— растерянно проговорил маленький рыцарь, почесывая только что упомянутую деталь своей фигуры. Он подобрал рапиру, внимательно осмотрел ее, затем перевел взгляд на меня, после чего тихонько присвистнул себе под нос и молча надел камзол. В течение нескольких последующих часов он почти не заговаривал с нами и лишь вечером сообщил то, о чем мы не знали до сих пор: оказывается, он считался первым бойцом на шпагах в Лондоне. «И тем не менее, — добавил он, — здесь, на Тринидаде, я всего лишь второй!»
— Стыдитесь, сэр Джаспер, — возразил я. — Вы не принимаете во внимание «донов»!
— Да полно тебе, Джереми! — отмахнулся он. — Я готов признать твое превосходство, но что касается любого испанца… — он покачал головой и надолго замолк, глубоко переживая свое поражение. Я не вытерпел и попытался объяснить ему секрет приема де Кьюзака, однако то ли я был никуда не годным учителем, то ли он оказался тупым учеником, но ему никак не удавалось взять в толк, что главная хитрость здесь заключается в том… — впрочем, это предмет для особого разговора, а мне надо продолжать свое повествование.
Следующие три дня мы провели в пути, выйдя почти на самую крайнюю северную оконечность острова и не переставая восхищаться удивительными красотами леса. Здесь росли высокие стройные деревья с гладкими, точно полированными, стволами, иные с пучками необычных перистых листьев на макушке, но почти все, даже самые крупные, были сплошь усыпаны яркими цветами. На плоских, открытых солнцу террасах тянулись ряды грациозных пальм, некоторые с крупными зелеными орехами, другие без них, но тем не менее все одинаково великолепные; было здесь немало и гигантских деревьев сейба, хотя ни одно из них не соответствовало описанию индейца. Землю устилал плотный ковер из высокой жесткой травы, перевитой разнообразными вьющимися растениями, и низкого кустарника с диковинными ягодами и еще более диковинными цветами. Множество змей и всяких ползучих тварей копошилось здесь, и среди них я дважды видел тех — огромных волосатых пауков, о которых мне приходилось слышать: поистине они выглядели, как порождение ночного кошмара, — огромные, с жабу величиной, но во сто крат более страшные и отвратительные. Кое-где здесь попадались и сухопутные крабы; индейцы арраваков охотно их поедают и, говорят, считают деликатесом, хоть для меня краб без привкуса моря все равно, что яйцо без соли, по крайней мере, мне так кажется, поскольку я их не пробовал.
Я немало мог бы порассказать о деревьях, скрюченных и высохших, словно древние колдуны, о птицах с роскошным оперением и резким голосом, напоминающим крик осла, о гигантских жуках и бабочках, об огненных мухах, проносящихся сквозь мрак в ночное время, точно крылатые светлячки, но мне отлично известно, что существует множество подробнейших описаний этих удивительных мест, а я — всего лишь обыкновенный человек, о чем не раз уже упоминал, и не очень-то большой мастер выражать словами то, для чего обычный человеческий язык слишком беден; поэтому я продолжу рассказ о том, как мы отыскали сокровище мертвой головы и вместе с тем нечто такое, чего вовсе не ожидали найти и что едва не положило конец Джереми Коротышке, о чем вы узнаете в свое время.
Ярким солнечным утром, искупавшись в небольшом лесном озерце с чистой, прозрачной водой, мы поднялись на высокий водораздел и остановились, потрясенные великолепным зрелищем, открывшимся нам внизу; более того, мы убедились, что нашли наконец заветное дерево сейба, при виде которого разразились громким троекратным «ура». Сэр Джаспер приветствовал дерево в изысканных выражениях и произнес целую речь на тему о поощрении упорства и настойчивости, пока Саймон с серьезной миной не поинтересовался, не собирается ли он утащить огромное дерево на себе и известно ли ему доподлинно, что череп находится именно здесь, а если так, то сохранились ли в нем еще драгоценности, — после чего маленький рыцарь немного поостыл а успокоился, довольствуясь созерцанием величественной сцены, расстилавшейся перед нами.
С вершины водораздела нам были видны внизу три невысоких, поросших лесом горных хребта, расходившихся, точно лучи из центра, от единственной высокой скалы на самом берегу океана в южном направлении. Узкие извилистые долины пролегали между ними, а вдалеке, за самым отдаленным хребтом, простиралась безбрежная водная гладь, омывавшая восточное побережье острова и тянувшаяся до самого Старого Света и далее в неизвестность.
