А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Дура, идиотка, в сотый раз укоряла себя Хани. Его надо было приковать к решетке!
Гидеон Саммерфилд вынес девушку из банка, а затем, перекинув через седло и привязав, как мешок картошки, вскочил на своего здорового гнедого жеребца. Они были в пути уже более двух часов.
Вначале она вопила и, поминутно оборачиваясь через плечо, кляла его на чем свет стоит. Преступник никак не реагировал, что еще больше подогревало ее злость. Потом, порядком устав, она умолкла, в ужасе ожидая, что он остановится, сбросит ее на землю и изнасилует.
Они уже отъехали далеко от города, впереди виднелись лишь небо да покрытые зарослями шалфея холмы.
— Дура, — произнесла она, на этот раз вслух.
Саммерфилд одной рукой придержал пленницу, другой натянул поводья. Спешившись, он спустил Хани на землю.
— Что вы делаете? — пропищала она.
— Собираюсь отправить естественную нужду, — спокойно ответил он, подталкивая ее перед собой по направлению к низкорослому кустарнику.
— Нет… то есть, я хочу сказать, вы не можете…
— Могу, леди, не сомневайтесь.
— Но… здесь негде укрыться, — посетовала она.
— Об этом вам следовало бы подумать раньше, до того, как решили сделать меня своим сиамским близнецом, моя прелесть. — С этими словами Гидеон начал расстегивать ширинку.
Хани отвернулась и закрыла глаза. Она была готова к насилию, но не к хамству. Это хуже насилия. Это унижение.
— Какая же я дура! О чем только я думала? Что вы отдадите деньги и пойдете со мной к шерифу? Лучше бы вы меня пристрелили. Оставили бы меня мертвой на полу этого проклятого банка. Или отрубили бы мне руку!
— Вы закончили?
— О! А вы? — Она увидела, что Гидеон застегивает штаны.
— Ваша очередь, дорогая.
— Ни за что!
— Как хотите.
Он взял Хани за руку и повел к лошади, но она стала изо всех сил упираться.
— Я требую, чтобы вы мне сказали, куда меня везете, мистер Саммерфилд. И каковы ваши намерения.
Гидеон стиснул зубы. Намерения! Последние два часа он только то и делал, что пытался побороть свои низменные инстинкты. У него кружилась голова от запаха ее волос, от созерцания ее прелестной формы уха и белоснежной, гладкой кожи на шее.
Он заглянул в бирюзовые глаза и рывком притянул ее к себе.
— Не смейте! — бросила Хани, стараясь вырваться.
— Не сметь чего? Вдыхать твой запах? Трогать тебя? — Запустив руку в густые волосы девушки, он запрокинул ее голову. — Целовать?
Хани замерла под его взглядом.
— Не ведите себя как дикий зверь, мистер Саммерфилд, — наконец выдавила она.
Он прочел испуг в ее глазах, увидел румянец, вспыхнувший на щеках, и упрямо сжатый рот. Этот дикий зверь уже пять лет не притрагивался к живому существу, разве что когда, положив руку на плечо другого заключенного, шел вслед за ним по коридору тюрьмы. Тумаки от надзирателя вряд ли можно считать прикосновением. А сейчас у него голова шла кругом от одного вида этих огромных глаз и влажных губ.
Они стояли совершенно одни на пыльной дороге под палящем солнцем. Она была целиком в его власти. Но Гидеон Саммерфилд, сжигаемый желанием дикий зверь, отпустил ее.
Он с трудом процедил сквозь стиснутые зубы:
— Не беспокойся, ясноглазая. Ты не в моем вкусе.
Это было не так уж и далеко от истины. Женщины, которых он знал, были по большей части проститутками. Иногда, правда, попадались и порядочные, но они сближались с ним скорее из любопытства или ради экзотики: им больше хотелось ощутить, каково это — лечь в постель с вором, чем заниматься любовью. Эта девушка — другая. В ней чувствовалась порода, такие еще не попадались на его пути.
— Ну и слава Богу! Но я хочу получить ответ на мой вопрос: куда мы едем? И когда вы намерены меня отпустить?
Лицо Гидеона расплылось в насмешливой улыбке.
— Отпустить тебя? — Он поднял ее руку в наручнике. — А мне казалось, это я пленник, ясноглазая.
— Вовсе не смешно, мистер Саммерфилд.
— Гидеон.
— Простите?
— Послушай! — Он передернул плечами. — Почему бы тебе не называть меня по имени, пока мы прикованы друг к другу? И ты можешь сказать, как тебя зовут.
— Эдвина.
