— В среду будет охота, а завтра вечером — маскарад. И это только начало.— Маскарад? — переспросила Кэтрин. — Но у меня нет костюма!Подошла Джорджия.— Не беспокойтесь насчет бала, — сказала она. — Папа, как всегда, обо всем позаботился. Некоторых мы успели предупредить заранее, но мысль о маскараде пришла нам в голову в последний момент. Поэтому мы решили сделать сюрприз и наняли белошвеек. Мастерицы сошьют костюм за пару часов. Вам нужно только решить, в кого вы хотите превратиться.Кэтрин подумала о Доминике. Она уже знала, кем будет завтра.
— Я не совсем уверена в том, что это хорошая идея, госпожа, — осторожно заметила Гэбби, помогая хозяйке надеть белую крестьянскую блузу, богато расшитую бисером.— Может быть. Но увидеть, как вытянется лицо Доминика, — ради этого стоит рискнуть!Кэтрин надела широкую юбку из красного шелка, расшитую блестками. Гэбби помогла приладить юбку так, чтобы из-под нее чуть выглядывали нижние юбки.— Да уж, он будет удивлен, не сомневаюсь, — сказала Гэбби. — Пойдемте, я сделаю вам прическу.Кэтрин улыбнулась. Да, она будет настоящей цыганкой, Прическа ее — рыжая масса густых волос, ниспадающих на плечи, чуть приподнятых вверх с одной стороны и украшенных маленькими золотыми монетками, которые она хранила как память, — была тоже цыганской. Монисто на запястьях и золотая лента, стянувшая предплечье, довершали наряд. В ушах — золотые тонкие кольца, а вырез блузки — скандально глубокий.— Mon Dieu Бог мой (фр.).
, — всплеснула руками Гэбби, — его честь будет от вас без ума.— Может быть, — протянула Кэтрин. Она отплатит негодяю. Она сведет его с ума. Она заставит его вспомнить все мгновения страсти, каждый горячий поцелуй. Пусть эта страсть спалит его дотла.— Ты думаешь, я действительно ничего в этом платье? — с едва заметным волнением спросила Кэтрин.С минуты на минуту должен был войти дядя, а в том, что он не одобрит ее выходки, у Кэтрин сомнений не было.— Вы — чудо, моя леди.Кэтрин обняла служанку.— Спасибо тебе, Гэбби. Спасибо за все.Герцог Вентворт осторожно постучал в дверь и, когда увидел Кэтрин, едва не лишился чувств.— Ты с ума сошла, — возмущенно сказал Гил.— Дядя, не беспокойся. Правду знаем только мы двое.— В самом деле? — недоверчиво спросил Гил.— Ну… да. — Предательский румянец окрасил щеки Кэтрин. — Так мы идем?— Не нравится мне твоя затея, Кэтрин.— Дядя, не волнуйся. Это только маскарадный костюм.— Костюм, — проворчал Гил. — Да уж.Кэтрин и Гил поднялись в пурпурно-серебряный зал.Гости уже собрались. Здесь были не только те, кто приехал в Ривенрок по приглашению Мэйфилда, но и его соседи.Зал был полон разбойниками, пиратами, рыцарями в латах и их очаровательными дамами, были здесь и египетские фараоны, и римские легионеры. Греки в тогах, герои шекспировских пьес и даже сказочные принцессы — все собрались сюда, пряча свои истинные лица под масками.Дядя был в наряде судьи в белом кудрявом парике. Эдмунд — разбойник, с черной повязкой на глазу, в красном шарфе, обмотанном вокруг головы, и шпагой за поясом. Амелия — средневековая придворная дама, в светлом парике и с маленькой птичкой, закрепленной в прическе.— Боже! — воскликнула Амелия, оглядывая невестку. — Можно подумать, будто ты и в самом деле цыганка.— Спасибо, Амелия, — улыбнулась Кэтрин.И вдруг Кэтрин почувствовала чей-то пристальный взгляд. Кэтрин знала, кто стоит за спиной. Но, повернувшись, девушка остолбенела. Свет для нее померк, толпа превратилась в пестрый туман, она ясно видела только его, его одного.На Доминике были черные облегающие брюки, те, что он носил в таборе, высокие черные сапоги и та самая вышитая и украшенная бисером безрукавка, и больше — ничего. Грудь его и плечи оставались обнаженными, в ухе поблескивала маленькая серебряная серьга.Высокий красавец больше не был ни лордом Найтвиком, ни маркизом Грэвенвольдом. Не был больше чужим. Он был тем, кого она любила. Кэтрин едва удержалась, чтобы не броситься к нему на шею.Мягкий золотистый свет плясал на его смуглой коже. Он смотрел на нее, и глаза его были черные, как ночь.— Добрый вечер, миледи цыганка.— Добрый вечер, — почти шепотом ответила Кэтрин.