Все это было неописуемо красиво и, несомненно, достойно восторженного любования, однако мы неотрывно смотрели на вершину скалы — точку соединения всех трех хребтов, — ибо на ней, как и говорил индеец Чиапас, высилось огромное дерево, одинокое и могучее, раскинув в сторону неба и моря длинные ветви, которые даже с такого большого расстояния выглядели мертвыми и лишенными листвы. У подножия этого древнего лесного гиганта лежали другие деревья, поваленные ударом молнии, поразившей их с небес, но они почти истлели и развалились на части, источенные насекомыми и заросшие ползучими растениями-паразитами. Конечно, нам все это не было видно с того места, где мы стояли, и прошло целых четыре часа, прежде чем мы достигли основания гигантского дерева, так как сначала нам надо было спуститься, потом пересечь широкую долину с топким болотистым грунтом, где под ногами на каждом шагу лопались зловонные пузыри, а затем нам предстояло вскарабкаться на ближайший хребет и по нему добраться до цели; но в конце концов мы достигли вершины скалы и остановились, переводя дыхание и озираясь по сторонам.
Это было странное и жуткое место: гигантское дерево возвышалось над нами, опутанное бесчисленными лианами, заканчиваясь развесистым шатром из сухих, мертвых ветвей, лишенных листвы. Огромная трещина проходила с одной стороны вдоль его могучего ствола, начинаясь от вершины и заканчиваясь в восьми футах от земли, где виднелось зияющее отверстие, наполовину скрытое, как и сама трещина, растениями-паразитами; дальше трещина не распространялась, однако дерево издало пустой звук, когда Саймон постучал по его стволу ту. пой стороной широкого ножа, которым он пользовался при ходьбе по лесу, прорубая себе дорогу в тесном переплетении лиан. Заглянув за край скалы, можно было увидеть далеко внизу бушующие волны прибоя, с грохотом разбивающиеся о каменный берег, оставляя после себя сплошную полосу пены, белоснежной, точно горностаевая оторочка на темно-зеленой мантии моря. Вокруг сейбы на расстоянии в двадцать ярдов лежали жертвы громового удара — истлевшие и превратившиеся в труху стволы деревьев, большие и маленькие, извилистые корни, похожие на змей, и сучковатые сухие ветви, все в одинаковой степени заросшие лианами и вьющимися растениями, — а внизу росли живые деревья, густой лес, простиравшийся к югу плотным непроницаемым пологом, покрывавшим склоны гор и устилавшим долины, сплошная зеленая кровля, сплетенная из бесчисленных ветвей и листьев, мирно и безмятежно покоящаяся под знойным тропическим солнцем. Здесь же, несмотря на могильную тишину и уединенность этого древесного кладбища, нам постоянно приходилось быть начеку, потому что гнилые, трухлявые стволы мертвых деревьев представляли собой отличное укрытие для множества змей, то и дело выскальзывавших у нас из-под ног по мере того, как мы приближались к стволу гигантской сейбы; впрочем, они пугались нас куда больше, чем мы их, поскольку за время нашего путешествия мы привыкли к ним и изучили все их повадки.
Итак, мы наконец добрались до дерева, о котором говорил индеец Чиапас, но, хоть эта удача нас очень обрадовала и воодушевила, мы остановились в растерянности и молча посмотрели друг на друга, потому что индеец не сказал, где был спрятан череп, и мы не знали, надо ли его искать внутри дерева, среди гибких стеблей растений-паразитов или между корнями гигантской сейбы; тем не менее, однако, забредя так далеко и достигнув столь многого, мы не намерены были возвращаться с пустыми руками, поскольку, как отметил сэр Джаспер: «Не похоже, чтобы нога кого-либо из смертных ступала на это место с тех пор, как Чиапас припрятал здесь череп со сверкающими глазами и бесценным сокровищем вместо мозгов!»
24. О пустом дереве и о глазах, которые двигались
— По правде сказать, — заявил Саймон, — лучшей копилки для сокровища, чем здесь, не найти, ибо кому придет в голову блажь заниматься кладоискательством в таком безлюдье? Однако как же нам отыскать череп?
