– Полагаю, что так. Подобное соображение превосходно объясняет происхождение всех бастардов в ирландском графстве. – И уже едва слышным шепотом добавила: – В том числе и мое собственное.Ниалл скрестил руки на обнаженной груди, словно пытаясь сдержать ими собственное раздражение.– Этого не изменить. Я не собираюсь судить тебя.Слезы вновь заполнили ее глаза.– Ну, конечно же нет. Вот почему ваши двери всегда открыты передо мной, вот почему с присущей Тревельянам любезностью вы всегда здороваетесь со мной, когда я вхожу в комнату. – Равенна прикрыла пальцами дрожащие губы. – Конечно же, вы не судите меня, милорд. Вот поэтому вы постарались убедить меня этой ночью, что и я проклята судьбой своей матери, как бы ни хотела другого.– Я готов биться насмерть, защищая то, что произошло между нами. – Гнев стальными обручами стискивал его грудь, мешал дышать. Угнетенное состояние Равенны и обвинение, горевшее в ее глазах, будили в нем ярость. Он хотел, чтобы она снова лежала перед ним на спине, стонала и прижимала его к самому сердцу… только бы не видеть этот укоряющий взгляд. Равенна не замечала этого, но Ниаллу уже казалось, что он готов сделать все возможное, чтобы стереть эту скорбь. Если он забудет об осторожности, то в припадке безумия может признать ее власть над собой.– Пожалуйста, расскажите мне об отце и отпустите меня, – лицо ее осунулось и побледнело. По всему было видно, что чувствам Равенны нанесен жестокий удар. Гнев Ниалла достиг точки кипения.– Если человек, о котором я слышал, действительно твой отец, это лорд Кинейта, замка, расположенного к северу от Хенси. – Ниалл глядел на Равенну, любуясь ее лицом. – Он давно умер, больше мне ничего не известно. О'Руни рассказал мне эту историю в одно из своих светлых мгновений. – Улыбка изогнула уголок его рта. – Если хочешь, попробуй вытянуть из него побольше.Равенна молчала, но граф угадывал, о чем она думает – о том, чтобы избавиться от него.– Самостоятельно ты не доберешься до Антрима. Ты это знаешь.Ему хотелось рассмеяться. Он поймал ее. Он овладел ею, и пусть Господь проклянет его душу, – просто не мог по собственной воле отпустить ее.– Больше я не буду принадлежать вам. – Равенна гордо дернула головой, глаза ее пылали яростью.Эти слова заставили его задохнуться.– Ну как же ты попадешь туда без меня? Я никогда больше не отпущу тебя из замка одну.Отчаяние исказило ее черты. Он видел, как хочет она метнуться к нему, как хочет потребовать свободы. Равенна была достаточно умна, чтобы понять: он этого не допустит.– Утром мы поедем в Антрим, – объяснил он негромко, – а сейчас отправляйся в постель. Тебе нужно выспаться. Дорога на север долгая.– Неужели в моей жизни нет ничего такого, куда вы не сможете засунуть свой нос? Мне не нужна ваша помощь. Я не хочу ее. Но я должна узнать, кто мой отец, а потом могу не видеть вас до конца своей жизни.Он встал и, наконец, прижал ее к себе, как хотел сделать с того мгновения, когда она встала с постели.– Я не собираюсь выпускать тебя из замка, не попрощавшись как положено. Смирись с этим. Подумай о тех годах и деньгах, которые я потратил на тебя.– Я ненавижу вас.Слова ее прозвучали как вчерашние выстрелы.Равенна вцепилась в атласные отвороты его халата в отчаянной попытке скрыть наготу.– Если вы соизволите выпустить меня, я оставлю вас и вы сможете навсегда забыть обо мне.– Я могу заставить тебя полюбить меня. – Ему хотелось бы проглотить вырвавшиеся слова… такие искренние и отчаянные.– Вы не способны на это.Он закрыл глаза, пытаясь успокоиться.– Ты недооцениваешь меня. Существует множество вещей, которые человек моего возраста способен сделать лучше твоего юнца Малахии.– Быть может. Но такого не мог сделать ни один мужчина.Ярость стиснула его сердце. Перчатка брошена.– Иди в постель, Равенна. Утром мы едем в Антрим. И не бросай мне вызов.– Я одолею вас.– Нет, тебе не победить. Я устрою это путешествие в Антрим со всей предусмотрительностью, как устраивал все в твоей жизни. – Потребовалась вся сила его воли, чтобы не закричать на нее. – И ты будешь повиноваться, потому что нуждаешься во мне, и лишь я один могу спасти тебя.Гнев Равенны был под стать ее ярости.– Вы не Бог. Вам не под силу проиграть мою жизнь, как партию в шахматы.