Элизабет слегка побледнела. Возможно, ее терзали такие же сомнения в верности Форбса, и это было понятно.
– А ведь всего минуту назад, Бонни, – мягко напомнила она, – ты говорила, что жалеешь о потерянном времени.
– Жалею, – подтвердила Бонни, – и сейчас более, чем когда-либо.
– Если бы ты могла повернуть время вспять, чтобы ты изменила?
Бонни вспомнила об ужасных днях и ночах после смерти Кайли, о холодности Элая, его изменах и бегстве на Кубу.
– Я бы стала бороться, – с уверенностью ответила она. – Справилась бы со своим горем и пришла на помощь Элаю. И если бы он все-таки отправился на Кубу, я стала бы ждать его. Я была бы рядом с ним в тот момент, когда к нему вернулся рассудок.
– О Боже! – воскликнула Элизабет. – Ты любишь этого человека, не так ли?
– Больше жизни, – твердо ответила Бонни, – и уж, конечно, больше, чем свою гордость.
Она решила пойти домой, побыть с Розмари и принять ванну. В дверях Бонни остановилась.
– Если не хочешь потерять Форбса, а я уверена, есть много женщин, готовых залечить его душевные раны, борись за него.
Элизабет зажгла лампу, и Бонни увидела, что в глазах ее засветилась надежда и решительность. Элизабет направилась к двери.
– Доброй ночи! И благодарю тебя, Бонни! Бонни улыбнулась и вышла. Джиноа уже не было, но Сэт ждал ее в коляске.
Бонни уселась в коляску позади Сэта. Сэт был всегда молчалив, но сегодня Бонни была особенно рада этому. Они подкатили к ярко освещенному дому Джиноа.
Огромные часы у входа пробили восемь, когда Сэт и Бонни вошли в дом. Кэтти давно накормила, помыла и уложила спать Роз.
Огорченная Бонни, пожелав доброй ночи Сэту, поднялась по лестнице. Даже короткое общение с дочерью могло бы поднять ей настроение, а она в этом очень нуждалась.
Бонни тихо вошла в спальню, чтобы взять ночную рубашку, халат и тапочки, а затем пойти в ванную комнату и погрузиться в горячую воду. Лампа горела на столике, и кровать была постелена все успевающей Мартой. Бонни взяла рубашку из мягкой фланели и открыла шкаф, где висел ее халат.
Потом Бонни направилась в детскую, чтобы взглянуть на спящую Роз. Хотя в этот вечер ей не удалось поиграть с дочуркой, она сможет хотя бы поцеловать ее.
Войдя в детскую, Бонни остолбенела. Возле кроватки Роз сидел Элай, вытянув длинные ноги и откинувшись на изогнутую спинку стула. Он спал, блики лунного света падали на его золотистые волосы.
Улыбка заиграла на губах Бонни: ей стало легче дышать и жить. Она подошла к кроватке. Роз ровно дышала, одеяло было на месте. В этот момент проснулся Элай, и когда Бонни склонилась над кроваткой, нежно погладил ее по плечу.
Она ахнула и выпрямилась, очень довольная тем, что Элай уже дома.
Элай встал и, поднял Бонни. Ее халат и ночная рубашка упали на пол. С веселым смехом Элай отнес жену в спальню и там поставил на ноги. Повернув к себе, он начал расстегивать пуговицы на ее платье.
Взволнованная, с колотящимся сердцем, Бонни лихорадочно думала, что ему сказать. Что-нибудь простое и будничное.
– Ты купил верфь? – спросила она.
Руки Элая уже лежали на ее обнаженных плечах. Он засмеялся.
– О верфи мы поговорим позже, а сейчас, любовь моя, я хочу тебя.
Она стояла перед ним нагая, трепеща так же, как в ту далекую ночь, когда Элай посвятил ее в тайны супружеской жизни.
– Давно ли ты дома? – спросила она, – поезд пришел несколько часов назад.
– Я вернулся неделю назад, – ответил он, и его золотисто-карие глаза засветились смехом, когда он заметил изумление Бонни. – Об этом мы тоже поговорим позже.
– Неделю! – Бонни задохнулась, отступая назад. – Элай, ты не ездил в Сан-Франциско!
Он притянул ее к себе и крепко обнял. Минуту спустя Бонни забыла про все вопросы, которые хотела задать ему. Погасив лампу, Элай уложил ее в кровать и лег рядом с ней. Чуть позже она уже не помнила, как ее зовут…
Мэри? Джейн? Элизабет. Она улыбнулась, когда муж застонал в последних конвульсиях страсти. Она уже испытала сладкое чувство, к которому так стремилось ее тело. Сейчас она вспомнила: ее зовут Бонни. Бонни!
