— Маркиз, — сказала она ему, — позвольте мне умолчать, зачем и как я приехала к вам в полночь, почему я впутываюсь в некоторые, лично касающиеся вас, дела?
— Но, сударыня… — пробормотал удивленный маркиз.
— Сударь, — продолжала Фульмен, — вы проходили вчера вечером на улицу Сент-Андре…
— Действительно, но откуда вы это знаете?
— Один человек оскорбил вас. — Совершенно верно.
— И вы деретесь с ним завтра?
— Вам и это известно? — спросил удивленный Эммануэль.
— Мне известно также, что вы были на улице Масон-Сорбонна, N 4, у Блиды.
Маркиз почувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу.
— Блида хочет продать вам письмо за пятьсот тысяч франков.
— Но, сударыня, — пробормотал Эммануэль, — кто же вы: друг или сообщница этой женщины?
Презрительная улыбка мелькнула на губах Фульмен, и она пристально взглянула на Эммануэля.
— Неужели во мне можно заподозрить ее друга? — спросила она.
— Нет.
Фульмен продолжала:
— Маркиз, сегодня еще я могу быть полезной вам, но завтра, быть может, будет слишком поздно.
— Но кто же вы?
— Вы прочитали мое имя на визитной карточке; меня зовут госпожа Бевуаль, больше я ничего не могу сказать вам. Вы видите меня в первый раз и, может быть, в последний. Я явилась сегодня к вам как таинственная богиня, которую зовут Фортуной, и, проходя мимо, постучала в вашу дверь. Не будьте глухи, потому что после вы горько раскаетесь, если я пройду мимо.
Эммануэль смотрел на нее со все возрастающим удивлением и спрашивал себя: не имеет ли он дело с сумасшедшей? Но у Фульмен был такой спокойный вид, она говорила так убедительно, что подобное предположение казалось немыслимым.
— Сударыня, — сказал он ей, внезапно прерывая ее, — потрудитесь объясниться, ради Бога, потому что я ничего не понимаю.
— Маркиз, — ответила она, — я повторяю вам, что я не могу сказать, ни кто я, ни кто меня послал и откуда я знаю о вашей дуэли и о вашем разговоре с Блидой. Удовольствуйтесь тем, что я явилась предложить вам неожиданную помощь.
— Что вы хотите сказать, сударыня?
— Покушаются на вашу жизнь…
— О, я буду защищать ее, будьте спокойны!
— На ваше состояние… Видите ли, — продолжала Фульмен, — с вас требуют пятьсот тысяч франков не для того, чтобы только получить эту сумму.
— А… для чего же?
— Потому что предполагают, что вы не можете достать эту сумму иначе, как продав или заложив одно из ваших имений, для чего необходима подпись вашей жены.
— Это правда, — согласился маркиз, нахмурив брови, — я не мог бы выдать такую сумму без ее согласия.
— Вы ошибаетесь.
— Я… ошибаюсь?
— Да, потому что я привезла вам эту сумму.
— Вы!
Фульмен утвердительно кивнула головой.
— Но ведь я не знаком с вами! — вскричал маркиз, до крайности удивленный.
— Вам и не нужно знать, кто я. Я привезла вам деньги, которые одалживаю вам без всяких формальностей, кроме расписки в получении. Вы будете платить по пять процентов годовых и уплачивать капитальную сумму частями по одной десятой в какие сроки вам угодно.
Говоря это, Фульмен открыла бумажник из красного сафьяна и вынула оттуда два векселя банкирского дома «Ротшильд и К0» в Лондоне на дом Ротшильда в Париже, по двести пятьдесят тысяч франков каждый, уплата по которым должна была быть произведена через три дня по предъявлении.
Эммануэлю показалось, что он бредит.
— Сударыня, — сказал он наконец, — как ни ужасно мое положение…
— Именно ужасно, — перебила его Фульмен, — и я сейчас скажу вам содержание письма, за которое вы так дорого должны заплатить.
Маркиз сначала побледнел, потом лицо его вспыхнуло, и он сказал:
— Как ни ужасно мое положение, но я не могу принять деньги от незнакомого друга…
— Это вовсе не друг ваш, — возразила Фульмен.
— Кто же в таком случае?
— Слушайте, маркиз, — продолжала Фульмен, — позвольте мне сказать вам только одно слово, потому что более я ничего не имею права сообщить вам: улица Сент-Андре, мансарда улицы Масон-Сорбонна, ваш отель, Венсенский лес, где вы должны драться завтра, — все это составляет шахматную доску, на которой вы, ваш противник и Блида не более как пешки. Есть два лица, которые ведут между собою борьбу из-за вас.