– Но кто отберет тебя у меня? Этот жалкий трус Малахия? Мужчина, бежавший, чтобы спасти собственную шкуру? Или ты думаешь, что Гранья притащится сюда, потребует твоего возвращения домой? Ты не знаешь, что эта старуха изо всех сил подталкивала тебя ко мне?Он вновь заставил ее заплакать. Известие о предательстве Граньи потрясло Равенну. Ниалл хотел, чтобы она осознала свое одиночество. Возле нее теперь останется лишь он один. И Тревельян поклялся себе, что так будет и впредь.Лицо ее сделалось вдруг отстраненным, сердитым и холодным.– Я – ваша пленница, – проговорила Равенна охрипшим от отчаяния голосом.– Прости, но я с этим не согласен, – ответил он.– И сколько же времени продлится мое заточение?– Вечно, если я того захочу. Если ты не забыла: я – магистрат. Кто посмеет бросить мне вызов?– Вы сошли с ума. Чего вы добьетесь?– Я знаю – чего, – ответил Ниалл серьезным тоном. – Ты будешь моей.Вырвавшись от Ниалла, Равенна поглядела на него, как на врага.Тревельяну вдруг показалось, что он и сам ненавидит ее.– Я хочу, чтобы ты знала: я мечтал только о подруге, чтобы она разделяла мои дни и родила мне детей, которые продолжат мой род после моего ухода. – Признание это далось ему большим усилием. – Такая малая просьба для человека с моими деньгами и властью. Но целых двадцать лет я был лишен этого счастья. За эти двадцать лет я потерял жену, которую, как понимаю теперь, – не любил, – и ребенка, которого вынужден был объявить своим сыном на могильном камне семейного кладбища – хотя зачал его не я. Ум водил меня к алтарю чаще, чем мне хотелось бы вспоминать, но всякий раз сердце останавливало меня в самый последний момент. Жизнь свою я определял рассудком. Я готов был поклясться, что сильнее его ничего нет. Но я никогда не ощущал ничего подобного моим чувствам к тебе.Если слова эти и тронули Равенну, она не выдала своего смятения.Он многозначительно кивнул головой.– Ты никогда не будешь носиться по окрестностям в одной ночной рубашке и устраивать тайные встречи с людьми, желающими моей смерти. Клянусь тебе могилами всех Тревельянов, что если я еще раз увижу Маккумхала возле тебя, то убью его. Застрелю на месте.Ниалл отвернулся, дав понять, что разговор окончен. Не глядя на нее, он налил себе бренди и вернулся в кресло.– Возвращайся в постель, Равенна.– Я не буду спать в вашей постели.– Если не хочешь, спи на холодном полу, мне все равно. Отсюда ты не уйдешь. Понятно? – Ниалл показал ей большой железный ключ. Интересно, помнит ли она, как он запирал двери, чтобы не вошли слуги. Он сделал это сразу же, прежде чем заняться любовью. Когда он вновь скользнул между простыней, Равенна была более чем готова к продолжению.Ключ Ниалл положил в карман. Равенна смотрела на него как раненая кошка.– Хочешь отобрать силой? – пригласил он ласковым голосом.Равенна коротко вздохнула, ощущая явную безнадежность своего положения. Одарив его едким взглядом, разумно проглотив едкий ответ, она решительно подошла к постели.– Ступай, бунтуй себе на здоровье, – проговорил Тревельян, следя за тем, как Равенна срывает тяжелое покрывало с постели и направляется с ним в гардеробную. – Но проснешься все равно в моих объятиях.Равенна замерла у двери, выражая ярость своей окаменевшей спиной. Она со всей силой захлопнула дверь за собой, гнев ее был прекрасен.Ниалл едва ли не наслаждался им. Глава 20 Путешествие в Антрим оказалось роскошным и трудным. Роскошным – потому что невозможно было представить лучший экипаж, чем подвешенный на отличных рессорах баркрофтовский английский брогам, которым Тревельян пользовался для дальних путешествий, трудным – из-за ужасных дорог. Ну а кроме того, у нее просто не могло быть спутника более возмутительного, чем Тревельян.День прошел в молчании. Перед отъездом Тревельян позволил Равенне написать короткую записку Гранье с объяснениями причин отъезда и послал с Гривсом, чтобы тот прочитал послание старухе; после этого оба они затолкали Равенну в экипаж, словно пленницу, каковой она и являлась, и путешествие началось.