Сара бесцеремонно постучала и решительно вошла. В комнате было сумрачно и душно. Плотные шторы на окнах не пропускали солнечного света. Воздух застоялся, потому что окна не открывались.
Сара прошлась вдоль окон, раздвигая шторы и открывая фрамуги. Ее старания были вознаграждены испуганными стонами, послышавшимися из постели. Элизабет, протирая глаза, села в кровати.
— Глупая девица, что, по-твоему, ты… Ой, Господи, Сара, это же вы? — маркиза рывком натянула одеяло, однако Сара уже успела разглядеть ее во всей красе. Лицо маркизы покрывал толстый слой крема, волосы были убраны под тюрбан, а под подбородком закреплен ремешок.
— Сара, какими судьбами? Насколько мне известно, о своем приходе принято докладывать.
— Убили Бертрана, — Саре было некогда подыскивать не столь резкие слова, да она и не пыталась. Она подождала немного, пока маркиза переваривала новость. А затем добавила, слегка смягчившись: — Я подожду вас в гостиной. Будьте добры, поторопитесь.
Следует отдать должное. Элизабет была внизу гораздо раньше, чем горничная успела приготовить чай. Она широким движением распахнула дверь, выдержала эффектную паузу и приложила руку к сердцу.
— Вы, должно быть, пытаетесь меня разыграть?
Сара не могла не восхититься маркизой. Она вышла из спальни Элизабет всего каких-нибудь пять минут назад. Однако от крема на лице не осталось и следа. Тюрбан убран с глаз долой, а заодно с ним — и ремешок для подбородка.
Наряженная в халат из цветастого шелка, с золотистыми локонами, причудливо ниспадающими по плечам, маркиза была просто очаровательна. И… ни на гран не опечалена.
— Мне кажется, в таких случаях шутки просто неуместны. Его тело перебросили через стену моего сада.
— Милостивый Боже! Какой кошмар. И кто это сделал?
— Не знаю. Именно об этом я пришла поговорить с вами. Вчера, мимоходом, я встретила Бертрана. Он обмолвился, что Джастин все еще в Лондоне и вернется сюда не скоро. Разве в этом нет ничего необычного?
Элизабет покосилась в сторону. Она сидела очень прямо, изящно сложив на коленях руки.
— Я ничего не понимаю. Что тут странного?
— Разумеется, ничего. Было бы совершенно невероятно, если бы вы понимали, — и пока Сара по-прежнему смотрела на нее в упор, маркиза вздохнула.
— Ах, ради Бога. Бертран вернулся, потому что у него ко мне были симпатии. Не то чтобы я поощряла его, вовсе нет. Он слишком беден для этого.
Сара криво усмехнулась. Не «слишком молод» или «друг моего сына». А прямо и просто: «слишком беден». На уме у Элизабет были одни только выгоды.
— Понятно. Он вернулся, чтобы быть с вами.
— Пожалуйста, не представляйте дело таким образом. Он вернулся, чтобы продолжать ухаживания. Правда, весьма безуспешные.
— Приношу свои извинения. Мне не совсем понятны эти тонкости…
— Милая барышня, коль у нас уже зашел разговор, а чем вы занимались в Лондоне?
Одно очко в пользу маркизы. Но Сара быстро овладела собой. Ее не так-то легко было сбить с толку.
— Кто, кроме вас, догадывался о его чувствах?
Элизабет пожала изящными плечиками.
— Откуда мне знать?
— Попробуйте предположить. Мне он показался человеком, не способным держать свои чувства при себе.
— Это верно. Но если вы намекаете, будто мой возлюбленный супруг… — при одной этой мысли Элизабет расхохоталась. — Вот уж нелепость! Да из нас двоих никому нет дела до того, кто с кем спит. С тех самых пор, как родился Джастин. Слава тебе. Господи, что у меня родился мальчик. Второй раз я не пережила бы подобного испытания.
— Говоря о Джастине…
В Лондоне он спас ей жизнь. И все, о чем просил, — о крошечной возможности дать ему попробовать начать жизнь сначала. Она ни на минуту не сомневалась, что он порядочный прохвост. Но в то же время его трудно было представить в роли убийцы. И все же ей надо было знать точно.
— Вы уверены, что он все еще в Лондоне? Элизабет вытаращила глаза и непонимающе уставилась на Сару.
— О чем вы?
— Да так. Просто, чтобы убедиться… Мне хотелось бы знать точно, что здесь Джастина нет.
— А какой мне резон лгать вам?
— Вы его мать.
Элизабет, искренне изумилась.
— Милая барышня, вам действительно следует почаще выезжать из деревни. Для меня это ровным счетом ничего не значит.
