Кэтрин надела ночную рубашку и забралась под одеяло. Сердце ее томилось тревогой. Неужели она ничего не может сделать, чтобы помочь ему? Что-то подсказывало ей, что сейчас она бессильна.
Доминик стал совсем другим. Он превратился в чужого, угрюмого и мрачного человека. От него веяло враждебностью. Ни о какой близости и речи быть не могло. Досталось и слугам. Всегда доброжелательный и улыбчивый, Доминик стал придираться ко всему, кричал, выговаривал за любую провинность. Работал до упаду, а после напивался до бесчувствия.Под глазами появились синие круги, он похудел. Господи, если бы она могла что-то сделать! Если бы знала, как ему помочь!Кэтрин старалась всячески выказывать ему свою любовь, старалась быть мягкой и понимающей, но этот незнакомец пугал ее. Лучше бы было, если бы он срывался, кричал на нее, как на остальных, чем улыбался леденящей улыбкой, одними губами, а глаза оставались чужими и холодными. Сколько еще он продержится? Долго ли еще сможет держать себя в руках? И что будет, когда он даст наконец себе волю?— Я так переживаю за него, Гэбби, — сказала Кэтрин как-то утром, глядя в окно, как Доминик дает очередной разгон конюху. — Я его не узнаю.Кэтрин рассказала Гэбби обо всем, даже о том, что случилось, когда они в последний раз занимались любовью.— Я знакома с подобным, — потупившись, сказала Гэбби. — Так бывает, когда сознание и тело мужчины — в разладе. Тогда может даже случиться, что он не в силах исполнить… э… акт любви.Господи, неудивительно, что он просил меня подождать, ему надо было разобраться в себе…— Вы должны помнить, — сказала Гэбби, — что ваш супруг, хоть и лорд Грэвенвольд, но еще и цыган. Когда я работала в таверне, я много видела и знаю о цыганских представлениях о чести и о любви, и о мести тоже. Раз он поклялся, нарушить клятву для него совсем непросто. Вы должны попытаться ему помочь.Но Кэтрин устала бороться за свое счастье. Она и так стремилась показать ему свою любовь, но когда видела, как он кричит на слуг, как он срывается по малейшему поводу, она невольно задумывалась над тем, насколько серьезна душевная травма Доминика. Тот ли это человек, за которого она выходила замуж?— Если бы я могла с этим что-то сделать… — задумчиво произнесла Кэтрин.Гэбби подошла ближе.— Почему вы не расскажете ему о ребенке?— О ребенке? — удивленно переспросила Кэтрин, — О каком ребенке?Гэбби положила руку на живот молодой хозяйки.— О том, что вы носите под сердцем, миледи.— Не говори чепухи. Я не беременна.— Разве?— Конечно, нет. Этого быть не может.— А когда у вас последний раз были месячные? — продолжала настаивать Гэбби. — Почему вам стали вдруг тесными платья?У Кэтрин голова пошла кругом.— Это невозможно. Я не могла забеременеть. Прошло несколько месяцев с тех пор, как мы… как он… И только один раз были месячные… Господи, неужели…Кэтрин опустилась на подоконник и принялась нервно теребить край платья. В самом деле, с телом ее происходили странные изменения, которым она до сих пор не придавала значения. Чуть пополнела талия, в последнее время она стала замечать покалывание в груди. Да, Гэбби была права.— Это правда…— Что скажет его милость, когда узнает?— Не представляю.Катрин отвернулась к окну. Доминик вошел в конюшню, и через несколько мгновений выехал оттуда на своем любимом сером жеребце.— Ребенок — это то, чего Доминик меньше всего хочет. Он не женился бы на мне, если бы знал, что я беременна от него. Он бы предпочел, чтобы я родила бастарда.— Mon Dieu, — прошептала Гэбби.— Представить боюсь, что он скажет, что сделает…— Он не заставит вас избавиться от ребенка?— Как это — избавиться? Что ты имеешь в виду?Кэтрин опустилась на пол. Сердце ее учащенно забилось.— Бывает, и не так уж редко, что мужчины отводят своих любовниц к женщине, которая может… э… избавить от непредвиденного…Непредвиденное… так, кажется, как-то раз сказал об этом Доминик. Кэтрин невольно прижала ладони к животу, инстинктивно стремясь защитить свое дитя. В первый раз материнское чувство заговорило в ней, и оно оказалось щемящим и сладким.— Этот ребенок не только его, но и мой! — сказала Кэтрин. — Я люблю детей, а этого буду любить особенно.Гэбби накрыла своей рукой руку Кэтрин.