А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Лиззи хранила молчание, мрачно размышляя над такой возможностью, разглядывая свое отражение в воде. Келси продолжала:
– Раз уж ты смогла придумать, как меня убить, тебе не составит никакого труда уговорить брата изменить свое решение. Я верю в тебя. Кстати, если бы у нас снова началась война с французами, я бы очень хотела, чтобы ты оказалась на нашей стороне. Ты бы уж точно до смерти напугала Бонапарта – если бы, конечно, он восстал из могилы и принял на себя командование.
Лиззи хотелось взглянуть в глаза Келси и сказать какую-нибудь грубость, но вместо этого она улыбнулась и протянула ей руку:
– Можешь встать?
– Попробую.
Келси со стоном поднялась на ноги. Она слегка пошатывалась, и Лиззи поддержала ее за локоть.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке?
– Да, всего лишь пара синяков и несколько укусов. А с шершнями это ты здорово придумала. Расскажи поподробней.
– В монастыре разводят пчел. Там я узнала, что дым успокаивает их, забралась на дерево, зажгла деревяшку. А потом сняла улей с ветки. Все очень просто.
Келси усмехнулась, ее зеленые глаза сверкали.
– Если ты еще раз попробуешь проделать со мной что-либо подобное, я отплачу тебе вдвойне.
– Наверное, это будет справедливо, – ответила Лиззи, взглянув на Келси с уважением.
– Келси!
Это был Эдвард. Он стоял наверху карьера и, когда заметил, что обе вымокли до нитки, не мог сдержать гнева.
– Что здесь происходит? Что ты натворила, Лиззи?
– Сейчас он меня убьет, – тихо промолвила Лиззи. Ей вовсе не хотелось получить еще одну взбучку, хотя прошлой ночью она вела себя храбро и дерзила ему. К тому же он мог придумать что-нибудь похлеще.
– Все в порядке, – крикнула ему Келси, – оставайся на месте, мы сейчас поднимемся!
– Я готова встать перед тобой на колени, только не рассказывай ему ничего! Готова месяц, а то и два быть твоей рабыней.
Келси взяла Лиззи за руку. Лиззи терпеть не могла, когда к ней прикасались, и едва сдержалась, чтобы не отдернуть руку. Ее ненависть к Келси уменьшилась, Келси даже начинала ей нравиться.
Они проделали почти половину пути в полном молчании. Первой заговорила Келси:
– Рабыня на два месяца? Что же, это справедливо, но есть еще кое-что.
– Все, что пожелаешь.
– Чтобы все это время ты вела себя прилично.
– Ладно, но знай, что это меня убьет.
– Не сомневаюсь, – усмехнулась Келси и, помолчав, добавила: – И не подсматривала.
– Согласна.
Когда они достигли вершины, Эдвард помог им выбраться, пристально посмотрел на Лиззи и повернулся к Келси. Он осмотрел ее с головы до ног, заметил, что одежда на ней изодрана, а сама она в синяках и ссадинах, и положил ей руки на плечи.
– С тобой все в порядке?
– Конечно. Я обязана жизнью Лиззи. – Келси исподтишка взглянула на девушку, так, чтобы Эдвард не видел. – Расскажи ему, Лиззи, не скромничай.
– Это правда, – помедлив, сказала Лиззи, – я вытащила ее из воды, когда она упала в карьер.
От Лиззи не ускользнуло скептическое выражение глаз брата, поэтому она перекрестилась и добавила:
– Клянусь!
– Это правда, на меня напали шершни, и, убегая от них, я свалилась в карьер. Но я могу дойти до деревни, – сказала Келси.
Эдвард не поверил ни единому ее слову, подхватил Келси на руки и понес к лошади.
– Я отвезу тебя домой и приглашу врача.
– Не стоит. Со мной все в порядке. Пара синяков и несколько пчелиных укусов. – Келси закусила губу.
– Мисс Уолларил в состоянии идти пешком. Она тебя всего намочит, – заметила Лиззи, шагая рядом с Эдвардом.
– Замолчи, Лиззи! – прикрикнул на нее брат. – Я хорошо понимаю, что без тебя тут не обошлось, и когда разберусь во всем…
– О Боже! – Келси схватилась за голову и так застонала, что могла бы дать сто очков вперед самой Лиззи, когда та изображала призрака герцогини. – Не нужно так громко кричать!
– Что случилось? – спросил Эдвард. Гнев его мгновенно утих.
– Моя голова. Я должна прилечь, может быть, это ушиб? Поторопись, пожалуйста, я хочу скорей попасть к себе в комнату. – Келси бросила взгляд на Лиззи, будто хотела сказать: «Не забудь о своем обещании».
Лиззи нахмурилась и закатила глаза.
Эдвард усадил Келси на коня, сам вскочил в седло и тронул скакуна.