По этому поводу мы держали совет и решили начать поиски с самого простого и вероятного места, которое, согласно общему мнению, находилось внутри дерева; мне, как наиболее искусному лазальщику по деревьям, было поручено взобраться по стволу сейбы до отверстия дупла, где заканчивалась трещина, и произвести наблюдения.
Я сразу, не откладывая, приступил к выполнению задания: сбросив с себя все, что могло послужить мне помехой, ухватился за стебли лиан, опутывавшие ствол сейбы, и полез вверх; вскоре я очутился на одном уровне с дуплом, достичь которого оказалось совсем не трудным делом: прочные побеги растений-паразитов обеспечивали отличную опору как для рук, так и для ног, и могли выдержать намного большую тяжесть, чем моя. Очень осторожно я просунул голову в отверстие дупла и сначала из предосторожности посмотрел вверх, поскольку, кем бы я ни был, я все же оставался хитромудрым, как говорят у нас в Файфе.
Итак, как было сказано, я взглянул вверх, но не увидел ничего, кроме пустоты, образовавшейся на месте сгнившей сердцевины дерева, и узкой полосы света, пробивавшегося сквозь трещину в стволе; убедившись, что никакая неожиданность сверху мне не грозит, я обратил свой взор вниз и тут же вздрогнул от неожиданности, непроизвольно вскрикнув то ли от радости, то ли от удивления: на дне дупла сверкали две яркие точки, сияя в темноте, словно два светлячка, — два огонька, расположенные рядом, как и должны были размещаться драгоценные камни в глазницах черепа императора Монтесумы.
Торопясь поскорее удостовериться в том, что это действительно сокровища, я почти до половины протиснулся в дупло и перегнулся, опираясь рукой о край отверстия в теле мертвого лесного гиганта; неожиданно раздался треск, трухлявая древесина, не выдержав столь непривычной нагрузки, обломилась, и я, лихорадочно пытаясь ухватиться за что-нибудь руками, со сдавленным криком провалился внутрь пустотелого ствола, в мрачный и темный колодец, наполненный запахами гниения и еще чего-то очень неприятного. Я падал с высоты девяти с половиной футов и свалился на нечто мягкое, но упругое; убедившись, что падение прошло для меня без последствий, я тотчас же попытался встать на ноги.
Но, как только я предпринял эту попытку, то, на чем я сидел, начало двигаться, ускользать из-под меня, плавно и бесшумно, и я, с присохшим к нёбу языком и странным ощущением в корнях волос на голове, увидел, как две сверкающие точки, которые я принял за драгоценные камни в черепе императора, медленно поднялись, блеск их усилился, и затем, одновременно с донесшимся до моего слуха каким-то странным шипением, они стали приближаться ко мне, двигаясь из стороны в сторону, завораживая и притягивая к себе так, что я не в состоянии был ни крикнуть, ни шевельнуть рукой или ногой, бессильно ожидая дальнейших событий. Я слышал, как засмеялись сэр Джаспер и Саймон, затем они стали меня звать, но я не мог им ответить, потеряв дар речи от ужаса перед тем неизвестным, что шевелилось и скользило подо мной, и оцепенев под немигающим взглядом сверкающих глаз, ритмично раскачивавшихся то вправо, то влево в кромешном мраке глубокого дупла.
Не знаю, как долго я так сидел, но в конце концов рука моя, безвольно повисшая вдоль тела, случайно коснулась чего-то скользкого и холодного, чего-то живого, задергавшегося в мелких конвульсиях под моими пальцами.
Я быстро провел рукой по этому «нечто» и обнаружил, что оно округлой формы, длинное и лежит — или, вернее, двигается — среди таких же округлых и гладких обрубков, которые шевелятся, скользят, налезая друг на друга, бесшумно, но непрестанно, — и я понял, что это были кольца гигантской змеи, из тех, что, по слухам, водились в самых глухих закоулках тропического леса: огромные, чудовищных размеров удавы, невероятной длины и толщины, носившие название «анаконда».
Теперь, когда я знал, с кем имею дело, мне было легче вернуть себе присутствие духа: я громко закричал, зовя на помощь сэра Джаспера и Саймона, и снова попытался встать на ноги, но едва не поскользнулся на гладкой чешуе, покрывавшей бока исполинского пресмыкающегося. Как бы в ответ на мои крики, из мрачной глубины на тусклый свет, струившийся сверху, из отверстия в стволе дерева, поднялась чудовищная голова с блестящими холодными глазами, огромными изогнутыми зубами и широко раскрытой пастью, в которой мелькал длинный, раздвоенный на конце язык.