— Вы будете не первой женщиной, которую к этому принуждают.— Что! Он… он не посмеет!Но, вспомнив о новом, чужом и угрюмом человеке, каким стал в последнее время Доминик, Кэтрин засомневалась.— Я должна уехать. Мне надо все обдумать.— Вы поедете к дяде?— Нет, — сказала Кэтрин, отвернувшись от окна. — Мне нужна поддержка женщины. Я поеду в Лондон, к Амелии. Лондон ближе… и мне хочется иметь рядом подругу.— Я поеду с вами.— Конечно.Кэтрин вытащила из шкафа саквояж.— Доминик сегодня, как всегда, вернется поздно. Мы успеем уехать.— Вы ничего ему не скажете?— В последнее время он ведет себя так, что я совсем не уверена, что он меня отпустит. Собери свои вещи, — по-деловому сказала Кэтрин, открывая саквояж, — и приходи ко мне. Если мы поторопимся, то успеем в Лондон до темноты.— Oui, моя госпожа, — кивнула Гэбби и вышла.Персиваль Нельсон тихонько прикрыл дверь в спальню маркизы. Приводя в порядок вещи молодого лорда, он невольно подслушал разговор. Старый слуга всплеснул руками. Видит Бог, его господин не чудовище! Неужто леди Кэтрин и в самом деле поверила, что его милость может желать вреда ее ребенку? Видит Бог, хозяин запрыгает от радости, когда узнает!Персиваль засеменил вниз, очень встревоженный. У парня характер еще тот, он всегда был упрямцем, с этим ничего не поделаешь. Но, видит Бог, плохое настроение мужа еще не повод, чтобы срываться в Лондон!Молодой господин должен уладить свои дела с женой — он сам во всем виноват. Время пройдет — и все встанет на свои места.Персиваль медленно спускался вниз, держась за перила красного дерева. Мимо него шустрые и молодые слуги тащили хозяйкины сундуки.Господи! Она успеет уехать, пока его милость будет далеко! Персиваль огляделся. Рассказать Блатбери? Попросить помочь? Нет, негоже распространять слухи. Чем меньше людей будут знать о том, что происходит, тем лучше. Надо полагаться только на собственные силы.Персиваль заковылял к конюшням. Там можно найти паренька, который разыщет молодого маркиза и вернет его домой.Тем временем Кэтрин, сказав Блатбери, что уезжает, села в карету.
— В чем дело, Персиваль?Доминик соскочил с коня. Конюху пришлось потратить больше часа, чтобы найти Доминика. И Доминик поспешил домой. Он знал, что Персиваль без особой нужды не стал бы посылать за хозяином.— Будет лучше, ваша милость, если мы поговорим наедине.— Хорошо.Доминик передал поводья конюху и пошел за стариком к дому.— Вы захотите переодеться и перекусить, — сказал Персиваль.В своем черном костюме, с седой шевелюрой он напоминал старого мудрого ворона.— О чем ты? Зачем мне переодеваться? Куда ты меня собираешься отправить?— Как куда, за вашей женой, сэр.— Кэтрин что, уехала?— Да, милорд. В Лондон. Понимаете ли, она боится за ребенка.— За ребенка? Какого ребенка? Персиваль, в себе ли ты?— За вашего ребенка, сэр. Того, что носит под сердцем.Доминик покачал головой.— Кэтрин не может носить моего ребенка. Мы не имели…— И она так думала, милорд. Но похоже, вы оба ошибались.— Что ты хочешь этим сказать? — возмутился Доминик. — Что ребенок был зачат еще до свадьбы?Уши старика порозовели.— Вам лучше знать, сэр. Как бы там ни было, леди носит вашего ребенка, и она вас боится. Похоже, она верит в то, что вы вообще не женились бы на ней, если бы знали. Она сказала, что вы бы предпочли, если бы она родила вам ублюдка.У Доминика перехватило дыхание.— О Боже!Ведь он так давно об этом говорил! А она не забыла!— Как ты обо всем этом узнал? Уверен, что леди Грэвенвольд тебе ничего не рассказывала.— Я случайно слышал ее разговор с горничной, сэр.— Значит, то, что ты говоришь, — правда?— Да, милорд, вне всяких сомнений. Она была очень расстроена.— Так она не хочет ребенка? — неожиданно резко спросил Доминик.— О нет, милорд. Совсем наоборот. Она сказала, что очень хочет иметь от вас ребенка. От вас, сэр. А вы, милорд, как вы к этому относитесь?В самом деле, что он чувствует? Вся его тревога, вся его боль — все было ради того, чтобы этого не произошло, он делал все, что в его силах, чтобы предотвратить саму возможность. Сейчас, когда все свершилось, что он чувствует?Скворец напевал песенку. Доминик поднял голову, увидел чистое и прозрачное небо, белые облака.