Пожалуй, следовало бы навестить их сегодня же вечером и самому оценить положение. К черту предостережения Армстронга!А покамест ему больше всего необходима женщина. Недавно он узнал, что в заведении мадам Борделез появилась новая актриса – женщина-змея.
Планы Себастьяна навестить сестер Фокан нарушили два события. Прежде всего в заведении мадам Борделез он так увлекся, что пробыл там до вечера. Во-вторых, добравшись наконец до своей улицы, Себастьян почувствовал запах гари и дыма, увидел огонь и обнаружил, что горит… его собственный дом.Оказалось, что новая кухарка оставила жариться колбаски без присмотра. Пожар быстро потушили, но прежде огонь успел пожрать содержимое кухни, кабинета и комнат для слуг в подвале, а также перепачкать верхние комнаты копотью и заполнить их дымом.К тому времени как Себастьян разобрался с домашними делами, из Уайтхолла прибыл приказ, требующий от него немедленных действий.
Лондон Сентябрь 1803 года
– Сколько шума и суеты! – с кривоватой усмешкой воскликнул лорд Брамуэлл Эверли, виконт Бейнтон, оглядывая из окна полуденную толпу на площади Керзона. – Надеюсь, ты согласен со мной?– Угу… – пробормотал Себастьян, не поднимая глаз от сложных расчетов на бумагах, разложенных на переносном столике, который он пристроил у себя на коленях.– Кузен, черт бы тебя побрал! Ты же не слушал меня!Эверли подскочил к Себастьяну и выхватил из его пальцев перо. К несчастью, манжетой он зацепил хрустальную чернильницу, которая перевернулась и выплеснула лужу иссиня-черных чернил на бумаги Себастьяна. Пострадал и сам виновник происшествия: по штанине и чулку на его правой ноге расплылось чернильное пятно.– Проклятие! – Всем своим видом излучая досаду, Эверли смял перо в кулаке. Оно сломалось, остатки чернил вылились на ладонь Эверли, словно черные слезы просочились между пальцами и закапали зеркальную поверхность кожаных туфель. Выругавшись, Эверли швырнул сломанное перо в холодный камин.– Это мое любимое перо… то есть было любимым, – заметил Себастьян, укоризненно уставившись на кузена. – Я чем-нибудь оскорбил тебя, Брам?– С тех пор как ты вернулся, ты только этим и занимался, – сообщил побагровевший Эверли. Он попытался вытереть чернила носовым платком, но только размазал их и перепачкал кружевную манжету. С досадой он отправил и платок вслед за пером и обратил свой гнев на Себастьяна: – Не понимаю, почему ты принял мое предложение поселиться вместе. Ты же каждую минуту даешь мне понять, что мое общество тебе неприятно!– Вовсе нет, Брам. – Себастьян откинул волосы со лба. – А если тебе не нравится, что во время бесед я продолжаю работать, так и скажи.– Мне не нравится, что ты чересчур задираешь нос!С этими словами Эверли приподнял фалды сюртука, чтобы не смять их, и плюхнулся на диван, обитый золотой парчой и стоящий напротив более удобного кресла, в котором устроился Себастьян. Вытянув вперед стройные, мускулистые ноги, Эверли окинул раздраженным взглядом безнадежно испорченные чулки. При мысли о новых расходах, необходимых для замены запачканных панталон и чулок, он стал мрачнее тучи.– Ты ведешь себя словно в собственном доме! Вот уж не думал, что ты способен корпеть над бумагами день и ночь!– Зато мне хватает любого угла.Эверли оглядел спальню, которую его кузен обставил собственной мебелью и другими предметами, уцелевшими от пожара. Вид спальни ясно свидетельствовал о склонности ее хозяина к науке. Высокий полированный бронзовый телескоп поместился на складной треноге у окна. Два глобуса на изящных резных подставках с восточным орнаментом встали по краям стола. Один глобус изображал Землю, второй – звездное небо. Секстант, компас, стеклянный барометр в футляре красного дерева и неизвестный прибор, состоящий из стеклянной сферы и вращающейся шкалы, загромождали огромный стол. Единственным признаком назначения комнаты служила изящная кровать в форме лодки, застеленная белоснежным бельем и накрытая расшитым покрывалом.Именно на кровать и указал пальцем Эверли.– Выглядит она чертовски тесной. К чему эта итальянская мишура?Себастьян перевел взгляд на кровать из крепкого дерева, украшенную позолоченными медальонами, лентами и пилястрами.– Это творение французов, отца и сына Жоржа Жакоба и Жакоба Демальтера. Семья французских мастеров художественной мебели. Строгая по форме мебель из красного полированного дерева и золоченой бронзы.