Я оторопело уставился на жуткое видение, возникшее передо мной, но затем, опасаясь, как бы зловещий взгляд змеи не загипнотизировал меня как кролика, отвернулся и посмотрел наверх: там, в отверстии дупла, виднелось испуганное и озабоченное лицо Саймона, и я понял, что ему известно, в какую передрягу я попал.
В следующее мгновение лицо исчезло, а еще через пару секунд до меня донеслись звуки тяжелых ударов по стволу сейбы, свидетельствовавшие о том, что мои друзья пытаются своими ножами прорубить в дереве дыру и таким образом добраться до меня.
Это открытие прибавило мне бодрости, и я выхватил из-за пояса собственный нож, но по какой-то нелепой случайности он выскользнул у меня из пальцев, и я оказался безоружным. Нагнувшись, я принялся шарить рукой повсюду в поисках упавшего ножа, но все было напрасно: моя рука натыкалась только на шевелящиеся кольца огромного тела гигантской рептилии, разворачивающиеся для борьбы с незваным пришельцем, нагло вторгшимся в ее святая святых.
Лихорадочно ища нож, я внезапно почувствовал легкое прикосновение — что-то скользнуло у меня вдоль спины, и. я понял, что это змея, поднявшись надо мной, собирается обвить меня своими кольцами и превратить мое тело в мешок с раздавленными костями и мышцами. Резким движением я. отшатнулся, насколько это позволяло дупло, но оступился и упал, едва успев вернуть себе прежнее положение до того, как чудовищу удалось схватить меня.
Вряд ли сознавая, что я делаю, я обеими руками вцепился в тонкую и гибкую шею змеи, ощутив под пальцами словно покрытую чешуей стальную пружину; дикая ярость охватила меня, и я вложил все свои силы в борьбу с анакондой. Голова ее моталась взад и вперед в тщетных попытках сбросить меня, и я чувствовал, как кольца ее могучего тела, извиваясь, стремятся охватить мои ноги, но я то и дело выскальзывал из их смертельных объятий, подпрыгивая на скользких боках змеи и продолжая все сильнее сжимать ее шею. Змее было слишком тесно, чтобы развернуться внутри мертвого дерева, где она была упакована, как в футляре, и она жалобно шипела и бросалась в разные стороны, тогда как я прилагал все старания, чтобы удушить ее, мечтая напрочь оторвать уродливую голову чудовища от его тела.
Все это время до меня доносились тупые звуки ударов ножей по стволу, и я прикидывал в уме, какой толщины могут быть стенки дупла и насколько хватит моих сил; я кричал моим товарищам, умоляя их поторопиться, и они отвечали, подбадривая меня и вселяя во мне надежду.
Тем временем змея, словно осознав, что победа зависит от времени, удвоила своя усилия и принялась кружить внутри дупла, таская меня за собой, а затем сделала попытку подняться до выходного отверстия, и, хотя я принудил ее вновь опуститься, но руки мои онемели от постоянного напряжения, пот заливал глаза, а едкая пыль, поднявшаяся вокруг нас, наполовину ослепила меня, заставляя задыхаться: тяжелый, отвратительный запах гниющего дерева, прелых листьев и еще чего-то острого и омерзительного наполнял мои ноздри. Вскоре я обнаружил, что лихорадка все-таки очень подорвала мои силы, и, хотя я продолжал бороться и ни на йоту не ослаблял своего захвата, тем не менее вялость и утомление начинали меня одолевать, и я в состоянии был только висеть мешком на шее анаконды, моля Господа, чтобы сэр Джаспер и Саймон поскорее пробили дыру в стволе гигантской сейбы.
Периодически сознание мое словно окутывалось туманом, звуки ударов ножей по стволу в моих ушах приобретали четкий, размеренный ритм и мне начинало казаться, будто я танцую со змеей какой-то варварский танец под стук туземных барабанов, пока голова моя не пошла кругом и я не почувствовал обессиливающую дурноту. Затем все потонуло в черном мраке и осталось лишь ощущение, словно меня трясут в беспредельной черной пустоте, как собака трясет крысу…
Когда я пришел в себя, я обнаружил Саймона, тщетно пытавшегося ослабить мои судорожно стиснутые пальцы на шее мертвой анаконды, что было далеко не просто, ибо в отчаянных попытках удержать голову рептилии подальше от себя я погрузил пальцы в ее тело чуть ли не на целый дюйм!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Стыдитесь, сэр Джаспер, — возразил я. — Вы не принимаете во внимание «донов»!