— Поскольку мы, не сговариваясь, воплотились в одних и тех же персонажей, — с вежливой улыбкой сказал он, — я думаю, первый танец мы станцуем вместе.Кэтрин обещала танец Литчфилду, но сейчас ей было уже все равно.— Идет, — хрипло проговорила она.Грянула музыка. Доминик прижимал Кэтрин чуть сильнее, чем того требовал танец. Они танцевали так, как танцевали тогда, в таборе, отдаваясь ритму целиком, без остатка, уносились мыслями в тот вечер, когда скрипки выводили другую мелодию, когда вместе с ними плясало пламя костра.Доминик не сводил с нее глаз. И во взгляде его не было тоски и отчужденности, а знакомое выражение, огненное, страстное. И казалось, этот танец будет длиться вечно.— Как бы я хотел оказаться в таборе, у того костра, помнишь? Там ты была дика и прекрасна. Ты танцевала только для меня.Кэтрин почувствовала, что ей становится жарко. Она никогда не позабудет ту ночь и то неистовство.— Я хотел бы оказаться там вновь, я хотел бы унести тебя на руках в мой вардо.Его глухой голос будил в ней страсть, напоминал о незабываемом ощущении счастья, счастья, которое ей уже не испытать с другим. Слезы навернулись Кэтрин на глаза.— Я скучала по тебе, — прошептала она. — Иногда я жалею о том, что не осталась с тобой.В глазах Доминика была нежность, та нежность, с которой он смотрел на нее только в таборе.— Об этих словах я мечтал с тех пор, как приехал в Англию. Но сейчас, Господи, как я тебя… — Он осекся.Кэтрин была на седьмом небе от счастья.— Хотел бы я, чтобы все было по-другому, — сказал он. — Хотел бы я, чтобы я был другим.Кэтрин наблюдала за ним из-под полуопущенных ресниц, ловила каждое его слово.— Я любила тебя, — сказала она. — Я любила Домини, мужчину, с которым жила в таборе.Доминик ответил не сразу, только сильнее сжал ее в объятиях.— Сейчас перед тобой тот самый Домини.— Нет, — покачала головой Кэтрин. — Здесь ты другой. Жестче, безжалостнее. Неужели ненависть к отцу делает тебя таким?Взгляд Доминика стал непроницаемым.— Что ты знаешь о моем отце?— Ничего. Только то, что он умер. Но что бы между вами ни стояло, теперь вес в прошлом.— Ошибаешься, — сказал Доминик, сжав зубы. — Это никогда не уйдет в прошлое.Кэтрин увидела на лице его мрачную решимость, и сердце ее заныло.— Значит, тот человек, которым ты стал здесь, заслуживает лишь моей жалости.— Кэтрин…Но музыка внезапно оборвалась, и Доминик замолчал.Он молча подвел Кэтрин к дяде. Гил был мрачен.Взгляд из-под нахмуренных бровей не предвещал ничего доброго. Кэтрин хотела было спросить у дяди, что его так расстроило, но подошел Литчфилд и пригласил ее на следующий танец.Кэтрин изо всех сил старалась слушать партнера, улыбаться ему, но мысли ее уносились к Доминику, любимому, желанному. Она искала его взглядом и видела, что он смотрит на нее. Он тоже не мог думать ни о ком другом.Кэтрин танцевала со своим цыганом еще один раз, и, как в волшебной сказке, когда стоит надеть корону — и становишься принцессой или принцем, цыганские наряды возвращали их в прошлое, возвращали им ту безумную сладкую ночь.Все, что не было связано с Домиником, проплывало мимо сознания Кэтрин. Наверное, было весело, но Кэтрин не помнила ни конкурсов на самый удачный костюм, ни на самую загадочную маску. Литчфилд был как никогда заботлив, внимателен. Кэтрин понимала, что он созрел для предложения, но не делала ничего, чтобы поощрить его к этому. Завтра, только не сегодня, когда рядом любимый.Завтра она подумает о будущем. А сегодня пусть будет праздник; Этот вечер она посвятит ему, своему ненаглядному цыгану.А потом — пусть уходит из ее жизни вместе с надеждой на счастье.Попрощавшись с дядей, Эдмундом и Амелией, Кэтрин сделала вид, что идет к себе в спальню, а сама проскользнула в сад. Луна освещала дорожки. То тут, то там появлялись гуляющие маски. А вдруг он выйдет в сад не один? С какой-нибудь новой леди Кампден? Да нет. Не может быть. Доминик так же увлечен сегодня Кэтрин, как и она им.Доминик стоял, прислонившись к решетке сада. Он курил сигару, выпуская тоненькие струйки дыма, и с тоской смотрел в темноту. Кэтрин показалось, что он, как падший ангел, ищет и не может найти собственную душу.