Публика прибыла разношерстная. Несколько бродячих торговцев, какая-то измученная женщина с маленьким ребенком, два щеголеватых молодых человека. Молодые люди с нарочитым усердием принялись размахивать перед собой носовыми платками и громко жаловаться на дорожные неудобства.
— Не езда, а сущее наказание, — сказал тот, что был пониже ростом. — Ума не приложу, как тебе удалось уговорить меня ввязаться в эту авантюру?
— Исключительно, ради острых ощущений, дружище, — ответил его спутник. — Теперь тебе будет о чем рассказать и на что пожаловаться в клубе, каким-нибудь приятным вечерком.
— Ничего подобного, Баффер. Но мы уже прибыли на место. А это — самое главное. Ты уж прости меня, если я с трудом, но сдерживаю желание броситься лобызать землю.
Баффер — ну и имечко, черт возьми, — театрально вздохнул и обратился к Морли:
— Эль, дружище. И чем больше, тем лучше. У меня в горле запеклось, словно в песках Аравии.
Трактирщик нахмурился. Как бы между делом, провожая торговцев в гостиницу, он заметил:
— Вы оба получите эль, но лишь тогда, когда в моей руке окажется монета. Но не раньше. Не раньше.
Лошадиное лицо Баффера залилось краской негодования:
— Вы в своем уме? Как вы смеете так со мной разговаривать?
— Представьте себе, смею. После того, сколько мне задолжали вы и вам подобные. А теперь ступайте прочь и не возвращайтесь, пока не найдете способ рассчитаться со мной.
Уязвленный молодой человек сжал кулаки и сделал шаг вперед. Глаза сверкали злобой. Фолкнер пристально наблюдал за ним. Он и раньше встречал подобных. Вспыльчивые и заносчивые, они не способны уладить скандалы единственным, но самым действенным способом — просто рассчитаться с долгами. Это легко могло подтолкнуть молодого человека к насилию.
К счастью, приятель отличался от него благоразумием, хотя и не намного, он принялся уговаривать Баффера:
— Ну что ты так переживаешь? Подумаешь, что такого он сказал? — он дергал друга за рукав. — Пойдем отсюда.
— Никто не смеет так со мной разговаривать, не то, что какой-то жалкий зачуханный трактирщик. Я не потерплю…
— Прошу тебя! Какая разница? Пойдем, — он снова настойчиво потянул друга за рукав. Тот нехотя подчинился и позволил увести себя. Однако перед тем, как исчезнуть, еще разок глянул на Морли с ненавистью и негодованием.
В ответ трактирщик выразительно плюнул на то место, где до этого стояли молодые джентльмены. После чего, с чувством исполненного долга, поспешил вслед за своими клиентами. Фолкнер остался стоять, размышляя о только что увиденной сцене.
И все-таки он не настолько увлекся, чтобы при этом не замечать окружающих. Аннелиз выглядывала из-за угла гостиницы, в отчаянии прижав к груди кулачки. На ее милом личике застыло выражение чувства полной безысходности.
Фолкнер подошел к ней, прокашлялся. Он опять убеждался в том, что женщины совершенно недоступны его пониманию. Но, по крайней мере, Аннелиз слеплена из куда более знакомого ему теста, нежели, столь непохожая ни на кого, несносная, загадочная Сара.
— Простите, — тихо сказал Фолкнер, предельно вежливым тоном, не желая напугать девушку. — Вы, случайно, не знаете, кто эти молодые люди?
Несмотря на его предосторожность, Аннелиз подпрыгнула, как ужаленная. Он уже решил, что она, того и гляди, сбежит от него. Однако девушка совладала с собой, хотя не без усилия. Голос звучал тихо и печально. Глядя вслед джентльменам, она произнесла:
— Это был виконт Джастин Ходдинуорт. Он сын маркиза и маркизы Ходдинуортов. С другим джентльменом я не знакома.
— Тот, что повыше ростом — Баффер, он Ходдинуорт?
Аннелиз кивнула, все еще с тоской глядя ему вслед. И Фолкнеру подумалось не без издевки, что так щенок смотрит на новый ботинок, который хозяин прячет от него в шкаф.
— Он живет здесь неподалеку у своих родителей, — добавила Аннелиз.
— Понятно, — он вспомнил, что Сара говорила о маркизе, проживающей в округе. — И давно они здесь поселились?
— Несколько месяцев назад. Переехали сюда из Лондона.