Мне говорили, что их вдохновили походные ложа Наполеона.– Корсиканского выскочки, провонявшего чесноком? – Эверли доверительно придвинулся к Себастьяну. – Послушай, покупать французскую мебель во время войны с Францией – дурной вкус. Разве ты не патриот?– А как же те, кто набивает погреба контрабандными французскими винами и шампанским? – любезно напомнил Себастьян.Эверли вспыхнул, ибо он был более чем польщен подарком кузена – двумя ящиками превосходного бордо.– Не увиливай от ответа, Себастьян. Признайся, ты избегаешь меня.– Вчера вечером я был вынужден просить тебя о снисхождении, – напомнил Себастьян. – Я страдаю мигренью. Иногда от нее помогает лишь продолжительная прогулка и вино.– К черту объяснения! Ты отклоняешь все мои приглашения. Но едва я завалился спать в неурочный час, ты ускользнул из дома, не удосужившись разбудить меня! Друзья так не поступают!Себастьян не стал оправдываться, он предпочел умолчать о полуночной прогулке. В дом Эверли он ввалился незадолго до рассвета, основательно нагрузившись виски. Прошло немало времени, прежде чем он наконец пришел в себя.– Если я и участвовал в вакханалии, то ничего не помню. – Себастьян улыбнулся, продолжая перебирать бумаги. – Но в следующий раз я непременно возьму тебя с собой.Эверли просиял:– Черт, пожалуй, я тебе поверю. Так ты действительно не помнишь, что натворил?Недовольство в голосе Брама заставило Себастьяна насторожиться:– Что же я натворил?– Темнишь? Ладно. Так и быть, расскажу все, что мне известно. Ты чуть не превратил в отбивную лейтенанта одиннадцатого драгунского полка. В конце концов вас разняли. Но зачем было бросаться на храброго вояку из-за какой-то монахини? Себастьян, так не делают.В голове Себастьяна шевельнулось смутное воспоминание:– Из-за монахини?– Шлюхи, вырядившейся монахиней, – подтвердил Эверли.Откинувшись на спинку дивана, он скрестил руки на груди.– Расскажи все, что тебе известно, – попросил Себастьян.Эверли кивнул:– Я услышал рассказ о твоих похождениях в «Уайтсе», за беконом и устрицами. Говорили, что ты проезжал мимо борделя в экипаже, когда оттуда вдруг раздался шум и крик. Похоже, подружка лейтенанта попыталась улизнуть, не дожидаясь от него знаков внимания.– Что за девчонка?Эверли прокашлялся.– Ничего, есть за что подержаться. – И он добавил выражение, обозначающее молоденькую распутницу, впервые проданную мужчине. – Не понимаю, с какой стати хозяйке взбрело в голову одеть ее монахиней.– А тебе не объяснили, почему я напал на лейтенанта?Эверли смущенно заерзал:– Черт его знает! Конечно, лейтенанту не терпелось развлечься. Он заявил, что так или иначе возьмет свое. Крики девчонки разносились по всему кварталу.– Похоже, этот лейтенант – очаровательный малый.Эверли подался вперед и тронул колено кузена:– Я не прочь узнать, как ты обошелся с ней.– Что? – растерянно пробормотал Себастьян.Эверли возмущенно выпрямился, сжав губы:– Не разыгрывай святошу! Мне она не нужна. Терпеть не могу торговлю живым товаром. И все-таки лучше бы тебе сбыть ее с рук. Все видели, как ты увозил ее.– Тебя обманули, – решительно заявил Себастьян. – Я не помню ни лейтенанта, ни девчонки-шлюхи.– А ты подумай хорошенько, кузен. Сегодня утром заходили два весьма элегантных головореза. – Он сделал паузу, чтобы придать вес следующим словам. – Секунданты лейтенанта Шервуда.Себастьян и бровью не повел:– Продолжай.– Приятели Шервуда явились сюда потому, что никого не нашли у тебя дома. Им не терпелось вызвать тебя от имени Шервуда. Мой разговор с ними был коротким: я сказал, что не получал от тебя никаких указаний. – Эверли подмигнул. – Едва они ушли, я бросился в «Уайтс», чтобы узнать о случившемся.– И что же? – поторопил его Себастьян.– Все кому не лень заключают пари о том, кто выиграет дуэль – ты или Шервуд, и о том, как ты поступил с девчонкой – отпустил или оставил при себе. – Эверли испустил тяжкий вздох. – Это уже твоя третья дуэль. Разумеется, рыцарское рвение похвально – стремление защитить женщину и так далее. И все же я думал, что ты усвоил урок, когда дуэль с Лэнгли заставила тебя бежать за границу. Все слышали, что Лэнгли избивает свою жену, и только ты осмелился бросить ему вызов.Себастьян ответил ему холодным взглядом:– Я просто посоветовал лорду Лэнгли подыскать себе достойного противника, способного постоять за себя.