Езда в искусно подвешенной на кожаных ремнях карете тем не менее утомляла. Постоянное покачивание досаждало Равенне, и хотя внутри экипаж был обит мягкой марокканской кожей, долгое сидение все же утомляло ее. Когда они добрались до Кулленкросса, Равенна не хотела ничего, кроме горячей ванны и отдыха у очага. Все же это лучше молчания в карете и общества мужчины, сидевшего напротив нее.Прибытие изысканного экипажа в гостиницу немедленно переполошило всех; начиная от владельца «Гнутой кроны» до конюхов-мальчишек, все стремились угодить им. Высокая седоволосая служанка проводила Равенну наверх в спальню, задрапированную богатым бордовым бархатом. Ей сразу подали еду, однако, когда Равенна сослалась на отсутствие аппетита, женщина немедленно устроила ванну в уголке личной комнаты.Равенна только удивлялась. Вполне ординарная с вида «Гнутая Крона» оказалась совсем другой, чем те гостиницы, в которых она останавливалась по дороге в Лондон и обратно. Если бы она не путешествовала с Тревельяном, то никогда бы не догадалась, что за номерами обычной почтовой гостиницы, построенными по принципу четверо в одной постели, скрывается тайный мир роскоши и удобства, предназначенные для Верхов.Приняв ванну, Равенна оделась в свое синее шерстяное платье – другого у нее с собой не было, – чуть распустив шнуровку ради удобства. Тревельян остался внизу, и она была рада этому. Равенна не хотела видеть графа до следующего утра.Опустившись за небольшой письменный стол у очага, она обнаружила бумагу и чернила и тут же захотела начать дневник. Обстоятельства путешествия – точнее, спутник ее – не подлежали никаким комментариям, однако мысли девушки невольно были полны мечтаний о давно погибшем отце. Было бы приятно занести их на бумагу, чтобы когда-нибудь в будущем вновь пережить то волнение, которое переполняло ее теперь, – когда ей вот-вот предстояло узнать, кем был человек, породивший ее. Однако Равенна понимала, что никогда не станет мемуаристкой. Она не хотела писать о том, что пережила по милости Тревельяна. Словом, никаких излишеств. Финал сказки был еще далеко. И поскольку работа давала возможность забыться о вечно раздраженном графе, Равенна решила продолжить дело.Она взяла перо, обмакнула стеклянный кончик в чернила и приступила к еженощному ритуалу. * * * – Неужели этот жуткий маленький тролль всегда ведет себя так гадко? – спросила Грейс, жадно уплетавшая второй пшеничный пирожок и выпившая кубок подогретого вина. – Как ты его терпишь? Разве его нельзя прогнать?– Но тогда у меня не останется никакой компании, – возразила Ския, наморщив лоб. Поднявшись, она вновь наполнила кубок сестры, добавив еще один пшеничный пирог на деревянное блюдо, стоявшее на середине стола. – На самом деле он не настолько уж плох. А иногда он даже смешит меня.– Тебе надо вернуться домой, к папе в замок. Я знаю, у нас ведьм сжигают, но разве ты не понимаешь? Сейчас люди уже забыли тебя. К тому же, – Грейс нахмурилась, как и старшая сестра, – идет война, и в королевстве обо всем забудут. Король Турое ошибочно полагает, что мы захватили в плен его сына. Папа говорил, что на замок с севера идет целая тысяча рыцарей.– Тысяча рыцарей, – Ския побледнела.– Да, – грустно ответила Грейс. – Может быть, сейчас они уже окружили замок. – Она схватила сестру за руку. – Прошу тебя, Ския, пожалуйста, вернись домой. Ты нужна там. Папа не держит у себя сына короля Турое. Принц Эйдан потерялся на краю земли, и никто не в состоянии отыскать его. Замок будет осажден. И только твои чары способны избавить нас от гнева короля Турое.Ския медленно отодвинулась, а потом обхватила себя руками, словно ощутив озноб. Грейс отметила, что локти полотняного платья сестры потерты, и устыдилась собственного усыпанного рубинами пояска и пышной парчи блиода, рукава которого были так длинны, что их приходилось перехватывать на запястье, чтобы они не мели землю. Она вдруг поняла, что на Скии было то же самое платье, которое сестра носила много лет назад.– О, Ския, возвращайся домой, – попросила она ласковым голосом. – Нельзя же вечно оставаться здесь. Разве ты не хочешь выйти замуж? Завести детей? Как можно надеяться на это, оставаясь в темном, ужасном лесу?– Чтобы дети родились такими, как я? Выражение на лице Скии заставило сердце Грейс содрогнуться, такое горе и отчаяние читалось на нем.