— Это имя тебе не подходит.
— И вы тоже.
Гидеон опустил голову, как бы сдаваясь, и Хани в первый раз обратила внимание на то, какие у него красивые волосы. Цвета то ли мускатного ореха, то ли корицы.
— Эдвина, — пробормотал он, словно пробуя это имя на вкус. — А как твоя фамилия?
Все еще завороженная цветом его волос, она хотела сказать правду, но вовремя спохватилась. Если этот головорез узнает, что она дочь банкира, неизвестно, что он может выкинуть.
— Кэссиди.
В ответ Гидеон церемонно приветствовал ее, и она отметила, какой изящной формы у него рука. Жест был настолько естественным, будто этот человек провел последние пять лет при дворце, а не в тюрьме.
— Рад познакомиться с вами, мисс Эдвина Кэссиди. А теперь нам пора ехать. -
— Он бросил взгляд в сторону кустов. — Вы уверены, что вам не нужно…
— Уверена, мистер Самм…
— Гидеон, — поправил он и, подхватив на руки, понес ее к лошади.
Уже усевшись впереди него, Хани обернулась и спросила:
— Вы так и не сказали, куда мы направляемся, мистер… э… Гидеон.
Он обхватил ее за талию и пришпорил коня.
— Неужели не сказал?
— Нам нужна комната, — тихо сказал Гидеон портье, поддерживая крепко спящую мисс Эдвину Кээссиди и стараясь спрятать ее руку в наручнике в складках платья.
— Четыре доллара, и плата вперед, — понимающе ухмыльнулся портье. Единственная в городе гостиница была расположена рядом с дансингом, так что портье привык к тому, что сюда приводили женщин.
— Вот вам пять, и позаботьтесь, чтобы в номер принесли горячую воду и полотенца. Надо записаться а в книгу?
— Черт! Чуть не забыл. Можете написать что угодно. Это не имеет значения.
Поддерживая девушку левой рукой, Гидеон расписался в книге. Увидев фамилию, портье выпучил глаза.
— Мистер Саммерфилд, сэр! Я сейчас же позабочусь о горячей воде и полотенцах. Желаете что-нибудь еще?
— Нет, благодарю.
Надо же, подумал он, прошло пять лет, а его все еще помнят. Это хорошо. Легче будет выполнить то, что он должен сделать.
Комната была маленькой и скудно обставленной, но по сравнению с тюремной камерой показалась Гидеону просто роскошной. Захлопнув ногой дверь, он опустил спящую девушку на кровать.
Эдвина не проснулась, но в этом не было ничего удивительного: они скакали более двенадцати часов под лучами палящего солнца. Девушка молчала всю дорогу. А когда взошла луна, у нее, по-видимому, уже не осталось сил бороться с усталостью, и она крепко уснула. Гидеон прислонил ее голову к своему плечу, прижавшись щекой к ее волосам. Лошадь он пустил шагом. У него еще будет время для хладнокровной мести, а пока он насладится теплом мисс Эдвины Кэссиди.
Достав из кармана рубашки зубочистку, Гидеон открыл замок наручника на своей руке. Потом снял с обмякшей от сна девушки мятое платье.
— Дуреха, — проворчал он, обнаружив, что ее нижняя юбка намокла. Упрямая девица готова была лопнуть, лишь бы не уронить достоинство. Но когда страдалицу сморил сон, все случилось помимо ее воли.
Чертыхаясь, Гидеон снял с нее мокрое белье. Он быстро разобрался с корсетом и панталончиками, а вот с застегнутым сверху донизу трико пришлось повозиться. С подобными штучками мужчине нелегко справляться, особенно если у него трясутся руки, вот как сейчас у него. Все же ему удалось расстегнуть все пуговицы и стянуть с нее последнюю одежду.
Белая кожа серебрилась в лунном свеете, глубокая ложбинка между прелестными грудями мерцала словно перламутр. Соски были подобны бутонам цветов в ночном саду. Гидеон почти перестал дышать, во рту у него пересохло. Он был не в силах оторвать взгляд. Черт бы побрал этого банкира — зачем ему понадобилось подвергать такому испытанию невинную девчушку?
Гидеон встал, стараясь не глядеть, быстро разделся и швырнул одежду в угол вместе с платьем Эдвины. Потом бережною завернул девушку в простыню и с помощью наручников приковал ее руку к кровати.
— Спи крепко, мисс Эдвина Кэссиди.
Взяв ее вещи, он вышел из комнаты.