– Да, но ты заявил об этом во всеуслышание, в его клубе! – возразил Эверли. – Ему не оставалось ничего другого, кроме как вызвать тебя на дуэль.Себастьян кивнул и тонко улыбнулся:– Вот именно. На это я и рассчитывал. Ему давно следовало отведать настоящего поединка.– Но ты чуть не убил его! С тех пор Лэнгли не показывался в столице. – В голосе Эверли смешались восхищение и негодование.– Незадолго до отъезда из Лондона я получил письмо от леди Лэнгли. Она писала, что родные согласились принять ее под свою защиту.– Похоже, ты прославился.Себастьян промолчал. Он поддался лести леди Лэнгли не оттого, что испытывал к ней страсть, а всего-навсего от скуки. Но в ночь первого свидания, едва раздев ее, Себастьян обнаружил такое множество синяков и ссадин, что объяснить их одним случаем избиения было немыслимо. Несмотря на свое суровое детство, Себастьян был в шоке и предался любви с леди Лэнгли так нежно, как только мог, а позднее вызвал на дуэль ее обидчика. Так какое же чувство управляло им – альтруизм или отвращение? Прошло два года, а он по-прежнему не знал ответа.– Вернемся к Шервуду, – спустя минуту напомнил Эверли. – Само собой, я буду твоим секундантом. Выбор оружия за тобой, только не вздумай выбрать саблю – не забывай, ведь он драгун. Пистолеты тоже не годятся. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь из вас погиб. Нет, только не пистолеты. Ненадежное оружие – оставляет дыры. Грязная работа. Когда-то ты фехтовал на рапирах, – с надеждой подсказал он.– Я сторонник итальянской школы фехтования – на рапирах и кинжалах. Прошлой весной учился этому искусству в Неаполе.– Вот и хорошо. Такой поединок требует не только отваги и силы. Только имей в виду: погибнуть тебе нельзя. И убить его – тоже, – поспешно добавил он.Себастьян пристально взглянул на кузена:– Благодарю за заботу, но у меня нет ни малейшего желания драться с Шервудом.Эверли встревожился:– Так нельзя, Себастьян. Задета честь Шервуда. Если ты откажешься драться с ним на дуэли, он потребует извинений.– Не представляю себе человека, способного заставить меня извиняться, – беспечно отозвался Себастьян. – Кроме того, где доказательства, что именно я виновен в оскорблении драгуна. – Он перевел взгляд на графин и стакан на столике у постели. – Не желаешь глоток коньяка? Французского, разумеется. Сделай любезность, наполни стаканы.Лицо Эверли оживилось. Он терпеть не мог подолгу вести серьезные беседы.– С удовольствием!Пока Эверли разливал коньяк, Себастьян перебирал залитые чернилами бумаги.– Ты когда-нибудь видел полеты?Неожиданная смена темы сбила Эверли с толку.– А, полеты на воздушных шарах! Кажется, нет… Нет, не видел. Слышал как-то, что в «Ковент-Гарден» выступают воздухоплаватели, но так и не удосужился сходить взглянуть на них.– Познавательное зрелище. – Себастьян закрыл глаза, наслаждаясь изысканным букетом. – Знаешь, а я возносился сам.Брови Эверли взлетели до самых волос:– Не может быть!– Первый полет я совершил в 1797 году, в Лурде. Второй – в 1799 году в Ирландии. Хотел перелететь через Ирландское море, но ветер помешал. Бесподобные ощущения! Правда, я чуть не отморозил себе два пальца на ноге.Эверли нахмурился в раздумье:– Не знаю, разумно ли это – покидать землю. Тем более без крыльев…Себастьян улыбнулся отсутствию логики в словах друга.– Без мужской отваги не было бы прогресса.– Что это за прогресс, если мужчины поднимаются в небо на пузыре с горячим воздухом?– Полеты позволяют без труда составить точные карты местности, а после того, как будет изобретен механизм управления воздушными шарами, мы сможем преодолевать огромные расстояния с неслыханной скоростью.– Дай-ка мне повозку, четверку лошадей, и посмотрим, кто достигнет финиша быстрее. Ради такой победы я готов сломать хлыст.– Я имел в виду перевозку громоздких, тяжелых грузов. Когда-нибудь у каждого крестьянина будет свой воздушный шар, чтобы возить сено, картофель и даже скот на базар.– Значит, и свиньи будут летать?Эверли разразился хохотом, а Себастьян продолжал развивать собственную мысль:– Кроме того, воздушные шары можно использовать и в военных целях.Выражение лица Эверли мгновенно изменилось.– Я слышал, Бони Презрительное прозвище, данное англичанами Наполеону.