Так что же он чувствует? Будто с его плеч сняли огромную тяжесть. После всех тревог, чудовищного напряжения воли — за него все решила судьба. Господь решил все за него.В первый раз за несколько дней Доминик улыбнулся. Словно узник, лишившийся своих цепей. Как слепец, вновь обретший зрение.Победа осталась за его отцом, по Доминика это не огорчало, Он не мог понять себя, да и не хотел.Он чувствовал себя по-мальчишески легко и свободно. Ребенок, зачатый из его семени. У Кэтрин.— Куда она уехала?— К своей кузине Амелии.Доминик похлопал Персиваля по спине.— Спасибо тебе за все, дружище. — И пошел к дому, затем вдруг остановился и, обернувшись к слуге, крикнул: — Передай остальным, что их кошельки потяжелеют — это за то, что им пришлось вытерпеть за последние несколько дней.
— Может быть, посидеть с тобой еще?Амелия задержалась в дверях. Ее стройный силуэт четко выделялся на фоне освещенного проема. В спальне горела только одна свеча. Часы на каминной полке пробили час.Кэтрин, одетая в белую хлопчатобумажную ночную сорочку с длинными рукавами и глухим воротом, натянула на себя одеяло.— Спасибо, Амелия, за поддержку. Мне хорошо здесь и спокойно.Женщины проговорили весь вечер, сидя в уютной гостиной, лакомясь горячим шоколадом. Кэтрин рассказала Амелии далеко не все. Обсуждать Доминика ей не хотелось: слишком сильна была боль. Поэтому Амелии стало известно лишь то, что Кэтрин ждет ребенка, волнуется и нуждается в опытной подруге. Именно поэтому она и приехала в Лондон.Амелия встретила Кэтрин с радостью. Сказала, что скучала невероятно. Сейчас, заверив подругу в самых лучших чувствах, тепло улыбнувшись на прощание, Амелия закрыла дверь.Кэтрин лежала без сна, слушая, как тикают часы, вспоминая долгую и утомительную дорогу в Лондон. Как поступил Доминик, когда узнал, что она уехала? Блатбери Кэтрин сообщила, что кузина просила ее срочно приехать повидаться — и все.Поедет ли Доминик за ней? Кэтрин сомневалась. Скорее, он даже обрадуется — может наконец побыть один.Кэтрин повернулась на другой бок. Но сон не шел. Она положила ладонь па живот. Ей было и приятно, и странно, что в ней зреет новая жизнь. Что могло произойти, скажи она Доминику правду? Сейчас, оказавшись далеко от него, Кэтрин невольно задавалась вопросом, правильно ли сделала, что убежала. Не может быть, чтобы Доминик не полюбил ребенка, которого она носит под сердцем. И все же полной уверенности не было.Слезы закапали из глаз Кэтрин. Столько всего было между ними. Так много… и мало.Завтра она напишет дяде, попросит его подыскать подходящий предлог для расторжения брачного договора. Если Доминик не захочет признать ребенка своим, она не станет принуждать его. Пусть остается свободным.Нет, надо успокоиться. В ней живет теперь крохотное существо. Сейчас она должна была думать в первую очередь о нем, она должна защищать его, как только может. Никакие цыганские клятвы не испортят ей жизнь. Этим средневековым глупостям не будет места в ее жизни.И все же Кэтрин продолжала любить его. Ни время, ни слова, никакая боль не могли изгнать из сердца любовь. Не стоит сообщать ему о ребенке, пока она не поговорит с дядей, пока не будет чувствовать себя в безопасности. А потом — лети, птица, на свободу.— Милый мой цыган, — нежно прошептала Кэтрин, — Я так сильно тебя люблю.Любовь и ненависть, страсть и боль — такие разные и в то же время настолько близкие, что иногда между ними трудно провести границу. С самой первой встречи с Домиником все эти чувства возникли разом, и чем дальше, тем сильнее запутывались. Кэтрин подозревала, что и к отцу Доминик испытывал нечто похожее.Радость, печаль, одиночество, сердечная тоска… Любил ли он ее или ненавидел? И что он будет чувствовать к ребенку?Если бы все могло быть иначе.Но Кэтрин не верила в «иначе». Глава 24 Как долго она спала? Кэтрин проснулась от еле слышного скрипа. Звук повторился. Наверное, ей показалось. Нет. Под дверью желтоватая полоска света. Кто-то шел в ее спальню.