Эммануэль вздрогнул и бросил на Фульмен взгляд, полный беспокойства. Фульмен прибавила:
— Одно из них, господин Шаламбель маркиз де Флар, наметило вас как предмет мщения и будет преследовать вас без пощады. Другое то, от которого я являюсь, прислало вам эту сумму, которую вы не знали, где достать, и это лицо к вашим услугам, так как первое против вас. Оно защищает вас, потому что вас хотят погубить.
— А кто победит?
— Одному Богу известно!
Фульмен была невозмутимо спокойна и торжественна. Эммануэль вздрогнул.
— Слушайте, — продолжала Фульмен, — я дам вам последний совет: возьмите эти пятьсот тысяч франков, выкупите письмо, которое необходимо во что бы ни стало уничтожить, деритесь с оскорбленным вами человеком, затем посадите вашу жену и детей в почтовую карету и уезжайте вместе с ними.
— Что вы говорите, Боже мой?
— Поезжайте в Италию, в Архипелаг, отправляйтесь в Азию, на край света, если это необходимо, и постарайтесь избегнуть роковой судьбы, преследующей вас.
— Но что же это за судьба? — вскричал маркиз хриплым голосом.
— Клятва, которой я связана, не дает мне права сказать это. Прощайте, маркиз.
Фульмен положила на стол векселя и прибавила:
— Вы напишете мне расписку?
— Но, сударыня… — пробормотал он, все еще колеблясь.
— Именем вашей жены и детей умоляю вас принять эти деньги, — сказала она.
Маркиз взял перо и написал расписку в получении двух векселей на дом Ротшильда. Затем он подписался и отдал расписку Фульмен, которая спрятала ее в красный сафьяновый бумажник, простилась и направилась к двери.
— Кому же я должен буду выплатить эту сумму? — спросил маркиз.
— Через год с этой распиской к вам явится человек, и вы условитесь с ним относительно следующих сроков платежа.
И уже на пороге Фульмен спросила:
— Послушайте, еще одно слово.
— Спрашивайте…
— Вы очень хотите драться с Фредериком Дюлонгом?
— С этим грубияном! Разумеется, нет.
— Ну, так уезжайте сегодня ночью, уезжайте сейчас… Эммануэль отрицательно покачал головой.
— Это невозможно, — сказал он.
— Почему?
— Меня сочтут за труса.
— Так прощайте, сударь, — сказала Фульмен, — и да отстранит Господь грозу, собирающуюся над вашей головой.
Фульмен вышла, а Эммануэль спросил себя: уж не грезят ли он. Но векселя, лежавшие перед ним, напомнили ему о действительности.
— Все это очень странно, необъяснимо… — прошептал он. — Кто это лицо, преследующее меня? Неужели у меня есть враг?
Этот вопрос, заданный им самому себе, заставил его мучительно вздрогнуть.
В первый раз этот доселе счастливый человек испугался, увидав угрожающую ему беду, обратился к своей совести, так долго молчавшей, и начал разбираться в своих воспоминаниях, отыскивая между ними наполовину уже забытые имена тех, которые погибли от руки ужасной ассоциации «Друзей шпаги». Все те, которых наметило себе в жертвы это ужасное общество, уже в могилах, а мертвые не мстят… Кто же в таком случае преследует его? Маркиз Эммануэль Шаламбель де Флар-Монгори провел бессонную мучительную ночь, и, когда старик Жан вошел в его комнату, чтобы разбудить его, он застал маркиза сидящим на кровати, опустив голову на руки, с мутными и неподвижными глазами.
— Барин, — сказал Жан, — вы приказали мне разбудить себя в половине седьмого.
— Хорошо, одень меня и вели заложить карету да положи в нее пару шпаг.
— О, Господи! — вскричал испуганный Жан. — Барин дерется?
— Да, — сухо ответил Эммануэль. — И у меня нет секундантов. Но отельный швейцар и берейтор оба военные, а берейтор даже с орденом. Пойди и прикажи им одеться. Это почтенные люди, и они вполне могут быть моими секундантами. «И притом будут вполне подходящими, — мысленно добавил Эммануэль, — этому дуралею, который тащит меня к барьеру».
Маркиз вскочил с постели, охваченный лихорадочной энергией, какая бывает у людей, ставящих свою жизнь на карту.
XXVI
Две минуты спустя г-н Шаламбель де Флар-Монгори был уже одет. Эммануэль привык к ранним выходам из дома и к дуэлям, и в таких случаях всегда одевался крайне изысканно.