намерен напасть на нас с воздуха. Тебе что-нибудь известно об этом?– Ровным счетом ничего, – солгал Себастьян.Эверли пренебрежительно фыркнул:– Лягушатники Так прозвали англичане своих противников в войне – французов.
не признают никаких правил. Мне рассказывали, что этот выскочка-корсиканец раздает чины за военные заслуги! Простолюдины и аристократы имеют одинаковый чин, довольствие, сидят за одним столом. Вопиющая нелепость!– Многие считают, что Наполеон командует самой дисциплинированной армией в мире.Эверли старательно обдумал это заявление, перевел взгляд на свой бокал с коньяком и наконец произнес:– И все-таки как ты намерен поступить с Шервудом?– Никак.– Но его секунданты…– …беседовали с тобой, а не со мной. – Себастьян устремил на кузена взгляд ярко-синих глаз. – Я ни на что не соглашался. Завтра утром я уезжаю в Кент. Надеюсь, больше наши с лейтенантом пути не пересекутся.В этом Эверли явно сомневался.– На карту поставлена честь семьи. Ты обязан остаться и смириться с неизбежным. Мы оба знаем, как мужчины, отказывающиеся от дуэли, становились жертвами наемных убийц. Еще один способ навлечь позор – смола и перья. А в прошлом году какого-то бедолагу выхолостили. – Он помедлил, припоминая подробности. – Разумеется, несчастный не был дворянином, вроде служил секретарем у аристократа и соблазнил его жену.– Нашел чем развлекать гостя!Эверли пустил в ход новую тактику:– Неужели тебе не скучно сидеть в деревне, разыгрывая ученого? Ненавижу математику. Считаю только десятками, чтобы не ломать зря голову. – Так и не дождавшись ответа, он испробовал еще одну уловку: – Состязание по боксу в следующем месяце обещает быть грандиозным зрелищем! Дерутся чемпион в тяжелом весе Джим Белчер и Цыпленок Пирс. Останься, дождись боя!– Нет, благодарю.Эверли нахмурился и заглянул в свой стакан, гадая, чем бы еще соблазнить друга. Внезапно он вскинул голову:– У мадам Борделез новая девчонка. На трапеции творит такое…– Я уже познакомился с ней, – невозмутимо перебил Себастьян. – Удивительное изобретение эта трапеция.Эверли не отставал:– Может, ты припас для себя в деревне какой-нибудь лакомый кусочек? И теперь спешишь в уединенный приют любви?– Жаль разочаровывать тебя, Брам, но я никогда не вожу женщин в Кент. Садясь за работу, я забочусь прежде всего о том, чтобы меня ничто не отвлекало.– А Элиотт иного мнения. – Эверли лукаво прищурился. – Он заявляет, что именно женщины являются предметом твоих экспериментов.Себастьян вздохнул:– Судя по всему, Элиотт не умеет держать язык за зубами.– Значит, это правда? Элиотт божится, что со времен Казановы не появлялось столь откровенной рукописи о приключениях в постели. Неужели ничего мне не расскажешь? – Его огорчение казалось неподдельным. – Похоже, ты готов показывать эти несчастные бумажки каждому проходимцу, только не своим родственникам!Вежливый стук в дверь прервал беседу.– Прошу прощения, – произнес дворецкий Эверли, внося в комнату серебряный поднос. – Почта лорда Брекона.Себастьян взял протянутые конверты. Бегло просмотрев первое из писем, довольно объемистое, он разорвал его на мелкие кусочки и швырнул в камин. Затем вскрыл второй конверт и вытащил оттуда единственный тонкий листок бумаги.– Ей-богу, запах духов слышен даже отсюда! – воскликнул Эверли. – Пламя прежней страсти раздувает тлеющие угли воспоминаний?– На редкость приятных воспоминаний, – подтвердил Себастьян с тонкой улыбкой. – Самых лучших в моей жизни. – Он поднялся. – Прости, Брам, но нам придется прервать беседу. Я ухожу.– У нее, случайно, нет компаньонки?– Разве тебе мало одной любовницы? Постой-ка, неужели ты до сих пор не помолвлен?Круглое лицо Эверли залил румянец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Планы Себастьяна навестить сестер Фокан нарушили два события. Прежде всего в заведении мадам Борделез он так увлекся, что пробыл там до вечера. Во-вторых, добравшись наконец до своей улицы, Себастьян почувствовал запах гари и дыма, увидел огонь и обнаружил, что горит… его собственный дом.Оказалось, что новая кухарка оставила жариться колбаски без присмотра. Пожар быстро потушили, но прежде огонь успел пожрать содержимое кухни, кабинета и комнат для слуг в подвале, а также перепачкать верхние комнаты копотью и заполнить их дымом.К тому времени как Себастьян разобрался с домашними делами, из Уайтхолла прибыл приказ, требующий от него немедленных действий.