— Но иногда это может иметь значение, — настаивала Сара. Она отказывалась понять, как может мать не испытывать к сыну хотя бы намека на привязанность. Если бы Господь наградил ее собственным чадом, она полюбила бы его безоглядно и навсегда.
Но маркиза не желала сдаваться.
— Единственное предназначение Джастина состоит в том, чтобы он обеспечил моему возлюбленному супругу наследника и мне не пришлось слишком долго терпеть знаки внимания со стороны маркиза. Разумеется, — добавила она не без горечи, — так как теперь нечего наследовать, все эти упражнения кажутся мне совершенно бессмысленными.
— От рук убийцы погибли четверо. Это могут быть совершенно не связанные друг с другом преступления, если убийца какой-то безумец. Но не исключено, что они преследуют иную цель. А смерть Дейви Хемпера дает основания предполагать, что, убив его, хотели похоронить какую-то тайну.
— Вы хотите сказать, что, возможно, Джастину есть что скрывать? — Элизабет снова рассмеялась. Эта мысль ее явно позабавила. — Милое дитя, он совершенно бесстыжее создание. Что бы он ни сделал, он не только не станет скрывать, наоборот, как можно скорее раструбит об этом по свету. Нет, боюсь, что вы ищете не там, где надо. К тому же его здесь нет. Он в Лондоне, гоняется за какой-нибудь наследницей.
Сара была склонна этому верить. Но ей хотелось убедиться точно.
— Извините, что побеспокоила вас. Не будете ли вы так добры, чтобы дать констеблю Даггину адрес семьи Бертрана? Тому необходимо с ними поскорее связаться.
— Я пришлю его с горничной.
Сара еще немного подождала, надеясь, что Элизабет задаст хотя бы пару вопросов о смерти юноши, но та промолчала. Она только перебирала пальцами тонкий шелк своего халата и рассеянно улыбалась.
Выйдя на дорогу, Сара никак не могла справиться с негодованием. Спокойствие Элизабет казалось ей просто возмутительным. Однако она не могла долго размышлять над этим. Судя по всему, Джастин безоговорочно выпал из числа подозреваемых. После этого оставались лишь…
— Почему ты так долго? — спросил Фолкнер. Он стоял, прислонившись к дереву, на противоположной стороне дороги.
Она еле сдержала себя.
— А что вы здесь делаете?
— Поджидаю тебя.
— Я никому не говорила, что иду сюда.
— Ты считаешь, что мне неизвестна твоя дурная привычка. А тем более при нынешних обстоятельствах. Право, догадаться было не так уж сложно.
Может быть, для него — да. Но она очень сомневалась, что другие окажутся столь же проницательными. Внезапно ее охватило томление. Как прекрасно он ее понимал, этот гордый, непокорный человек, способный на такую горячую страсть. Только в его объятиях она чувствовала себя защищенной от всех невзгод. И впервые она обозлилась на судьбу, за то, что не может жить, как все люди. Но вдруг почувствовала, что пытается вырваться, высвободиться из оков, которые стали для нее совершенно невыносимыми и постылыми.
— Убийца не Джастин, — сказала она Фолкнеру.
— Подозреваю, что ты права, — согласился он и протянул ей руку. — Только, пожалуйста, не ходи одна к Эдвардсу.
Она молча выслушала его сдержанный упрек в неосторожности, понимая, что, наверное, заслуживает более резких слов. Как ни странно, она готова была расплакаться, думая о Бертране и Дейви, цыганах и Аннелиз.
Неожиданно для себя она без колебаний приняла протянутую руку. Рука Фолкнера была крепкой и надежной.
ГЛАВА 43
— Мне, право, ужасно неловко, — пробормотал преподобный Эдвардс. — Обычно у нас каждая вещь знает свое место. Но в последние дни нам было как-то не до наведения порядка.
— Нет-нет, все хорошо, — заверила Сара и внимательно оглядела жилище викария, отметив про себя, что огонь в камине, видимо, давно не разводили. Все в комнате было покрыто толстым сдоем пыли, а на кушетке разбросаны несколько подушек, словно до их прихода кто-то лежал на ней, беспрестанно поворачиваясь с боку на бок.
— Что-нибудь не так? — спросила она.
Эдвардс переминался. Вид у него был усталый, лицо бледное и встревоженное. Было совершенно ясно, что ему ни о чем не хочется говорить. Он с большим трудом выдавил из себя:
— Доктор Гольбейн приболел.
— Весьма сожалею, — сказал Фолкнер, — но, надеюсь, с ним ничего серьезного, верно?
