Рафаэль Монкада, одетый в форму офицера королевской гвардии, выглядел столь внушительно, что допрашивать его никто не посмел. У Монкады было алиби, но ничто не могло защитить его лучше, чем принадлежность к сливкам общества. Не прошло и получаса, как две влиятельные персоны были свободны от любых подозрений.
— Ваш лейтенант — жалкий кретин, который дал обвести себя вокруг пальца, его следует примерно наказать. Я должна знать, что означает буква Z на стене казармы и кто этот бандит, который использовал мое имя и имя моего племянника, чтобы творить свои беззакония. Вы меня поняли, господин офицер? — набросилась на капитана Эулалия.
— Пусть ваше сиятельство не сомневается: я и мои люди сделаем все, что в наших силах, для расследования этого прискорбного инцидента, — заверил жандарм, пятясь к выходу и непрестанно отвешивая глубокие поклоны.
В октябре Рафаэль Монкада решил, что, коль скоро терпение и дипломатия не подействовали на Хулиану, настало время использовать власть. Возможно, девушка и вправду заподозрила что-то насчет случая в проулке, но доказательств у нее не было, а цыгане — единственные, кто мог бы предоставить их, — покинули Барселону и ни за что не решились бы вернуться. По сведениям Монкады, финансы Томаса находились в плачевном состоянии. Времена изменились, и теперь семья де Ромеу была не в том положении, чтобы привередничать. У самого Монкады дела шли как нельзя лучше, он получал все, чего только мог пожелать, и не собирался отказываться от Хулианы. Ухаживая за Хулианой, Рафаэль не интересовался мнением Эулалии, считая себя достаточно взрослым, чтобы не подчиняться властной тетке. Монкада отправил сеньору де Ромеу свою карточку, но оказалось, что ни Томаса, ни девушек нет в городе. Никто не знал, куда они направились, и Монкаде пришлось задействовать все свои связи, чтобы выяснить это. По удивительному совпадению тетка в тот же вечер заявила, что собирается представить его дочери герцога Мединасели.
— Мне очень жаль, тетушка. Это выгодная партия, но для меня не годится. Вы же знаете, я люблю Хулиану де Ромеу, — заявил Рафаэль так твердо, как только мог.
— Выкинь эту девчонку из головы, Рафаэль, — приказала Эулалия. — Брак с ней и раньше казался мне не слишком выгодным, а теперь для человека из общества он равносилен самоубийству. Думаешь, тебя примут при дворе, если узнают, что ее отец офранцуженный?
— Я готов рискнуть. Мне в этой жизни нужна только Хулиана.
— Твоя жизнь только начинается. Ты жаждешь заполучить эту девицу лишь по той причине, что она осталась холодна к тебе. Как только ты добьешься своего, она тут же тебе наскучит. Ты должен выбрать равную себе, Рафаэль, женщину, которая поможет твоей карьере. Девчонка из семьи де Ромеу и в любовницы едва ли сгодится.
— Не говорите так о Хулиане! — взорвался Рафаэль.
— А почему бы и нет? Я говорю, как сочту нужным, особенно если знаю, что права, — заявила сеньора не терпящим возражений тоном. — С родословной Мединасели и моим состоянием ты очень далеко пойдешь. Моего бедного сына не стало, теперь ты наследуешь мое состояние, и я стараюсь заменить тебе мать, но и мое терпение не безгранично.
— Насколько мне известно, тетушка, ваш супруг Педро Фахес, да упокоит Господь его душу, не располагал ни титулом, ни деньгами, когда вы повстречались, — заметил племянник.
— Педро располагал отвагой и боевыми наградами и был готов питаться ящерицами в Новом Свете, чтобы заработать состояние. А Хулиана — маменькина дочка без роду без племени. Если ты собираешься погубить свою жизнь, на меня не рассчитывай. Тебе все ясно?
— Яснее не бывает, тетушка. Всего хорошего.
Щелкнув каблуками, Монкада поклонился и покинул зал. Он был великолепен в офицерском мундире, начищенных до блеска сапогах, при шпаге с кистями на темляке. Донья Эулалия не слишком расстроилась. Она была знатоком человеческой природы и верила, что честолюбие всегда торжествует в борьбе с любовным безумием. Ее племянник едва ли был исключением.