Лондон Сентябрь 1803 года
– Сколько шума и суеты! – с кривоватой усмешкой воскликнул лорд Брамуэлл Эверли, виконт Бейнтон, оглядывая из окна полуденную толпу на площади Керзона. – Надеюсь, ты согласен со мной?– Угу… – пробормотал Себастьян, не поднимая глаз от сложных расчетов на бумагах, разложенных на переносном столике, который он пристроил у себя на коленях.– Кузен, черт бы тебя побрал! Ты же не слушал меня!Эверли подскочил к Себастьяну и выхватил из его пальцев перо. К несчастью, манжетой он зацепил хрустальную чернильницу, которая перевернулась и выплеснула лужу иссиня-черных чернил на бумаги Себастьяна. Пострадал и сам виновник происшествия: по штанине и чулку на его правой ноге расплылось чернильное пятно.– Проклятие! – Всем своим видом излучая досаду, Эверли смял перо в кулаке. Оно сломалось, остатки чернил вылились на ладонь Эверли, словно черные слезы просочились между пальцами и закапали зеркальную поверхность кожаных туфель. Выругавшись, Эверли швырнул сломанное перо в холодный камин.– Это мое любимое перо… то есть было любимым, – заметил Себастьян, укоризненно уставившись на кузена. – Я чем-нибудь оскорбил тебя, Брам?– С тех пор как ты вернулся, ты только этим и занимался, – сообщил побагровевший Эверли. Он попытался вытереть чернила носовым платком, но только размазал их и перепачкал кружевную манжету. С досадой он отправил и платок вслед за пером и обратил свой гнев на Себастьяна: – Не понимаю, почему ты принял мое предложение поселиться вместе. Ты же каждую минуту даешь мне понять, что мое общество тебе неприятно!– Вовсе нет, Брам. – Себастьян откинул волосы со лба. – А если тебе не нравится, что во время бесед я продолжаю работать, так и скажи.– Мне не нравится, что ты чересчур задираешь нос!С этими словами Эверли приподнял фалды сюртука, чтобы не смять их, и плюхнулся на диван, обитый золотой парчой и стоящий напротив более удобного кресла, в котором устроился Себастьян. Вытянув вперед стройные, мускулистые ноги, Эверли окинул раздраженным взглядом безнадежно испорченные чулки. При мысли о новых расходах, необходимых для замены запачканных панталон и чулок, он стал мрачнее тучи.– Ты ведешь себя словно в собственном доме! Вот уж не думал, что ты способен корпеть над бумагами день и ночь!– Зато мне хватает любого угла.Эверли оглядел спальню, которую его кузен обставил собственной мебелью и другими предметами, уцелевшими от пожара. Вид спальни ясно свидетельствовал о склонности ее хозяина к науке. Высокий полированный бронзовый телескоп поместился на складной треноге у окна. Два глобуса на изящных резных подставках с восточным орнаментом встали по краям стола. Один глобус изображал Землю, второй – звездное небо. Секстант, компас, стеклянный барометр в футляре красного дерева и неизвестный прибор, состоящий из стеклянной сферы и вращающейся шкалы, загромождали огромный стол. Единственным признаком назначения комнаты служила изящная кровать в форме лодки, застеленная белоснежным бельем и накрытая расшитым покрывалом.Именно на кровать и указал пальцем Эверли.– Выглядит она чертовски тесной. К чему эта итальянская мишура?Себастьян перевел взгляд на кровать из крепкого дерева, украшенную позолоченными медальонами, лентами и пилястрами.– Это творение французов, отца и сына Жоржа Жакоба и Жакоба Демальтера. Семья французских мастеров художественной мебели. Строгая по форме мебель из красного полированного дерева и золоченой бронзы.