Пальцы правой руки, вцепившиеся в волосы Элая, когда он вошел в нее, расслабились, а пальцы левой – гладили потную ложбинку между его лопатками.
– Я люблю тебя, – сказала Бонни, сама не зная, смеется она, или плачет.
Она не слышала, что ответил Элай, он зарылся головой в подушки.
Бонни чувствовала себя совершенно счастливой. Когда Элай поднял голову, она погладила его щеку.
Еще не отдышавшись, он поцеловал ее.
– Бонни, – сказал он, не отрывая рта от ее губ, – ты уже поняла, как сильно… и как часто… я хочу тебя?
– Не совсем, – кокетливо ответила Бонни. Элай улыбнулся.
– Давай заниматься этим каждую ночь.
– Весьма признательна, сэр! – ответила Бонни, целуя его небритый подбородок, – мне нравится заниматься с тобой любовью. Боюсь только, кате бы ты не раздавил меня.
Услышав это, он приподнялся на локтях. Его лицо внезапно стало серьезным.
– Я не ездил в Сан-Франциско, – признался он.
– Это я уже поняла, но где же ты был?
– В Спокейне, по крайней мере, первые несколько дней.
– И, видимо, в Нортридже всю прошлую неделю, – закончила Бонни. – Как же ты умудрился вернуться незамеченным в этот рассадник сплетен?
– Я ехал поездом только до Колвила, а оттуда – верхом.
– И прибыл, конечно, под покровом темноты. И пусть Бог тебя покарает, если все это время ты провел у Эрлины!
Он застонал, разрываясь между желанием вновь обладать Бонни и необходимостью рассказать ей о том, чем занимался в течение двух недель. Он непроизвольно начал двигаться взад и вперед, а она стала помогать ему.
– Я не… Боже, Бонни, не делай этого, чтобы…
Ее руки не прекращали ласкать его, и она улыбалась, наслаждаясь тем, что берет над ним верх.
– Продолжай, – дразнила Бонни, хотя ее сердце учащенно билось и ей трудно было дышать.
Элай задрожал и сделал рывок вперед, глубоко входя в нее.
– Ты маленькая ведьма, – задыхаясь, проговорил он. – Ты любишь мучить меня.
– Да, я люблю мучить тебя, – подтвердила Бонни, жадно глотая воздух, – Но только таким образом.
– Я был у твоего отца, – сказал Элай, с трудом переводя дыхание. – Дай мне все рассказать, бессердечный, маленький бесенок.
Спустя некоторое время, ослабев и поняв, что Бонни наказывает его за обман, Элай приподнялся на кровати и зажег лампу.
– Не смей прикасаться ко мне! – предостерег он Бонни, – пока я не расскажу тебе все, что делал!
Элай рассказал ей, как провел прошлую неделю, скрываясь днем в магазине у ее отца и выслеживая делегацию Союза по ночам. Перед этим он навел справки в Спокейне о деятельности «Братства Американских рабочих» и выяснил кое-что об их тактике, весьма настораживающее. Это убедило его, что они так просто не примирятся с поражением.
Бонни только теперь поняла, почему у нее были нехорошие предчувствия после отъезда Элая. Она села на кровати.
– Но рабочие проголосовали спустя день или два после твоего отъезда…
– Да, – сказал Элай, – и почти единогласно против «Братства». Они хотят организовать Союз, но по-своему. Джек рассказал мне обо всем этом.
Бонни подумала, как это Джек Фитцпатрик, которого Элай всегда недолюбливал, стал его доверенным лицом и надежным союзником. Раньше Элай неизменно говорил о нем с плохо скрываемым раздражением: «твой отец». Сейчас он стал Джеком. Это было странно.
– Почему ты выбрал в помощники моего отца, а не Сэта, Форбса или Вебба?
– Сэт и Форбс, конечно, в курсе моих дел, – Элай казался дьявольски довольным собой. – А что касается Вебба, так в основном это его идея. Яркий человек Хатчисон… Знаешь, он собирается выдвинуть свою кандидатуру в мэры.
– Я рада, что ты доверяешь кому-то в этом проклятом городе, но только не мне, к сожалению, – со злостью сказала Бонни.
Элай усмехнулся и потрепал Бонни по щеке.
– Я очень доверяю тебе, – сказал он серьезно. – Но в этой ситуации было целесообразнее убедить тебя, что я в Сан-Франциско. «Братство» следило за тобой, и выражение твоего лица сказало им, что кот покинул дом, и мыши могут веселиться.
Бонни была оскорблена.
– Выражение моего лица? – слезы наполнили ее глаза, и она ударила его подушкой. – Элай Мак Катчен, ты зверь! Я действительно верила, что ты уехал в Сан-Франциско и так занят покупкой какой-то верфи, что совсем забыл про меня!
Элай откинулся на подушки и удовлетворенно вздохнул.
