Я так часто думала, кто же мои родные. Но вырастили меня Томас и Мария, и сделали они это только по своей доброте.
— Я горжусь тем, что породнился с ними. Они и моя семья, — вставил Стивен.
— Значит, и я тоже буду гордиться. — Леди Кассел подалась вперед. — Для моей матери будет такой радостью знать, что дочь Софии жива. Завтра я расскажу обо всем твоей бабушке, постараюсь сделать так, чтобы эта новость не ошеломила ее. Не могли бы вы приехать в Ричмонд? Скажем, послезавтра. Я хотела бы пригласить моих детей и семью моего брата.
Не в состоянии сама принять решение, Розалинда посмотрела на Стивена. Он подбадривающе пожал ее руку.
— Мы приедем, — сказал он. — Только постарайтесь, пожалуйста, чтобы народу было не так много.
Она почувствовала облегчение оттого, что он угадал ее мысли. Боже милостивый, так у нее есть бабушка. Тети, дяди, кузины, фамильные гнезда. Это было больше того, что Розалинда могла переварить.
— Мы можем поехать домой, Стивен? — шепнула она.
— Конечно. — Он помог ей встать.
— Простите нас, пожалуйста, — сказал он хозяевам. — Но Розалинде надо отдохнуть. Скажите мне, когда и куда мы должны приехать в Ричмонд.
Леди Кассел кивнула, затем встала и подошла к Розалинде.
— Сестра была мне очень дорога, — мягко сказала она. — Не могу тебе передать, как я счастлива, что она продолжает жить в тебе. — Она теплыми губами слегка коснулась щеки Розалинды.
Розалинда заставила себя улыбнуться в ответ, но не могла выговорить ни слова. Впоследствии она, вероятно, будет радоваться тому, что случилось сегодня вечером. Но только не сейчас. Не сейчас.
Стивен не докучал ей никакими расспросами. Вызвал карету, отвез домой и умело снял с нее всю одежду. Раздевшись и сам, он задул свечи и скользнул под одеяло, рядом с ней. Она прижалась к нему, находя в соприкосновении их тел некое первозданное утешение.
— Как ты себя чувствуешь? — шепнул Стивен, крепко сжимая ее в объятиях.
Необходимость честно ответить ему заставила ее попытаться собраться с мыслями.
— Я ошеломлена. Странно опустошена. Кто я? Во всяком случае, не Розалинда Фицджералд. Но Маргарет Сан-Сир умерла много лет назад.
— Но ведь ты герцогиня Ашбертон, это-то несомненно. — Его теплая рука заскользила вниз по ее спине. — И еще ты моя жена.
Как ей повезло, что у нее есть он. Ее все еще преследовали кошмарные видения, чудилось, будто за ней гонятся, но в объятиях Стивена она чувствовала себя в безопасности. «Какие еще воспоминания могут таиться у меня в голове?» — подумала она и тут же решительно отмела эту мысль.
— Какое необыкновенное совпадение, что я встретилась со своей тетей!
— Это не так уж и удивительно, — сказал он спокойным тоном. — Если бы ты не принадлежала к аристократическому роду, тебе не пришлось бы бежать из Франции. А если учесть, что ты, как выяснилось, очень похожа на свою мать, как только ты стала бы появляться в высшем свете, тебя непременно узнали бы. Это лишь вопрос времени.
А ведь она решилась постараться войти в высшее общество, когда узнала, что у нее будет ребенок. Розалинда притронулась к животу. В скором времени она уже сможет поделиться этой новостью со Стивеном. — Но если я французская графиня, — озарило ее вдруг, — наш брак отнюдь не мезальянс. Смешно, но это так.
— Еще задолго до этого вечера я знал, что заключил очень удачный брак. — Он обласкал ее нежной, ничего не требующей рукой от плеч до бедер. — Надеюсь, теперь, когда тебе известно твое происхождение, ты уже не думаешь, что недостойна быть моей женой. Это была глупая мысль, ты знаешь.
Однако от того, что она узнала о своем происхождении, болезненные уколы, нанесенные ее самолюбию в то время, когда она была актрисой, сами собой не зажили. Хотя исцеление началось. Она слабо улыбнулась в темноте.
— Подумать только, я графиня! К этому не так-то просто привыкнуть. Но что подумает моя семья? — Она запнулась, затем сказала: — Что подумают Фицджералды?
— Они по-прежнему твоя семья, моя прелестная роза, — спокойно произнес он. — У тебя теперь несколько семей. Семья, где ты родилась. Семья, где тебя воспитали. И наконец, у нас с тобой тоже семья. Не всем так везет.