Мне говорили, что их вдохновили походные ложа Наполеона.– Корсиканского выскочки, провонявшего чесноком? – Эверли доверительно придвинулся к Себастьяну. – Послушай, покупать французскую мебель во время войны с Францией – дурной вкус. Разве ты не патриот?– А как же те, кто набивает погреба контрабандными французскими винами и шампанским? – любезно напомнил Себастьян.Эверли вспыхнул, ибо он был более чем польщен подарком кузена – двумя ящиками превосходного бордо.– Не увиливай от ответа, Себастьян. Признайся, ты избегаешь меня.– Вчера вечером я был вынужден просить тебя о снисхождении, – напомнил Себастьян. – Я страдаю мигренью. Иногда от нее помогает лишь продолжительная прогулка и вино.– К черту объяснения! Ты отклоняешь все мои приглашения. Но едва я завалился спать в неурочный час, ты ускользнул из дома, не удосужившись разбудить меня! Друзья так не поступают!Себастьян не стал оправдываться, он предпочел умолчать о полуночной прогулке. В дом Эверли он ввалился незадолго до рассвета, основательно нагрузившись виски. Прошло немало времени, прежде чем он наконец пришел в себя.– Если я и участвовал в вакханалии, то ничего не помню. – Себастьян улыбнулся, продолжая перебирать бумаги. – Но в следующий раз я непременно возьму тебя с собой.Эверли просиял:– Черт, пожалуй, я тебе поверю. Так ты действительно не помнишь, что натворил?Недовольство в голосе Брама заставило Себастьяна насторожиться:– Что же я натворил?– Темнишь? Ладно. Так и быть, расскажу все, что мне известно. Ты чуть не превратил в отбивную лейтенанта одиннадцатого драгунского полка. В конце концов вас разняли. Но зачем было бросаться на храброго вояку из-за какой-то монахини? Себастьян, так не делают.В голове Себастьяна шевельнулось смутное воспоминание:– Из-за монахини?– Шлюхи, вырядившейся монахиней, – подтвердил Эверли.Откинувшись на спинку дивана, он скрестил руки на груди.– Расскажи все, что тебе известно, – попросил Себастьян.Эверли кивнул:– Я услышал рассказ о твоих похождениях в «Уайтсе», за беконом и устрицами. Говорили, что ты проезжал мимо борделя в экипаже, когда оттуда вдруг раздался шум и крик. Похоже, подружка лейтенанта попыталась улизнуть, не дожидаясь от него знаков внимания.– Что за девчонка?Эверли прокашлялся.– Ничего, есть за что подержаться. – И он добавил выражение, обозначающее молоденькую распутницу, впервые проданную мужчине. – Не понимаю, с какой стати хозяйке взбрело в голову одеть ее монахиней.– А тебе не объяснили, почему я напал на лейтенанта?Эверли смущенно заерзал:– Черт его знает! Конечно, лейтенанту не терпелось развлечься. Он заявил, что так или иначе возьмет свое. Крики девчонки разносились по всему кварталу.– Похоже, этот лейтенант – очаровательный малый.Эверли подался вперед и тронул колено кузена:– Я не прочь узнать, как ты обошелся с ней.– Что? – растерянно пробормотал Себастьян.Эверли возмущенно выпрямился, сжав губы:– Не разыгрывай святошу! Мне она не нужна. Терпеть не могу торговлю живым товаром. И все-таки лучше бы тебе сбыть ее с рук. Все видели, как ты увозил ее.– Тебя обманули, – решительно заявил Себастьян. – Я не помню ни лейтенанта, ни девчонки-шлюхи.– А ты подумай хорошенько, кузен. Сегодня утром заходили два весьма элегантных головореза. – Он сделал паузу, чтобы придать вес следующим словам. – Секунданты лейтенанта Шервуда.Себастьян и бровью не повел:– Продолжай.– Приятели Шервуда явились сюда потому, что никого не нашли у тебя дома. Им не терпелось вызвать тебя от имени Шервуда. Мой разговор с ними был коротким: я сказал, что не получал от тебя никаких указаний. – Эверли подмигнул. – Едва они ушли, я бросился в «Уайтс», чтобы узнать о случившемся.– И что же? – поторопил его Себастьян.– Все кому не лень заключают пари о том, кто выиграет дуэль – ты или Шервуд, и о том, как ты поступил с девчонкой – отпустил или оставил при себе. – Эверли испустил тяжкий вздох. – Это уже твоя третья дуэль. Разумеется, рыцарское рвение похвально – стремление защитить женщину и так далее. И все же я думал, что ты усвоил урок, когда дуэль с Лэнгли заставила тебя бежать за границу. Все слышали, что Лэнгли избивает свою жену, и только ты осмелился бросить ему вызов.Себастьян ответил ему холодным взглядом:– Я просто посоветовал лорду Лэнгли подыскать себе достойного противника, способного постоять за себя.