Спустя несколько дней Хулиана, Исабель и Нурия возвратились в Барселону в фамильной карете в сопровождении Жорди и двух лакеев. Диего как раз собирался уходить, но конский топот и шум во дворе заставили его задержаться. Появившись на пороге, измученные и запыленные женщины сообщили, что Томас де Ромеу арестован. В их загородный дом ворвались жандармы, перевернули все вверх дном и увели дона Томаса, не позволив ему даже надеть пальто. Его обвинили в измене и заточили в страшную Цитадель.
Когда Томаса де Ромеу арестовали, главой семьи стала Исабель, а Хулиана, даром что была на четыре года старше, совсем обезумела от горя. Проявив неожиданную для себя рассудительность, Исабель распорядилась собрать самое необходимое и запереть дом. Меньше чем через три часа она вместе с сестрой и Нурией уже неслась галопом по направлению к Барселоне. В дороге девушка сообразила, что понятия не имеет, что делать дальше. У ее отца, за всю свою жизнь не причинившего никому зла, совсем не осталось друзей. Кто захочет скомпрометировать себя, протянув руку помощи врагам государства? Человек, у которого они могли просить защиты, был скорее врагом, чем другом, и все же он оставался их единственной надеждой. Хулиана будет валяться в ногах у Рафаэля Монкады, если понадобится; можно вынести любое унижение, если речь идет о спасении отца. В жизни, в отличие от плохих романов, только так и бывает. Хулиана согласилась пойти к Монкаде, и Диего оказался перед трудным выбором: ведь вызволить узника из Цитадели было не под силу и дюжине Зорро. О побеге не могло быть и речи. Одно дело спасти Эскаланте из казармы, в которой командует мальчишка-лейтенант, и совсем другое — сражаться в одиночку с барселонским гарнизоном. И все же мысль об унижении Хулианы приводила молодого человека в бешенство. Он заявил, что отправится к Монкаде сам.
— Не глупи, Диего, Монкаде нужна Хулиана. Тебе нечего ему предложить, — отрезала Исабель.
Она сама составила краткое послание с уведомлением о визите и отправила его с лакеем влюбленному кабальеро, а Хулиане приказала привести себя в порядок и надеть свое лучшее платье. Набравшись мужества, девушка отправилась к Монкаде в сопровождении одной только Нурии, пртому что Исабель не умела держать себя в руках, а Диего не был членом семьи. Кроме того, они с Рафаэлем ненавидели друг друга. И Хулиана постучала в дверь человека, которого глубоко презирала, бросив вызов приличиям и рискуя своим добрым именем. Порядочная женщина не осмелилась бы нанести визит холостому мужчине, даже в сопровождении суровой дуэньи. Несмотря на осенние ветра, Хулиана выбрала летний наряд: воздушное платье цвета спелой кукурузы, короткий вышитый жакет и шляпку в тон платью, украшенную зеленой лентой и белоснежными страусовыми перьями. На плечи она накинула темное манто. Девушка напоминала экзотическую птичку и была прекрасна как никогда. Оставив Нурию в передней, Хулиана прошла вслед за лакеем в гостиную, где ждал влюбленный кабальеро.
Увидев, как освещенная мягким вечерним светом девушка вплывает в комнату, словно прелестная наяда, Рафаэль пришел в восторг: он ждал этого момента долгие четыре года. Молодой человек хотел сполна отплатить Хулиане за свое унижение, но передумал; эта хрупкая пташка и так была почти совсем сломлена. Меньше всего на свете он ожидал, что хрупкая пташка станет торговаться, словно турок на базаре. Мы никогда не узнаем, о чем они говорили в тот вечер, известно лишь, что результатом этой беседы стал договор: Монкада освобождает Томаса да Ромеу, а Хулиана выходит за него замуж. Девушка ни словом, ни жестом не выдавала своих истинных чувств. Она позволила Монкаде проводить себя до дверей и даже подала ему руку. Покинув гостиную, девушка нетерпеливо махнула Нурии и выпорхнула на улицу, где измученный долгой дорогой Жорди дремал на облучке фамильной кареты. И уехала, не взглянув на человека, за которого обещала выйти.
Прошло три недели, прежде чем ходатайство Монкады принесло плоды. В эти дни сестры выходили только в церковь, чтобы помолиться святой Эулалии, заступнице города. «Ах, если бы здесь был Бернардо!» — воскликнула как-то Исабель: уж индеец сумел бы разузнать что-нибудь о Томасе и, быть может, даже передать ему весточку. Бернардо обладал способностью проникать туда, куда был заказан вход простым смертным.
