А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Он пришпорил коня и помчался по дороге, понукая животное и боясь того, что сейчас увидит Если она жива, он должен убедить ее в своей любви! Что бы Гордон ни сделал с ней, это не способно разрушить его любовь. Он спрыгнул с лошади возле входа в башню в Данбаре и взлетел по ступеням.
Услышав шаги мужа, Табризия закрыла глаза и стала молиться Как она посмотрит ему в лицо? Как сможет убедить его, что он, этот проклятый враг, ничего ей не сделал? Когда Парис переступил порог, она стояла на коленях на плаще, склонив голову Волосы закрывали ее наготу Он кинулся к ней, опустился рядом и развязал руки, а она подняла на него глаза, и слезы потекли по щекам, падая на голую грудь, содрогавшуюся от беззвучных рыданий.
— Сокровище мое, я никогда не любил тебя больше, чем сейчас, в этот миг — Он подхватил ее и со всей нежностью прижал к сердцу
Табризия обвила руками его шею и спрятала лицо у него на груди Его губы слегка касались ее виска, он держал ее, оберегая от всего, что могло бы причинить боль Подняв на мужа умоляющий взгляд, она сказала
— Я клянусь, клянусь перед Богом, он не дотронулся до меня! Он хотел лишить тебя покоя на всю жизнь, оставив меня голой Скажи, что ты веришь! Не позволяй ему
разрушить нашу жизнь, — горячо умоляла Табризия.
Парис заглянул в глаза жены и увидел в них чистоту. На этот раз между ними была полная гармония, и он поверил ей. Без объяснений, доказательств, просто поверил всем сердцем.
— Любовь моя, единственный мой! — воскликнула она, когда он улыбнулся и поцелуями осушил ее слезы.
Парис снял плащ и завернул Табризию, потом подхватил! ее плащ и укутал ей ноги — утро было холодное. Никогда за столь короткое время он не преодолевал пять миль. Его сердце пело под удары подков. Он въехал во двор замка с бесценным грузом, и из двух сотен глоток вырвался приветственный вопль — жена лорда спасена! Парис улыбался Табризии, а она смеялась, глядя снизу вверх прямо ему в глаза и почти теряя сознание от радости — она любима!
Он не выпускал ее из рук до тех пор, пока они не оказались одни в комнате. Там, усадив жену на край кровати, он принес бокал вина, снял с нее плащ и укрыл одеялом. Он держал бокал у ее губ, потом стал пить с того же края.
— Я ничего не ела со вчерашнего дня и опьянею, — предостерегла его Табризия.
— Нет, ты от вина заснешь. — Он растянулся возле нее поверх мехового покрывала. — Я буду рядом, буду сторожить твой сон. Не хочу, чтобы тебе снова стало страшно. Пусть эта комната будет нашим убежищем, нашими небесами, где мы скроемся от всего мира. Она была для меня такой всегда, и я мечтал о той, с кем мог бы разделить ее. Я желал бы остаться здесь с тобой, закрывшись от всех. Табризия, я так хочу тебя! Мне необходимо твое тепло! А я поделюсь с тобой своим, отдам тебе всю ласку, и нежность, и страсть, и любовь. Я буду говорить с тобой обо всем, заботиться о тебе и мечтаю, чтобы ты заботилась обо мне.
— Я так боялась тебя, Парис. Так боялась… — Она трепетно улыбнулась и покраснела. — Ты такой большой… Я думала, мне будет больно.
— О Боже! Не могу видеть страх в твоих глазах. Клянусь, я никогда не буду с тобой грубым. Обещаю. Я стану терпелив, как никто в мире, я не заставлю тебя подчиняться, я подожду, пока ты сама не будешь готова и не попросишь.
Табризия потянулась к его руке, поднесла ее к лицу и посмотрела на Париса с обожанием.
— Ты начинаешь, наконец, успокаиваться, моя прелесть?
Она зевнула и свернулась клубочком.
Табризия проснулась, когда дневные тени удлинились. Она почувствовала запах еды, и впервые за неделю ее желудок не протестовал. Парис принес ей бархатный халат, и когда она посмотрела на мужа, то увидела — он сбрил бороду. Лицо ее осветилось улыбкой, она протянула руку и погладила чисто выбритую кожу.
— Ты это ради меня?
Он кивнул.
— Я подумал, может, борода тебя немного пугает. Давай поешь чего-нибудь.
Он подвинул маленький столик, поставил его перед камином и поднял три серебряные крышки с трех больших тарелок. Копченая осетрина в окружении крабов, тетеревов в красном вине и барашка. Табризия взяла маленький кусочек осетрины, но оставила нетронутым на тарелке.