Лиззи смотрела ему вслед, размышляя: «Если заставишь меня уехать в Лондон, то Келси разобьет тебе сердце. Невозможно полностью контролировать жизнь всех и каждого, в том числе и себя самого».
Словно в подтверждение ее мыслей, у самого ее уха зажужжал шершень, затем второй, третий. Отмахиваясь от них, Лиззи побежала обратно в карьер и нырнула в воду, проклиная свое невезение и Эдварда.
– Эдвард! – позвала Келси, борясь с желанием прижаться к его груди.
– Что случилось?
– Я хотела бы поговорить о Лиззи.
– Эта тема закрыта. Я уже сказал прошлой ночью.
– Мне больно видеть, как вы ссоритесь.
– Повторяю, я не стану этого обсуждать.
– А я настаиваю. Насколько мне известно, после смерти родителей ей пришлось жить с тетей и дядей, которые ее не любили. Но почему ты так жесток к ней?
– Я не жесток.
– Зачем же заставляешь ее ехать в Лондон? Ведь это лишь усилит вражду между вами.
– Она с тобой разговаривала, да? Она кого хочешь разжалобит. Поверь мне. Ведь я стараюсь ради ее блага. Лиззи нужен рядом сильный человек, иначе она никогда не изменится. В общем, ее надо выдать замуж. – Он помолчал и уже спокойнее продолжал: – Ты представляешь, каково было ее воспитывать? Моя тетя Августа, женщина сварливая и вздорная, сделала Лиззи такой. Все время ее наказывала, а когда Лиззи взбунтовалась, отослала ее. Мои письма к Лиззи тетя от нее скрывала. Я понятия не имел, какую школу посещает Лиззи. Как оказалось, она ни в одной дольше шести месяцев не задерживалась. Ее просто отчисляли. Лиззи не знала о моем существовании до тех пор, пока я не получил титул и не стал се опекуном.
– Какой ужас! А почему твоя тетя так плохо с ней обращалась?
– Она была сводной сестрой моей матери и ненавидела ее, потому что отец любил мою мать больше. И на Лиззи она отыгралась.
– Твоя тетка еще жива?
– Нет, три года назад умерла. Я думал, все будет совсем по-другому, когда привез Лиззи сюда. Но ошибся. Она была строптивой и непослушной и очень обижалась, если я пытался ее приструнить. Когда одна за другой ушли пять гувернанток, пришлось отослать ее в монастырь во Францию – из всех английских школ ее исключили и повторно не принимали.
Наступило молчание.
Первой его нарушила Келси:
– Ты полагаешь, что стараешься ради блага Лиззи, но если заставишь ее выйти замуж, она снова начнет бунтовать. Она так же упряма, как и ты сам. Тебе не удастся сломить ее волю. Ты сможешь добиться желаемого результата лишь пониманием и добрым отношением.
– Я пытался, но это ни к чему не приводит, – резко сказал он.
– Попытайся еще!
– Я поступлю так, как считаю нужным, я ее опекун.
– Ты думаешь только о себе. До других тебе дела нет. – Она знала, что потом пожалеет о сказанном, но не могла сдержаться.
Они ехали до самого замка в полном молчании.
Эдвард резко остановил лошадь. Келси ударилась плечом об его крепкую грудь. Одним ловким движением он подхватил ее, перекинул ногу через седло и слез с лошади с ней на руках.
Уоткинс встретил их в дверях.
– Как вы себя чувствуете, мисс Келси? – с тревогой спросил он.
– Мисс Келси утверждает, что упала в карьер. – Эдвард пристально посмотрел на нее.
– Насколько я поняла, Уоткинс задал вопрос мне, – сердито сказала Келси. Она не могла простить себе, что позволила Эдварду вывести ее из состояния равновесия. – Со мной все в порядке, Уоткинс, не беспокойся, пожалуйста.
– Пошли за доктором, Уоткинс.
– Сейчас, ваша светлость. – Уоткинс повернулся, чтобы уйти.
– Не надо доктора.
Уоткинс остановился и устремил взгляд на Келси, ожидая указаний.
– Опусти меня, Эдвард, я могу идти сама. Однако Эдвард еще крепче прижал Келси к себе.
– Немедленно опусти меня!
Эдвард пошел по коридору и бросил через плечо:
– Пошли за доктором, Уоткинс!
– Не посылай за доктором! Я его не пущу!
– Да, мисс Келси.
– Еще как пустишь! – проворчал Эдвард у самого ее уха.
– Это мы еще посмотрим.
– Жду с нетерпением.
– Мне бы не хотелось обмануть твои ожидания. – Келси не могла допустить, чтобы последнее слово осталось за ним.
Но именно так и случилось. Когда прибыл врач, Келси как раз вылезла из горячей ванны и Мэри помогала ей надеть нижнюю юбку. В дверь постучали.
