Делайте, как я сказал.
Оливия содрогнулась как от озноба, несмотря на удушливую жару.
Льюис легко взбежал по ступенькам крыльца.
Где-то прокричала сова, и Оливия стиснула зубы. Сейчас не время паниковать! И бежать некуда. Негде скрыться.
Льюис быстро пробежал по пустым разгромленным комнатам. Еще не успев войти, он интуитивно ощутил, что Хоггет-Смайтов здесь нет, но хотел пощадить Оливию. Не дать ей увидеть изуродованных мертвецов.
Но в комнатах первого этажа не было тел. И запаха крови тоже не чувствовалось. Он поднялся на второй этаж, пробежал по извилистым коридорам, открывая дверь за дверью. В детской валялась перевернутая лошадка-качалка, глядя в пустоту стеклянными глазами.
– Благодарение Богу за ветрянку, – сказал он себе и, войдя в разоренную кухню, наполнил флягу водой и пошарил по полкам в поисках галет.
Оливии казалось, что прошла вечность, прежде чем на крыльце вновь появилась высокая фигура.
– Можете это нести? – спросил он и сунул ей в руки несколько пачек галет. – Виллу разграбили, но нигде нет ни раненых, ни убитых.
– Но слуги могли быть здесь во время нападения, – заметила Оливия, когда он повел ее в конюшню. – Куда они могли деваться?
– Если они христиане, вернулись в свои деревни. Если нет, вероятнее всего, присоединились к «боксерам».
– Такого быть не может! – ахнула Оливия. – Слуга Хоггет-Смайтов работают у них много лет и всегда были преданы хозяевам!
Льюис мрачно усмехнулся и стал открывать дверцы пустых денников.
– Когда «боксеры» доберутся до Пекина, вы поразитесь, как быстро возрастут их ряды за счет китайцев, «преданных» европейцам, – сухо предрек он.
Оливия молча уставилась на него. Синклер родился в Китае. Воспитывался в Китае. Женился на китаянке и посвятил жизнь Китаю и его жителям. И все же говорил о них так, будто ненавидел всеми силами души.
– Вам не нравятся китайцы? – выпалила она.
Льюис открыл дверцу очередного стойла и обернулся к ней, удивленно вскинув темные брови:
– А вам?
– Нравятся, – не задумываясь ответила она, остро ощущая его близость в почти полной темноте.
– Даже после всех стараний «боксеров» уничтожить вас и вашу семью? – не унимался он.
– Не все китайцы «боксеры». И я не верю, что все китайцы им сочувствуют.
Глаза его потеплели.
– Возможно, вы правы, – согласился он, и впервые за все это время его губ коснулось некое подобие улыбки. – Но когда известие о случившемся дойдет до Пекина, сомневаюсь, что ваши друзья и родные с вами согласятся.
Льюис распахнул дверцу последнего стойла. Низкорослая крепкая монгольская лошадка равнодушно воззрилась на них.
– Вы совсем не такая, какой я посчитал вас сначала, – признался Льюис, выводя лошадку из стойла и шаря вокруг в поисках сбруи.
– Интересно, выдержит она леди Гленкарти? – с сомнением спросила Оливия, гладя лошадку по мягкому носу.
Льюис широко улыбнулся. В темноте блеснули белоснежные зубы.
– Монгольские лошадки привыкли носить тяжести, мисс Харленд.
– Но не такие высокородные тяжести, – лукаво пробормотала Оливия.
Глаза Льюиса смешливо блеснули.
– Не такие, – согласился он, – и сомневаюсь, что вышеозначенная леди обрадуется столь неказистому транспорту.
Они зашагали обратно, ведя лошадку в поводу, и когда до равнины осталось совсем немного, Оливия с непонятной застенчивостью прошептала:
– Я еще не поблагодарила вас за то, что спасли мою жизнь.
Синклер вздрогнул, но тут же небрежно пожал плечами, и она, даже не глядя, почувствовала, что его лицо вновь стало жестким и отчужденным. Возможно, не хочет, чтобы ему напоминали о тех страшных минутах, когда он пришел ей на помощь. Много ли мужчин на его месте сделали бы то же самое? Филипп, конечно, и не подумал бы броситься спасать ее родных. Но вряд ли кто-то еще осмелился бы в одиночку выстоять против жестокого нападения «боксеров».
Льюис продолжал молча шагать по тропинке. Он спас Оливию Харленд, ее родных и даже несносную леди Гленкарти, но не сумел спасти собственную жену. И горечь так душила его, что он почти не мог дышать.
Его одолевала ненависть к стране, которую он всегда любил так страстно.