Сначала она хотела спросить, кто это, но что-то подсказало ей: надо молчать. Подсознание хранило память о подобных обстоятельствах. Тогда, ранней весной тоже была ночь, Кэтрин спала в той же спальне… Стараясь не шуметь, Кэтрин пошарила рукой на тумбочке: надо чем-нибудь вооружиться. В доме и так было мало слуг, и всех Амелия отправила отдыхать пораньше, чтобы можно было поговорить, не опасаясь подслушивания. Комнаты для прислуги располагались над каретным сараем — оттуда никто не услышит ее криков.Как сейчас не хватало здесь этих людей, чьих сплетен они опасались! Кэтрин нащупала тяжелый бронзовый подсвечник. Она тихонько засунула его под одеяло.Дверь приоткрылась, в комнату на мгновение проник свет из холла, затем дверь захлопнулась. Кэтрин успела увидеть, что незнакомец был в плаще и шляпе. Значит, это не женщина, а мужчина, притом мужчина высокий и широкоплечий, он закрывал собой почти весь дверной проем. Но кто это? Кэтрин не поняла. Только поэтому она не стала кричать.— Доминик? — спросила она шепотом, не зная, на что надеяться: на то, что это он или, наоборот, не он.Зачем он пришел? Почему? Потому что любит? Потому что узнал правду?А если ему стало известно о ребенке, как он поступит с ней?— Доминик? — с бьющимся сердцем переспросила Кэтрин.Незваный гость медленно приближался. В лунном свете на виске мужчины блеснул черный завиток. Он поднял руку и Кэтрин увидела занесенную над головой тяжелую железную кочергу. Кэтрин завизжала. Успела откатиться. Кочерга обрушилась на резное деревянное изголовье.— Господи! — что есть мочи закричала Кэтрин, откатываясь в сторону, спасаясь от следующего удара. — Я люблю тебя, Доминик! Прошу тебя, не делай этого!Трясущимися руками она подняла подсвечник и запустила им в нападавшего. Ударившись о плечо мужчины, подсвечник с грохотом упал на пол.— Амелия! Кто-нибудь, помогите!Мгновенно незнакомец оказался рядом, схватил ее за плечи. И тогда Кэтрин увидела его руки: мясистые руки простолюдина с толстыми узловатыми пальцами. Это не Доминик!Облегчение и страх утроили силы Кэтрин, с неожиданной яростью принялась она бороться с пришельцем, кусалась, царапалась. Если ей и суждено умереть сейчас, то она не умрет от отчаяния. «Доминик никогда не обидел бы меня», — стучало у нее в голове.— Кто ты? — закричала она ему в лицо. Она становилась сильна, как тигрица. Это — враг, не Доминик, не Доминик!И вот, словно по волшебству, он оказался здесь, он услышал ее. На мгновение задержавшись на пороге, он с яростью бросился на негодяя.— Кэтрин! — воскликнул он, и его кулак обрушился на голову мужчины. Тот упал. Противник был больше Доминика, но цыгану придавал силы гнев. Удар сыпался за ударом, шляпа слетела с незнакомца, открыв круглую голову с черными, заплетенными в косичку волосами, из разбитой губы текла кровь. Доминик разбил противнику нос, и белая рубаха мужчины пропиталась кровью.Прибежала Амелия.— Боже, что происходит? — спросила она. Из-за ее спины выглядывала сонная физиономия Гэбби.Доминик достал из кармана небольшой пистолет и, наставив на человека в углу, сказал Гэбби:— Пусть кто-нибудь вызовет констебля.— Да, милорд, — тихо сказала служанка и исчезла.— Кто вы? — спросил Доминик у поверженного врага.— Его зовут Натан Кейв, — вмешалась Амелия. — Он… он работал на Эдмунда.— Да, — подтвердила Кэтрин, — мне знакомо это лицо.— Эдмунд мертв, — резонно заметил Доминик, хватая Натана за грудки. — На кого ты сейчас работаешь?Не дождавшись ответа, Доминик еще раз тряхнул Кейва.— Так на кого, Натан?И вновь в ответ тишина.— Он… он, должно быть, сделал это в память о данном Эдмунду обещании, — робко заметила Амелия. — Видимо, он как-то причастен к похищению Кэтрин.Доминик, прищурившись, посмотрел на черноусого.— Ты и впрямь такой дурак или прикидываешься? Ты хоть понимаешь, что остаток жизни тебе придется провести в Ньюгейте, если посчастливится избежать виселицы? Ты хочешь отправиться в это веселенькое место в одиночестве?Натан сник.— Не пойду я в тюрьму один, — пробубнил он, уныло глядя в пол. — Не хочу я гнить в этом проклятом месте один, тем более что я только выполнял приказ. Мне эта затея с самого начала не нравилась. — Указан мозолистым пальнем в сторону двери, Кейв сказал: — Если меня туда посадят, то только вместе с ней.— Амелия? — выдохнула Кэтрин.— Он лжет, — срывающимся голосом сказала Амелия. — Вы ведь не станете верить ему!