Оркестр перестал играть, как только Гидеон, распахнув деревянную дверь-калитку, вошел в дансинг. В зале наступила а тишина: все взоры устремились на него. Портье неплохо поработал, подумал он. Похоже, магия имени все еще действует!. Впрочем, это была не магия. Это был страх. Будто ангел смерти прошелестел своими крыльями.
— Что будешь пить, Саммерфидд? — спросил бармен.
Гидеон облокотился на стойку.
— Виски.
Раскрашенная проститутка с ярко-рыжими волосами подошла к Гидеону и, прислонившись бедром к его ноге, засунула пальцы между пуговицами его рубашки. Гидеон почувствовал, как, вопреки его намерениям, напряглась плоть.
— Откуда ты взялся, красавчик?
— Из Колтона, может, слышала? Его сожгли янки, — сказал он. — Не знаешь, есть тут кто-нибудь из тех краев?
Гидеон взял стакан и, запрокинув голову, залпом выпил виски. Потом постучал стаканом по стойке, давая понять, что следует повторить, и сказал:
— Леди тоже налейте.
— Так кого именно ты ищешь, мой золотой? Кроме меня, конечно.
— Жену.
— Ходят слухи, что наверху у тебя уже есть одна. Разве не так?
Быстрые, однако, ноги у здешней молвы! Ну что же, тем лучше.
— Я ищу свою первую жену. Ту, что сбежала от меня с Дуайтом Сэмьюэлом. Слышала о таком?
Проститутка так побледнела, что румяна выступили на ее лице двумя яркими пятнами. Гидеон понял, что попал в самую точку.
— Дуайт часто здесь бывает?
Женщина отдернула руку и отступила на шаг.
— Ничего не знаю и не хочу знать.
— Скажи ему, что я его разыскиваю. — Гидеон схватил ее за руку железной хваткой и усмехнулся. — Сделаешь это для меня, дорогуша, а? Передай моему кузену, что я буду рад с ним снова встретиться.
Глава третья
Хани проснулась не сразу. Сначала ей почудилось, что она в пансионе, но потом она вспомнила путешествие на поезде до Нью-Мексико. Однако она не дома. Так где же?.. В недоумении девушка оглядела незнакомую комнату.
— О Господи! — наконец очнулась она и хотела сесть, но звякнул металл, и наручник впился ей в запястье. — Проклятье!
Последнее, что ей удалось припомнить, — это освещенные луною контуры гор и отчаянная борьба с усталостью. Но, видимо, сон все же ее сморил. И тут она вдруг обнаружила, что завернута в грубую простыню — ужас!
Гидеон Саммерфилд бросил ее совершенно голую и прикованную к кровати. Мысль о том, что этот головорез раздел ее, бросила ее в дрожь. Но хуже всего то, что он скрылся, прихватив деньги отца.
Приподняв голову, она оглядела комнату и с радостью обнаружила, что холщовый мешок лежит возле умывальника. Слава Богу! У нее еще есть шанс вернуть украденное отцу. Если мешок здесь, стало быть, и Саммерфилд где-то поблизости.
Свободной рукой Хани сдернула простыню, встала на колени и принялась дергать за наручник, но он только сильнее впился в запястье. Если этот бандит сумел снять свою часть наручников, решила она, значит, это как-то можно сделать…
В это мгновение девушка услышала, как поворачивается ключ в замке. Она только-только успела снова нырнуть под простыню, как дверь открылась, а потом снова закрылась.
Сердце стучало так отчаянно, что ей не хватало дыхания. Хани сжала кулак. Пусть только попробует до нее дотронуться! Она выцарапает ему глаза, начнет кусаться…
Ее отвлекли шорох снимаемой одежды и плеск воды в умывальнике. Она приоткрыла один глаз и выглянула украдкой из-под простыни.
В лунном свете были видны очертания мощного торса и мускулистой шеи. Гидеон тряхнул головой, и сотни капель, как крошечные алмазы, блеснули в воздухе.
Хани испуганно поспешила закрыть глаз: упаси Бог, заметит, что она не спит. Со стыда можно сгореть, если обнаружится, что она так беззастенчиво его разглядывала.
Вот звякнула пряжка ремня, потом — шорох кожаных штанов и стук кобуры, которую он повесил на столбик кровати. Затем матрас прогнулся под тяжестью его тела, и девушка затаила дыхание.
А он, устало вздохнув, стал стягивать сапоги.
Приятно ополоснуться теплой водичкой, думал он. В тюрьме их раз в неделю окатывали ледяной водой из шланга. Как противно чувствовать себя грязным! Почти так же, как сидеть взаперти в камере. Хорошо бы понежиться в большой ванне, до самого подбородка опуститься в горячую воду, закрыть глаза и расслабиться!