Но когда все мелочи туалета были окончены, шпаги положены в карету, швейцар и берейтор снаряжены в путь, словом, когда было все готово, маркиз вдруг почувствовал ужасную тоску. Он вспомнил о жене и детях. Неужели он уедет, не взглянув на них, может быть, в последний раз, не запечатлев на их челе последнего поцелуя? Эммануэль, прежде храбрый и отважный, испугался… он страшился быть убитым, вспоминая о трех дорогих ему существах, приносивших ему в течение семи лет столько счастья.
— Нет, нет, — сказал он себе, — я хочу видеть своих детей.
Маленькие девочки спали на одной кровати в комнате, смежной со спальней их матери.
Пройти в эту комнату можно было или через спальню маркизы или через коридор со стеклянной дверью.
Через последний и вошел на цыпочках маркиз, сердце которого готово было разорваться, держа свечу в руке, потому что было еще темно. Он склонился над кроватью и хотел коснуться слегка губами чела спящих дочерей, чтобы не разбудить их; но свет свечи заставил одну из них, Берту, открыть глаза. Ребенок увидал Эммануэля, улыбнулся ему и, протянув ручонки, обвил его шею.
— А! Это ты, папа? — сказала она.
— Да, — ответил взволнованный маркиз и приложил палец к губам, — тише, не разбуди мать и сестру.
— Ты еще не ложился спать, папа? — спросил ребенок.
— Нет; доброй ночи, девочка.
Эммануэль почувствовал, что сердце его готово разорваться. Он хотел убежать, но какой-то магнит, казалось, удерживал его около этого улыбавшегося ему ребенка и другого, тоже улыбавшегося ему сквозь сон. Но вдруг он услышал голос в соседней комнате.
— С кем это ты говоришь, Берта? — спросила внезапно проснувшаяся маркиза.
— С папой, — ответил ребенок.
— Эммануэль! — позвала госпожа де Флар.
Маркиз почувствовал, как у него задрожали ноги, но, повинуясь звуку дорогого голоса, вошел в комнату жены. Маркиза, удивленная, приподнялась и посмотрела на мужа. Эммануэль старался ступать твердо, но был бледен, и несколько капель пота выступили у него на лбу.
— Откуда вы вернулись? — спросила маркиза. — И почему вы, мой друг, еще не спите?
— Мне послышался шум в детской, — сказал маркиз, стараясь уклониться от прямого ответа, — и я сошел вниз…
— Который час?
— Но я, без сомнения, ошибся, — прибавил маркиз.
— Который час? — переспросила маркиза, взгляд которой упал на каминные часы, показывавшие полчаса седьмого.
И она заметила, что на муже ее вместо халата надет сюртук, застегнутый на все пуговицы, и чистое белье.
— Ах! Господи! — сказала она. — Как… вы уже встали? — Да, — пробормотал Эммануэль. — Я ухожу.
— В шесть часов утра? Подозрение закралось в голову маркизы.
— О, Небо! — вскричала она.
Эммануэль заметил, как она побледнела, и, обняв ее, он проговорил:
— Боже мой! Что с вами?
Он почувствовал, как тоска его усилилась и как страшно билось ее сердце.
— Эммануэль! Эммануэль! — прошептала она. — Куда вы отправляетесь?.. Куда ты идешь?
«О! — подумал маркиз, — какое мучение!» И громко ответил:
— Милая моя, я хотел скрыть от вас правду, но теперь предпочитаю признаться вам.
— Ах! — вскричала госпожа де Флар. — Вы деретесь? У Эммануэля хватило силы остаться спокойным и улыбнуться.
— Только не я, — ответил он.
— Не вы?
— Нет.
— А кто же?
— Один из моих друзей, который явился ко мне вчера в одиннадцать часов вечера и просил меня быть у него секундантом.
Маркиз имел еще достаточно мужества солгать и улыбнуться, и у него хватило геройства прибавить:
— Согласитесь, что величайшее безумие для серьезного государственного мужа, подобного мне, быть секундантом у мальчика, который дерется, притом в первый раз; это студент, сын моего друга.
— Бедный юноша! — пробормотала маркиза, поверившая словам мужа.
— О! Я надеюсь привезти его к нам завтракать здравого и невредимого, — ответил маркиз.
И, обняв жену, он прибавил.
— Прощайте! Я желал бы приехать вовремя. До скорого свидания… Я вернусь к завтраку.
Эммануэль вырвался из объятий жены, прошел снова через детскую, взглянул на детей в последний раз и ускорил шаги.
Маленькая Берта уже опять заснула.
На лестнице маркиз почувствовал упадок сил и мужества. Он прислонился на минуту к перилам, так как ноги его сгибались, и приложил лихорадочно дрожащую руку ко лбу, покрытому потом.
