А когда маячивший на почтительном расстоянии Симс решился наконец предложить хозяину бокал шампанского, герцог просто забрал у него поднос и поставил себе на колени, оставив лакея с пустыми руками.— Что, мой дорогой, решил горло промочить? — поинтересовалась герцогиня.— Да, во рту пересохло, — ответил Джастин, осушил первый бокал и, не глядя, потянулся ко второму. Взгляд его метался по всему залу в поисках каштановых кудрей, увенчанных розами.Джастин рассеянно крутил пальцами высокую ножку бокала, осматривая бальный зал, почти пустой, как и стоявший у него в ногах поднос. В голове шумело, на душе было мерзко.Полночь давно миновала, у выхода скопилась толпа, герцогиня и Миллисент прощались с последними гостями. Конечно, там следовало быть и хозяину дома, но он испытывал сомнения в своей способности стоять прямо, не говоря уже о возможности вести светскую беседу, и предпочел остаться на стуле, вытянув ноги и откинув голову к стене. Джастина не привлекала перспектива карабкаться по длинной витой лестнице наверх, где ждала его огромная холодная кровать.Очень удивляло поведение Пенфелда. Он и глазом не моргнул, когда его господин содрал галстук, повязать который перед балом стоило немалых усилий, и слуга, помнится, долго любовался плодами своих трудов. Сейчас галстук болтался жалкой тряпкой поверх воротника, но Пенфелд будто ничего не замечал и молча сидел рядом, что-то тихо насвистывая.Эмили наконец удалось вырваться из толпы поклонников, и она направилась к Джастину, следившему за каждым ее движением. Шелковые розы, украшавшие платье, выглядели несколько потрепанными, но сама девушка смотрелась великолепно, ее можно было сравнить с весенним дождиком, пролившимся в пустыне. Она приблизилась, устало улыбнулась и зевнула, прикрыв рот ладошкой.— Устала? Отдохни, — сказал Джастин, лукаво подмигнул и приглашающе похлопал себя по коленке.В ответ на пунцовой щеке прорезалась ямочка, девушка укоризненно взглянула на герцога, прошла мимо, наклонилась, поцеловала Пенфелда в щеку и пожелала ему спокойной ночи, назвав слугу странным именем Пенсовик.— Пенсовик? — удивился Джастин, с тоской глядя на девушку. — А как насчет меня?Эмили замешкалась, передернула бело-мраморным плечом, и Джастин пожалел о невольно вырвавшейся просьбе. Видимо, сказывалось выпитое шампанское, и он вел себя как капризный ребенок.Девушка сжалилась, тряхнула головой и наклонилась с намерением коснуться губами его щеки. В ноздри ему ударил аромат розовой воды и ванили, в голове все смешалось, Джастин не смог удержаться и подставил свои губы. Конечно, нечестно с его стороны, он это прекрасно понимал, но слишком велик был соблазн: разве можно упустить поцелуй, пусть даже мимолетный?В этот момент к ним присоединилась герцогиня, проводившая последнего гостя.— Пошли, дорогая, — пригласила она Эмили. — Не откажи в любезности, проводи старуху в ее комнату.Девушка взяла под руку хозяйку дома, и они направились к двери. Перед тем как скрыться, Эмили оглянулась на герцога через плечо, и в ее глазах читался немой упрек. Джастин привалился затылком к холодной стене. Стало мучительно стыдно за свое поведение, хмель будто ветром сдуло.Часы на лестничной площадке пробили два часа ночи. Эмили беспокойно заворочалась в кровати, открыла глаза и уставилась в потолок. Непонятно, почему не спится. На балу она пользовалась огромным успехом, от кавалеров не было отбоя, танцевала беспрестанно и должна бы заснуть просто от усталости, но сон не идет. Может быть, причина в том, что успех вскружил ей голову и покоя не дают сладкие мечты о предстоящих веселых вечеринках, балах и приемах? Ведь Пенфелд заверял ее, что с утра начнут поступать приглашения от новых знакомых, покоренных королевой бала в Гримуайлде.Но нет, бессонницу вызывали совсем иные видения. Перед глазами стоял образ Джастина с поникшей головой и пустым взором, печального и какого-то жалкого, будто утратившего вкус к жизни. Все гости обратили внимание на его странный вид и поведение и только об этом и говорили.