– Да, но ты заявил об этом во всеуслышание, в его клубе! – возразил Эверли. – Ему не оставалось ничего другого, кроме как вызвать тебя на дуэль.Себастьян кивнул и тонко улыбнулся:– Вот именно. На это я и рассчитывал. Ему давно следовало отведать настоящего поединка.– Но ты чуть не убил его! С тех пор Лэнгли не показывался в столице. – В голосе Эверли смешались восхищение и негодование.– Незадолго до отъезда из Лондона я получил письмо от леди Лэнгли. Она писала, что родные согласились принять ее под свою защиту.– Похоже, ты прославился.Себастьян промолчал. Он поддался лести леди Лэнгли не оттого, что испытывал к ней страсть, а всего-навсего от скуки. Но в ночь первого свидания, едва раздев ее, Себастьян обнаружил такое множество синяков и ссадин, что объяснить их одним случаем избиения было немыслимо. Несмотря на свое суровое детство, Себастьян был в шоке и предался любви с леди Лэнгли так нежно, как только мог, а позднее вызвал на дуэль ее обидчика. Так какое же чувство управляло им – альтруизм или отвращение? Прошло два года, а он по-прежнему не знал ответа.– Вернемся к Шервуду, – спустя минуту напомнил Эверли. – Само собой, я буду твоим секундантом. Выбор оружия за тобой, только не вздумай выбрать саблю – не забывай, ведь он драгун. Пистолеты тоже не годятся. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь из вас погиб. Нет, только не пистолеты. Ненадежное оружие – оставляет дыры. Грязная работа. Когда-то ты фехтовал на рапирах, – с надеждой подсказал он.– Я сторонник итальянской школы фехтования – на рапирах и кинжалах. Прошлой весной учился этому искусству в Неаполе.– Вот и хорошо. Такой поединок требует не только отваги и силы. Только имей в виду: погибнуть тебе нельзя. И убить его – тоже, – поспешно добавил он.Себастьян пристально взглянул на кузена:– Благодарю за заботу, но у меня нет ни малейшего желания драться с Шервудом.Эверли встревожился:– Так нельзя, Себастьян. Задета честь Шервуда. Если ты откажешься драться с ним на дуэли, он потребует извинений.– Не представляю себе человека, способного заставить меня извиняться, – беспечно отозвался Себастьян. – Кроме того, где доказательства, что именно я виновен в оскорблении драгуна. – Он перевел взгляд на графин и стакан на столике у постели. – Не желаешь глоток коньяка? Французского, разумеется. Сделай любезность, наполни стаканы.Лицо Эверли оживилось. Он терпеть не мог подолгу вести серьезные беседы.– С удовольствием!Пока Эверли разливал коньяк, Себастьян перебирал залитые чернилами бумаги.– Ты когда-нибудь видел полеты?Неожиданная смена темы сбила Эверли с толку.– А, полеты на воздушных шарах! Кажется, нет… Нет, не видел. Слышал как-то, что в «Ковент-Гарден» выступают воздухоплаватели, но так и не удосужился сходить взглянуть на них.– Познавательное зрелище. – Себастьян закрыл глаза, наслаждаясь изысканным букетом. – Знаешь, а я возносился сам.Брови Эверли взлетели до самых волос:– Не может быть!– Первый полет я совершил в 1797 году, в Лурде. Второй – в 1799 году в Ирландии. Хотел перелететь через Ирландское море, но ветер помешал. Бесподобные ощущения! Правда, я чуть не отморозил себе два пальца на ноге.Эверли нахмурился в раздумье:– Не знаю, разумно ли это – покидать землю. Тем более без крыльев…Себастьян улыбнулся отсутствию логики в словах друга.– Без мужской отваги не было бы прогресса.– Что это за прогресс, если мужчины поднимаются в небо на пузыре с горячим воздухом?– Полеты позволяют без труда составить точные карты местности, а после того, как будет изобретен механизм управления воздушными шарами, мы сможем преодолевать огромные расстояния с неслыханной скоростью.– Дай-ка мне повозку, четверку лошадей, и посмотрим, кто достигнет финиша быстрее. Ради такой победы я готов сломать хлыст.– Я имел в виду перевозку громоздких, тяжелых грузов. Когда-нибудь у каждого крестьянина будет свой воздушный шар, чтобы возить сено, картофель и даже скот на базар.– Значит, и свиньи будут летать?Эверли разразился хохотом, а Себастьян продолжал развивать собственную мысль:– Кроме того, воздушные шары можно использовать и в военных целях.Выражение лица Эверли мгновенно изменилось.– Я слышал, Бони Презрительное прозвище, данное англичанами Наполеону.