— У него озноб. Он… он весьма искренний человек.
Одно явно не вязалось с другим, Сара недоумевала: «Если у старого викария озноб, то при чем его искренность?»
— Вы уже слышали о мистере Джонсоне?
— Да-да, — помощник викария провел пятерней по взъерошенным волосам, потер небритый подбородок. Глаза у него были красными и припухшими. — Что по этому поводу я могу сказать? — бормотал он. — Только то, что мы живем в ужасные времена.
Она ожидала большего — потрясения, ужаса, может быть, даже чувства вины. Но не усталой примиренности и отчаяния. Причем этот человек всегда казался ей, пусть даже только внешне, неисправимым оптимистом.
— Вы явно переутомились, — мягко посочувствовала ему она.
Эдвардс насторожился, словно ему было трудно уследить за тем, что она говорит.
— Я обязан заботиться о докторе Гольбейне. На меня возложена ответственность…
— Не кажется ли вам, что кто-то из деревенских женщин мог бы прийти на помощь? Я абсолютно уверен, что некоторые сделали бы это с превеликой охотой и радостью.
— Нет, нет. И так все хорошо. Я сам управляюсь. По-моему, для доктора Гольбейна предпочтительнее, чтобы за ним ухаживал я.
— Как вам будет угодно, — сказал Фолкнер. — Мы не станем вас задерживать, однако надо серьезно поговорить об убийствах.
— Да-да, пожалуйста. Я приготовлю чай…
— В этом нет необходимости, — заверила Сара. Ей не хотелось очень докучать помощнику викария, но ничего не поделаешь. Так уж складывались обстоятельства. Она замолчала, не зная, с чего начать разговор, и умоляюще посмотрела на Фолкнера. Он прокашлялся и спросил:
— Преподобный Эдвардс, будьте добры, скажите нам, где вы были прошлой ночью?
Эдвардс совершенно побледнел и испуганно уставился на Фолкнера, словно перед ним стояло привидение.
— Прошлой ночью?
— Если вы не возражаете…
— Я был… то есть, я не совсем понимаю, с какой стати вы…
— Но именно в эту ночь убили Джонсона, — спокойно пояснил Фолкнер.
Эдвардс растерянно посмотрел на него.
— Неужели вы хотите сказать, что я…
— Мы вовсе ничего не хотим сказать, — воскликнула Сара. — Просто необходимо снять все возможные подозрения, — сказала она и вполне сознательно добавила: — Я распорядилась, чтобы констебль Даггин осмотрел в деревне каждый дом. Так что скоро он нагрянет и к вам.
— Ни в коем случае, — горячо запротестовал Эдварде. — Это приходское помещение. Неужели вы полагаете…
— Представьте себе, что да. Убиты четыре человека, преподобный. Нельзя допустить, чтобы это безобразие продолжалось.
— Мне все понятно, но приход…
— Нет нужды беспокоить доктора Гольбейна, — пообещал Фолкнер. — Если вас волнует именно это.
— Если… — словно эхо повторил растерянный Эдвардс. Он переводил встревоженный взгляд с одного на другого. Сара сжала кулаки. Она пыталась подобрать слова, которые бы утешили, успокоили терзания молодого викария, но ей ничего не приходило в голову.
Эдвардс глубоко вздохнул и поднялся. Фолкнер тоже встал. Эдвардс смущенно посмотрел на него, а затем повернулся к Саре, словно бы надеялся, что она лучше поймет, развел руками.
— Я должен вам сказать, — он шагнул к ней. Фолкнер загородил Сару. Не повышая голоса, он предложил:
— Расскажи нам, приятель. Давай, выкладывай все, что знаешь.
— Доктор Гольбейн…
Сара нахмурилась. Какое отношение имеет к убийствам старый викарий? Помнится, на похоронах Дейви он говорил о зле, поселившемся в Эйвбери. Может быть, старику известна подоплека убийств? Внезапно ее пронзила страшная догадка. Нет. Такое невозможно. Разве он способен…
— Доктор Гольбейн помутился рассудком, — заявил Эдвардс. Он глубоко и облегченно вздохнул» словно нехитрое признание сняло с него тяжкую ношу.
Сара с Фолкнером настороженно переглянулись.
— Боюсь, что мне не совсем понятно ваше сообщение, — сказал Фолкнер.
Эдвардс расправил плечи. С видом человека, сообщающего им горькую, неприкрашенную правду, он сказал:
— Наш бывший возлюбленный викарий сделался… католиком.