Хозяин дома словно бросал вызов обществу, просидев на стуле весь вечер с расстегнутым воротом и развязанным галстуком, далеко выставив длинные ноги и опустошая один за другим бокалы шампанского. Как если бы ему было в высшей степени наплевать на все и на всех. Разумеется, неизменно всплывали разные толки и пересуды о якобы бурном прошлом молодого герцога, но его вовсе не осуждали, им восхищались.Странное дело, но если бы речь шла о женщине, слава такого рода окончательно бы испортила ее репутацию в свете. А Джастина это делало еще более привлекательным: девицы на выданье говорили о нем с придыханием, а их мамаши жадно на него поглядывали. Откуда было им знать, что молодому герцогу приписывали приключения, которых не было и в помине, на самом же деле он трудился в поле до седьмого пота как простой фермер, а по выходным читал и растолковывал Библию туземцам, внимавшим чтецу с раскрывши ртами.Небрежная поза и развязный вид Джастина не могли обмануть Эмили. Она видела неизбывную грусть в его взоре и понимала, что странное поведение вызвано отнюдь не желанием бросить вызов обществу.Девушка притронулась к нижней губе, сохранившей память о том, как обожгли ее горячие губы герцога, снова беспокойно заворочалась в постели, легла на живот. Вспомнилось, сколько пустых бокалов из-под шампанского стояло на подносе у ног Джастина. Остается надеяться, что Пенфелд помог хозяину добраться до кровати. А если нет? А что, если в темноте он споткнулся и упал, ударился головой? Да в этом проклятом мавзолее нагорожено столько громоздких предметов, что можно только удивляться, почему здешние обитатели еще не стали сплошь калеками. Эмили припомнила историю, которую рассказывал отец о своем друге. Тот пил джин, позволил себе много лишнего, начал подниматься по лестнице, оступился, упал, скатился вниз и раскроил себе череп. Эмили перевернулась на спину, села в постели и в ужасе уставилась на угольки, тлеющие в камине. Перед мысленным взором встал образ Джастина, его безжизненное тело распростерто на полу у подножия лестницы, белая рубашка обагрена кровью.Эмили выскочила из кровати, накинула поверх ночной рубашки шерстяной халат и огляделась. После того как из ее комнаты вынесли детские игрушки и красочные книги сказок, произошли чудесные преобразования: на трюмо появился бархатный бювар, элегантная пудреница и дневник в кожаном переплете с тисненными золотом инициалами Эмили. Это были дары, предназначенные не для ребенка, а для взрослого человека, их принесла чья-то заботливая рука. Кто-то постоянно думал об обитательнице комнаты и старался ей угодить, но делал это с умом.Попрощавшись взглядом с Пудингом, который мирно дремал у камина, положив массивную голову на мощные лапы, Эмили поспешила вниз по лестнице. Вокруг темно, в доме царит мертвая тишина, и девушка подумала вдруг о том, как остро не хватает ей музыки, доносившейся прежде по ночам из гостиной, — не хватает Джастина.Она толкнула дверь, ведущую в бальный зал, перед глазами открылось огромное пустое помещение, залитое серебристым светом луны, и Эмили поняла, что ведет себя очень глупо. Ну, конечно же, Пенфелд не бросил своего хозяина в беде и сопроводил до спальни. Девушка поежилась, ощутив голыми ступнями холод мраморных плит.Она уж было собралась вернуться в свою комнату, но ее остановил хрипловатый голос, прозвучавший из темноты у стены, и на миг показалось, что невидимая рука легко тронула ее за плечо.— А ведь ты мне задолжала танец, Эмили Клэр Скарборо. 24 «Есть вещи, о которых мне неловко с тобой говорить…» Из тени у возвышения, где не так давно был оркестр, в круг света от луны, заглядывавшей в высокое окно, выступил Джастин, голова понуро опушена, руки в карманах. Чем-то он напоминал провинившегося Пудинга, разве что не мог виновато вилять хвостом.При виде обычно самоуверенного и хладнокровного герцога, стоявшего перед ней как побитая собака, у Эмили защемило сердце. Она пригладила волосы, плотнее запахнула полы халата и дрогнувшим голосом обронила:— Какие танцы? Нет же музыки.Джастин некоторое время молча обозревал потолок, будто искал там ответа, и после паузы несмело спросил.— Разве ты не слышишь музыки? — Он с надеждой посмотрел в лицо Эмили и добавил: — Каждый раз, когда ты появляешься в комнате, я слышу песню ангелов.— Скорее это хор демонов, — возразила Эмили с нервным смешком.