Вероятно, ее новое положение сделает ее более приемлемой для Кеньонов. Интересно, раскается ли Клаудия? Розалинда вздохнула. Но на это трудно надеяться.
Неверно истолковав ее вздох, Стивен сказал:
— Должно быть, очень нелегко — узнать, кто твои родители, и тут же, что они погибли насильственной смертью. Но ведь это произошло много лет назад. — Он поцеловал ее в висок. — Твои родители обрели вечный покой. Конечно, ты не можешь не оплакивать их, но твоя жизнь, твое счастье — лучший памятник, который ты можешь им воздвигнуть.
Она знала, что он прав. Но боль, которую она испытывала от всего, что ей открылось, сливаясь с мыслью о неминуемом уходе Стивена, причиняла ей нестерпимые муки. Она обвила его руками. Он такой теплый, такой сильный, такой полный жизни. Но слишком худой, с острыми ребрами, они буквально вонзаются в ее груди. Сколько же времени у них еще остается?
Она не могла об этом говорить, но и не могла удержаться, чтобы не шепнуть с горечью:
— Я не хочу быть одна.
Он поцеловал жилку, бьющуюся на ее шее, его губы были такие знакомые и ласковые.
— Я не могу быть с тобой всегда. Но сейчас я с тобой. Его губы коснулись ее губ. Они ничего от нее не требовали, только утешали.
Она поняла, что он старается закутать ее в защитный кокон. Для этого использует не слова, а древнюю силу прикосновения, наделенную куда большими возможностями Боже милосердный, что бы она без него делала?
Ее губы раздвинулись в молчаливой мольбе об утешении. Завтра, Бог даст, она будет сильнее. Но сегодня она нуждается в нем, вся во власти отчаяния, которого даже не стыдится.
Угадав ее мысли и чувства, он стал все жарче целовать и ласкать ее, уже не только добрый защитник, но и возлюбленный. Медленно разгорающаяся страсть постепенно прогревала ее до самого мозга костей. Минувшее хоть и не забылось, но отошло куда-то на задний план, отодвинутое все усиливающимся желанием.
Их тела с самого начала ощущали себя как идеально подходящие друг другу. Сегодня он использовал свое глубокое знание ее словно виртуоз-музыкант, играющий на своем любимом инструменте, для создания обжигающе чувственной мелодии.
И когда ее дыхание стало хриплым и частым, он заполнил ее пустоту, овладев ею с такой яростной нежностью, которая была почти неотличима от любви. Слияние их тел начало врачевать свежие раны, нанесенные совсем недавно ее душе. Стивен — ее муж. Отец ее ребенка. Ее возлюбленный.
Извечный танец завершился долгой и сильной кульминацией, которая наполнила их существа истомным теплом. О Боже, сколько еще раз она будет вот так сжимать его в объятиях, разделяя с ним безумное блаженство, а затем глубочайший покой. Сколько раз еще сможет ощущать соленый вкус его кожи и настойчивую силу его страсти.
После того как ее дыхание стало ровнее, туго напрягшиеся тела расслабились, а в их объятиях осталась только нежность и ласка, она с трудом подавила наплыв слез. «Довольно для каждого дня своей заботы». Теперь, когда она так отчаянно нуждается в Стивене, он рядом. Надо радоваться и этому.
— Спи спокойно, моя маленькая Маргарет, — прошептал он. Эти слова должны были успокоить ее, но вместо этого вскрыли в ее памяти целый пласт погребенных воспоминаний. Те же слова сказала ей старая англичанка, когда укрылась с ребенком в амбаре. На нее обрушилась целая лавина образов.
— Боже милостивый! — в ужасе выдохнула она. — Я… я знаю теперь, как умерли мои родители.
— Ты там была? — резко спросил Стивен. Его руки плотно сжали ее.
Она кивнула, чувствуя, что все ее тело холодеет.
— В дом ворвались эти грязные животные — солдаты с бутылками вина в руках. Мама и папа были в гостиной, пили послеобеденный кофе. Мне полагалось быть в детской, но я со своей куклой пряталась в музыкальной галерее. Так я делала довольно часто.
— Чего хотели солдаты? — спросил он спокойным и твердым голосом.
Она беспокойно заворочалась в его объятиях. — Они… они кричали, что всех аристократишек надо отправить на гильотину. На их языке это звучало: «Познакомить с мадам Гильотиной». Папа пытался возразить, говорил, что всегда был другом революции, но какой-то солдат ударил его, и он упал. Мама закричала и бросилась к нему, но кто-то из них схватил ее. «Очень даже миленькая аристократочка», — сказал он. И они начали смеяться. Третий солдат сказал: «Отдавать такую дамочку мадам Гильотине просто грех. Почему бы с ней не позабавиться?»