Льюис снова сжал кулаки. Ничего, он начнет новую жизнь где-нибудь еще. Но где? В Англии, с ее аккуратными полями и узколобыми представителями высшего общества, у него начиналась клаустрофобия. Он не хотел жить нигде, кроме Китая. Китая, который нуждался в нем. Китая, который был в его крови. Китая, который предал его.
– Что это? – спросила леди Гленкарти, когда они вышли из леса. Взгляд ее был устремлен на лошадку.
– Монгольский пони. Он очень крепкий, – заверила Оливия, ласково гладя животное.
– Мне предстоит ехать на этом? – неприязненно фыркнула леди Гленкарти.
– О, пожалуйста, Кларисса, – взмолилась Летиция Харленд, со страхом глядя на пони. – Правда, он маленький, но выглядит свирепым, и вряд ли я смогу на нем ехать.
Леди Гленкарти уже приготовилась к негодующей тираде, когда Льюис равнодушно вставил:
– Вам придется что-то сделать с платьем, если хотите сесть на лошадь.
Леди Гленкарти стиснула зубы, но, признав поражение, с яростной силой разорвала боковой шов платья едва ли не до самого бедра и забралась на пони со всем возможным достоинством.
Как ни удивительно, Оливия совсем не чувствовала усталости. Они снова двинулись в путь, и она шла рядом с Синклером. Сзади неуверенно покачивались в седлах Легация и леди Гленкарти. Процессию замыкал сэр Уильям, изо всех сил старавшийся не показывать усталости.
– Далеко ли до южной большой дороги? – спросила Оливия Льюиса, оглядывая простиравшуюся перед ними обширную спокойную, выжженную солнцем равнину. В эту весну на землю не упало ни капли дождя. Урожай погиб. Поля остались неубранными. В некоторых частях страны засуха длилась уже два года.
– Миля. Или меньше. Если прислушаетесь, уловите стук колес.
Оливия на минуту остановилась, и прислушалась. До нее донесся очень слабый, но отчетливый грохот китайских тележек, катившихся по иссохшей земле.
– Это не могут быть «боксеры»? – с внезапным страхом спросила она.
– Вряд ли, – покачал головой Синклер. – «Боксеры» путешествуют верхом, что выходит гораздо быстрее.
– Но кто это? Китайцы редко ездят по ночам. Почему на дорогах столько людей, да еще в такое время?
– Беженцы, – сдержанно ответил он. – Новообращенные бегут на юг.
Шум постепенно становился все отчетливее, и Оливия увидела длинную процессию, направлявшуюся к Пекину. Только некоторые счастливчики сидели на повозках. Бледные испуганные лица выглядывали поверх высоких бортов. Ослики и мулы пошатывались под непосильным грузом. Женщины несли младенцев на спинах. Дети постарше устало брели за родителями.
– Откуда взялись все эти люди? – озадаченно пробормотала Летиция, когда узкая тропа, по которой они шли, слилась с широким трактом.
Никто не ответил. Льюис что-то тихо говорил престарелому китайцу, опиравшемуся на крепкий березовый посох, а Оливия встревожено наблюдала за ним. Когда старик, прощально взмахнув рукой, отошел, Оливия поспешила к Льюису. Сердце ее упало при виде его помрачневшего лица.
– Все они бегут от «боксеров»? – допытывалась она, не обращая внимания на толчки со всех сторон.
– Да. Они из Шаньфу. В городе есть несколько миссий и большая больница, а большинство населения – христиане.
Где-то пронзительно закричал ребенок.
– И все ушли? – недоверчиво допытывалась она.
– Все, кто может ходить, – подтвердил Льюис тоном, от которого у нее мороз прошел по коже. В больнице наверняка остались лежачие пациенты. Женщины и дети.
Оливия слегка покачнулась. Льюис бросил на нее обеспокоенный взгляд.
Ей выпал тяжелый, кошмарный день. Не жалуясь и не сетуя, она прошла несколько миль по бездорожью и, должно быть, совсем измучена, хотя виду не показывает.
Оливия была не слишком высока: пять футов два или три дюйма, а с распущенными темными волосами и в грубом туземном платье выглядела настоящей китаянкой. Он ощущал чистый запах ее волос, видел тонкий профиль и испытывал давно забытую потребность защитить и охранять. И сознание этого наполнило его глубочайшим беспокойством.
Синклер поспешно отвел глаза и тут же услышал резкий голос леди Гленкарти:
– Доктор Синклер, будьте так добры уведомить того крестьянина впереди, что нам нужна его тележка.
Упомянутый крестьянин, устало толкавший тележку, в которой сидели его жена и ребенок, опасливо оглянулся и ускорил шаг.