– Я никогда не мог забыть тебя, Бонни, но рад слышать, что ты скучала обо мне.
– Негодяй! – воскликнула она, но негодование ее уже иссякло. – Ты наблюдал, как я чахну, со стороны, как заправский злодей в мелодраме, не так ли?
– Да, пару раз я даже заходил в эту комнату и наблюдал, как ты спишь. Ты не можешь себе представить, как было трудно при моем темпераменте и любви к тебе не разбудить тебя и даже не проронить ни единого звука. – Хитрая улыбка вновь тронула его губы. – Кстати, Бонни, тебе пора приготовиться к тому, что у тебя будет мачеха. Я слышал кое-что, пока прятался в магазине, и понял: твой дорогой отец всерьез собирается жениться.
Бонни выбралась из-под простыни и встала коленями на живот Элая, прежде чем он успел запротестовать.
– На ком же он женится? Лучше скажи мне, Элай, и немедленно!
Элай застонал, но на сей раз уже не от страсти.
– Тебе это вряд ли понравится, – сказал он, схватив ее за плечи и стаскивая со своего живота.
– Скажи!
Элай внезапно разразился смехом. Он попытался выбраться из кровати и обеспечить себе безопасность, но Бонни повисла на нем и вцепилась ему в спину.
– Как тебе кажется, ты сможешь назвать Эрлину матерью? – спросил он, отводя глаза.
Бонни закрыла рот руками, глядя на Элая, как на паука, но когда смысл его слов дошел до нее, она захлебнулась от смеха. Сможет ли она называть Эрлину «мама»? Вряд ли!
Улыбка Элая исчезла.
– Бонни, – сказал он серьезно, заключив ее в объятия и прижимая к груди, – послушай меня.
Бонни чувствовала биение его сердца.
– Слушаю.
– «Братство» собирается взорвать завод ночью или рано утром. Я должен позаботиться, чтобы этого не произошло, и прошу тебя обещать, что ты будешь ждать меня здесь!
Бонни испугалась. Если Элай рискует, она должна быть рядом с ним. Она сказала первое, что пришло ей на ум.
– Я мэр этого города.
Он выбрался из-под нее и стал одеваться.
– У меня много помощников, Бонни… и я не хочу, чтобы женщина путалась под ногами. – Элай погрозил ей пальцем. – Не заблуждайся, это не пустая угроза. Если я увижу тебя где-нибудь возле завода сегодня ночью, то ты станешь первым мэром, которого высекут!
Бонни слишком волновалась за Элая, чтобы сердиться. Она еще успеет рассердиться на него, если с ним ничего не случится.
– Но я буду так тревожиться!
Лицо Элая оставалось суровым и холодным. Он не собирался идти на попятный, и спорить с ним не имело смысла. Мольбы и слезы тоже не помогут. Есть лишь один способ обмануть его – сделать вид, что подчиняется.
Бонни робко опустилась на кровать, покорно вздохнула и закрыла глаза.
– Хорошо, – согласилась она, – я буду ждать до утра.
Элай внимательно посмотрел на нее, выругался и зажал ей рот рукой. Она попыталась освободиться, но он заставил ее замолчать, запихнув ей в рот лифчик. Потом он повалил Бонни на кровать, схватил ее запястья и привязал ремнем к спинке кровати.
Бонни боролась, но кляп не давал даже вскрикнуть, а пояс, хотя и не туго завязанный, мешал ей встать с кровати.
Элай улыбнулся и поцеловал ее в лоб.
– Извини, любовь моя, – сказал он. – Боюсь, это единственный способ заставить тебя остаться дома.
Бонни извивалась и пыталась кричать, но Элай лишь покачал головой, задул лампу и вышел из комнаты.
– Спи спокойно, сэр Мак Катчен! – услышала она, и дверь захлопнулась.
Бонни казалось, что прошло несколько часов. Она так и не сумела освободиться и задыхалась от бессильной ярости, терзаясь страхом за Элая. Наконец, выбившись из сил, она забылась тревожным сном.
Бонни проснулась от взрыва. Дом содрогнулся, и зазвенели стекла. Ее крик заглушил кляп. Она исступленно дергала ремень, когда в дверь постучали.
«Благослови ее Бог!» – подумала Бонни, когда ее золовка ворвалась в комнату в халате и ночной рубашке. Волосы Джиноа были взлохмачены, глаза широко открыты, она выглядела ошеломленной.
– Знаю, что вы оба безудержные, – осуждающе сказала она, возясь с ремнем, – но это просто глупо.
Бонни мгновенно вырвала кляп, выскочила из кровати и стала искать нижнее белье.
– Ответь ради Бога! – воскликнула Джиноа, бросаясь к окну и глядя наружу. – Где Элай, почему ты связана?