И тут до него дошло. Никто из аристократов не отправился бы в добровольную ссылку, да еще в такую глушь. Покинуть столицу, если есть хоть какие-то средства, чтобы вести относительно приличную светскую жизнь, невозможно. По всей видимости, у Ходдинуортов таких средств не осталось. Что ж, ему придется добавить к списку людей, которых он намерен допросить, и юного Ходдинуорта. Или, как бишь его — Баффера.
Фолкнер воспрянул духом. Он, наконец-то, твердо решил не уклоняться от выполнения долга, но пока еще и не собирался заканчивать беседу с Аннелиз.
— Вы сегодня видели сэра Исаака?
— О, да, сэр. Он спустился вниз к завтраку. Совершил небольшую прогулку. А затем, ваш джентльмен предложил ему отдохнуть.
— Молодец, Криспин. Передайте ему, что я скоро вернусь, — а затем, словно только что вспомнил, добавил: — А также скажите ему, что мистрис Хаксли придет сегодня попозже навестить сэра Исаака.
Аннелиз тотчас наострила ушки. Она подождала еще немного, пока не поняла, что Фолкнер не намерен задерживать ее ни минутой дольше. После чего, заторопилась в гостиницу.
Фолкнер стоял посреди улицы, глубоко засунув руки в карманы, и оглядывался по сторонам. Откуда же ему начать? Кузница Даггина стояла с опущенными ставнями. Значит, констебль куда-то отправился. Возможно, навестить свои поля. Сейчас весна, вспомнил Фолкнер. Многие жители, наверняка, будут заняты на огородах. Однако не все. Лавка оставалась открытой. Из-за дверей слышался шорох пышной юбки. Фолкнер подавил тяжелый вздох. Чего только не сделаешь ради Ее Величества и державы. И ради герцога.
Миссус Гуди пришла в восторг, когда увидела его. Ее радость также, как и телеса, была столь безграничной, что, казалось, миссис Гуди лопнет от переполнявших ее чувств. :
Едва только он обмолвился об убитых цыганах, ее словно прорвало:
— Жулики, вот кто они такие, — затараторила лавочница, — я всегда говорила, нельзя дозволить, чтобы они сшивались здесь, среди приличных людей.
— У вас, значит, были какие-то неприятности с цыганами?
— Нет, я бы этого не сказала. Но разве можно им доверять, скажите мне? Нужен глаз да глаз, как только они появляются в округе.
— А вы не удивились, когда произошли эти убийства?
— Ни чуточки. Эта братия, то и дело, ссорится между собой, если не из-за одного, то из-за другого. То коза, то лошадь, а то из-за женщины. Им лишь бы найти для скандала повод, а там…
— И тем не менее, они не доставляли вам хлопот?
— Почти что никаких, — согласилась она, — но от них можно ожидать чего угодно, согласны? Поэтому, когда мы нашли убитых, как бы вам сказать, никто не удивился. С какой стати?
— А вот мистрис Хаксли, наоборот.
Лавочница хмуро кивнула.
— Ах, вот в чем тут дело. Конечно, уж на ней убийство не могло не сказаться. Именно она первой наткнулась на мертвеца. На ее месте любой свихнулся бы. И все же, что ни говори, уж простите меня заранее, по-моему, она подняла из-за убитых слишком много шума. В конце концов, это были всего лишь цыгане.
— Как я понимаю, для мистрис Хаксли это обстоятельство не играет особой роли.
— И в этом вся она. Уж такая щепетильная, что Боже мой. Настоящая благородная леди. Разве можно, скажите на милость, судить ее строго, коль она ничего не смыслит в житейских делах?
Фолкнер с трудом переварил сказанное, пытаясь мысленно увязать эту информацию с той женщиной, которую ему довелось познать на холме у замка. Щепетильная, спору нет. Сара Хаксли могла быть загадкой, но он каким-то внутренним чутьем верил ей. Что же касается настоящей благородной леди… Он подозревал, что, возможно, даже она сама не согласится с подобным определением. Он не стал вдаваться в рассуждение о том, насколько хорошо она разбиралась в правилах и закономерностях этого мира. Мира, где, как ему показалось, она ходила по краю пропасти. И тем не менее, он ощущал в ней некую мудрость и силу духа. Мудрость и подсказывала ей, что до истины докопаться необходимо. Убийца должен получить по заслугам — ради всех них, ради Эйвбери.
— Скажите мне, — поинтересовался Фолкнер, — а что думают о моем приезде местные жители? Не кривите душой, говорите начистоту — мне нужна только правда.
Казалось, миссис Гуди совершенно растерялась. То, что она оказалась объектом пристального внимания Фолкнера, выбивало ее из колеи. Как отвечать на столь деликатный вопрос? Она не знала, что ей говорить и поэтому решила прибегнуть к лести.