Сердце Розалинды било тяжелыми громкими ударами, которые заглушали все остальные звуки, оставляя ее наедине со своими воспоминаниями.
— Они… они повалили мою мать на пол и стали срывать с нее одежду.
Стивен сделал глубокий вздох:
— Жутко подумать, что ты была там и все это видела. Ужас, накапливавшийся в Розалинде все эти годы, выплеснулся короткими, обрывистыми фразами:
— Солдаты забыли о папе. А он, пошатываясь, поднялся и подошел к столу. Там у него на всякий случай хранился пистолет. Он вынул его и сказал… — Она отчаянно забилась, как животное в клетке. — Он сказал: «Да простит меня Господь, Софи». А потом… потом…
Ее голос прервался, она не могла вымолвить ни слова.
— Успокойся, моя дорогая, — шепнул Стивен. — Что бы ни случилось тогда, сейчас ты в полной безопасности.
Она плотно закрыла глаза, как бы стараясь вытравить сцену, словно каленым железом запечатленную в ее памяти.
— Он застрелил маму. В самое сердце, — сказала она с мучительной болью. — Выстрел прозвучал громко, совсем рядом, дым чуть не выел мне глаза. Я плохо поняла, что случилось, даже когда мама перестала шевелиться. Ее лицо было… таким спокойным. Но солдаты были в ярости. «Эта свинья убила шлюху, прежде чем мы смогли ею попользоваться», — завопил один из них.
Розалинда с трудом перевела дух.
— Солдат вытащил шпагу и… пронзил ею горло моего отца…
Стивен вполголоса выругался и прижал к себе ее голову, как бы стараясь оградить от ужасов.
Смутно сознавая, что не смогла бы вспомнить все это, если бы не чувствовала себя под надежной защитой Стивена, она прошептала:
— Боже, сколько там было крови! Целые реки! Я закричала. Вожак этих солдат заметил меня: «Это их дочка, Маргарет. Тащите ее сюда. Сойдет и она».
Солдаты стали искать меня в галерее. «А ну-ка иди сюда, Маргарет!» — крикнул один. У него был такой отвратительный голос…
Она вновь перевела дух.
— Я выбежала из галереи и увидела Стэнди. Остальное ты знаешь. — Она так сильно прильнула к Стивену, что даже слышала биение его сердца. Или, может быть, это было ее собственное?
— Родная моя, то, что ты рассказываешь, просто какой-то кошмар, — сказал Стивен. Его голос обладал целительной силой бальзама. — Мое сердце просто разрывается оттого, что ты это видела. Тем не менее все так быстро закончилось. У твоего отца хватило силы воли и мужества, чтобы спасти твою мать от гнусного поругания. — Он пригладил ее растрепанные волосы. — Он, видно, очень ее любил. Очень-очень.
Розалинда подумала о том быстром ужасном решении, которое вынужден был принять се отец.
— Он не только спас ее, но и избавил себя от излишних мучений, — нерешительно проговорила она.
— Твой отец был смелым человеком, — сказал Стивен. — Не знаю, хватило ли бы у меня смелости нажать на спусковой крючок на его месте.
— Ты сомневаешься в своей смелости, когда каждый день со спокойным достоинством смотришь в глаза смерти, — мягко сказала она. — Ты самый смелый человек, которого я знала.
— Не самый смелый, но, безусловно, один из самых счастливых. — Он поцеловал ее в висок. — Подумать только, что в целой Англии я выбрал именно то место, где встретился с тобой.
Он проявлял большую нежность, чем даже во время их недавнего слияния. Она начала медленно расслабляться.
— Я рада, что вспомнила, — сказала она, размышляя вслух, сама удивленная тем, что испытывает облегчение. — Всю жизнь я знала, что в темных закоулках моей души таятся невидимые чудовища. Теперь мне известно, что это за чудовища.
— Чудовища гибнут от света. — Он повернул ее на другой бок. — Спи, моя прелестная роза. Ты в полной безопасности.
Успокоенная его лаской и заботой, она забылась усталым, лишенным каких-либо видений сном.
Глава 28
В воздухе кружились пышные пушинки снега, усугубляя мрачность пейзажа северного графства. В этом году зима в Шотландии наступила рано. Майкл смотрел в окно на снег, время от времени прикладываясь к фляжке с горячим пуншем и виски.