В ответ Джастин даже не улыбнулся, он пошел ей навстречу размеренными шагами, глаза его странно поблескивали, что не могло предвещать ничего хорошего. Эмили нелегко далось устоять на месте и не броситься вон из зала в надежде найти убежище в своей комнате.Герцог остановился перед девушкой и отвесил глубокий поклон. Получилось очень красиво, в его движениях не было и следа выпитого шампанского.— Смею ли я надеяться, мисс Скарборо, что вы подарите мне этот танец?Он раскрыл объятия, и, как в ту незабываемую ночь в Новой Зеландии, Эмили не смогла ему отказать, даже если бы ей пришла в голову столь глупая мысль. Джастин подал ей руку, другую положил на талию и повел в вальсе, как настоящий профессионал, легко и непринужденно. Они плавно закружились в полном молчании. Эмили старалась не смотреть на его лицо, вперившись в грудь, помимо воли любуясь игрой мощных мускулов и отдавая должное безупречному чувству ритма и свободному дыханию.Временами она чувствовала прикосновение его крепкого тела, и каждый раз в этом случае возникало ощущение, будто она на миг зависла над бездной, в любую секунду может свалиться туда и разбиться. Тонкая ткань ночной рубашки немилосердно сдавила набухшие соски.— Ну а сейчас слышишь? — прошептал ей на ухо Джастин, обдав запахом шампанского, от которого странно закружилась голова. — Неужели не слышишь, как поют скрипки? Переливы струн арфы? Стоны гобоя?— Нет, только барабанную дробь.— Барабаны?— Да, сердце стучит.Джастин рассмеялся, на мгновение прижал к груди партнершу, затем постепенно замедлил темп, остановился и неохотно отпустил Эмили, как если бы мелодия подошла к концу; но девушка будто еще слышала звуки, замирающие вдали.— Мне пора, — сказала она, отступив на шаг. — Я спустилась, чтобы убедиться, что у тебя все в порядке, а раз так оно и есть, мне здесь делать нечего. Я пойду наверх? Хорошо? Уже поздно.— Слишком поздно, — прошелестел герцог, но так тихо, что могло и померещиться. Эмили повернулась к двери, но не успела и шага сделать, как услышала свое имя.Она обернулась и посмотрела на Джастина, стоявшего на расстоянии вытянутой руки. Достаточно сделать шаг, всего один шаг, и… что потом?— Сегодня ты была просто великолепна. Жаль, Дэвид не мог тебя увидеть. Я… — Джастии сжал кулаки и глубоко засунул их в карманы брюк. — …Я горжусь тобой.В горле застрял непрошеный комок, дышать стало трудно. Эмили судорожно сглотнула, развернулась и бросилась к двери, оставив Джастина в полном одиночестве.На следующее утро, когда Эмили усаживалась за стол, Джастин приветствовал ее вежливой улыбкой. Ее появление за завтраком прервало горячий спор хозяина дома с Гарольдом о достоинствах и недостатках парусных судов и пароходов. Девушка поднесла к губам стакан молока и исподтишка взглянула на герцога. Сегодня на нем были отлично пошитый черный сюртук и безупречно повязанный серый галстук. Ничего общего с растрепанным бродягой, с которым Эмили вальсировала минувшей ночью в пустом бальном зале.Она подняла глаза к потолку, ожидая услышать хор ангелов, возвещающий ее появление, но сегодняшний Джастин не походил на человека, подверженного романтическим иллюзиям. Хотя никаких последствий вчерашнего неумеренного потребления шампанского по нему не замечалось, вполне можно было допустить, что в памяти его не запечатлелся молчаливый вальс при луне.— Копченой рыбы не желаете, сэр? — спросила горничная с подносом, склонившаяся за плечом Джастина.— Нет, Либби, спасибо, — ответил он, и Эмили показалось, что сказал он это сквозь зубы, словно сама мысль о еде вызывала у него отвращение.Матушка, напротив, с видимым удовольствием положила себе на тарелку несколько рыбешек, по столовой разнесся густой пряный запах копченой селедки. Джастин отставил свою тарелку с таким брезгливым выражением, что Эмили поспешила поднести ко рту горячую булочку, чтобы скрыть улыбку.— Эмили, ты сегодня куда-нибудь собираешься? — осведомился хозяин дома.Вопрос застал девушку врасплох, она судорожно проглотила кусок и слизнула крошки с губ.— Может быть, во второй половине дня мы с Лили отправимся по магазинам, — ответила она, почти уверенная, что Джастин попытается ограничить свободу ее передвижения, как было на Северном острове, но ее опасения не оправдались.