У Бонни не было времени для объяснений. Она надевала платье, когда Розмари вышла из детской, а Кэтти влетела в спальню.
– О Господи! Что за шум!
– Это на заводе, – бросила Бонни, надевая туфли. Кэтти взяла Роз на руки и стала успокаивать ее, а Бонни быстро поцеловала дочь.
– Вы все должны оставаться здесь, в доме!
– Чушь! – воскликнула Джиноа, выбегая из комнаты. – Подожди меня, Бонни, – крикнула она, – я иду с тобой!
Бонни не стала ждать. Она со всех ног неслась к заводу, молясь, чтобы от него хоть что-нибудь осталось. Главное, чтобы уцелел его упрямый и невыносимый хозяин! «О Боже! – страстно взывала она. – Не дай ему погибнуть!»
Возле завода толпилось около сотни людей, кирпичная труба рухнула, и цементная пыль все еще клубилась в воздухе. Бонни пробралась сквозь толпу. Элай стоял рядом с Форбсом и Сэтом, наблюдая, как людей из Союза одного за другим вталкивают в фургон со связанными руками и ногами.
Бонни испытала такое облегчение, что не могла пошевельнуться.
Она стояла, глядя на рваную, покрытую сажей одежду Элая и на его лицо – в синяках и грязи.
Форбс, такой же грязный, как и Элай, первым заметил ее. Его зубы обнажились в ухмылке, они казались сейчас ослепительно белыми. Он толкнул хозяина, указав на нее и что-то сказав ему.
Глаза Элая метали молнии, и Бонни, тут же вспомнив его угрозу, попятилась, когда он направился к ней.
Но главное – он был жив! Слезы хлынули из ее глаз, и она засмеялась от радости. Он неожиданно улыбнулся, подошел к Бонни, поднял ее и поцеловал на глазах у всех. Опустив Бонни, он звонко шлепнул ее ниже пояса, вызвав веселые возгласы.
Бонни негодовала, и ее лицо горело от смущения.
– Благодарю милосердного Бога за то, что ты жив. Элай Мак Катчен, – воскликнула она, – так как теперь смогу разделаться с тобой! Связать меня, как телку? – Она двинулась к нему, и он попятился, вытянув руки и улыбаясь.
– Остынь, Бонни, остынь!..
– Остыть? Я остыну! Как только разорву твою глотку, мерзавец!
Элай разразился смехом и, к восторгу собравшихся, побежал со всех ног от Бонни.
Казалось, любовь разлилась в воздухе. Джиноа и Сэт щебетали у стола с мороженым. Вебб Хатчисон и Сьюзен сидели на траве и что-то клали друг другу в рот.
Элизабет стояла, глядя на Форбса, который держал ее лицо в своих ладонях. Ей это, кажется, нравилось.
Здесь были отец Бонни, следовавший, как тень, за польщенной Эрлиной. Он предлагал ей лимонад, мороженое и даже расстелил на траве свой пиджак, чтобы она не испачкала новое платье.
Музыканты настраивали свои инструменты, сидя на огромной танцевальной площадке. Бонни не видела Элая с утра, когда гонялась за ним на глазах у половины города. Прислонившись к стволу ели, она вздохнула. «Конечно, он заслужил все это, негодяй», – сказала она себе.
Музыканты заиграли, и Бонни печально смотрела, как мужчины и женщины кружились в танце. Бонни было так одиноко, что она чуть не плакала. Ну, нет уж, она пролила слишком много слез из-за Элая Мак Катчена. Он этого не стоит!
Первый танец закончился, музыканты заиграли вальс. «О, – возразило ее сердце, Элай стоит и больших слез. Хотя сейчас он, возможно, покинул ее и отправился куда-то вечерним поездом».
Когда сильная рука взяла ее за локоть, она вздрогнула и, подняв глаза, увидела Элая. Он стоял рядом, улыбаясь. Он был так привлекателен, что Бонни снова захотелось дать ему пощечину.
– Где ты был? – шепотом спросила она, когда он повел ее к танцплощадке. Луна и звезды появились на темнеющем небе.
– Спал, – ответил он, – это изматывающая работа – быть твоим мужем.
Бонни взглянула на Элая, выразив этим взглядом всю свою любовь.
– Ты подумываешь об отставке?
Он провел ее на середину площадки. Ей казалось, что они здесь одни, она слышала музыку, видела, как мерцают звезды, и ощущала вечерний бриз.
Золотисто-карие глаза Элая искрились смехом, когда он смотрел в ее лицо.
– Я люблю тебя, – тихо сказала она.
Элай кивнул и заключил ее в объятия.
– Разве танец с Ангелом не стоит доллара?
Бонни улыбнулась ему, наконец она была счастлива.
– Тебе, – ответила она, – это обойдется в два доллара.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28