— Боже мой! Боже мой! — прошептал он. — Неужели я их больше не увижу!..
Шаламбель, шатаясь, спустился с лестницы, прошел двор, как пьяный, и опомнился только тогда, когда встретился со стариком Жаном, еще более бледным и дрожащим, чем сам он. Старый слуга открыл дверцу кареты.
— Боже мой! Какое несчастье! — прошептал он. Маркиз строго посмотрел на него.
— Жан, — сказал он ему, — ты скажешь маркизе, если она спросит, то же, что и я сказал ей: дерусь не я, а один из моих друзей.
Жан поклонился со слезами на глазах. Маркиз сел в карету и сделал знак берейтору сесть рядом с собою, а швейцар тем временем уселся около кучера.
Карета покатилась.
В половине восьмого они достигли Царской заставы; был уже день, и понемногу спускался холодный, пронизывающий туман. Эммануэль высунул голову из кареты и начал смотреть по сторонам. В нескольких шагах от таможни одиноко стоял экипаж. Это был таинственный и печальный фиакр, который нанимают, чтобы ехать на дуэль, с равнодушным кучером и двумя низкорослыми и неповоротливыми клячами; он идет так же медленно, как и траурные дроги, и может поместить внутри себя двух секундантов, врача с инструментами, и пациента, то есть того беднягу, который вместо того, чтобы сидеть дома у камина с верной женой, с чистой улыбкой на губах и честным другом, отправляется драться из-за сомнительного поведения женщины с неизвестным ему человеком.
«Вот мои противники», — подумал маркиз, окидывая взглядом карету.
Карета продолжала продвигаться вперед. Из фиакра высунулась чья-то голова, без сомнения узнавшая карету де Флара, и дотоле неподвижный фиакр двинулся тоже в путь и поехал по большой Страсбургской дороге.
Через двадцать минут карета и фиакр остановились в одной из аллей Венсенского леса. Из одного экипажа вышел Эммануэль, а из другого — Фредерик Дюлонг со своими секундантами. Старый студент против обыкновения не был пьян; он держался совершенно прямо, ступал уверенно, застегнув поношенный каштанового цвета сюртук поверх рубашки ослепительной белизны.
Арман и студент, бывший вторым секундантом прежнего обожателя Блиды, были в классическом костюме секундантов: черных брюках и сюртуках, застегнутых до подбородка.
Секунданты маркиза Шаламбеля де Флар-Монгори были тоже весьма приличны на вид. Их седые, коротко стриженные усы, военная выправка и красная ленточка в петлице одного из них производили самое лучшее впечатление.
Эммануэль поздоровался со своим противником и с его секундантами, затем отошел немного в сторону и дал время последним определить условия. В течение пути маркиз не проронил ни слова и впал в какое-то уныние. Тысяча мрачных предчувствий охватывали и терзали его, заставляя сильно биться его сердце. Но как только маркиз вышел из кареты и ему пахнул в лицо холодный туман и свежий утренний ветерок, он вернул себе спокойствие и хладнокровие. Пока секунданты мерили шпаги, он посмотрел на своего противника и сказал себе:
«Стыдно было бы быть убитым этим плебеем… Это равносильно смерти где-нибудь под забором».
— Господа, — сказал Арман, — потрудитесь снять сюртуки.
Маркиз снял сюртук и галстук, расстегнул рубашку, и, засучив рукава, взял шпагу из рук секунданта. И в эту минуту ему представилось, что он снова видит благородное улыбающееся лицо своей жены и слышит свежий и звонкий голосок маленькой Берты и ее сестры. Но это было лишь одну секунду. Едва он почувствовал в своей руке шпагу, как кровь прилила к его сердцу и глаза заблистали; и этот человек, который уже семь лет не прикасался к своей шпаге, стал в позицию, сохраняя полное хладнокровие, присущее грозным «Друзьям шпаги».
— Гм! — прошептал молодой студент Гастон де Рубо на ухо Арману. — Мне кажется, что Фредерик будет убит.
— И мне также, — ответил молодой человек; Фредерик Дюлонг посещал фехтовальные залы гораздо усерднее, чем лекции своего факультета. Если маркиз был удивительный дуэлист, то и старый студент обладал большой опытностью в дуэлях на шпагах, часто дрался и, вылезая из кареты, шел к месту поединка уверенный, что убьет своего противника. Но эта уверенность исчезла, как только глаза его встретились с глазами маркиза.
Перед тем как нанести удар, оба противника смотрели друг на друга в течение трех секунд, и эти три секунды показались студенту целой вечностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43