке, которой он отныне принадлежал всецело, как осужденный своему палачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43