Парис не сводил с нее глаз. Он не мог вспомнить, когда был так счастлив.
— Ну съешь что-нибудь, дорогая, — настаивал он.
— Я не могу есть, когда ты так на меня смотришь.
— Давай я тебя покормлю.
Парис придвинулся к ней и посадил к себе на колени. Он кормил ее осетриной и уговаривал съесть хоть немного мяса.
— Все, больше не хочу. — Она покачала головой, улыбаясь нежно и не отрывая от него взгляда. — Теперь посмотрю, как ты ешь.
Парис ел с наслаждением, запивая обед вином.
— Ну, у тебя настоящий мужской аппетит! — улыбнулась Табризия.
— Я во всех отношениях мужчина, — уверил он ее.
Их взгляды встретились поверх бокалов, и она скромно опустила ресницы. В его глазах читалось страстное желание!
— Я скажу миссис Холл, чтобы она велела согреть тебе воды. А сейчас у меня дела, но обещаю, я скоро приду. У нас с тобой полно нерешенных проблем.
Он натянул мягкие высокие сапоги и тщательно выбрал два кольца из шкатулки с драгоценностями.
К тому времени, когда он вернулся, Табризия уже помылась и надела белую ночную рубашку со складочками, искусно скрывавшими, а когда надо открывавшими милые изгибы тела. Стоило лишь повести рукой. Парис вынул шпильки из ее волос, и они рассыпались по плечам. Ему хотелось крепко прижать ее к себе, зарыться лицом в огненный водопад, но вместо этого Парис взял ее за руку и подвел к зеркалу.
— Смотри, какая ты красивая, — прошептал он и встал рядом с ней. — Сегодня мы похожи на любовников, — выдохнул он ей в волосы. — Теперь будем так смотреться каждый вечер, наблюдать, как мы меняемся.
— Я и понятия не имела, что ты такой романтик, — улыбнулась она. — Ты, наверное, набрался этого у парочки, которая сейчас переживает медовый месяц.
— Медовый месяц придумали французы. Обычно французская аристократия закрывала молодых в спальне невесты на месяц. Все это время они никого не видели, только друг друга. А еду им ставили под дверью.
— И что они делали целый месяц? — невинно глядя на него, в полном изумлении спросила Табризия.
Парис повернул ее так, чтобы заглянуть в глаза.
— Они узнавали друг друга очень-очень близко, — тихо объяснил он и засмеялся, когда она покраснела.
Он снял камзол, потом рубашку. Табризия вздрогнула.
— Тебе холодно, любовь моя. Пойду разожгу огонь.
Табризия смотрела, как он опустился перед камином на колени. Когда она наблюдала за ним, с ней происходило что-то странное. Всегда, с самого начала, с их первой встречи в приюте, куда он пришел навестить девочку, одинокую, заброшенную и чего-то ожидающую. Да, она сразу полюбила его, до сумасшествия, но не осмеливалась признаться в этом ни себе, ни ему. Она панически боялась реакции своего тела на этого мужчину, ставшего теперь ее мужем до конца дней, поскольку их союз освящен церковью. Она подошла к Парису, оглядела его широкие обнаженные плечи. Он повернулся и перехватил ее внимательный взгляд.
— Когда ты смотришь на меня, я едва дышу, — призналась она.
— У меня тоже от тебя дух захватывает, прелесть моя.
После его слов она почувствовала себя легкой, как пушинка. Он предложил поджарить каштаны в камине, взял сковороду с длинной ручкой и держал над пламенем, пока по комнате не поплыл вкусный запах. Каштаны были готовы, они сдирали с них шкурку, обжигая пальцы. Парис поднес к губам ее руку, поцелуями успокаивая боль.
— А тебе не холодно без рубашки? — безотчетно спросила она.
— Мне вообще никогда не бывает холодно. Потрогай меня, — предложил он
Табризия прикоснулась к его плечу, потом скользнула рукой по груди. Он застонал, потянулся к ней, нежно коснулся губами, бормоча ее имя, еще какие-то слова любви и сходя с ума от желания. Она едва не теряла сознание от пробудившейся чувственности. Ощущения были новыми для нее и необыкновенно приятными. Она таяла в его руках, совершенно забыв о рассыпавшихся каштанах.
— Скажи «Парис», — попросил он — Я хочу услышать свое имя из твоих уст
— Парис, — выдохнула Табризия, и он стал целовать ее снова и снова, пока их губы не слились в страстном порыве.
Каждое движение вело к обладанию, но Парис не давал себе воли, понимая: если он не остановится, страсть вырвется из-под контроля. Он пытался говорить легко и непринужденно, но от сдерживаемого желания голос звучал натужно.