— Да полно тебе, Джереми! — отмахнулся он. — Я готов признать твое превосходство, но что касается любого испанца… — он покачал головой и надолго замолк, глубоко переживая свое поражение. Я не вытерпел и попытался объяснить ему секрет приема де Кьюзака, однако то ли я был никуда не годным учителем, то ли он оказался тупым учеником, но ему никак не удавалось взять в толк, что главная хитрость здесь заключается в том… — впрочем, это предмет для особого разговора, а мне надо продолжать свое повествование.
Следующие три дня мы провели в пути, выйдя почти на самую крайнюю северную оконечность острова и не переставая восхищаться удивительными красотами леса. Здесь росли высокие стройные деревья с гладкими, точно полированными, стволами, иные с пучками необычных перистых листьев на макушке, но почти все, даже самые крупные, были сплошь усыпаны яркими цветами. На плоских, открытых солнцу террасах тянулись ряды грациозных пальм, некоторые с крупными зелеными орехами, другие без них, но тем не менее все одинаково великолепные; было здесь немало и гигантских деревьев сейба, хотя ни одно из них не соответствовало описанию индейца. Землю устилал плотный ковер из высокой жесткой травы, перевитой разнообразными вьющимися растениями, и низкого кустарника с диковинными ягодами и еще более диковинными цветами. Множество змей и всяких ползучих тварей копошилось здесь, и среди них я дважды видел тех — огромных волосатых пауков, о которых мне приходилось слышать: поистине они выглядели, как порождение ночного кошмара, — огромные, с жабу величиной, но во сто крат более страшные и отвратительные. Кое-где здесь попадались и сухопутные крабы; индейцы арраваков охотно их поедают и, говорят, считают деликатесом, хоть для меня краб без привкуса моря все равно, что яйцо без соли, по крайней мере, мне так кажется, поскольку я их не пробовал.
Я немало мог бы порассказать о деревьях, скрюченных и высохших, словно древние колдуны, о птицах с роскошным оперением и резким голосом, напоминающим крик осла, о гигантских жуках и бабочках, об огненных мухах, проносящихся сквозь мрак в ночное время, точно крылатые светлячки, но мне отлично известно, что существует множество подробнейших описаний этих удивительных мест, а я — всего лишь обыкновенный человек, о чем не раз уже упоминал, и не очень-то большой мастер выражать словами то, для чего обычный человеческий язык слишком беден; поэтому я продолжу рассказ о том, как мы отыскали сокровище мертвой головы и вместе с тем нечто такое, чего вовсе не ожидали найти и что едва не положило конец Джереми Коротышке, о чем вы узнаете в свое время.
Ярким солнечным утром, искупавшись в небольшом лесном озерце с чистой, прозрачной водой, мы поднялись на высокий водораздел и остановились, потрясенные великолепным зрелищем, открывшимся нам внизу; более того, мы убедились, что нашли наконец заветное дерево сейба, при виде которого разразились громким троекратным «ура». Сэр Джаспер приветствовал дерево в изысканных выражениях и произнес целую речь на тему о поощрении упорства и настойчивости, пока Саймон с серьезной миной не поинтересовался, не собирается ли он утащить огромное дерево на себе и известно ли ему доподлинно, что череп находится именно здесь, а если так, то сохранились ли в нем еще драгоценности, — после чего маленький рыцарь немного поостыл а успокоился, довольствуясь созерцанием величественной сцены, расстилавшейся перед нами.
С вершины водораздела нам были видны внизу три невысоких, поросших лесом горных хребта, расходившихся, точно лучи из центра, от единственной высокой скалы на самом берегу океана в южном направлении. Узкие извилистые долины пролегали между ними, а вдалеке, за самым отдаленным хребтом, простиралась безбрежная водная гладь, омывавшая восточное побережье острова и тянувшаяся до самого Старого Света и далее в неизвестность.