— Мне тоже не хватает Бернардо, но я рад, что он вернулся домой. Его мечта сбылась, он снова с Ночной Молнией, — заверил ее Диего.
— Есть новости? Ты получил письмо?
— Нет, почта задерживается.
— Тогда откуда ты знаешь?
Диего пожал плечами. Он не знал, как описать то, что белые в Калифорнии привыкли называть индейской почтой. Между Диего и Бернардо существовала прочная связь; еще в детстве они научились переговариваться без слов и продолжали пользоваться своим умением до сих пор. Теперь братьев разделяло море, но они продолжали обмениваться мыслями на расстоянии.
Нурия накупила грубой коричневой шерсти и принялась шить облачение паломниц. Решив, что влияние святой Эулалии не слишком велико, она задумала прибегнуть к содействию апостола Сантьяго. Дуэнья пообещала святому, что, если ее хозяина освободят, она вместе с девочками придет поклониться его мощам. Она не представляла, где находится Сантьяго-де-Компостела, но надеялась, что недалеко, раз туда направляются паломники из самой Франции.
Положение семьи было поистине плачевным. Мажордом ушел без всяких объяснений, едва узнал, что хозяина арестовали. Немногие оставшиеся слуги потеряли надежду получить свое жалованье и бродили по дому с брезгливыми лицами, отвечая дерзостью на любое распоряжение. Они не уходили только потому, что идти было некуда. Банкиры, занимавшиеся финансами де Ромеу, отказывались принять его дочерей. Диего, отдавший почти все свои сбережения цыганам, ничем не мог помочь опальному семейству; он ждал возращения дона Томаса, но того все не отпускали. Не особенно доверяя святым Нурии, молодой человек попытался найти для семьи де Ромеу поддержку на земле. Однако рассчитывать на Общество справедливости не приходилось. Организация впервые за много лет приостановила свое существование. Одни члены общества бежали за границу, другие скрывались, а самые неудачливые попали в лапы инквизиции, жертвы которой больше не сгорали на кострах, а просто бесследно исчезали.
В конце октября Хулиану навестил Рафаэль Монкада. Молодой человек казался воплощением скорби. Его усилия не принесли никаких результатов. В решающий час хваленые связи молодого человека оказались бессильны против мощной государственной бюрократии. Кабальеро загнал коня по пути в Мадрид, чтобы добиться личной аудиенции короля, но тот не пожелал заниматься такими пустяками и препоручил дело своему секретарю. Договориться с чиновником не удалось, а подкупить его Монкада не решился, побоявшись испортить все дело. Судьба Томаса де Ромеу была решена: его собирались расстрелять вместе с другими предателями. Секретарь посоветовал Рафаэлю не рисковать репутацией, заступаясь за преступника, чтобы в будущем не пришлось горько сожалеть о содеянном. Монкада отлично понял угрозу. Он поспешил вернуться в Барселону, чтобы рассказать обо всем дочерям Томаса. Услышав печальные вести, сестры побледнели, но не потеряли мужества. Чтобы утешить дам, Монкада заверил их, что не собирается сдаваться и добьется освобождения Томаса, чего бы ему это ни стоило.
— Не беспокойтесь, сеньориты, вы не одни в этом мире. Положитесь на меня, — торжественно заключил он.
— Посмотрим, — произнесла Хулиана, за все время разговора не проронившая ни слезинки.
Узнав, что хлопоты Монкады не дали никакого результата, Диего решил, что пора прибегнуть к помощи доньи Эулалии, раз ее тезка-великомученица оказалась бессильна.
— Для этой сеньоры нет ничего невозможного. Она знает тайны всего света. Ее боятся. Да и деньги в этом городе еще чего-то стоят. В общем, мы все должны пойти к Эулалии, — решил Диего.
— Эулалия де Кальис не знакома с моим отцом и к тому же терпеть не может мою сестру, — предупредила Исабель, но молодой человек настоял на своем.