– Келси, это доктор Эмерсон, к вашим услугам.
Келси узнала своего семейного доктора. Он был таким добрым и милым человеком, что она просто не могла заставить его ждать за дверью только ради того, чтобы насолить Эдварду. Она быстро накинула платье и сказала Мэри:
– Пожалуйста, впусти его.
– Сейчас, мисс. – Мэри открыла дверь, присела в реверансе перед врачом и вышла из комнаты.
Доктор Эмерсон, полный, румяный и круглолицый, носил очки в металлической оправе и древний белый парик, явно сохранившийся с прошлого века.
Он надул губы, оглядел ее и сказал:
– Что с вами случилось, дитя мое?
– Ничего такого, что потребовало бы вашего внимания, доктор Эмерсон. Я пыталась объяснить это лорду Салфорду, но он и слушать меня не стал.
– Что ж, наш герцог именно таков. Титул обязывает, дорогая моя. – Доктор Эмерсон улыбнулся. – Говорят, вы перевернули в замке все с ног на голову с тех пор как приехали сюда. Это действительно так?
– Кто вам сказал такую нелепицу?
– Я врач. – Он положил свой саквояж на кровать. – Люди доверяют мне не только свои болезни.
– Вы, кажется, играете в шахматы с мистером Мак-Грегором?
– Да. – Доктор тихо засмеялся, при этом его живот затрясся, словно рождественский пудинг. – Вы раскрыли мой секрет.
Келси вздохнула, села на кровать и сникла:
– Видимо, вся деревня уже знает, что я сбежала из замка посреди ночи.
– Да, но, к вашей радости, во всем винят лорда Салфорда. О нем отзываются весьма нелестно.
– Правда? Думаю, он этого заслуживает.
– Я бы не стал торопиться с выводами, дорогая моя. Герцог очень одинок. И с его лицом ему не на что надеяться.
– С лицом у него все в порядке. Я хочу сказать, что к его лицу быстро привыкаешь, все дело в его черством сердце.
– Я вам кое-что расскажу, и вы поймете, что у него есть на то причины. Однажды он пытался войти в общество – после того памятного случая.
– Он пытался? – Келси перебирала пальцами складку на платье.
– Да. Грустная история, да-да. – Доктор покачал головой.
– Что же произошло?
– Он поехал в Лондон. Сезон был в разгаре. Его буквально засыпали приглашениями. В высшем обществе распространились слухи о его лице, и всех разобрало любопытство. Сами понимаете. Кончилось это печально. Первый бал, на котором он появился, превратился для него в настоящий кошмар. Дебютантки падали в обморок, едва взглянув на него. На следующий день в «Газетт» появилась заметка о происшедшем со всеми подробностями. Он тут же покинул Лондон и с тех пор живет здесь, в глуши. Вдали от света. Словно отшельник. А ведь он еще молод. Мне жаль его. Я знаю, как он обошелся с вашим отцом, но знаю также, что вы великодушны и умеете прощать. – Он сжал ее руку.
– Я впервые об этом слышу, – тихо произнесла Келси, судорожно сглотнув.
– Неудивительно. Ведь в то время вы были совсем ребенком. – На его губах появилась теплая улыбка. – А теперь, может, вы позволите себя осмотреть, чтобы порадовать нашего угрюмого герцога? Уверен, он сейчас мечется по библиотеке, места себе не находит от волнения.
– Вы думаете?
– Не сомневаюсь. – Он посмотрел на нее поверх очков.
– Ладно, осматривайте, это не повредит, – согласилась Келси, терзаясь мыслью о том, что наговорила Эдварду столько обидных слов. Господи, если кто-то и имеет право быть эгоистом, так это Эдвард.
Доктор Эмерсон коснулся ее спины. Она вскрикнула и дернулась.
– Хм, у вас на позвоночнике замечательный синяк!
– Возможно, я его заслужила.
Доктор Эмерсон выпрямился и с любопытством посмотрел на нее:
– Заслужили? Но почему?
– Вам лучше не знать, – ответила Келси и снова дернулась, когда доктор коснулся ее руки. – Мой характер – мой враг. Давно пора научиться держать себя в руках.
– Если не совершать опрометчивых поступков и контролировать каждый свой шаг, жизнь покажется однообразной и скучной.
Он словно прочел ее мысли.
Глава 11
Эдвард шагал взад-вперед перед камином в библиотеке, когда появился доктор, и пошел ему навстречу.
– Как себя чувствует мисс Келси?
– Ничего особенного, несколько синяков. Эдвард с облегчением вздохнул.
– Но все же денек-другой не позволяйте ей напрягаться.
– Я прослежу за этим.
Доктор Эмерсон взглянул поверх очков на Эдварда.