Все это было неописуемо красиво и, несомненно, достойно восторженного любования, однако мы неотрывно смотрели на вершину скалы — точку соединения всех трех хребтов, — ибо на ней, как и говорил индеец Чиапас, высилось огромное дерево, одинокое и могучее, раскинув в сторону неба и моря длинные ветви, которые даже с такого большого расстояния выглядели мертвыми и лишенными листвы. У подножия этого древнего лесного гиганта лежали другие деревья, поваленные ударом молнии, поразившей их с небес, но они почти истлели и развалились на части, источенные насекомыми и заросшие ползучими растениями-паразитами. Конечно, нам все это не было видно с того места, где мы стояли, и прошло целых четыре часа, прежде чем мы достигли основания гигантского дерева, так как сначала нам надо было спуститься, потом пересечь широкую долину с топким болотистым грунтом, где под ногами на каждом шагу лопались зловонные пузыри, а затем нам предстояло вскарабкаться на ближайший хребет и по нему добраться до цели; но в конце концов мы достигли вершины скалы и остановились, переводя дыхание и озираясь по сторонам.
Это было странное и жуткое место: гигантское дерево возвышалось над нами, опутанное бесчисленными лианами, заканчиваясь развесистым шатром из сухих, мертвых ветвей, лишенных листвы. Огромная трещина проходила с одной стороны вдоль его могучего ствола, начинаясь от вершины и заканчиваясь в восьми футах от земли, где виднелось зияющее отверстие, наполовину скрытое, как и сама трещина, растениями-паразитами; дальше трещина не распространялась, однако дерево издало пустой звук, когда Саймон постучал по его стволу ту. пой стороной широкого ножа, которым он пользовался при ходьбе по лесу, прорубая себе дорогу в тесном переплетении лиан. Заглянув за край скалы, можно было увидеть далеко внизу бушующие волны прибоя, с грохотом разбивающиеся о каменный берег, оставляя после себя сплошную полосу пены, белоснежной, точно горностаевая оторочка на темно-зеленой мантии моря. Вокруг сейбы на расстоянии в двадцать ярдов лежали жертвы громового удара — истлевшие и превратившиеся в труху стволы деревьев, большие и маленькие, извилистые корни, похожие на змей, и сучковатые сухие ветви, все в одинаковой степени заросшие лианами и вьющимися растениями, — а внизу росли живые деревья, густой лес, простиравшийся к югу плотным непроницаемым пологом, покрывавшим склоны гор и устилавшим долины, сплошная зеленая кровля, сплетенная из бесчисленных ветвей и листьев, мирно и безмятежно покоящаяся под знойным тропическим солнцем. Здесь же, несмотря на могильную тишину и уединенность этого древесного кладбища, нам постоянно приходилось быть начеку, потому что гнилые, трухлявые стволы мертвых деревьев представляли собой отличное укрытие для множества змей, то и дело выскальзывавших у нас из-под ног по мере того, как мы приближались к стволу гигантской сейбы; впрочем, они пугались нас куда больше, чем мы их, поскольку за время нашего путешествия мы привыкли к ним и изучили все их повадки.
Итак, мы наконец добрались до дерева, о котором говорил индеец Чиапас, но, хоть эта удача нас очень обрадовала и воодушевила, мы остановились в растерянности и молча посмотрели друг на друга, потому что индеец не сказал, где был спрятан череп, и мы не знали, надо ли его искать внутри дерева, среди гибких стеблей растений-паразитов или между корнями гигантской сейбы; тем не менее, однако, забредя так далеко и достигнув столь многого, мы не намерены были возвращаться с пустыми руками, поскольку, как отметил сэр Джаспер: «Не похоже, чтобы нога кого-либо из смертных ступала на это место с тех пор, как Чиапас припрятал здесь череп со сверкающими глазами и бесценным сокровищем вместо мозгов!»
24. О пустом дереве и о глазах, которые двигались
— По правде сказать, — заявил Саймон, — лучшей копилки для сокровища, чем здесь, не найти, ибо кому придет в голову блажь заниматься кладоискательством в таком безлюдье? Однако как же нам отыскать череп?
По этому поводу мы держали совет и решили начать поиски с самого простого и вероятного места, которое, согласно общему мнению, находилось внутри дерева; мне, как наиболее искусному лазальщику по деревьям, было поручено взобраться по стволу сейбы до отверстия дупла, где заканчивалась трещина, и произвести наблюдения.