намерен напасть на нас с воздуха. Тебе что-нибудь известно об этом?– Ровным счетом ничего, – солгал Себастьян.Эверли пренебрежительно фыркнул:– Лягушатники Так прозвали англичане своих противников в войне – французов.
не признают никаких правил. Мне рассказывали, что этот выскочка-корсиканец раздает чины за военные заслуги! Простолюдины и аристократы имеют одинаковый чин, довольствие, сидят за одним столом. Вопиющая нелепость!– Многие считают, что Наполеон командует самой дисциплинированной армией в мире.Эверли старательно обдумал это заявление, перевел взгляд на свой бокал с коньяком и наконец произнес:– И все-таки как ты намерен поступить с Шервудом?– Никак.– Но его секунданты…– …беседовали с тобой, а не со мной. – Себастьян устремил на кузена взгляд ярко-синих глаз. – Я ни на что не соглашался. Завтра утром я уезжаю в Кент. Надеюсь, больше наши с лейтенантом пути не пересекутся.В этом Эверли явно сомневался.– На карту поставлена честь семьи. Ты обязан остаться и смириться с неизбежным. Мы оба знаем, как мужчины, отказывающиеся от дуэли, становились жертвами наемных убийц. Еще один способ навлечь позор – смола и перья. А в прошлом году какого-то бедолагу выхолостили. – Он помедлил, припоминая подробности. – Разумеется, несчастный не был дворянином, вроде служил секретарем у аристократа и соблазнил его жену.– Нашел чем развлекать гостя!Эверли пустил в ход новую тактику:– Неужели тебе не скучно сидеть в деревне, разыгрывая ученого? Ненавижу математику. Считаю только десятками, чтобы не ломать зря голову. – Так и не дождавшись ответа, он испробовал еще одну уловку: – Состязание по боксу в следующем месяце обещает быть грандиозным зрелищем! Дерутся чемпион в тяжелом весе Джим Белчер и Цыпленок Пирс. Останься, дождись боя!– Нет, благодарю.Эверли нахмурился и заглянул в свой стакан, гадая, чем бы еще соблазнить друга. Внезапно он вскинул голову:– У мадам Борделез новая девчонка. На трапеции творит такое…– Я уже познакомился с ней, – невозмутимо перебил Себастьян. – Удивительное изобретение эта трапеция.Эверли не отставал:– Может, ты припас для себя в деревне какой-нибудь лакомый кусочек? И теперь спешишь в уединенный приют любви?– Жаль разочаровывать тебя, Брам, но я никогда не вожу женщин в Кент. Садясь за работу, я забочусь прежде всего о том, чтобы меня ничто не отвлекало.– А Элиотт иного мнения. – Эверли лукаво прищурился. – Он заявляет, что именно женщины являются предметом твоих экспериментов.Себастьян вздохнул:– Судя по всему, Элиотт не умеет держать язык за зубами.– Значит, это правда? Элиотт божится, что со времен Казановы не появлялось столь откровенной рукописи о приключениях в постели. Неужели ничего мне не расскажешь? – Его огорчение казалось неподдельным. – Похоже, ты готов показывать эти несчастные бумажки каждому проходимцу, только не своим родственникам!Вежливый стук в дверь прервал беседу.– Прошу прощения, – произнес дворецкий Эверли, внося в комнату серебряный поднос. – Почта лорда Брекона.Себастьян взял протянутые конверты. Бегло просмотрев первое из писем, довольно объемистое, он разорвал его на мелкие кусочки и швырнул в камин. Затем вскрыл второй конверт и вытащил оттуда единственный тонкий листок бумаги.– Ей-богу, запах духов слышен даже отсюда! – воскликнул Эверли. – Пламя прежней страсти раздувает тлеющие угли воспоминаний?– На редкость приятных воспоминаний, – подтвердил Себастьян с тонкой улыбкой. – Самых лучших в моей жизни. – Он поднялся. – Прости, Брам, но нам придется прервать беседу. Я ухожу.– У нее, случайно, нет компаньонки?– Разве тебе мало одной любовницы? Постой-ка, неужели ты до сих пор не помолвлен?Круглое лицо Эверли залил румянец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40