К нему кто-то подошел, тоже с флягой. Не поворачивая головы, он знал, что это Джордж Блэкмер. Совместное путешествие по Англии хотя и не сделало их друзьями, по крайней мере как-то сблизило.
— Вы думаете, из-за этого снега мы можем застрять здесь? — спросил Блэкмер.
— Не больше чем на день-два, — Майкл вздохнул, чувствуя усталость во всем теле. — Но эта метель — знак, что нам пора повернуть к югу.
— Я думал, вы не из тех, что сдаются, — сухо сказал Блэкмер.
— Отступление иногда необходимо. Может быть, это только суеверное предчувствие старого солдата, но, по-моему, на этом нашем путешествии лежит проклятие. Мы ищем вот уже много недель, но всегда не там и не тогда, где и когда надо было бы искать. — Стараясь согреться, Майкл еще глотнул пунша. — Но глупее всего было то, что мы приехали не за тем экипажем в эту проклятую Шотландию. Мне следовало вести себя более разумно и дождаться возвращения брата домой.
— Почему же вы так не поступили?
После долгого совместного путешествия Майкл был еще менее, чем раньше, расположен признаться, что хотел бы проконсультировать Стивена у другого врача.
— Я чувствовал потребность сделать хоть что-нибудь, — уклончиво ответил он. — Что-нибудь. Видимо, это какая-то примитивная форма магии. Как будто усиленные поиски могут продлить жизнь моего брата. — Произнеся эти слова вслух, он еще отчетливее осознал, насколько неоправданна была эта инстинктивная надежда. Он посмотрел на своего компаньона и, плохо владея собой от усталости, спросил с грубым любопытством:
— Но вы-то зачем отправились в это путешествие? Я понимаю, что Ашбертон — ваш самый именитый пациент, но это недостаточный повод, чтобы бросать свою практику.
— Меня толкнуло на это чувство ответственности. Или, может быть, вины. — Лицо доктора перекосилось. — Если бы... если бы я действовал иначе, герцог, возможно, не уехал бы невесть куда.
— Если мой брат умирает, вы вряд ли сможете ему помочь — Майкл заглянул во флягу с дымящимся напитком. — А если ваш диагноз ошибочен и он чувствует себя хорошо, вы ему просто не понадобитесь.
— Возможно. — Блэкмер покачал головой. — Чем больше времени проходит с нашей последней встречи, тем труднее предсказать его нынешнее состояние. Просто не знаю.
— Для врача вы довольно честны. Ваши коллеги обычно предпочитают напускать побольше тумана.
— Вы не очень-то жалуете врачей? — напрямик спросил Блэкмер. — Почему, любопытно? Майкл пожал плечами.
— Пилюли, отвары, сложные схемы дозировки. Все это придумано, чтобы вытягивать деньги из доверчивых пациентов. Я имел дело главным образом с хирургами. — Вспомнив о Яне Кинлоке, он едва не улыбнулся. — Те, кого я знал. кровожадные малые с острыми ланцетами и пилами. Этих мне понять гораздо легче.
В затянувшемся молчании они смотре ли на мягко сыплющийся снег и быстро наступающие сумерки. Затем Блэкмер сказал:
— Я лечил старого герцога, когда он бывал в аббатстве, но я совершенно его не знаю. Легко ли было жить с таким отцом?
Майкл невесело улыбнулся, испытывая облегчение при мысли, что врач даже не понимает, какая ирония звучит и его вопросе.
— Трудно.
— И все-таки лучше иметь отца, с которым трудно жить, чем вообще никакого.
Майкл вспомнил о жестоких взбучках и порках, о еще более неприятных выволочках, глумливых насмешках и подумал, что Блэкмер не прав. Но для найденыша, вероятно, вполне естественно романтизировать то, чего у него никогда не было.
— Семьи бывают раем или адом. Вы были избавлены и от того, и от другого.
Семья, в которой рос Майкл, была адом. Его жизнь с Кэтрин была раем. Лучше уж так, чем наоборот.
Кэтрин! Он вдруг почувствовал, как сильно соскучился по ней за это время. Как хорошо было бы оказаться вместе с ней. Хоть на миг перестать терзаться мыслями о Стивене в ее объятиях. И, конечно, предаваться с ней любви. До бесчувствия.
Как раз перед тем как он получил письмо от Блэкмера и отправился в эту безумную погоню, она сказала, что им надо завести еще одного ребенка. А он так хочет еще ребенка.
Несколько дней назад он написал Кэтрин письмо с просьбой, чтобы она приехала в Лондон. Если в Ашбертон-Хаусе Стивена нет, они смогут вместе поехать в аббатство. Стивен любит это трижды проклятое место и, вероятно, предпочтет умереть именно там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Я горжусь тем, что породнился с ними. Они и моя семья, — вставил Стивен.