— Если хочешь, можешь взять карету. Я распоряжусь, чтобы кучер ее подготовил, — сказал Джастин, вытер губы салфеткой и добавил: — Все покупки можешь отнести на мой счет.— Как здорово!.. Благодарю вас, сэр, вы очень добры.Джастин не помнил, когда в последний раз она называла его «сэром» и благодарила. Уважительное обращение было столь непривычно, что он с подозрением посмотрел на девушку, но промолчал.— Дорогой, ты сегодня собираешься в контору? — поинтересовалась герцогиня почти басом, голос ее звучал на октаву ниже, чем обычно.Герцог едва заметно вздрогнул и коснулся висков кончиками пальцев; судя по всему, громкие звуки вызывали у него головную боль.— Еще не решил, но скорее всего придется заняться делами. Накопилось довольно много бухгалтерских отчетов, которые надо бы проверить.— А разве у нас нет специалистов для этого? Там целая армия бухгалтеров, которым мы платим большие деньги, — сказала герцогиня и с видимым наслаждением впилась зубами в жирный бок копчушки.Сын мрачно посмотрел на жующую матушку.— Несомненно, служащих в конторе хватает, и специалистов тоже, но все-таки за ними нужен глаз да глаз, — заметил он.В разговор вступил Гарольд, пожелавший возродить первоначальную тему, и, брызгая слюной, залопотал, будто паровые двигатели — орудие дьявола. По его мнению, все здравомыслящие люди просто обязаны вернуться к парусным судам — в них, и только в них все надежды. Эмили не имела ни малейшего желания выслушивать подобную чушь, она поспешила извиниться и встала из-за стола.Возвратившись в свою комнату, она сразу обнаружила, что ей вновь нанесли визит добрые феи. Поперек кровати раскинулся роскошный шерстяной плащ цвета спелой сливы, в складках которого пряталась перламутровая инкрустированная коробочка для визитных карточек. Эмили присела на краешек кровати, тронула пальцем крышку коробки и припомнила слова Джастина, прозвучавшие в пустом бальном зале: «Я горжусь тобой».С того дня, как ей стало известно о гибели отца, ее поступки вызывали самую разную реакцию: стыд, гнев, замешательство; кого-то они смущали, кто-то готов был оторвать голову несносной девчонке, которая умела доводить до белого каления, но никогда и никто не хвалил ее и не говорил, что испытывает за нее чувство гордости.Эмили потерлась щекой о мягкий ворс плаща, потянула носом, и ей почудилось, что от ткани исходит легкий запах рома.— А теперь она чем занята, Пенфелд? — шепотом спросил Джастин.Слуга, прятавшийся за развернутой газетой, краем глаза оценил обстановку и доложил:— Сейчас, сэр, она у прилавка с лентами. С брошками покончено, пришел черед ленточкам.Джастин тоже выглянул из-за газеты и тут же зажмурился: ослепили лучи заходящего солнца, отражавшиеся в блестящем стекле витрины магазина. Ему с трудом удалось рассмотреть Эмили, стоявшую у прилавка, на котором были разложены пестрые ленты. Вокруг увивалась продавщица, изо всех сил старавшаяся угодить придирчивой покупательнице.Видимо, Эмили пребывала в нерешительности, она поджала губки, сосредоточившись. Потом взяла ленту цвета доброго бургундского вина, приложила к щеке с ямочкой и вопросительно посмотрела на Лили. Девушка чувствовала себя свободно, жест был чисто ребяческий, и у Джастина перехватило дыхание. Как завороженный, он следил за полетом ленты и страстно желал прикоснуться к ней рукой, стать частью этого милого церемониала.Неожиданно Эмили выронила ленту и взглянула на витрину. Джастин поднял газету и уткнулся в нее носом. Пенфелд нетерпеливо затоптался на месте, застучал подошвами, поднял воротник пальто и мрачно изрек:— Признаться, сэр, я замерз, совсем ног не чувствую.— Шевели пальцами! — приказал Джастин и решился еще раз выглянуть из-за газеты.Грохот проезжавшего мимо омнибуса поглотил мелодичный перезвон колокольчика у двери, и мужчины не сразу приметили Эмили и Лили, выходивших из магазина с кучей коробок и пакетов. Джастин сграбастал Пенфелда за плечо и поволок за угол к поджидавшему их экипажу. Они вскочили внутрь, герцог ударил тростью по крыше и скомандовал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49