— Добрый вечер, мой цыганский барон, — тихо сказала она.— Кэтрин…Доминик отбросил сигару, удивленно глядя на нее. Одну, без спутника.— Не надо было тебе выходить.— Да, ты прав.— Так почему же ты пришла?— Потому что Домини сегодня здесь, — ответила она с тихой улыбкой, — а я знаю, что больше его не увижу.Доминик нерешительно сделал шаг ей навстречу. И остановился. Затем протянул руку, осторожно коснулся шелковистых рыжих волос. Сделал еще шаг, привлек Кэтрин к себе, а затем прильнул к ее губам.Кэтрин прижалась к своему цыгану. Приоткрыла губы. Кэтрин чувствовала привкус выпитого им вина и горько-сладкий дурманящий вкус сигары, но сильнее всего — какой-то только ему присущий вкус, от которого кружилась голова и слабели ноги. Она чувствовала его, его силу и желание.— Ты правда ведьма, — прошептал он, целуя ее лицо, шею, плечи. Сжав в ладонях ее груди, он ласкал их, превращая соски в острые, чуть подрагивающие пики. — Я хочу забыть тебя, но не могу. Я засыпаю, но ты приходишь ко мне во сне. Я все время думаю о тебе.— Доминик, — прошептала Кэтрин, — Доминик, видит Бог, как я тосковала по тебе.Руки его скользнули вниз, сжали ее ягодицы.— Как ты нужна мне, моя огненная кошечка, как я хочу тебя… и не могу иметь.Он целовал ее снова и снова, с неутолимой жаждой, и Кэтрин казалось, что она растворяется в нем. Она возвращала ему поцелуи и целовала его с тем же ненасытным желанием, мечтая лишь о том, чтобы быть с ним.— Доминик, — прошептала она срывающимся голосом. Он подхватил ее на руки и понес к беседке на холме на краю сада.— Я не должен был этого допускать, — проговорил он, опускаясь на скамью и усаживая ее к себе на колени. — Я говорил тебе, что не могу жениться. Ничего хорошего из этого не выйдет.— Мне все равно.— Тебе не все равно. Тебе никогда не было все равно. Останови меня, Кэтрин. Останови это безумие.— Завтра, — прошептала Кэтрин. — Завтра я снова стану прежней. А сегодня я твоя, остальное не важно.Доминик поцеловал ее долгим глубоким поцелуем.— Господи, как я хочу тебя.— Люби меня, Доминик. Я хочу почувствовать тебя внутри в этот последний раз.Она поцеловала его, и Доминик застонал. Он расстегнул брюки, выпустив свой твердый клинок, и Кэтрин сжала его в ладони.— Прошу тебя, — проговорила она нежно. Доминик поцеловал ее горячо, так, что она задрожала.— Каджори, — еле слышно пробормотал он, целуя. Его руки и губы творили чудо, создавали ей кровь, разжигали огонь, лизавший пламенем ее лоно.Когда Кэтрин, застонав, схватила его за безрукавку, Доминик усадил ее лицом к себе на колени, сжимая ее ягодицы. Ее лоно уже было податливым и влажным, когда он вошел в нее, заполнил собой, заставив сердце биться так часто, что она едва могла дышать.Кэтрин откинула голову. Доминик почти весь вышел из нее и следующим сильным толчком опять вошел — весь, так, что Кэтрин пришлось закусить губу, чтобы сдержать крик.— Ты моя, — сказал он нежно. — В моем сердце ты всегда будешь только моей. — Притянув ее к себе, он коснулся губами ее рта, раздвинул языком зубы, проник внутрь, коснулся нёба. Кэтрин запустила пальцы в его полосы и качнулась ему навстречу, чувствуя, как движется в ней его твердая плоть. Она металась, стонала, обхватив его шею, пока он, придерживая ее за бедра, вновь и вновь входил в нее.Через несколько минут она взметнулась за грань сознания, в блистающий мир с алмазными звездами, мир безграничной радости.Доминик последовал за ней в этот мир, выбросив в нее семя. Кэтрин вдруг поняла, что страстно хочет одного: чтобы семя его дало в ней росток, чтобы ребенок, которого она родит, был бы от него, а не от кого-то другого.Кэтрин не замечала, что плачет, пока Доминик не стал вытирать ее слезы.— Не надо, — прошептал он. — Не плачь.— Я не плачу, — ответила она. — Я никогда не плачу.Доминик прижал ее к себе, баюкая как ребенка, а она, словно маленькая девочка, уткнулась носом в его плечо. Так они сидели в темноте, прижавшись друг к другу, мечтая о том, чтобы эти последние мгновения никогда не кончались. Между тем ночь вступала в свои права: где-то ухнула сова, в пруду заквакали лягушки, застрекотали кузнечики. Прощальные аккорды оркестра напомнили им о том, что их время заканчивается.