— Значит, и я тоже буду гордиться. — Леди Кассел подалась вперед. — Для моей матери будет такой радостью знать, что дочь Софии жива. Завтра я расскажу обо всем твоей бабушке, постараюсь сделать так, чтобы эта новость не ошеломила ее. Не могли бы вы приехать в Ричмонд? Скажем, послезавтра. Я хотела бы пригласить моих детей и семью моего брата.
Не в состоянии сама принять решение, Розалинда посмотрела на Стивена. Он подбадривающе пожал ее руку.
— Мы приедем, — сказал он. — Только постарайтесь, пожалуйста, чтобы народу было не так много.
Она почувствовала облегчение оттого, что он угадал ее мысли. Боже милостивый, так у нее есть бабушка. Тети, дяди, кузины, фамильные гнезда. Это было больше того, что Розалинда могла переварить.
— Мы можем поехать домой, Стивен? — шепнула она.
— Конечно. — Он помог ей встать.
— Простите нас, пожалуйста, — сказал он хозяевам. — Но Розалинде надо отдохнуть. Скажите мне, когда и куда мы должны приехать в Ричмонд.
Леди Кассел кивнула, затем встала и подошла к Розалинде.
— Сестра была мне очень дорога, — мягко сказала она. — Не могу тебе передать, как я счастлива, что она продолжает жить в тебе. — Она теплыми губами слегка коснулась щеки Розалинды.
Розалинда заставила себя улыбнуться в ответ, но не могла выговорить ни слова. Впоследствии она, вероятно, будет радоваться тому, что случилось сегодня вечером. Но только не сейчас. Не сейчас.
Стивен не докучал ей никакими расспросами. Вызвал карету, отвез домой и умело снял с нее всю одежду. Раздевшись и сам, он задул свечи и скользнул под одеяло, рядом с ней. Она прижалась к нему, находя в соприкосновении их тел некое первозданное утешение.
— Как ты себя чувствуешь? — шепнул Стивен, крепко сжимая ее в объятиях.
Необходимость честно ответить ему заставила ее попытаться собраться с мыслями.
— Я ошеломлена. Странно опустошена. Кто я? Во всяком случае, не Розалинда Фицджералд. Но Маргарет Сан-Сир умерла много лет назад.
— Но ведь ты герцогиня Ашбертон, это-то несомненно. — Его теплая рука заскользила вниз по ее спине. — И еще ты моя жена.
Как ей повезло, что у нее есть он. Ее все еще преследовали кошмарные видения, чудилось, будто за ней гонятся, но в объятиях Стивена она чувствовала себя в безопасности. «Какие еще воспоминания могут таиться у меня в голове?» — подумала она и тут же решительно отмела эту мысль.
— Какое необыкновенное совпадение, что я встретилась со своей тетей!
— Это не так уж и удивительно, — сказал он спокойным тоном. — Если бы ты не принадлежала к аристократическому роду, тебе не пришлось бы бежать из Франции. А если учесть, что ты, как выяснилось, очень похожа на свою мать, как только ты стала бы появляться в высшем свете, тебя непременно узнали бы. Это лишь вопрос времени.
А ведь она решилась постараться войти в высшее общество, когда узнала, что у нее будет ребенок. Розалинда притронулась к животу. В скором времени она уже сможет поделиться этой новостью со Стивеном. — Но если я французская графиня, — озарило ее вдруг, — наш брак отнюдь не мезальянс. Смешно, но это так.
— Еще задолго до этого вечера я знал, что заключил очень удачный брак. — Он обласкал ее нежной, ничего не требующей рукой от плеч до бедер. — Надеюсь, теперь, когда тебе известно твое происхождение, ты уже не думаешь, что недостойна быть моей женой. Это была глупая мысль, ты знаешь.
Однако от того, что она узнала о своем происхождении, болезненные уколы, нанесенные ее самолюбию в то время, когда она была актрисой, сами собой не зажили. Хотя исцеление началось. Она слабо улыбнулась в темноте.
— Подумать только, я графиня! К этому не так-то просто привыкнуть. Но что подумает моя семья? — Она запнулась, затем сказала: — Что подумают Фицджералды?
— Они по-прежнему твоя семья, моя прелестная роза, — спокойно произнес он. — У тебя теперь несколько семей. Семья, где ты родилась. Семья, где тебя воспитали. И наконец, у нас с тобой тоже семья. Не всем так везет.