— Сэр Исаак видный человек, как и вы, сэр.
— Это очень мило с вашей стороны, но как мне кажется, вы слегка уклонились от ответа на мой вопрос. Может быть, людей раздражает мое присутствие? Я хожу повсюду, расспрашиваю, ворошу прошлое, которое лучше было бы похоронить и забыть.
— Прошлое, сэр? — на лице лавочницы читалось искреннее изумление.
Он пожал плечами, мол, что же здесь неясно?
— Среди местных жителей обязательно должны быть и ссоры, и взаимная неприязнь, и старые обиды — без всего этого никак не обойтись в таком месте, как вы думаете?
— Не больше, чем где-либо еще, скажу я вам.
— Но ведь вы, наверняка, не станете утверждать, что здесь, в Эйвбери, все прекрасно уживаются друг с другом?
Он надеялся, что уж на такую отличную наживку она обязательно клюнет. Миссус Гуди украдкой взглянула на дверь, чтобы убедиться — их никто не подслушивает.
— Нет, конечно, такого я не берусь утверждать. Вот мастер Морли, к примеру, ему палец в рот не клади. Да и вспыльчив, что греха таить. Он пару раз сильно повздорил со старым викарием.
— А как молодой помощник викария? — полюбопытствовал Фолкнер, припомнив, с какой прытью Эдвардс кинулся утешать милашку Аннелиз.
— Я только один раз слышала, как Морли говорил, что священник слишком болтлив. Вот и все. Нет, новый священник не так уж плох. Как-то однажды он даже пытался помирить доктора Костоправа и миссис Хемпер, ей Богу.
— А что доктора действительно так зовут?
Миссус Гуди расплылась в улыбке.
— Вы почти угадали, коль уж на то пошло. Правда, любой бы на его месте, прежде всего поменял имя, а уж потом пошел в лекари, скажу я вам.
Она вытянула шею, шепча Фолкнеру прямо в ухо:
— А он не дурак выпить, этот Костоправ. Но я его не осуждаю. А большинство людей в нашей округе и до сих пор, заболев, сначала идут к старухе.
— А что вы скажете о Ходдинуортах? Надеюсь, с ними не было хлопот?
Лицо лавочницы собралось в презрительную мину.
— Эта семейка? Чего хорошего можно от них ждать? Знай только, являются сюда и распоряжаются. Тоже господа: это им подай за так, то подай, раз они такие благородные. Уж если хотите знать мое мнение, у них, должно быть, ни гроша за душой. Их только нам здесь еще не хватало, уж поверьте.
— Не подумайте, конечно, — спешно поправилась она. — Я, сэр, ничего не имею против благородных. Я всего лишь…
Фолкнер поднял руку, не давая ей договорить.
— Я все прекрасно понял, миссис Гуди. Вы мне весьма помогли, весьма.
Он рассеянно посмотрел в окно. А что там мелькнуло лазурно-голубое на другой стороне улицы? Помнится, на Саре утром было платье такого же цвета. Неужели она направилась навещать сэра Исаака?
Но когда он посмотрел еще раз, там уже никого не был? видно. Миссус Гуди продолжала болтать без умолку, и ему ничего не оставалось, как притвориться, что он внимательно слушает. Но мысли его были далеко.
Что сейчас делает Сара? Думает ли она о нем и о том, что произошло между ними? Наверное, корит себя, несмотря на всю напускную храбрость». Эта мысль уязвила его и поразила в самое сердце. Меньше всего на свете он хотел бы видеть ее страдающей или обиженной. Внезапно для него ее чувства стали куда важнее, чем собственные.
— Вот я и сказала викарию, как сейчас вам говорю… Нельзя полагать, будто людей…
— Простите меня, миссис Гуди. Боюсь, что я и без того отнял у вас слишком много времени.
— Что? Да что вы, сэр, нет! Я очень рада, что смогла помочь вам. Да, о чем это я говорила…
И она затараторила дальше. Он слушал вполуха. Мысленно он был вместе с Сарой. Как там она без него? Предположить можно было, что угодно: отдыхает, спокойно поразмыслив о случившемся. Принимает ванну — нет, подсказывал ему рассудок, сейчас об этом думать как-то не к месту. Обихаживает свой садик, кормит канарейку, сидит у окна? И даже, кто знает, а вдруг она думает о нем?
Еще мгновение, и он окончательно потеряет голову, как влюбленный мальчишка. Он не мог, не желал позволить себе подобной глупости. Она была всего лишь женщиной. Ею полагалось наслаждаться, но не в коем случае не увлекаться. Наоборот, он должен идти дальше, покоряя новые сердца, как делали это все мужчины с незапамятных времен, как заведено самим мирозданием.