– Надеюсь, вам удастся. С Келси и в детстве нелегко было справиться – так воспитал ее отец.
– Попытаюсь. Присядьте, прошу вас. Хотите чего-нибудь выпить?
– О, нет-нет, благодарю. У меня желчный пузырь пошаливает. Неприятная штука. Но прежде чем покинуть вас, хотелось бы узнать, сказали ли вы Келси о наследстве.
– Нет еще. Я…
Келси грациозно, как и положено леди, впорхнула в комнату. Ее волосы цвета воронова крыла, зачесанные кверху, ниспадали на одно плечо. Темно-зеленое платье подчеркивало изящество форм. Глаза, огромные, бездонно-зеленые, казалось, наполняли светом всю комнату. Глядя на нее, трудно было представить, что совсем недавно она едва не погибла.
– Прошу прощения за беспокойство. Я только хотела перемолвиться словечком с вами, ваша светлость, но могу попозже зайти.
– Нет-нет, – оживился доктор Эмерсон. – Я уже ухожу. До свидания, дорогая. – Он нежно пожал руку Келси, переглянулся с Эдвардом и проковылял к двери.
Эдвард усилием воли отвел взгляд от груди Келси, подошел к бару и плеснул в стакан виски.
– Тебе не следовало вставать.
– Я прекрасно себя чувствую. И мне необходимо поговорить с тобой.
– Ты можешь не начинать, если речь пойдет о Лиззи.
– Да, о Лиззи, точнее, о тех ужасных вещах, которые я тебе наговорила, когда упоминала о ней. Я не имела на это права. Прости меня. Должно быть, ты теперь не питаешь ко мне ничего, кроме ненависти.
– Я никогда не питал к тебе ненависти. – Эдвард повернулся к ней, изо всех сил сжимая графин, который держал в руке. – И почему вдруг тебе взбрело в голову извиняться передо мной? Ах да, конечно, доктор Эмерсон изложил тебе все подробности моей несчастной жизни. Чтобы вызвать ко мне сочувствие. Он большой специалист по этой части.
– Тебе не нужно чужого сочувствия. Не знаю, ты, кажется, преисполнен сочувствия к себе на всю жизнь – ну вот, опять, ты обладаешь уникальной способностью приводить меня в бешенство. Ты весьма агрессивен! – Глаза ее вспыхнули зеленым огнем, она ударила себя кулаками по бедрам. – Неужели ты не в состоянии принять простое извинение? Видимо, нет. Обычное проявление добрых чувств по отношению к себе ты воспринимаешь как сочувствие. Но если у меня и было сострадание к тебе, ты сделал все, чтобы его уничтожить. Ты не только агрессивен, но и крайне эгоистичен.
– Вы закончили свои излияния, мадам?
– Да, благодарю вас, что выслушали меня.
– Очень хорошо. – Он взглянул на нее в замешательстве. Ни одна женщина не высказывала ему своего возмущения, да еще таким тоном, не говоря уже о его жене Маргарет. Та и вовсе молчала, особенно когда сердилась. Неподвижно сидела в кресле, при этом на лице ее не отражалось никаких чувств. Желание исчезало при одном лишь взгляде на нее, как от прикосновения мокрого полотенца. А его мать, Господь да благословит ее душу, никогда не могла как следует на него рассердиться, что бы он ни делал.
– Ты заставил меня поволноваться. И только. А ведь мог наброситься на меня. На твоем лице даже появилось подобие улыбки. Не прикажешь ли внести застенчивость в список своих отрицательных качеств?
– Как тебе будет угодно, – произнес он смиренно, и сам удивился. – А кто-нибудь говорил тебе, что твои глаза становятся совсем черными, когда ты гневаешься?
– Вряд ли кому-то удавалось вызвать у меня такой гнев. Но ты в этом преуспел, даже больше, чем мой отец.
– Ведь должен я хоть в чем-то быть первым. – Тут он заметил, что все еще держит в руках графин. – Хочешь выпить? – обратился он к ней.
– Я не пью спиртного.
– Никогда?
– Очень редко и, уж конечно, не с утра. Я дала клятву не пить. На примере моего отца убедилась, до чего алкоголь доводит человека.
Эдвард поморщился при слове «отец». Очень скоро ему придется рассказать ей всю правду об отце. Он еще плеснул в бокал виски, больше, чем ему бы хотелось, и, повернувшись, спросил:
– Как продвигается твоя работа? Ты уже выбрала рисунок?
Она помолчала с минуту, нервно покусывая губы, и наконец сказала:
– Да, выбрала, но, поскольку ты говорил, что рисунок тебя не интересует, решила тебе сделать сюрприз.
– Не люблю сюрпризов. – Он отпил еще из бокала и посмотрел на нее.
– Напрасно, ты мог бы обогатить свой жизненный опыт.
– У тебя есть что-нибудь на примете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27