Вероятно, ее новое положение сделает ее более приемлемой для Кеньонов. Интересно, раскается ли Клаудия? Розалинда вздохнула. Но на это трудно надеяться.
Неверно истолковав ее вздох, Стивен сказал:
— Должно быть, очень нелегко — узнать, кто твои родители, и тут же, что они погибли насильственной смертью. Но ведь это произошло много лет назад. — Он поцеловал ее в висок. — Твои родители обрели вечный покой. Конечно, ты не можешь не оплакивать их, но твоя жизнь, твое счастье — лучший памятник, который ты можешь им воздвигнуть.
Она знала, что он прав. Но боль, которую она испытывала от всего, что ей открылось, сливаясь с мыслью о неминуемом уходе Стивена, причиняла ей нестерпимые муки. Она обвила его руками. Он такой теплый, такой сильный, такой полный жизни. Но слишком худой, с острыми ребрами, они буквально вонзаются в ее груди. Сколько же времени у них еще остается?
Она не могла об этом говорить, но и не могла удержаться, чтобы не шепнуть с горечью:
— Я не хочу быть одна.
Он поцеловал жилку, бьющуюся на ее шее, его губы были такие знакомые и ласковые.
— Я не могу быть с тобой всегда. Но сейчас я с тобой. Его губы коснулись ее губ. Они ничего от нее не требовали, только утешали.
Она поняла, что он старается закутать ее в защитный кокон. Для этого использует не слова, а древнюю силу прикосновения, наделенную куда большими возможностями Боже милосердный, что бы она без него делала?
Ее губы раздвинулись в молчаливой мольбе об утешении. Завтра, Бог даст, она будет сильнее. Но сегодня она нуждается в нем, вся во власти отчаяния, которого даже не стыдится.
Угадав ее мысли и чувства, он стал все жарче целовать и ласкать ее, уже не только добрый защитник, но и возлюбленный. Медленно разгорающаяся страсть постепенно прогревала ее до самого мозга костей. Минувшее хоть и не забылось, но отошло куда-то на задний план, отодвинутое все усиливающимся желанием.
Их тела с самого начала ощущали себя как идеально подходящие друг другу. Сегодня он использовал свое глубокое знание ее словно виртуоз-музыкант, играющий на своем любимом инструменте, для создания обжигающе чувственной мелодии.
И когда ее дыхание стало хриплым и частым, он заполнил ее пустоту, овладев ею с такой яростной нежностью, которая была почти неотличима от любви. Слияние их тел начало врачевать свежие раны, нанесенные совсем недавно ее душе. Стивен — ее муж. Отец ее ребенка. Ее возлюбленный.
Извечный танец завершился долгой и сильной кульминацией, которая наполнила их существа истомным теплом. О Боже, сколько еще раз она будет вот так сжимать его в объятиях, разделяя с ним безумное блаженство, а затем глубочайший покой. Сколько раз еще сможет ощущать соленый вкус его кожи и настойчивую силу его страсти.
После того как ее дыхание стало ровнее, туго напрягшиеся тела расслабились, а в их объятиях осталась только нежность и ласка, она с трудом подавила наплыв слез. «Довольно для каждого дня своей заботы». Теперь, когда она так отчаянно нуждается в Стивене, он рядом. Надо радоваться и этому.
— Спи спокойно, моя маленькая Маргарет, — прошептал он. Эти слова должны были успокоить ее, но вместо этого вскрыли в ее памяти целый пласт погребенных воспоминаний. Те же слова сказала ей старая англичанка, когда укрылась с ребенком в амбаре. На нее обрушилась целая лавина образов.
— Боже милостивый! — в ужасе выдохнула она. — Я… я знаю теперь, как умерли мои родители.
— Ты там была? — резко спросил Стивен. Его руки плотно сжали ее.
Она кивнула, чувствуя, что все ее тело холодеет.
— В дом ворвались эти грязные животные — солдаты с бутылками вина в руках. Мама и папа были в гостиной, пили послеобеденный кофе. Мне полагалось быть в детской, но я со своей куклой пряталась в музыкальной галерее. Так я делала довольно часто.
— Чего хотели солдаты? — спросил он спокойным и твердым голосом.
Она беспокойно заворочалась в его объятиях. — Они… они кричали, что всех аристократишек надо отправить на гильотину. На их языке это звучало: «Познакомить с мадам Гильотиной». Папа пытался возразить, говорил, что всегда был другом революции, но какой-то солдат ударил его, и он упал. Мама закричала и бросилась к нему, но кто-то из них схватил ее. «Очень даже миленькая аристократочка», — сказал он. И они начали смеяться. Третий солдат сказал: «Отдавать такую дамочку мадам Гильотине просто грех. Почему бы с ней не позабавиться?»