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Доминик стал совсем другим. Он превратился в чужого, угрюмого и мрачного человека. От него веяло враждебностью. Ни о какой близости и речи быть не могло. Досталось и слугам. Всегда доброжелательный и улыбчивый, Доминик стал придираться ко всему, кричал, выговаривал за любую провинность. Работал до упаду, а после напивался до бесчувствия.Под глазами появились синие круги, он похудел. Господи, если бы она могла что-то сделать! Если бы знала, как ему помочь!Кэтрин старалась всячески выказывать ему свою любовь, старалась быть мягкой и понимающей, но этот незнакомец пугал ее. Лучше бы было, если бы он срывался, кричал на нее, как на остальных, чем улыбался леденящей улыбкой, одними губами, а глаза оставались чужими и холодными. Сколько еще он продержится? Долго ли еще сможет держать себя в руках? И что будет, когда он даст наконец себе волю?— Я так переживаю за него, Гэбби, — сказала Кэтрин как-то утром, глядя в окно, как Доминик дает очередной разгон конюху. — Я его не узнаю.Кэтрин рассказала Гэбби обо всем, даже о том, что случилось, когда они в последний раз занимались любовью.— Я знакома с подобным, — потупившись, сказала Гэбби. — Так бывает, когда сознание и тело мужчины — в разладе. Тогда может даже случиться, что он не в силах исполнить… э… акт любви.Господи, неудивительно, что он просил меня подождать, ему надо было разобраться в себе…— Вы должны помнить, — сказала Гэбби, — что ваш супруг, хоть и лорд Грэвенвольд, но еще и цыган. Когда я работала в таверне, я много видела и знаю о цыганских представлениях о чести и о любви, и о мести тоже. Раз он поклялся, нарушить клятву для него совсем непросто. Вы должны попытаться ему помочь.Но Кэтрин устала бороться за свое счастье. Она и так стремилась показать ему свою любовь, но когда видела, как он кричит на слуг, как он срывается по малейшему поводу, она невольно задумывалась над тем, насколько серьезна душевная травма Доминика. Тот ли это человек, за которого она выходила замуж?— Если бы я могла с этим что-то сделать… — задумчиво произнесла Кэтрин.Гэбби подошла ближе.— Почему вы не расскажете ему о ребенке?— О ребенке? — удивленно переспросила Кэтрин, — О каком ребенке?Гэбби положила руку на живот молодой хозяйки.— О том, что вы носите под сердцем, миледи.— Не говори чепухи. Я не беременна.— Разве?— Конечно, нет. Этого быть не может.— А когда у вас последний раз были месячные? — продолжала настаивать Гэбби. — Почему вам стали вдруг тесными платья?У Кэтрин голова пошла кругом.— Это невозможно. Я не могла забеременеть. Прошло несколько месяцев с тех пор, как мы… как он… И только один раз были месячные… Господи, неужели…Кэтрин опустилась на подоконник и принялась нервно теребить край платья. В самом деле, с телом ее происходили странные изменения, которым она до сих пор не придавала значения. Чуть пополнела талия, в последнее время она стала замечать покалывание в груди. Да, Гэбби была права.— Это правда…— Что скажет его милость, когда узнает?— Не представляю.Катрин отвернулась к окну. Доминик вошел в конюшню, и через несколько мгновений выехал оттуда на своем любимом сером жеребце.— Ребенок — это то, чего Доминик меньше всего хочет. Он не женился бы на мне, если бы знал, что я беременна от него. Он бы предпочел, чтобы я родила бастарда.— Mon Dieu, — прошептала Гэбби.— Представить боюсь, что он скажет, что сделает…— Он не заставит вас избавиться от ребенка?— Как это — избавиться? Что ты имеешь в виду?Кэтрин опустилась на пол. Сердце ее учащенно забилось.— Бывает, и не так уж редко, что мужчины отводят своих любовниц к женщине, которая может… э… избавить от непредвиденного…Непредвиденное… так, кажется, как-то раз сказал об этом Доминик. Кэтрин невольно прижала ладони к животу, инстинктивно стремясь защитить свое дитя. В первый раз материнское чувство заговорило в ней, и оно оказалось щемящим и сладким.— Этот ребенок не только его, но и мой! — сказала Кэтрин. — Я люблю детей, а этого буду любить особенно.Гэбби накрыла своей рукой руку Кэтрин.— Вы будете не первой женщиной, которую к этому принуждают.— Что! Он… он не посмеет!