И все же он не мог выбросить из головы мысли о ней, то и дело рисуя в воображении, как она отдыхает, купается, сидит в задумчивости. Он мог представить дюжину, сотню, тысячу подобных образов. Но ни один из них, ни на йоту, не был близок к действительности. Ибо образам не доставало либо чайника, либо внутренних усилий дабы не запустить им в некую известную самонадеянную голову.
ГЛАВА 17
— Моя дорогая, — несколько свысока заговорила маркиза Ходдинуорт. — Я безмерно рада, что застала вас дома. Если верить вашей экономке, такое случается не слишком часто.
«И сейчас было бы точно также, — подумала Сара. — Не вздумай миссис Дамас отлучиться куда-то на несколько минут».
Вернувшись, Сара была несказанно рада, что сумела прошмыгнуть в дом незамеченной. И наслаждалась одиночеством лишь до того мгновения, пока, по глупости, не отозвалась на стук в дверь. И тотчас же оказалась лицом к лицу с дамой, которая представляла в Эйвбери высшее общество.
Справедливости ради, следует заметить, что маркиза вовсе не была дурнушкой. Ей удавалось сохранить лоск избалованной светской дамы. Таковой она являлась с рождения и поэтому стремилась вернуться в Лондон. А до этого счастливого дня ей приходилось довольствоваться окружением, которое, при других обстоятельствах, она сочла бы недостойным своей особы.
— Надеюсь, вам понравился дом? — поинтересовалась Сара. Она изо всех сил сжала ручку чайника, чтобы только не поддаться соблазну, не запустить им в сторону гостьи. Менее получаса она провела в обществе маркизы. Но и этого оказалось достаточно. Она и без того была внутренне напряжена. И едва не сорвалась. Именно тогда, когда больше всего на свете, ей нужно было одиночество, она вынуждена терпеть присутствие женщины, которую, правдами и неправдами, предпочитала избегать. Что еще хуже, Элизабет Ходдинуорт была достаточно умудренной и рассудительной в житейских делах. Поэтому нельзя было исключать возможность, пусть даже самую малую, что маркиза может запросто заподозрить Сару. И догадаться, что с Фолкнером ее связывает не просто конная прогулка по окрестностям Эйвбери. Тем более, ясным весенним днем.
— Дом весьма даже… приемлемый, — выдавила маркиза, сделав короткую паузу, давая этим понять, что он показался ей каким угодно, только не таковым. — Собственно говоря, Хаксли и Ходдинуорты состояли в дальнем родстве.
Сара уже не могла припомнить всех его подробностей. Но и этого оказалось достаточно, чтобы предоставить в пользование семье маркиза ее собственность за пределами деревни, не решая при этом такой приземленный вопрос, как арендная плата. Ничего не поделаешь. Сара отнесла это на счет христианской благотворительности, надеясь, что Ходдинуортам скоро удастся вернуть себе былое состояние. Но неужели при этом она обязана терпеть и хищный взгляд маркизы, и ее саркастическую улыбку? При виде кузины ей на ум приходила изголодавшаяся тигрица.
— Лучшее, что можно сказать о сельской жизни, — продолжала Элизабет, — что она, в высшей степени, спокойная и размеренная.
Сара сочла это утверждение чудовищно далеким от истины, однако воздержалась от комментариев. Рано или поздно, ее гостья дойдет, наконец, до цели своего визита. И если просьба окажется хотя бы частично приемлемой, Сара, не колеблясь, согласится выполнить все, что угодно.
Лишь бы эта Элизабет поскорее убиралась отсюда восвояси.
— Я хочу, чтобы меня представили этому Деверо.
Чашка дрогнула в руке Сары, кипяток плеснулся на пальцы, она этого даже не заметила.
— Что вы сказали?
— Что слышали. Он здесь, и вы с ним познакомились. И вот теперь я желаю сделать то же самое. Вернее, если быть точной, я хочу, чтобы мы все — Джастин, я и лорд Харли были ему представлены.
Лорд Харли, маркиз, был супругом Элизабет на протяжении вот уже тридцати лет. И тем не менее, она всегда обращалась к нему с предельной официозностью. В этом ощущалась изрядная доля презрения. Они не ладили между собой. В Лондоне у них была возможность избегать общества друг друга. Поэтому их насильственная близость в Эйвбери не могла не сказаться на их и без того натянутых отношениях.
— Понятно, — пробормотала Сара. На самом деле ей вовсе не было понятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35