– Ради всего святого, остановите его! – взвизгнула леди Гленкарти. – Я отказываюсь ехать на этом злосчастном животном! Потребуйте, чтобы он отдал тележку!
– И позволил жене и ребенку идти пешком? – уничтожающе бросил Льюис.
– Крестьяне привыкли много ходить, – отрезала леди Гленкарти, подводя пони к крестьянину и нагибаясь, чтобы схватить его за плечо.
Тот злобно взвыл и увернулся, едва не сбив ее.
– Стоять! – завопила леди Гленкарти, сверкая глазами. Грудь ее тяжело вздымалась. Усмиренный крестьянин выполнил приказание, и леди Гленкарти с победным видом, скатилась с пони и промаршировала к тележке. Но тут Синклер широким шагом устремился к ним и, вцепившись в руку леди Гленкарти, повернул ее лицом к себе. Лицо его исказилось таким бешенством, что даже сэр Уильям попятился.
– Вы не имеете права распоряжаться тележками, ни этой, ни вообще никакой! – прошипел Синклер. – Немедленно садитесь на пони или идите пешком!
Леди Гленкарти безуспешно пыталась вырваться.
– Как вы смеете говорить со мной подобным тонем? – взвилась она, но в голосе не звучало привычной властности, Да и выглядела она довольно жалко. – Немедленно извинитесь! Сэр Уильям, потребуйте, чтобы он извинился.
– Доктор Синклер совершенно прав! – сухо заявил сэр Уильям. – В тележке мы все не поместимся, так что нам придется разделиться, а это очень опасно. Кроме того, женщина и ребенок выглядят настолько слабыми, что просто не смогут идти.
– Но есть и другие тележки! Много тележек! – упорствовала леди Гленкарти. Крестьянин, сообразив, что получил отсрочку приговора, снова пустился бегом.
– И все они не наши, – категорично заявил сэр Уильям. – Я не настолько низко пал, чтобы лишать женщин и детей их единственного имущества. Садитесь на пони, Кларисса, и в путь!
Леди Гленкарти злобно покосилась на него и, вырвавшись от Льюиса, промаршировала обратно. Но, усевшись на пони, так яростно вонзила каблуки в бока, что тот обиделся на подобное обращение и, раздраженный непривычной тяжестью, протестующе фыркнул и бросился вперед. При этом он сбил с ног Оливию. Та упала, ударившись об утоптанную землю с такой силой, что не сразу смогла дышать. Словно сквозь вату до нее донеслись яростные проклятия Синклера. Он очутился рядом, встал на колени, приподнял ее за плечи и с поразившей ее глубиной чувств прошептал:
– Вы не ранены?
Оливия качнула головой, и он, осторожно ее приподняв, положил ее голову себе на грудь. Она ощутила все тот же слабый аромат одеколона, который шел от его одежды… неопределенный запах мужчины, от которого сердце безумно заколотилось чуть ли не в горле. Даже Филипп не обнимал ее так нежно.
Покраснев, она попыталась отстраниться. Но он легко ее удержал.
– Не двигайтесь. У вас идет кровь. – Держа Оливию так близко, что ее волосы касались его щеки, он прижал платок к ее виску. Она затрепетала.
– Это всего лишь царапина, совсем неглубокая.
Пряди шелковистых волос беспорядочно разметались по ее плечам, лаская его руки. Неожиданно возникло ощущение, что он держит в объятиях Жемчужную Луну. Жемчужную Луну, сладостную, покорную, с гибким горячим телом.
Терзаемый мукой скорби и желания, он впился пальцами в мягкую кожу. Прижал губы к ее волосам.
Оливия хотела крикнуть, но с губ не сорвалось ни звука. Ее охватило странное, безумное, первобытное чувство, лишившее рассудка. Хотелось прижиматься к нему все теснее, обвить руками шею, ощутить прикосновение губ к своим щекам, рту, груди…
– Она не покалечилась? – спросил дядя, голос которого донесся словно из другой жизни. Другого мира.
– Оливия! О мое дорогое дитя! – охала тетка, неуклюже сползая с лошади.
Руки, обнимавшие ее, застыли. Оливия. Не Жемчужная Луна. Оливия, почти незнакомая девушка. Он отпустил ее так резко, что Оливия застонала. Глаза его больше не пылали огнем. Исчезла нежность.
– Если хотим добраться до Пекина к утру, нужно спешить, – холодно бросил он, отворачиваясь. Сэр Уильям помог племяннице подняться. Голова кружилась, Оливия едва держалась на ногах. Прижав к виску платок, она смотрела вслед Синклеру. Сердце по-прежнему бешено колотилось. Кровь стучала в висках.