— Если бы я мог, я женился бы на тебе, — шептал ей на ухо Доминик. — Но я не могу.Кэтрин ничего не сказала.— Я обещал своей матери. Я поклялся себе самому. Я не дам ему победить.Кэтрин молча встала с его колен и поправила юбки.— Это не значит, что мне нет до тебя дела.Кэтрин пристально посмотрела на него, увидела муку в черных прекрасных глазах и прижала к груди его голову.— Делай то, что велит тебе долг.— Кэтрин…— Мне пора. Будем считать, что нам это приснилось.Доминик вздрогнул. Да, впереди много ночей, много снов, в которых она будет звать его и никогда не сможет дозваться. Впереди одиночество. И пустота.— Мой брак с Литчфилдом поможет решить… непредвиденные проблемы, — с напускной легкостью заявила Кэтрин. — Так что насчет этого можешь не волноваться.Как он хотел бы сейчас получить нож в спину!— Он сделал предложение?— Пока нет, но скоро сделает.— Могла бы подыскать мужа получше. Желающих вполне хватает.— У тебя кто-то есть на примете? — с сарказмом поинтересовалась Кэтрин. — Может, Стоунлей? Он ведь твой друг. Можешь предложить ему?Стоунлей в постели Кэтрин. Доминику стало противно.— Рэйн едва ли предоставил бы тебе больше свободы, чем я. Возможно, Литчфилд — действительно лучшая партия. Как только ты родишь ему сына, он окружит себя любовницами — если это то, чего ты хочешь.— Именно этого я и хочу, — сказала Кэтрин.— Возможно, после того, как ты выйдешь замуж, нам будет проще…Целый год Литчфилд будет наслаждаться прелестями жены. У Доминика судорогой свело мышцы.— Возможно, — эхом откликнулась Кэтрин, но Доминик знал, что она никогда не согласится стать его любовницей. Она останется верна мужу до конца своих дней. И не важно, будет ли она любить этого Литчфилда или нет. Но к Доминику Кэтрин не вернется никогда.— Тебе лучше идти, пока тебя не хватились.— Да.— Я обещал Мэйфилду, что поеду с ним на охоту, поэтому уехать раньше завтрашнего вечера не могу. Обещаю, что не встану у тебя на пути.— Так будет лучше.Кэтрин поцеловала его в щеку. Никогда прощание не было столь тягостным.— До свидания, мой цыганский любовник. Я никогда тебя не забуду.Кэтрин повернулась, но Доминик поймал ее за руку.— Кэтрин…— Не надо, прошу тебя.С этими словами она побежала вниз по тропинке. Доминик смотрел ей вслед. Сердце его разрывалось. Она нужна была ему, но он не мог взять ее, не мог, если хотел оставаться мужчиной в собственных глазах.Доминик сидел, глядя в пустоту. В душе бушевала буря. Он разрывался между любовью, чувством вины и чувством долга. Он не может нарушить клятву, но он безумно любит Кэтрин! «Кэтрин, — думал он, — зачем я только тебя встретил! Если бы все было по-другому. Если бы ты была другой».Но она не была другой. Страстная красавица, но решительная и несгибаемая. Женщина, которую он уважал, желал сильнее всех других, женщина, которой он не мог обладать.Казалось, что даже из могилы отец насылает на него боль. Глава 17 Есть две вещи, которые англичанин понимает хорошо: крепкие слова и крепкие пинки. У. Хазлет Доминик невидящим взглядом смотрел туда, куда ушла Кэтрин. Он уже тосковал по ней.Он провел рукой по волосам и вздохнул. Не надо было идти на поводу у своего желания. Не надо было брать ее вот так. Это было несправедливо по отношению к Кэтрин и несправедливо по отношению к самому себе.Как могло случиться, что женщина смогла сломать его жизнь?Послышался шорох. Доминик насторожился. Что это? Мужской грубый голос произнес что-то хриплым шепотом, а затем сдавленно вскрикнула Кэтрин.Доминик уже мчался по тропинке. Сердце его бешено колотилось. Повернув за угол, он увидел, что Кэтрин отчаянно борется с мужчиной в маске из грубого хлопчатобумажного чулка с прорезью для глаз. Негодяй тащил ее в кусты.Одним прыжком преодолев разделявшее их пространство, Доминик яростно набросился на насильника. Ухватившись за холщовую рубаху, Грэвенвольд ударил его изо всех сил. Неизвестный упал. Доминик стал бить негодяя ногами. И тут из темноты появился второй. Что-то блеснуло у него в руке. Пистолет… И в тот же миг острая боль пронзила висок Грэвенвольда.— Доминик! — в ужасе закричала Кэтрин, бросившись к оседавшему на землю Доминику.