— Пойдем в постель. Я хочу тебя обнять. — Он поднял ее, прижал к сердцу и понес в их общую кровать. — Опыт подсказывает мне, тебе лучше спать на этой стороне. Ты должна лежать ближе к огню, а я — к двери, на случай опасности.
Он задул лампу, прежде чем раздеться окончательно, не желая лишний раз показывать свой отвратительный шрам. Он боялся, что ее ужас при виде следа, оставленного мечом врага, причинит ему новые душевные муки. Потом Парис лег и привлек ее к себе. Табризия чувствовала жар упругого горячего тела, прижавшегося к ней. Его руки стиснули ее в объятиях. «Какой он сильный», — подумала она с гордостью. Она ощутила его массивные ноги-колонны, его бедра, мощные и твердые. При мысли о том, что бы он сейчас хотел с ней сделать, Табризия затрепетала, и Парис уловил ее дрожь. Боже, какая же выдержка, какая воля нужна ему, чтобы не взять ее сейчас, не испить до дна ее сладость, не утолить нестерпимую жажду! Ведь он пообещал ждать, пока она сама не попросит. Сердце колотилось, пульс разрывал жилы, а она лежала, прижавшись щекой к его груди. Табризия слышала бешеный ритм сердца мужа и знала — это из-за нее. Она улыбнулась в темноте. Страстный стук сердца лучше всяких слов говорил, как он влюблен. Ее охватило глубокое волнение: да, он готов взять ее немедленно, но сдерживается ради нее, подчиняется ее желанию. Внезапно Табризия почувствовала — она сама хочет его, сейчас, здесь, в кровати. Она нежно гладила его тело, ощущая каждую клеточку — от вздувшихся мускулов на спине до горячих чресел, откуда поднималась ей навстречу твердая, жаждущая плоть, готовая соединиться с жаром ее плоти.
Она робко протянула руку, но маленькие изящные пальчики не смогли сомкнуться вокруг средоточия сильно выраженного желания мужа. Табризия просунула руку ему под голову, почувствовала упругие завитки на шее и потянулась губами к его лицу. Парис встретил ее губы на полпути и слился с ней в поцелуе, который, конечно же, увлек их дальше.
Потом, удовлетворенные и счастливые, они лежали рядом, и Парис, нежно обнимая Табризию, привлек ее голову к себе на грудь.
— А теперь спи, моя радость, спи.
Он глядел в темноту и молча молился: ничего не давай мне больше, Господи, но ничего и не отнимай!
На следующее утро Табризия просыпалась медленно, с трудом возвращаясь к яви. Никогда еще она не чувствовала себя в такой безопасности, в таком тепле. Парис крепко держал ее в объятиях, и она, прижавшись к нему спиной, была как в футляре. Она не могла поверить — он сдержал свои обещания, все до последнего слова! Табризия все еще была в ночной рубашке, хотя невесомый шелк слабо защищал от горячего мускулистого мужского тела, прижимавшегося к ней. Она пошевелилась, пытаясь высвободиться и не разбудить мужа. Но он только сильнее притянул ее к себе и сказал:
— Нет.
Табризия вздохнула и расслабилась. Хорошо было лежать в теплых объятиях Париса, вдали от чужих любопытных глаз. Однако Парис совсем проснулся и, улыбаясь, повернул ее лицом к себе. Растрепанная и заспанная она казалась ему еще красивее.
— Я узнал один твой секрет, — прошептал он.
— Это какой? — покраснела Табризия.
— Можешь поправить, если я ошибусь. Думаю, тебе нравится, когда тебя целуют.
Парис жадно впился взглядом в ее губы, и у нее возникло опасение, что он снова возбудит в ней вчерашние желания. Его губы легко коснулись ее губ, намеренно бегло, словно дразня. Потом пробежались к уху и обратно. Парис целовал ее виски, веки, снова губы и на этот раз получил ответ, которого ждал. Табризия крепко прильнула к нему ртом.
Его губы опустились ниже, к шее. Стянув рубашку с белоснежных плеч, он оголил одну грудь, открыв ее своему жадному взору и рту. Сосок моментально затвердел, выдавая реакцию Табризии на прикосновения мужа. Она попыталась скрыть вспыхнувший на щеках румянец, уткнувшись в его волосатую грудь. Возле ее губ оказался маленький сосок. Табризия поцеловала его и лизнула кончиком языка. Он тут же отозвался. Парис улыбнулся.
Внезапно открылась дверь, и появилась миссис Холл с завтраком на подносе
— Боже мой, женщина! Да как ты осмелилась? — завопил Парис. Однако всем было ясно, что по-настоящему он не сердится.