Но, вспомнив о новом, чужом и угрюмом человеке, каким стал в последнее время Доминик, Кэтрин засомневалась.— Я должна уехать. Мне надо все обдумать.— Вы поедете к дяде?— Нет, — сказала Кэтрин, отвернувшись от окна. — Мне нужна поддержка женщины. Я поеду в Лондон, к Амелии. Лондон ближе… и мне хочется иметь рядом подругу.— Я поеду с вами.— Конечно.Кэтрин вытащила из шкафа саквояж.— Доминик сегодня, как всегда, вернется поздно. Мы успеем уехать.— Вы ничего ему не скажете?— В последнее время он ведет себя так, что я совсем не уверена, что он меня отпустит. Собери свои вещи, — по-деловому сказала Кэтрин, открывая саквояж, — и приходи ко мне. Если мы поторопимся, то успеем в Лондон до темноты.— Oui, моя госпожа, — кивнула Гэбби и вышла.Персиваль Нельсон тихонько прикрыл дверь в спальню маркизы. Приводя в порядок вещи молодого лорда, он невольно подслушал разговор. Старый слуга всплеснул руками. Видит Бог, его господин не чудовище! Неужто леди Кэтрин и в самом деле поверила, что его милость может желать вреда ее ребенку? Видит Бог, хозяин запрыгает от радости, когда узнает!Персиваль засеменил вниз, очень встревоженный. У парня характер еще тот, он всегда был упрямцем, с этим ничего не поделаешь. Но, видит Бог, плохое настроение мужа еще не повод, чтобы срываться в Лондон!Молодой господин должен уладить свои дела с женой — он сам во всем виноват. Время пройдет — и все встанет на свои места.Персиваль медленно спускался вниз, держась за перила красного дерева. Мимо него шустрые и молодые слуги тащили хозяйкины сундуки.Господи! Она успеет уехать, пока его милость будет далеко! Персиваль огляделся. Рассказать Блатбери? Попросить помочь? Нет, негоже распространять слухи. Чем меньше людей будут знать о том, что происходит, тем лучше. Надо полагаться только на собственные силы.Персиваль заковылял к конюшням. Там можно найти паренька, который разыщет молодого маркиза и вернет его домой.Тем временем Кэтрин, сказав Блатбери, что уезжает, села в карету.
— В чем дело, Персиваль?Доминик соскочил с коня. Конюху пришлось потратить больше часа, чтобы найти Доминика. И Доминик поспешил домой. Он знал, что Персиваль без особой нужды не стал бы посылать за хозяином.— Будет лучше, ваша милость, если мы поговорим наедине.— Хорошо.Доминик передал поводья конюху и пошел за стариком к дому.— Вы захотите переодеться и перекусить, — сказал Персиваль.В своем черном костюме, с седой шевелюрой он напоминал старого мудрого ворона.— О чем ты? Зачем мне переодеваться? Куда ты меня собираешься отправить?— Как куда, за вашей женой, сэр.— Кэтрин что, уехала?— Да, милорд. В Лондон. Понимаете ли, она боится за ребенка.— За ребенка? Какого ребенка? Персиваль, в себе ли ты?— За вашего ребенка, сэр. Того, что носит под сердцем.Доминик покачал головой.— Кэтрин не может носить моего ребенка. Мы не имели…— И она так думала, милорд. Но похоже, вы оба ошибались.— Что ты хочешь этим сказать? — возмутился Доминик. — Что ребенок был зачат еще до свадьбы?Уши старика порозовели.— Вам лучше знать, сэр. Как бы там ни было, леди носит вашего ребенка, и она вас боится. Похоже, она верит в то, что вы вообще не женились бы на ней, если бы знали. Она сказала, что вы бы предпочли, если бы она родила вам ублюдка.У Доминика перехватило дыхание.— О Боже!Ведь он так давно об этом говорил! А она не забыла!— Как ты обо всем этом узнал? Уверен, что леди Грэвенвольд тебе ничего не рассказывала.— Я случайно слышал ее разговор с горничной, сэр.— Значит, то, что ты говоришь, — правда?— Да, милорд, вне всяких сомнений. Она была очень расстроена.— Так она не хочет ребенка? — неожиданно резко спросил Доминик.— О нет, милорд. Совсем наоборот. Она сказала, что очень хочет иметь от вас ребенка. От вас, сэр. А вы, милорд, как вы к этому относитесь?В самом деле, что он чувствует? Вся его тревога, вся его боль — все было ради того, чтобы этого не произошло, он делал все, что в его силах, чтобы предотвратить саму возможность. Сейчас, когда все свершилось, что он чувствует?Скворец напевал песенку. Доминик поднял голову, увидел чистое и прозрачное небо, белые облака.