— Беги, — выдавил он, — им нужна ты!Боль разрасталась, пульсировала, перед глазами его поплыли круги, сознание начало меркнуть. Из последних сил Доминик сделал шаг ко второму нападавшему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Я не совсем уверена в том, что это хорошая идея, госпожа, — осторожно заметила Гэбби, помогая хозяйке надеть белую крестьянскую блузу, богато расшитую бисером.— Может быть. Но увидеть, как вытянется лицо Доминика, — ради этого стоит рискнуть!Кэтрин надела широкую юбку из красного шелка, расшитую блестками. Гэбби помогла приладить юбку так, чтобы из-под нее чуть выглядывали нижние юбки.— Да уж, он будет удивлен, не сомневаюсь, — сказала Гэбби. — Пойдемте, я сделаю вам прическу.Кэтрин улыбнулась. Да, она будет настоящей цыганкой, Прическа ее — рыжая масса густых волос, ниспадающих на плечи, чуть приподнятых вверх с одной стороны и украшенных маленькими золотыми монетками, которые она хранила как память, — была тоже цыганской. Монисто на запястьях и золотая лента, стянувшая предплечье, довершали наряд. В ушах — золотые тонкие кольца, а вырез блузки — скандально глубокий.— Mon Dieu Бог мой (фр.).
, — всплеснула руками Гэбби, — его честь будет от вас без ума.— Может быть, — протянула Кэтрин. Она отплатит негодяю. Она сведет его с ума. Она заставит его вспомнить все мгновения страсти, каждый горячий поцелуй. Пусть эта страсть спалит его дотла.— Ты думаешь, я действительно ничего в этом платье? — с едва заметным волнением спросила Кэтрин.С минуты на минуту должен был войти дядя, а в том, что он не одобрит ее выходки, у Кэтрин сомнений не было.— Вы — чудо, моя леди.Кэтрин обняла служанку.— Спасибо тебе, Гэбби. Спасибо за все.Герцог Вентворт осторожно постучал в дверь и, когда увидел Кэтрин, едва не лишился чувств.— Ты с ума сошла, — возмущенно сказал Гил.— Дядя, не беспокойся. Правду знаем только мы двое.— В самом деле? — недоверчиво спросил Гил.— Ну… да. — Предательский румянец окрасил щеки Кэтрин. — Так мы идем?— Не нравится мне твоя затея, Кэтрин.— Дядя, не волнуйся. Это только маскарадный костюм.— Костюм, — проворчал Гил. — Да уж.Кэтрин и Гил поднялись в пурпурно-серебряный зал.Гости уже собрались. Здесь были не только те, кто приехал в Ривенрок по приглашению Мэйфилда, но и его соседи.Зал был полон разбойниками, пиратами, рыцарями в латах и их очаровательными дамами, были здесь и египетские фараоны, и римские легионеры. Греки в тогах, герои шекспировских пьес и даже сказочные принцессы — все собрались сюда, пряча свои истинные лица под масками.Дядя был в наряде судьи в белом кудрявом парике. Эдмунд — разбойник, с черной повязкой на глазу, в красном шарфе, обмотанном вокруг головы, и шпагой за поясом. Амелия — средневековая придворная дама, в светлом парике и с маленькой птичкой, закрепленной в прическе.— Боже! — воскликнула Амелия, оглядывая невестку. — Можно подумать, будто ты и в самом деле цыганка.— Спасибо, Амелия, — улыбнулась Кэтрин.И вдруг Кэтрин почувствовала чей-то пристальный взгляд. Кэтрин знала, кто стоит за спиной. Но, повернувшись, девушка остолбенела. Свет для нее померк, толпа превратилась в пестрый туман, она ясно видела только его, его одного.На Доминике были черные облегающие брюки, те, что он носил в таборе, высокие черные сапоги и та самая вышитая и украшенная бисером безрукавка, и больше — ничего. Грудь его и плечи оставались обнаженными, в ухе поблескивала маленькая серебряная серьга.Высокий красавец больше не был ни лордом Найтвиком, ни маркизом Грэвенвольдом. Не был больше чужим. Он был тем, кого она любила. Кэтрин едва удержалась, чтобы не броситься к нему на шею.Мягкий золотистый свет плясал на его смуглой коже. Он смотрел на нее, и глаза его были черные, как ночь.— Добрый вечер, миледи цыганка.— Добрый вечер, — почти шепотом ответила Кэтрин.— Поскольку мы, не сговариваясь, воплотились в одних и тех же персонажей, — с вежливой улыбкой сказал он, — я думаю, первый танец мы станцуем вместе.Кэтрин обещала танец Литчфилду, но сейчас ей было уже все равно.— Идет, — хрипло проговорила она.