Я сразу, не откладывая, приступил к выполнению задания: сбросив с себя все, что могло послужить мне помехой, ухватился за стебли лиан, опутывавшие ствол сейбы, и полез вверх; вскоре я очутился на одном уровне с дуплом, достичь которого оказалось совсем не трудным делом: прочные побеги растений-паразитов обеспечивали отличную опору как для рук, так и для ног, и могли выдержать намного большую тяжесть, чем моя. Очень осторожно я просунул голову в отверстие дупла и сначала из предосторожности посмотрел вверх, поскольку, кем бы я ни был, я все же оставался хитромудрым, как говорят у нас в Файфе.
Итак, как было сказано, я взглянул вверх, но не увидел ничего, кроме пустоты, образовавшейся на месте сгнившей сердцевины дерева, и узкой полосы света, пробивавшегося сквозь трещину в стволе; убедившись, что никакая неожиданность сверху мне не грозит, я обратил свой взор вниз и тут же вздрогнул от неожиданности, непроизвольно вскрикнув то ли от радости, то ли от удивления: на дне дупла сверкали две яркие точки, сияя в темноте, словно два светлячка, — два огонька, расположенные рядом, как и должны были размещаться драгоценные камни в глазницах черепа императора Монтесумы.
Торопясь поскорее удостовериться в том, что это действительно сокровища, я почти до половины протиснулся в дупло и перегнулся, опираясь рукой о край отверстия в теле мертвого лесного гиганта; неожиданно раздался треск, трухлявая древесина, не выдержав столь непривычной нагрузки, обломилась, и я, лихорадочно пытаясь ухватиться за что-нибудь руками, со сдавленным криком провалился внутрь пустотелого ствола, в мрачный и темный колодец, наполненный запахами гниения и еще чего-то очень неприятного. Я падал с высоты девяти с половиной футов и свалился на нечто мягкое, но упругое; убедившись, что падение прошло для меня без последствий, я тотчас же попытался встать на ноги.
Но, как только я предпринял эту попытку, то, на чем я сидел, начало двигаться, ускользать из-под меня, плавно и бесшумно, и я, с присохшим к нёбу языком и странным ощущением в корнях волос на голове, увидел, как две сверкающие точки, которые я принял за драгоценные камни в черепе императора, медленно поднялись, блеск их усилился, и затем, одновременно с донесшимся до моего слуха каким-то странным шипением, они стали приближаться ко мне, двигаясь из стороны в сторону, завораживая и притягивая к себе так, что я не в состоянии был ни крикнуть, ни шевельнуть рукой или ногой, бессильно ожидая дальнейших событий. Я слышал, как засмеялись сэр Джаспер и Саймон, затем они стали меня звать, но я не мог им ответить, потеряв дар речи от ужаса перед тем неизвестным, что шевелилось и скользило подо мной, и оцепенев под немигающим взглядом сверкающих глаз, ритмично раскачивавшихся то вправо, то влево в кромешном мраке глубокого дупла.
Не знаю, как долго я так сидел, но в конце концов рука моя, безвольно повисшая вдоль тела, случайно коснулась чего-то скользкого и холодного, чего-то живого, задергавшегося в мелких конвульсиях под моими пальцами.
Я быстро провел рукой по этому «нечто» и обнаружил, что оно округлой формы, длинное и лежит — или, вернее, двигается — среди таких же округлых и гладких обрубков, которые шевелятся, скользят, налезая друг на друга, бесшумно, но непрестанно, — и я понял, что это были кольца гигантской змеи, из тех, что, по слухам, водились в самых глухих закоулках тропического леса: огромные, чудовищных размеров удавы, невероятной длины и толщины, носившие название «анаконда».
Теперь, когда я знал, с кем имею дело, мне было легче вернуть себе присутствие духа: я громко закричал, зовя на помощь сэра Джаспера и Саймона, и снова попытался встать на ноги, но едва не поскользнулся на гладкой чешуе, покрывавшей бока исполинского пресмыкающегося. Как бы в ответ на мои крики, из мрачной глубины на тусклый свет, струившийся сверху, из отверстия в стволе дерева, поднялась чудовищная голова с блестящими холодными глазами, огромными изогнутыми зубами и широко раскрытой пастью, в которой мелькал длинный, раздвоенный на конце язык.