— Кем-кем? — не сдержавшись, выпалила Сара. Что за несуразица, что за глупые недомолвки? И все только ради того, чтобы сообщить, что старый священник перешел в иную веру. Но, немного поразмыслив, сообразила, что Эдвардсу это видится несколько иначе. Он был на редкость серьезным молодым человеком, искренне преданным своей вере.
— Католиком, — повторил Эдвардс. Второй раз это признание стоило ему гораздо меньших усилий. И торопливо добавил: — Надеюсь, теперь вам понятно, что приход недопустимо подвергать обыску?
— Ваше преподобие, — начал Фолкнер. — Не могу себе представить, чтобы находки вроде нескольких католических трактатов и Библии стали бы большим потрясением для местных жителей. Сегодня всех волнуют более серьезные вещи.
— Боже милостивый, дело совсем не в этом. Видите ли, это доктор Гольбейн…
Дверь в комнату внезапно распахнулась. Эдвардс осекся на полуслове. Неожиданно его лицо смягчилось. Усталости и подавленности словно и не бывало. Сара обернулась. В дверях стояла Аннелиз. Девушка была очень бледная, но совершенно спокойная. Она была непривычно сдержанно одета. С первого взгляда Аннелиз поняла, что здесь происходит.
Гордо подняв голову, она подошла к Эдвардсу и ободряюще дотронулась до его плеча ладонью. В этом жесте не было ничего из ряда вон выходящего. Зато он ясно свидетельствовал о их дружеских отношениях.
— Привидения — дело рук преподобного Гольбейна, — тихим голосом объяснила Аннелиз. — Ему вздумалось выдворить из Эйвбери моего отца. А гостиницу снова превратить в католический монастырь, как в прежние времена.
— А для того, чтобы устраивать по ночам шум, он воспользовался валявшимися у нас старыми цепями, — добавил Эдвардс. Как только все стало известно и больше нечего было скрывать, он заметно оживился и заявил более откровенно: — Если бы приход обыскали, тотчас же нашли бы цепи. И хотя доктор Гольбейн не в своем уме, он вряд ли заслуживает подобного унижения.
Сара ошарашенно покачала головой. Ничего подобного она не ожидала.
— Вы ничего не выдумываете?
— Как ни прискорбно, все, что я сказал, — правда, — ответил Эдвардс. — Я давно уже заподозрил неладное. Прошлой ночью я засиделся позже обычного. У меня было… — он взглянул на Аннелиз, — у меня был назначено свидание. Как бы то ни было, доктору Гольбейну не было известно, что я не сплю. Я услышал, как он вышел из дому. Учитывая его возраст и то, что он на самом деле был нездоров, меня это встревожило. Я пошел следом за ним.
— Куда? — потребовал отчета Фолкнер.
— На кладбище, за гостиницу, — быстро отозвался Эдвардс. — Когда я понял, что у него на уме, то был вынужден вмешаться и уговорить его вернуться в приход.
— А вы успели после этого на свидание? — спросила Сара. Она спросила бессознательно, без какого-либо намека, но Эдвардс неожиданно смутился и покраснел.
— Нет. К превеликому сожалению, я не мог бросить старого викария, мне пришлось остаться с ним.
— И тем не менее прошлой ночью во двор конюшни пришел кто-то другой. Верно я говорю, Аннелиз? — Фолкнер обратился к девушке. Он сочувственно смотрел на нее. Несмотря на то, что он произносил слова мягко и сдержанно, Аннелиз вздрогнула и испуганно посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц. А Фолкнер продолжал как ни в чем не бывало:
— В конюшню пришел молодой человек, идеалист по натуре. Которого в темноте легко можно было принять по ошибке за преподобного Эдвардса.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказала Аннелиз еле слышно.
— Неправда, — так же спокойно, не повышая голоса, говорил он, — вы просили помощи у Дейви Хемпера, у мистрис Хаксли. Вы просили помощи также у преподобного Эдвардса. И, осмелюсь предположить, обращались к Бертрану Джонсону. Короче говоря, вы настолько отчаялись, что просили бы любого, кто, по вашему мнению, согласился бы помочь вам. Верно я говорю?
Девушка не просто побледнела. Лицо ее стало землистым, как у мертвеца. Слезы покатились по щекам. Она напоминала животное, попавшееся в ловко расставленную западню.
— Я никогда не хотела… Я клянусь вам… Я даже не догадывалась до тех самых пор, как Дейви… Но и тогда…
— Но и тогда у вас не хватило духу, чтобы выдать властям родного отца. Я верно говорю?
Она подавленно кивнула. На нее было жалко смотреть. Бессознательно Эдвардс обнял ее рукой за плечи. От его прикосновения она вся содрогнулась и отпрянула в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35