Грянула музыка. Доминик прижимал Кэтрин чуть сильнее, чем того требовал танец. Они танцевали так, как танцевали тогда, в таборе, отдаваясь ритму целиком, без остатка, уносились мыслями в тот вечер, когда скрипки выводили другую мелодию, когда вместе с ними плясало пламя костра.Доминик не сводил с нее глаз. И во взгляде его не было тоски и отчужденности, а знакомое выражение, огненное, страстное. И казалось, этот танец будет длиться вечно.— Как бы я хотел оказаться в таборе, у того костра, помнишь? Там ты была дика и прекрасна. Ты танцевала только для меня.Кэтрин почувствовала, что ей становится жарко. Она никогда не позабудет ту ночь и то неистовство.— Я хотел бы оказаться там вновь, я хотел бы унести тебя на руках в мой вардо.Его глухой голос будил в ней страсть, напоминал о незабываемом ощущении счастья, счастья, которое ей уже не испытать с другим. Слезы навернулись Кэтрин на глаза.— Я скучала по тебе, — прошептала она. — Иногда я жалею о том, что не осталась с тобой.В глазах Доминика была нежность, та нежность, с которой он смотрел на нее только в таборе.— Об этих словах я мечтал с тех пор, как приехал в Англию. Но сейчас, Господи, как я тебя… — Он осекся.Кэтрин была на седьмом небе от счастья.— Хотел бы я, чтобы все было по-другому, — сказал он. — Хотел бы я, чтобы я был другим.Кэтрин наблюдала за ним из-под полуопущенных ресниц, ловила каждое его слово.— Я любила тебя, — сказала она. — Я любила Домини, мужчину, с которым жила в таборе.Доминик ответил не сразу, только сильнее сжал ее в объятиях.— Сейчас перед тобой тот самый Домини.— Нет, — покачала головой Кэтрин. — Здесь ты другой. Жестче, безжалостнее. Неужели ненависть к отцу делает тебя таким?Взгляд Доминика стал непроницаемым.— Что ты знаешь о моем отце?— Ничего. Только то, что он умер. Но что бы между вами ни стояло, теперь вес в прошлом.— Ошибаешься, — сказал Доминик, сжав зубы. — Это никогда не уйдет в прошлое.Кэтрин увидела на лице его мрачную решимость, и сердце ее заныло.— Значит, тот человек, которым ты стал здесь, заслуживает лишь моей жалости.— Кэтрин…Но музыка внезапно оборвалась, и Доминик замолчал.Он молча подвел Кэтрин к дяде. Гил был мрачен.Взгляд из-под нахмуренных бровей не предвещал ничего доброго. Кэтрин хотела было спросить у дяди, что его так расстроило, но подошел Литчфилд и пригласил ее на следующий танец.Кэтрин изо всех сил старалась слушать партнера, улыбаться ему, но мысли ее уносились к Доминику, любимому, желанному. Она искала его взглядом и видела, что он смотрит на нее. Он тоже не мог думать ни о ком другом.Кэтрин танцевала со своим цыганом еще один раз, и, как в волшебной сказке, когда стоит надеть корону — и становишься принцессой или принцем, цыганские наряды возвращали их в прошлое, возвращали им ту безумную сладкую ночь.Все, что не было связано с Домиником, проплывало мимо сознания Кэтрин. Наверное, было весело, но Кэтрин не помнила ни конкурсов на самый удачный костюм, ни на самую загадочную маску. Литчфилд был как никогда заботлив, внимателен. Кэтрин понимала, что он созрел для предложения, но не делала ничего, чтобы поощрить его к этому. Завтра, только не сегодня, когда рядом любимый.Завтра она подумает о будущем. А сегодня пусть будет праздник; Этот вечер она посвятит ему, своему ненаглядному цыгану.А потом — пусть уходит из ее жизни вместе с надеждой на счастье.Попрощавшись с дядей, Эдмундом и Амелией, Кэтрин сделала вид, что идет к себе в спальню, а сама проскользнула в сад. Луна освещала дорожки. То тут, то там появлялись гуляющие маски. А вдруг он выйдет в сад не один? С какой-нибудь новой леди Кампден? Да нет. Не может быть. Доминик так же увлечен сегодня Кэтрин, как и она им.Доминик стоял, прислонившись к решетке сада. Он курил сигару, выпуская тоненькие струйки дыма, и с тоской смотрел в темноту. Кэтрин показалось, что он, как падший ангел, ищет и не может найти собственную душу.— Добрый вечер, мой цыганский барон, — тихо сказала она.— Кэтрин…Доминик отбросил сигару, удивленно глядя на нее. Одну, без спутника.— Не надо было тебе выходить.— Да, ты прав.— Так почему же ты пришла?— Потому что Домини сегодня здесь, — ответила она с тихой улыбкой, — а я знаю, что больше его не увижу.