Глава 3
– Оливия, дорогая, как ты? – сочувственно спросила тетка, отряхивая пыль с ее костюма затянутой в перчатку рукой.
– Все хорошо, тетя Легация, – дрожащим голосом ответила Оливия.
– Может, сядешь на лошадь мистера Синклера? – великодушно предложила Летиция Харленд, – Хотя бы ненадолго.
– Нет, спасибо тетя, это ни к чему.
Ее чувства были в таком смятении, что она не могла в них разобраться. Долго ли он прижимал ее к груди?
Оливия покачала головой, пытаясь призвать на помощь здравый смысл. Казалось, прошла целая вечность. На самом же деле всего несколько секунд. Самое большее минута. Но тело воспламенилось бесстыдным желанием, потрясшим ее до глубины души. Губы Синклера прикасались к ее волосам, пальцы обжигали кожу, и она не отстранилась! Даже не крикнула!
Оливия стояла в сторонке, пока дядя помогал тетке сесть в седло. Щеки горели от стыда. Как она могла вести себя подобным образом? Неужели настолько развратна ее натура? Заметили ли ее тетка и дядя позорную реакцию на ласки Синклера? Если да, она этого не вынесет.
Но в глазах дяди светилось искреннее участие.
– Ты можешь идти, Оливия?
– Да, – облегченно выдохнула она. В глазах дяди нет осуждения. Нет разочарования. – Я не ранена, дядя Уильям. Только поцарапалась.
– И перепугалась – мрачно буркнул Уильям Харленд. – Надеюсь только, что с Клариссой ничего не случится. Но если и случится, пусть винит одну себя. У нас и без ее капризов положение не из легких.
– Где Кларисса, Уильям? – спросила жена, судорожно вцепившись в поводья.
– Вон там, впереди. Слишком темно, чтобы как следует разглядеть. Но пони не ускакал далеко. Синклер перехватил его и сейчас ведет в поводу.
– Доктор Синклер очень на нее рассердится, – вздохнула Летиция.
– И поделом, – безжалостно бросил Уильям Харленд. – Оливия могла покалечиться или даже погибнуть.
Они снова пошли вперед, стиснутые толпой бредущих в том же направлении крестьян с объемистыми тюками на спинах. Завидев грузную фигуру леди Гленкарти верхом на строптивом пони, Оливия вздернула подбородок. До нее донесся гневный голос Синклера, отчитывавшего даму. Леди Гленкарти определенно казалась присмиревшей.
– Я не хотела, это случайно… – жалко оправдывалась она. Но каждое слово Льюиса хлестало словно кнутом. От напряжения под рукавами рубашки вздымались мускулы.
Оливия остановилась поодаль. Дядя подошел и заговорил с Синклером – человеком, которого она больше никогда не хотела видеть. Он в мгновение ока изменил ее. Она стала совершенно другим человеком. И не представляла, что может быть такой! Подумать страшно, ведь она едва не обняла его при всех!
При одной мысли об этом она сгорала от стыда.
Знал ли он, догадывался?
И тут Льюис повернулся и посмотрел на нее.
Оливия потупилась и осознала, что в ней борются стыд и желание.
Все это тянулось, пока он не отвел взгляд. Только тогда она медленно подняла голову. Он говорил с дядей. Оливия невольно заметила, как высок Синклер, как прямо держится. Как туго облегают его поджарые бедра бриджи для верховой езды. Как открытый ворот рубашки обнажает широкую грудь. Как падает на лоб иссиня-черная прядь волос.
Синклер, не глядя на нее, пошел вперед. Ноги Оливии внезапно подкосились, словно последствия удара о землю сказались только сейчас.
– Доктор Синклер говорит, что «боксеры» сосредоточились в Шаньфу, в десяти милях к северу. Если мы хотим поскорее оказаться в Пекине, надо спешить, – сообщил дядя виноватым тоном.
Оливия встревожено взглянула на него. Дядя уже не так молод и не может похвастаться здоровьем. На лбу выступили крупные капли пота. Сколько еще он сможет выдержать? Сколько еще сможет шагать наравне с неутомимым Льюисом Синклером?
Леди Гленкарти неохотно извинилась и даже кое-как сумела самостоятельно удержать строптивого пони. Позади нее рядом с женой стоически вышагивал Уильям Харленд. Оливия шла чуть поодаль, пытаясь взять себя в руки. Но стыд с каждой минутой только усиливался. Она не влюблена в Льюиса Синклера. Она любит Филиппа!
Обручальное кольцо, казалось, жгло палец.
Ее застали врасплох, когда она еще не успела опомниться от падения. А он бессовестно воспользовался ее состоянием!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19