Роскошный особняк Эулалии, напоминавший о блеске мексиканского Золотого Века, разительно отличался от других барселонских домов, а по сравнению с жилищем де Ромеу и вовсе казался сказочным дворцом. Диего, Хулиана и Исабель прошли анфиладой комнат, покрытых фресками, завешанных фламандскими гобеленами, украшенных старинными портретами и батальными полотнами. У каждой двери застыли ливрейные лакеи, горничные в голландских чепцах кормили отвратительных собачонок породы чихуахуа, при виде любого человека знатного происхождения они склонялись в глубоком поклоне. Я, само собой, имею в виду горничных, а не собак. Донья Эулалия приняла гостей в помпезно украшенном главном зале, под балдахином, одетая в роскошный траурный наряд. Она грузно восседала в кресле, словно морской лев, с маленькой головой и умными темными, словно оливки, глазами, сверкавшими из-под длинных ресниц. Если пожилая сеньора хотела смутить своих гостей, это удалось ей в полной мере. Ступая по великолепному дворцу, молодые люди сгорали от стыда; они были рождены дарить, а не просить.
Прежде Эулалия видела Хулиану лишь издалека, и ей было любопытно рассмотреть девушку поближе. Девчонка, что и говорить, была недурна собой, однако это обстоятельство отнюдь не извиняло глупости Монкады. Припомнив собственную юность, донья Эулалия решила, что в молодые годы она ничем не уступала девице де Ромеу. Тогда у нее были огненные волосы и тело амазонки. Теперь никто не узнал бы в тучной, неповоротливой старухе прежнюю Эулалию, живую, романтичную, страстную. Недаром Педро Фахес сходил с ума от любви, недаром ему завидовало столько мужчин. А вот Хулиана оказалась робкой, точно раненая серна. Что только нашел Рафаэль в этой щуплой и бледной девчонке, которая как пить дать окажется монашкой в постели? Все мужчины — болваны, заключила сеньора. Младшая дочка де Ромеу — как ее там? — заинтересовала ее куда больше, она была не такой робкой, как сестра, только мордашка оставляла желать много лучшего, особенно в сравнении с Хулианой. Не повезло девчонке оказаться сестрой такой красавицы, подумала Эулалия. В другое время она непременно предложила бы своим гостям херес и закуски: никто не мог бы обвинить донью Эулалию в скупости, а повара у нее были отменные; однако старуха вовсе не хотела, чтобы ее гости чувствовали себя как дома, ей важно было сохранить преимущество, если просители начнут торговаться.
Диего рассказал о постигшем семейство горе, но не стал упоминать о поездке Рафаэля Монкады. Эулалия молча слушала, не отрывая от гостей пытливого взгляда, и делала выводы про себя. Она догадалась и о договоре между Хулианой и ее племянником, и о том, что он не стал рисковать своей репутацией, спасая либерала, обвиненного в измене. Этот неловкий жест мог стоить расположения короля. Сначала старуха обрадовалась, что Рафаэль не совершил самоубийственной глупости, но слезы девушек тронули ее старое сердце. Порой чувствам все же удавалось взять верх над здравым смыслом и коммерческими талантами старой сеньоры. Обычно это стоило ей больших денег, но сеньора легко расставалась с ними, словно каждое доброе дело на время возвращало ей ушедшую молодость. Горе молодых людей тронуло старуху, но помочь им она не могла. Спасти Томаса де Ромеу было не в силах доньи Эулалии. Ее племянник уже испробовал все средства, оставалось лишь подкупить тюремщиков, чтобы они не слишком мучили приговоренного, и дать несколько мудрых советов его дочерям. В Испании у Хулианы и Исабель нет будущего. Они дочери изменника, государственного преступника, которого должны казнить, их имя покрыто позором. Их имущество конфискуют в пользу короны, и они окажутся на улице без средств к существованию, не важно, здесь или за границей. Какая участь их ждет? Придется зарабатывать на жизнь, стать белошвейками или гувернантками чужих детей. Разумеется, Хулиана может попробовать выйти замуж, хотя бы за того же Рафаэля Монкаду, но кабальеро вовсе не глуп и, когда придет время выбирать, предпочтет карьеру и положение в обществе. Хулиана не ровня Рафаэлю. К тому же нет страшнее напасти, чем слишком красивая женщина. От красавиц одни беды, мужчины неохотно берут их в жены. В Испании для красивых и бедных девушек есть две дороги: в театр или в любовницы какого-нибудь богача. Донья Эулалия ни за что не пожелала бы Хулиане подобной участи. Девушка, которую слова Эулалии лишили последних крупиц мужества, не могла сдержать слез. Диего решил, что мучительному разговору пора положить конец, и пожалел, что донья Эулалия не мужчина, которого можно заставить молчать с помощью крепкой затрещины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43