Я оторопело уставился на жуткое видение, возникшее передо мной, но затем, опасаясь, как бы зловещий взгляд змеи не загипнотизировал меня как кролика, отвернулся и посмотрел наверх: там, в отверстии дупла, виднелось испуганное и озабоченное лицо Саймона, и я понял, что ему известно, в какую передрягу я попал.
В следующее мгновение лицо исчезло, а еще через пару секунд до меня донеслись звуки тяжелых ударов по стволу сейбы, свидетельствовавшие о том, что мои друзья пытаются своими ножами прорубить в дереве дыру и таким образом добраться до меня.
Это открытие прибавило мне бодрости, и я выхватил из-за пояса собственный нож, но по какой-то нелепой случайности он выскользнул у меня из пальцев, и я оказался безоружным. Нагнувшись, я принялся шарить рукой повсюду в поисках упавшего ножа, но все было напрасно: моя рука натыкалась только на шевелящиеся кольца огромного тела гигантской рептилии, разворачивающиеся для борьбы с незваным пришельцем, нагло вторгшимся в ее святая святых.
Лихорадочно ища нож, я внезапно почувствовал легкое прикосновение — что-то скользнуло у меня вдоль спины, и. я понял, что это змея, поднявшись надо мной, собирается обвить меня своими кольцами и превратить мое тело в мешок с раздавленными костями и мышцами. Резким движением я. отшатнулся, насколько это позволяло дупло, но оступился и упал, едва успев вернуть себе прежнее положение до того, как чудовищу удалось схватить меня.
Вряд ли сознавая, что я делаю, я обеими руками вцепился в тонкую и гибкую шею змеи, ощутив под пальцами словно покрытую чешуей стальную пружину; дикая ярость охватила меня, и я вложил все свои силы в борьбу с анакондой. Голова ее моталась взад и вперед в тщетных попытках сбросить меня, и я чувствовал, как кольца ее могучего тела, извиваясь, стремятся охватить мои ноги, но я то и дело выскальзывал из их смертельных объятий, подпрыгивая на скользких боках змеи и продолжая все сильнее сжимать ее шею. Змее было слишком тесно, чтобы развернуться внутри мертвого дерева, где она была упакована, как в футляре, и она жалобно шипела и бросалась в разные стороны, тогда как я прилагал все старания, чтобы удушить ее, мечтая напрочь оторвать уродливую голову чудовища от его тела.
Все это время до меня доносились тупые звуки ударов ножей по стволу, и я прикидывал в уме, какой толщины могут быть стенки дупла и насколько хватит моих сил; я кричал моим товарищам, умоляя их поторопиться, и они отвечали, подбадривая меня и вселяя во мне надежду.
Тем временем змея, словно осознав, что победа зависит от времени, удвоила своя усилия и принялась кружить внутри дупла, таская меня за собой, а затем сделала попытку подняться до выходного отверстия, и, хотя я принудил ее вновь опуститься, но руки мои онемели от постоянного напряжения, пот заливал глаза, а едкая пыль, поднявшаяся вокруг нас, наполовину ослепила меня, заставляя задыхаться: тяжелый, отвратительный запах гниющего дерева, прелых листьев и еще чего-то острого и омерзительного наполнял мои ноздри. Вскоре я обнаружил, что лихорадка все-таки очень подорвала мои силы, и, хотя я продолжал бороться и ни на йоту не ослаблял своего захвата, тем не менее вялость и утомление начинали меня одолевать, и я в состоянии был только висеть мешком на шее анаконды, моля Господа, чтобы сэр Джаспер и Саймон поскорее пробили дыру в стволе гигантской сейбы.
Периодически сознание мое словно окутывалось туманом, звуки ударов ножей по стволу в моих ушах приобретали четкий, размеренный ритм и мне начинало казаться, будто я танцую со змеей какой-то варварский танец под стук туземных барабанов, пока голова моя не пошла кругом и я не почувствовал обессиливающую дурноту. Затем все потонуло в черном мраке и осталось лишь ощущение, словно меня трясут в беспредельной черной пустоте, как собака трясет крысу…
Когда я пришел в себя, я обнаружил Саймона, тщетно пытавшегося ослабить мои судорожно стиснутые пальцы на шее мертвой анаконды, что было далеко не просто, ибо в отчаянных попытках удержать голову рептилии подальше от себя я погрузил пальцы в ее тело чуть ли не на целый дюйм!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41