Сердце Розалинды било тяжелыми громкими ударами, которые заглушали все остальные звуки, оставляя ее наедине со своими воспоминаниями.
— Они… они повалили мою мать на пол и стали срывать с нее одежду.
Стивен сделал глубокий вздох:
— Жутко подумать, что ты была там и все это видела. Ужас, накапливавшийся в Розалинде все эти годы, выплеснулся короткими, обрывистыми фразами:
— Солдаты забыли о папе. А он, пошатываясь, поднялся и подошел к столу. Там у него на всякий случай хранился пистолет. Он вынул его и сказал… — Она отчаянно забилась, как животное в клетке. — Он сказал: «Да простит меня Господь, Софи». А потом… потом…
Ее голос прервался, она не могла вымолвить ни слова.
— Успокойся, моя дорогая, — шепнул Стивен. — Что бы ни случилось тогда, сейчас ты в полной безопасности.
Она плотно закрыла глаза, как бы стараясь вытравить сцену, словно каленым железом запечатленную в ее памяти.
— Он застрелил маму. В самое сердце, — сказала она с мучительной болью. — Выстрел прозвучал громко, совсем рядом, дым чуть не выел мне глаза. Я плохо поняла, что случилось, даже когда мама перестала шевелиться. Ее лицо было… таким спокойным. Но солдаты были в ярости. «Эта свинья убила шлюху, прежде чем мы смогли ею попользоваться», — завопил один из них.
Розалинда с трудом перевела дух.
— Солдат вытащил шпагу и… пронзил ею горло моего отца…
Стивен вполголоса выругался и прижал к себе ее голову, как бы стараясь оградить от ужасов.
Смутно сознавая, что не смогла бы вспомнить все это, если бы не чувствовала себя под надежной защитой Стивена, она прошептала:
— Боже, сколько там было крови! Целые реки! Я закричала. Вожак этих солдат заметил меня: «Это их дочка, Маргарет. Тащите ее сюда. Сойдет и она».
Солдаты стали искать меня в галерее. «А ну-ка иди сюда, Маргарет!» — крикнул один. У него был такой отвратительный голос…
Она вновь перевела дух.
— Я выбежала из галереи и увидела Стэнди. Остальное ты знаешь. — Она так сильно прильнула к Стивену, что даже слышала биение его сердца. Или, может быть, это было ее собственное?
— Родная моя, то, что ты рассказываешь, просто какой-то кошмар, — сказал Стивен. Его голос обладал целительной силой бальзама. — Мое сердце просто разрывается оттого, что ты это видела. Тем не менее все так быстро закончилось. У твоего отца хватило силы воли и мужества, чтобы спасти твою мать от гнусного поругания. — Он пригладил ее растрепанные волосы. — Он, видно, очень ее любил. Очень-очень.
Розалинда подумала о том быстром ужасном решении, которое вынужден был принять се отец.
— Он не только спас ее, но и избавил себя от излишних мучений, — нерешительно проговорила она.
— Твой отец был смелым человеком, — сказал Стивен. — Не знаю, хватило ли бы у меня смелости нажать на спусковой крючок на его месте.
— Ты сомневаешься в своей смелости, когда каждый день со спокойным достоинством смотришь в глаза смерти, — мягко сказала она. — Ты самый смелый человек, которого я знала.
— Не самый смелый, но, безусловно, один из самых счастливых. — Он поцеловал ее в висок. — Подумать только, что в целой Англии я выбрал именно то место, где встретился с тобой.
Он проявлял большую нежность, чем даже во время их недавнего слияния. Она начала медленно расслабляться.
— Я рада, что вспомнила, — сказала она, размышляя вслух, сама удивленная тем, что испытывает облегчение. — Всю жизнь я знала, что в темных закоулках моей души таятся невидимые чудовища. Теперь мне известно, что это за чудовища.
— Чудовища гибнут от света. — Он повернул ее на другой бок. — Спи, моя прелестная роза. Ты в полной безопасности.
Успокоенная его лаской и заботой, она забылась усталым, лишенным каких-либо видений сном.
Глава 28
В воздухе кружились пышные пушинки снега, усугубляя мрачность пейзажа северного графства. В этом году зима в Шотландии наступила рано. Майкл смотрел в окно на снег, время от времени прикладываясь к фляжке с горячим пуншем и виски.
К нему кто-то подошел, тоже с флягой. Не поворачивая головы, он знал, что это Джордж Блэкмер. Совместное путешествие по Англии хотя и не сделало их друзьями, по крайней мере как-то сблизило.