Доминик нерешительно сделал шаг ей навстречу. И остановился. Затем протянул руку, осторожно коснулся шелковистых рыжих волос. Сделал еще шаг, привлек Кэтрин к себе, а затем прильнул к ее губам.Кэтрин прижалась к своему цыгану. Приоткрыла губы. Кэтрин чувствовала привкус выпитого им вина и горько-сладкий дурманящий вкус сигары, но сильнее всего — какой-то только ему присущий вкус, от которого кружилась голова и слабели ноги. Она чувствовала его, его силу и желание.— Ты правда ведьма, — прошептал он, целуя ее лицо, шею, плечи. Сжав в ладонях ее груди, он ласкал их, превращая соски в острые, чуть подрагивающие пики. — Я хочу забыть тебя, но не могу. Я засыпаю, но ты приходишь ко мне во сне. Я все время думаю о тебе.— Доминик, — прошептала Кэтрин, — Доминик, видит Бог, как я тосковала по тебе.Руки его скользнули вниз, сжали ее ягодицы.— Как ты нужна мне, моя огненная кошечка, как я хочу тебя… и не могу иметь.Он целовал ее снова и снова, с неутолимой жаждой, и Кэтрин казалось, что она растворяется в нем. Она возвращала ему поцелуи и целовала его с тем же ненасытным желанием, мечтая лишь о том, чтобы быть с ним.— Доминик, — прошептала она срывающимся голосом. Он подхватил ее на руки и понес к беседке на холме на краю сада.— Я не должен был этого допускать, — проговорил он, опускаясь на скамью и усаживая ее к себе на колени. — Я говорил тебе, что не могу жениться. Ничего хорошего из этого не выйдет.— Мне все равно.— Тебе не все равно. Тебе никогда не было все равно. Останови меня, Кэтрин. Останови это безумие.— Завтра, — прошептала Кэтрин. — Завтра я снова стану прежней. А сегодня я твоя, остальное не важно.Доминик поцеловал ее долгим глубоким поцелуем.— Господи, как я хочу тебя.— Люби меня, Доминик. Я хочу почувствовать тебя внутри в этот последний раз.Она поцеловала его, и Доминик застонал. Он расстегнул брюки, выпустив свой твердый клинок, и Кэтрин сжала его в ладони.— Прошу тебя, — проговорила она нежно. Доминик поцеловал ее горячо, так, что она задрожала.— Каджори, — еле слышно пробормотал он, целуя. Его руки и губы творили чудо, создавали ей кровь, разжигали огонь, лизавший пламенем ее лоно.Когда Кэтрин, застонав, схватила его за безрукавку, Доминик усадил ее лицом к себе на колени, сжимая ее ягодицы. Ее лоно уже было податливым и влажным, когда он вошел в нее, заполнил собой, заставив сердце биться так часто, что она едва могла дышать.Кэтрин откинула голову. Доминик почти весь вышел из нее и следующим сильным толчком опять вошел — весь, так, что Кэтрин пришлось закусить губу, чтобы сдержать крик.— Ты моя, — сказал он нежно. — В моем сердце ты всегда будешь только моей. — Притянув ее к себе, он коснулся губами ее рта, раздвинул языком зубы, проник внутрь, коснулся нёба. Кэтрин запустила пальцы в его полосы и качнулась ему навстречу, чувствуя, как движется в ней его твердая плоть. Она металась, стонала, обхватив его шею, пока он, придерживая ее за бедра, вновь и вновь входил в нее.Через несколько минут она взметнулась за грань сознания, в блистающий мир с алмазными звездами, мир безграничной радости.Доминик последовал за ней в этот мир, выбросив в нее семя. Кэтрин вдруг поняла, что страстно хочет одного: чтобы семя его дало в ней росток, чтобы ребенок, которого она родит, был бы от него, а не от кого-то другого.Кэтрин не замечала, что плачет, пока Доминик не стал вытирать ее слезы.— Не надо, — прошептал он. — Не плачь.— Я не плачу, — ответила она. — Я никогда не плачу.Доминик прижал ее к себе, баюкая как ребенка, а она, словно маленькая девочка, уткнулась носом в его плечо. Так они сидели в темноте, прижавшись друг к другу, мечтая о том, чтобы эти последние мгновения никогда не кончались. Между тем ночь вступала в свои права: где-то ухнула сова, в пруду заквакали лягушки, застрекотали кузнечики. Прощальные аккорды оркестра напомнили им о том, что их время заканчивается.— Если бы я мог, я женился бы на тебе, — шептал ей на ухо Доминик. — Но я не могу.Кэтрин ничего не сказала.— Я обещал своей матери. Я поклялся себе самому. Я не дам ему победить.Кэтрин молча встала с его колен и поправила юбки.