— Извините, милорд. Но внизу вас все ждут. Новый жених сгорает от нетерпения увезти невесту в свой замок.
— Не понимаю, почему. Здесь у нас кровати очень удобные, — пробормотал он, забывая о служанке и глядя на любимую.
Табризия почувствовала, что появление миссис Холл ничуть не остудило его желания. И символ этого желания упирался ей в бедро, твердый и пульсирующий. Она сгорала от стыда — миссис Холл застала их в столь интимной позе! Ей хотелось немедленно задернуть занавес вокруг кровати и спрятаться. А старушка ничуть не смутилась.
— Думаю, на вас придется опрокинуть ведро холодной воды, иначе не оторвать друг от друга, — засмеялась она.
Насладившись смущением Табризии, Парис галантно пришел ей на помощь, решив действовать против миссис Холл ее же оружием. Он откинул одеяло и похлопал ладонью по постели.
— Идите, миссис Холл, теперь ваша очередь, — пригласил он ее.
Женщина закрыла фартуком глаза, ослепленная его наготой.
— О, ваше сиятельство, перестаньте молоть чепуху!
Табризия захихикала, когда служанка выскочила из комнаты. Она потянулась к одеялу, но Парис остановил ее руку.
— Пожалуйста, не укрывайся, — попросил он.
— Прохладно, — сказала она извиняющимся тоном.
— Голый Парис тут же пошел к камину помешать угли и подкинуть кусок торфа побольше. Он опустился на колени перед огнем, и его замечательное тело заинтересовало Табризию. Она поймала себя на том, что любуется мускулами широких плеч и спины. Почувствовав ее взгляд, Парис улыбнулся. Постепенно она перестает бояться его и робеть. В общем, ему нравилась ее скромность. Он научит ее быть смелой и даже распущенной, но не сейчас. Сначала он насладится драгоценным даром невинности, который редко достается большинству мужчин. Стараясь скрыть шрам на бедре, он надел брюки и подал в постель поднос с едой. На нем громоздились дюжина яиц, гора тушеных бараньих почек, мясо, кувшин с горячим элем и тарелка свежеиспеченных ячменных лепешек с черносливом Табризия вздрогнула при виде такого обилия пищи. Она взяла маленький кусочек лепешки, но так и оставила нетронутым на тарелке, с удивлением наблюдая, как муж постепенно очистил весь поднос. Потом она смотрела, как он принимал ванну, одевался в расшитую рубашку и камзол цвета красного вина, по последней моде.
— Я не буду бриться сейчас, оставлю до вечера, чтобы не поцарапать твою нежную кожу
Когда Табризия спустилась вниз, девушки подскочили к ней, окружили. Они хотели знать, как она, пришла ли в себя после пережитых испытаний, но тактично не задавали вопросов, как велел Парис.
У Шеннон кружилась голова от предстоящих перемен.
— Хочу, чтобы все поехали в Дуглас к нам на свадьбу. И остались у нас на месяц! Я требую! — решительно заявила она.
Джеймс поднял бокал.
— Говорит моя графиня!
— Трой и Дамаскус могут тебя сопровождать, — сказал Парис. — Но мы с Табризией приедем только на свадьбу. Я не могу оставить замок без защиты, всегда есть угроза нападения.
— Близнецы тоже могут поехать, — сказала Табризия.
Парис воспротивился.
— Нет. Они поедут только с нами. Туда и обратно. Я не спущу с них глаз.
Все уже знали, что Александрия участвовала в последнем рейде и вернулась обратно целая и невредимая. Парис не собирался разглашать, что случилось на самом деле, но и не простил сестре ее поведения.
Табризия взяла его за руку и увлекла в сторону.
— Если ты позволишь им поехать, мы сможем побыть одни и вдвоем отправиться в Дуглас. — Она искушала его, ее взгляд был полон мольбы.
И Парис передумал.
— Ну ладно. Вы тоже можете собирать вещи, но предупреждаю: я жду от обоих образцового поведения! Ради Бога, не позорьте меня перед кланом Дугласа.
Табризия с трудом верила, что все уедут, но уже в середине дня кавалькада Дугласа готова была отправиться в путь. Это произошло лишь благодаря стараниям Шеннон, организовавшей слуг, сестер и всех в доме.
Парис пришел в восторг.
— Ого, Джеймс! Твои люди потрясающи! Какие ливреи! Я и сам не против немногой пустить пыль в глаза. Почему бы мне не взять полсотни своих мужчин и не проводить вас? Трой, возьми пятьдесят всадников, пускай наденут ливреи, и я поеду.
Он предупредил Яна, что его не будет часа два, и велел расставить охрану у каждого входа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37