Так что же он чувствует? Будто с его плеч сняли огромную тяжесть. После всех тревог, чудовищного напряжения воли — за него все решила судьба. Господь решил все за него.В первый раз за несколько дней Доминик улыбнулся. Словно узник, лишившийся своих цепей. Как слепец, вновь обретший зрение.Победа осталась за его отцом, по Доминика это не огорчало, Он не мог понять себя, да и не хотел.Он чувствовал себя по-мальчишески легко и свободно. Ребенок, зачатый из его семени. У Кэтрин.— Куда она уехала?— К своей кузине Амелии.Доминик похлопал Персиваля по спине.— Спасибо тебе за все, дружище. — И пошел к дому, затем вдруг остановился и, обернувшись к слуге, крикнул: — Передай остальным, что их кошельки потяжелеют — это за то, что им пришлось вытерпеть за последние несколько дней.
— Может быть, посидеть с тобой еще?Амелия задержалась в дверях. Ее стройный силуэт четко выделялся на фоне освещенного проема. В спальне горела только одна свеча. Часы на каминной полке пробили час.Кэтрин, одетая в белую хлопчатобумажную ночную сорочку с длинными рукавами и глухим воротом, натянула на себя одеяло.— Спасибо, Амелия, за поддержку. Мне хорошо здесь и спокойно.Женщины проговорили весь вечер, сидя в уютной гостиной, лакомясь горячим шоколадом. Кэтрин рассказала Амелии далеко не все. Обсуждать Доминика ей не хотелось: слишком сильна была боль. Поэтому Амелии стало известно лишь то, что Кэтрин ждет ребенка, волнуется и нуждается в опытной подруге. Именно поэтому она и приехала в Лондон.Амелия встретила Кэтрин с радостью. Сказала, что скучала невероятно. Сейчас, заверив подругу в самых лучших чувствах, тепло улыбнувшись на прощание, Амелия закрыла дверь.Кэтрин лежала без сна, слушая, как тикают часы, вспоминая долгую и утомительную дорогу в Лондон. Как поступил Доминик, когда узнал, что она уехала? Блатбери Кэтрин сообщила, что кузина просила ее срочно приехать повидаться — и все.Поедет ли Доминик за ней? Кэтрин сомневалась. Скорее, он даже обрадуется — может наконец побыть один.Кэтрин повернулась на другой бок. Но сон не шел. Она положила ладонь па живот. Ей было и приятно, и странно, что в ней зреет новая жизнь. Что могло произойти, скажи она Доминику правду? Сейчас, оказавшись далеко от него, Кэтрин невольно задавалась вопросом, правильно ли сделала, что убежала. Не может быть, чтобы Доминик не полюбил ребенка, которого она носит под сердцем. И все же полной уверенности не было.Слезы закапали из глаз Кэтрин. Столько всего было между ними. Так много… и мало.Завтра она напишет дяде, попросит его подыскать подходящий предлог для расторжения брачного договора. Если Доминик не захочет признать ребенка своим, она не станет принуждать его. Пусть остается свободным.Нет, надо успокоиться. В ней живет теперь крохотное существо. Сейчас она должна была думать в первую очередь о нем, она должна защищать его, как только может. Никакие цыганские клятвы не испортят ей жизнь. Этим средневековым глупостям не будет места в ее жизни.И все же Кэтрин продолжала любить его. Ни время, ни слова, никакая боль не могли изгнать из сердца любовь. Не стоит сообщать ему о ребенке, пока она не поговорит с дядей, пока не будет чувствовать себя в безопасности. А потом — лети, птица, на свободу.— Милый мой цыган, — нежно прошептала Кэтрин, — Я так сильно тебя люблю.Любовь и ненависть, страсть и боль — такие разные и в то же время настолько близкие, что иногда между ними трудно провести границу. С самой первой встречи с Домиником все эти чувства возникли разом, и чем дальше, тем сильнее запутывались. Кэтрин подозревала, что и к отцу Доминик испытывал нечто похожее.Радость, печаль, одиночество, сердечная тоска… Любил ли он ее или ненавидел? И что он будет чувствовать к ребенку?Если бы все могло быть иначе.Но Кэтрин не верила в «иначе». Глава 24 Как долго она спала? Кэтрин проснулась от еле слышного скрипа. Звук повторился. Наверное, ей показалось. Нет. Под дверью желтоватая полоска света. Кто-то шел в ее спальню.Сначала она хотела спросить, кто это, но что-то подсказало ей: надо молчать. Подсознание хранило память о подобных обстоятельствах. Тогда, ранней весной тоже была ночь, Кэтрин спала в той же спальне… Стараясь не шуметь, Кэтрин пошарила рукой на тумбочке: надо чем-нибудь вооружиться. В доме и так было мало слуг, и всех Амелия отправила отдыхать пораньше, чтобы можно было поговорить, не опасаясь подслушивания. Комнаты для прислуги располагались над каретным сараем — оттуда никто не услышит ее криков.