— Это не значит, что мне нет до тебя дела.Кэтрин пристально посмотрела на него, увидела муку в черных прекрасных глазах и прижала к груди его голову.— Делай то, что велит тебе долг.— Кэтрин…— Мне пора. Будем считать, что нам это приснилось.Доминик вздрогнул. Да, впереди много ночей, много снов, в которых она будет звать его и никогда не сможет дозваться. Впереди одиночество. И пустота.— Мой брак с Литчфилдом поможет решить… непредвиденные проблемы, — с напускной легкостью заявила Кэтрин. — Так что насчет этого можешь не волноваться.Как он хотел бы сейчас получить нож в спину!— Он сделал предложение?— Пока нет, но скоро сделает.— Могла бы подыскать мужа получше. Желающих вполне хватает.— У тебя кто-то есть на примете? — с сарказмом поинтересовалась Кэтрин. — Может, Стоунлей? Он ведь твой друг. Можешь предложить ему?Стоунлей в постели Кэтрин. Доминику стало противно.— Рэйн едва ли предоставил бы тебе больше свободы, чем я. Возможно, Литчфилд — действительно лучшая партия. Как только ты родишь ему сына, он окружит себя любовницами — если это то, чего ты хочешь.— Именно этого я и хочу, — сказала Кэтрин.— Возможно, после того, как ты выйдешь замуж, нам будет проще…Целый год Литчфилд будет наслаждаться прелестями жены. У Доминика судорогой свело мышцы.— Возможно, — эхом откликнулась Кэтрин, но Доминик знал, что она никогда не согласится стать его любовницей. Она останется верна мужу до конца своих дней. И не важно, будет ли она любить этого Литчфилда или нет. Но к Доминику Кэтрин не вернется никогда.— Тебе лучше идти, пока тебя не хватились.— Да.— Я обещал Мэйфилду, что поеду с ним на охоту, поэтому уехать раньше завтрашнего вечера не могу. Обещаю, что не встану у тебя на пути.— Так будет лучше.Кэтрин поцеловала его в щеку. Никогда прощание не было столь тягостным.— До свидания, мой цыганский любовник. Я никогда тебя не забуду.Кэтрин повернулась, но Доминик поймал ее за руку.— Кэтрин…— Не надо, прошу тебя.С этими словами она побежала вниз по тропинке. Доминик смотрел ей вслед. Сердце его разрывалось. Она нужна была ему, но он не мог взять ее, не мог, если хотел оставаться мужчиной в собственных глазах.Доминик сидел, глядя в пустоту. В душе бушевала буря. Он разрывался между любовью, чувством вины и чувством долга. Он не может нарушить клятву, но он безумно любит Кэтрин! «Кэтрин, — думал он, — зачем я только тебя встретил! Если бы все было по-другому. Если бы ты была другой».Но она не была другой. Страстная красавица, но решительная и несгибаемая. Женщина, которую он уважал, желал сильнее всех других, женщина, которой он не мог обладать.Казалось, что даже из могилы отец насылает на него боль. Глава 17 Есть две вещи, которые англичанин понимает хорошо: крепкие слова и крепкие пинки. У. Хазлет Доминик невидящим взглядом смотрел туда, куда ушла Кэтрин. Он уже тосковал по ней.Он провел рукой по волосам и вздохнул. Не надо было идти на поводу у своего желания. Не надо было брать ее вот так. Это было несправедливо по отношению к Кэтрин и несправедливо по отношению к самому себе.Как могло случиться, что женщина смогла сломать его жизнь?Послышался шорох. Доминик насторожился. Что это? Мужской грубый голос произнес что-то хриплым шепотом, а затем сдавленно вскрикнула Кэтрин.Доминик уже мчался по тропинке. Сердце его бешено колотилось. Повернув за угол, он увидел, что Кэтрин отчаянно борется с мужчиной в маске из грубого хлопчатобумажного чулка с прорезью для глаз. Негодяй тащил ее в кусты.Одним прыжком преодолев разделявшее их пространство, Доминик яростно набросился на насильника. Ухватившись за холщовую рубаху, Грэвенвольд ударил его изо всех сил. Неизвестный упал. Доминик стал бить негодяя ногами. И тут из темноты появился второй. Что-то блеснуло у него в руке. Пистолет… И в тот же миг острая боль пронзила висок Грэвенвольда.— Доминик! — в ужасе закричала Кэтрин, бросившись к оседавшему на землю Доминику.— Беги, — выдавил он, — им нужна ты!Боль разрасталась, пульсировала, перед глазами его поплыли круги, сознание начало меркнуть. Из последних сил Доминик сделал шаг ко второму нападавшему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35