— Вы думаете, из-за этого снега мы можем застрять здесь? — спросил Блэкмер.
— Не больше чем на день-два, — Майкл вздохнул, чувствуя усталость во всем теле. — Но эта метель — знак, что нам пора повернуть к югу.
— Я думал, вы не из тех, что сдаются, — сухо сказал Блэкмер.
— Отступление иногда необходимо. Может быть, это только суеверное предчувствие старого солдата, но, по-моему, на этом нашем путешествии лежит проклятие. Мы ищем вот уже много недель, но всегда не там и не тогда, где и когда надо было бы искать. — Стараясь согреться, Майкл еще глотнул пунша. — Но глупее всего было то, что мы приехали не за тем экипажем в эту проклятую Шотландию. Мне следовало вести себя более разумно и дождаться возвращения брата домой.
— Почему же вы так не поступили?
После долгого совместного путешествия Майкл был еще менее, чем раньше, расположен признаться, что хотел бы проконсультировать Стивена у другого врача.
— Я чувствовал потребность сделать хоть что-нибудь, — уклончиво ответил он. — Что-нибудь. Видимо, это какая-то примитивная форма магии. Как будто усиленные поиски могут продлить жизнь моего брата. — Произнеся эти слова вслух, он еще отчетливее осознал, насколько неоправданна была эта инстинктивная надежда. Он посмотрел на своего компаньона и, плохо владея собой от усталости, спросил с грубым любопытством:
— Но вы-то зачем отправились в это путешествие? Я понимаю, что Ашбертон — ваш самый именитый пациент, но это недостаточный повод, чтобы бросать свою практику.
— Меня толкнуло на это чувство ответственности. Или, может быть, вины. — Лицо доктора перекосилось. — Если бы... если бы я действовал иначе, герцог, возможно, не уехал бы невесть куда.
— Если мой брат умирает, вы вряд ли сможете ему помочь — Майкл заглянул во флягу с дымящимся напитком. — А если ваш диагноз ошибочен и он чувствует себя хорошо, вы ему просто не понадобитесь.
— Возможно. — Блэкмер покачал головой. — Чем больше времени проходит с нашей последней встречи, тем труднее предсказать его нынешнее состояние. Просто не знаю.
— Для врача вы довольно честны. Ваши коллеги обычно предпочитают напускать побольше тумана.
— Вы не очень-то жалуете врачей? — напрямик спросил Блэкмер. — Почему, любопытно? Майкл пожал плечами.
— Пилюли, отвары, сложные схемы дозировки. Все это придумано, чтобы вытягивать деньги из доверчивых пациентов. Я имел дело главным образом с хирургами. — Вспомнив о Яне Кинлоке, он едва не улыбнулся. — Те, кого я знал. кровожадные малые с острыми ланцетами и пилами. Этих мне понять гораздо легче.
В затянувшемся молчании они смотре ли на мягко сыплющийся снег и быстро наступающие сумерки. Затем Блэкмер сказал:
— Я лечил старого герцога, когда он бывал в аббатстве, но я совершенно его не знаю. Легко ли было жить с таким отцом?
Майкл невесело улыбнулся, испытывая облегчение при мысли, что врач даже не понимает, какая ирония звучит и его вопросе.
— Трудно.
— И все-таки лучше иметь отца, с которым трудно жить, чем вообще никакого.
Майкл вспомнил о жестоких взбучках и порках, о еще более неприятных выволочках, глумливых насмешках и подумал, что Блэкмер не прав. Но для найденыша, вероятно, вполне естественно романтизировать то, чего у него никогда не было.
— Семьи бывают раем или адом. Вы были избавлены и от того, и от другого.
Семья, в которой рос Майкл, была адом. Его жизнь с Кэтрин была раем. Лучше уж так, чем наоборот.
Кэтрин! Он вдруг почувствовал, как сильно соскучился по ней за это время. Как хорошо было бы оказаться вместе с ней. Хоть на миг перестать терзаться мыслями о Стивене в ее объятиях. И, конечно, предаваться с ней любви. До бесчувствия.
Как раз перед тем как он получил письмо от Блэкмера и отправился в эту безумную погоню, она сказала, что им надо завести еще одного ребенка. А он так хочет еще ребенка.
Несколько дней назад он написал Кэтрин письмо с просьбой, чтобы она приехала в Лондон. Если в Ашбертон-Хаусе Стивена нет, они смогут вместе поехать в аббатство. Стивен любит это трижды проклятое место и, вероятно, предпочтет умереть именно там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42