Как сейчас не хватало здесь этих людей, чьих сплетен они опасались! Кэтрин нащупала тяжелый бронзовый подсвечник. Она тихонько засунула его под одеяло.Дверь приоткрылась, в комнату на мгновение проник свет из холла, затем дверь захлопнулась. Кэтрин успела увидеть, что незнакомец был в плаще и шляпе. Значит, это не женщина, а мужчина, притом мужчина высокий и широкоплечий, он закрывал собой почти весь дверной проем. Но кто это? Кэтрин не поняла. Только поэтому она не стала кричать.— Доминик? — спросила она шепотом, не зная, на что надеяться: на то, что это он или, наоборот, не он.Зачем он пришел? Почему? Потому что любит? Потому что узнал правду?А если ему стало известно о ребенке, как он поступит с ней?— Доминик? — с бьющимся сердцем переспросила Кэтрин.Незваный гость медленно приближался. В лунном свете на виске мужчины блеснул черный завиток. Он поднял руку и Кэтрин увидела занесенную над головой тяжелую железную кочергу. Кэтрин завизжала. Успела откатиться. Кочерга обрушилась на резное деревянное изголовье.— Господи! — что есть мочи закричала Кэтрин, откатываясь в сторону, спасаясь от следующего удара. — Я люблю тебя, Доминик! Прошу тебя, не делай этого!Трясущимися руками она подняла подсвечник и запустила им в нападавшего. Ударившись о плечо мужчины, подсвечник с грохотом упал на пол.— Амелия! Кто-нибудь, помогите!Мгновенно незнакомец оказался рядом, схватил ее за плечи. И тогда Кэтрин увидела его руки: мясистые руки простолюдина с толстыми узловатыми пальцами. Это не Доминик!Облегчение и страх утроили силы Кэтрин, с неожиданной яростью принялась она бороться с пришельцем, кусалась, царапалась. Если ей и суждено умереть сейчас, то она не умрет от отчаяния. «Доминик никогда не обидел бы меня», — стучало у нее в голове.— Кто ты? — закричала она ему в лицо. Она становилась сильна, как тигрица. Это — враг, не Доминик, не Доминик!И вот, словно по волшебству, он оказался здесь, он услышал ее. На мгновение задержавшись на пороге, он с яростью бросился на негодяя.— Кэтрин! — воскликнул он, и его кулак обрушился на голову мужчины. Тот упал. Противник был больше Доминика, но цыгану придавал силы гнев. Удар сыпался за ударом, шляпа слетела с незнакомца, открыв круглую голову с черными, заплетенными в косичку волосами, из разбитой губы текла кровь. Доминик разбил противнику нос, и белая рубаха мужчины пропиталась кровью.Прибежала Амелия.— Боже, что происходит? — спросила она. Из-за ее спины выглядывала сонная физиономия Гэбби.Доминик достал из кармана небольшой пистолет и, наставив на человека в углу, сказал Гэбби:— Пусть кто-нибудь вызовет констебля.— Да, милорд, — тихо сказала служанка и исчезла.— Кто вы? — спросил Доминик у поверженного врага.— Его зовут Натан Кейв, — вмешалась Амелия. — Он… он работал на Эдмунда.— Да, — подтвердила Кэтрин, — мне знакомо это лицо.— Эдмунд мертв, — резонно заметил Доминик, хватая Натана за грудки. — На кого ты сейчас работаешь?Не дождавшись ответа, Доминик еще раз тряхнул Кейва.— Так на кого, Натан?И вновь в ответ тишина.— Он… он, должно быть, сделал это в память о данном Эдмунду обещании, — робко заметила Амелия. — Видимо, он как-то причастен к похищению Кэтрин.Доминик, прищурившись, посмотрел на черноусого.— Ты и впрямь такой дурак или прикидываешься? Ты хоть понимаешь, что остаток жизни тебе придется провести в Ньюгейте, если посчастливится избежать виселицы? Ты хочешь отправиться в это веселенькое место в одиночестве?Натан сник.— Не пойду я в тюрьму один, — пробубнил он, уныло глядя в пол. — Не хочу я гнить в этом проклятом месте один, тем более что я только выполнял приказ. Мне эта затея с самого начала не нравилась. — Указан мозолистым пальнем в сторону двери, Кейв сказал: — Если меня туда посадят, то только вместе с ней.— Амелия? — выдохнула Кэтрин.— Он лжет, — срывающимся голосом сказала Амелия. — Вы ведь не станете верить ему!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35