– О, Ския… – шепнула Грейс, не имея сил перенести страданий сестры. Чары Скии могли даровать благословение людям, но жестокий мир превратил их в проклятие.Ския умела скрывать свои чувства, на лице ее через минуту играла ясная улыбка, пожалуй, слишком ясная; Ския взяла сестру за руку.– Уходи. День кончается. Тебе нужно к ночи вернуться в замок.– Нет, Ския. Я пришла сюда, чтобы остаться с тобой. Чтобы помочь тебе! – воскликнула Грейс.– Чем ты можешь помочь мне? Ты – простая смертная и не имеешь никакой силы…– Я владею силой любви. И я люблю тебя, Ския. Лазоревые глаза старшей сестры потемнели от горя.Так облако затмевает солнце.– И я тоже люблю тебя, Грейс. В этом отношении и я – простая смертная.– Тогда позволь мне остаться.Ския покачала головой, отворяя простую дощатую дверь.– Тебе придется вернуться домой. Нельзя, чтобы отец потерял двоих дочерей. И он не сумеет отправить людей на поиски, если ты не вернешься, ибо замок вот-вот подвергнется нападению.– Но, Грейс…– Нет, уходи. Я переведу тебя через мост, чтобы тролль не пугал тебя.Ския довела Грейс до моста. Грейс не видела тролля, но на каждом шагу ей казалось, что тот прячется рядом, задумав какую-то жуткую шалость. Мурашки бегали по ее спине, и она с облегчением обнаружила себя на другом берегу.– Я не могу оставить тебя в таком месте, – начала Грейс, все время поглядывая на мост и густые, бархатные тени над ним.– Ты должна это сделать. – Ския повернулась к ней лицом, пытаясь запечатлеть в памяти черты сестры. Ей словно казалось, что она видит Грейс в последний раз.– Только обними меня разок. Обними ради Бога, – шепнула она. – И передай папе… скажи папе…Голос ее прервался.Грейс обхватила сестру руками и зарыдала. Ския крепко обнимала ее и, наконец, после долгой и горькой паузы прошептала:– Не забудь, скажи папе, что я слежу за ним. Скажи ему это, когда рыцари Турое окажутся у его стен.– Ага, – задохнулась Грейс, не имевшая сил смотреть на сестру.– Тогда иди, до заката еще есть время.– Я вернусь. Я не оставлю тебя в одиночестве, Ския.– Ступай, пока не стемнело, – Ския уронила руку. Грейс со слезами бросилась в лес. * * * Равенна оторвалась от работы, почти тоскуя о том, что не может оказаться в придуманном ею мирке. Всякое повествование имеет начало и конец. Сюжет прост, мораль ясна. Но жизнь складывается иначе: сия грязная штуковина нередко предпочитала двусмысленность. Таковыми оказались и ее отношения с Тревельяном.Прикусив нижнюю губу, Равенна отогнала нахлынувшие чувства. Ей требовались все силы, чтобы постоянно не возвращаться мыслями к тому, что случилось в замке. Весь день, проведенный в карете, она клялась себе не думать об этом. Она старалась отдаться воображению, придумывая то, что записала сейчас.Но теперь, оставшись наедине с собой в незнакомой гостинице на дороге в Антрим, она покорилась неизбежным воспоминаниям.Затрепетавшая рука опустила стеклянное перо. Оно оставило чернильное пятнышко на чистой странице. Внезапно, не желая такого сравнения, она обнаружила, что страница могла бы напомнить ей простыню на постели Тревельяна, если бы только чернила были красными.Равенна отодвинула кресло, скрипнувшее по блестящему деревянному полу. Пусть на это уйдут месяцы, но она изгонит из памяти воспоминания о той ночи. Она все еще не могла поверить тому, что подобное вообще могло произойти. Более того, весь день и большую часть прошлой ночи она потратила на отрицание случившегося. Просто мгновение высшей напряженности между нею и Тревельяном каким-то образом преобразовалось в страстный порыв. Когда они были внизу на лестнице, Тревельян выглядел так, будто собирался избить ее. И вдруг оказалось, что он целует ее и сама она… что ж… сама она отвечает ему поцелуем.Равенна закрыла глаза, пытаясь прогнать возникшую в памяти картину. Она не любила Тревельяна, более того – едва знала его. Свое влечение к графу Равенна никак не могла объяснить, однако ей никогда и в голову не приходило, что оно заставит ее расстаться с собственной честью. А потом еще и с гордостью. Она не могла поверить во все, что произошло. Ее прямо-таки трясло оттого, что это, оказывается, Тревельян заботился о ней все это время, причем с ведома и согласия Граньи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44