Настоящая кровать тоже благо. Хотя столь близкое соседство с этой малюткой кассиршей не даст ему расслабиться так, как требуется. Может быть, стоило провести часок-другой с девицами внизу и снять напряжение?
Нет, не стоило. Сейчас главное — выспаться.
Господи, как же он устал! Тяжко вздохнув, он вытянулся на кровати и закрыл глаза.
— Если вы приблизитесь ко мне хоть на дюйм, я закричу!
Не открывая глаз, Гидеон усмехнулся.
— Не закричишь.
— Только попробуйте — и увидите.
Он приподнялся на локте и заглянул в ее освещенное лунным светом личико.
— Это приглашение, мисс Кэссиди?
— Вы не посмеете. — Глаза смотрели испуганно, но голос звучал твердо.
— Ты права. — Гидеон снова лег. — Спи, ясноглазая. Ты в полной безопасности.
— Вы считаете, что я могу уснуть с этим? — Она погремела наручниками.
— Замолчи.
Но она продолжала греметь и не останавливалась до тех пор, пока Гидеон, чертыхаясь, не встал. Пять лет в тюрьме он вспоминал о женщинах лишь приятное и начисто забыл, какими они бывают несносными. Он достал зубочистку, расстегнул браслет, а затем снова защелкнул его у себя на левой руке.
— Ну как, довольна?
— Просто в восторге, — сквозь зубы процедила она.
— Вот и хорошо. А теперь закрой глаза, Эд. Уже скоро утро.
— Что вы собираетесь делать? — спросила она, помолчав.
— Спать.
— Я имею в виду завтра.
— Если сейчас не посплю, завтра я буду конченый человек. Спи.
Хани помолчала несколько минут, а потом не утерпела:
— Где моя одежда?
Она думала, что он взорвется, но он только вздохнул.
— Я отдал ее в стирку.
— О! — И зачем только она спросила? Краска стыда залила ей щеки. С дрожью в голосе она сказала: — Вы… вы, должно быть, подумали…
— Какая же ты настырная! Сущая липучка! Давай спи, или по крайней мере не открывай свой красивый ротик.
Но спать Хани уже не могла. Она лежала с широко открытыми глазами, вслушиваясь в ровное дыхание Гидеона Саммерфилда, наблюдая, как поднимается и опускается его мускулистая грудь, чувствуя тепло его руки там, где она касалась ее тела.
Еще неделю назад начальница пансиона не разрешала ей пойти с поклонником на прогулку или выпить чаю наедине с каким-нибудь джентльменом. А сейчас она лежит голая, как новорожденный младенец, рядом с известным всей округе злодеем. При этой мысли Хани чуть не рассмеялась, хотя следовало бы рыдать и взывать о помощи.
Но ей почему-то не было страшно, хотя разум подсказывал, что она играет с огнем. Однако этот самый злодей повел себя как джентльмен, хотя у него была возможность воспользоваться ситуацией и сделать с ней все что угодно.
Хани приподняла голову, чтобы получше рассмотреть Гидеона. Он определенно был очень красив: мужественное лицо, твердая линия подбородка, глубокие складки в уголках упрямого рта, нос с горбинкой, явно не раз пострадавший во всевозможных стычках. Но сейчас, во сне, когда его пронзительные, стального цвета глаза были закрыты, это сильное и строгое лицо выглядело каким-то странно трогательным и беззащитным.
Его веки трепетали во сне, губы подергивались. Что привиделось этому отчаянному человеку? Новые ограбления? Перестрелка? Или…
Неожиданно рука Гидеона дернулась и обняла Хани. Она увидела, как его губы раскрылись, и он издал тихий, печальный стон. Может, ему снится какой-то кошмар?
— Кора, — пробормотал он. — Обними меня. Мне так холодно. Жутко холодно.
Не думая, лишь отвечая на эту отчаянную мольбу, Хани обняла его свободной рукой. От Гидеона исходил запах мыла и виски, и она вспомнила, что точно так пахло от отца, когда она зарывалась лицом ему в шею.
Никогда еще она не была так близко к мужчине, хотя, Бог свидетель, поклонники у нее водились. Но стоило ей остаться с кем-нибудь из них наедине, она не могла избавиться от ощущения, что за ней все время кто-то наблюдает. Да, случались и поцелуи, но это было что-то краткое, мимолетное, неуверенное.
Ее взгляд остановился на губах Гидеона. Может ли этот жесткий рот целовать нежно? Она придвинулась ближе, так близко, что ощутила на своих губах его дыхание.
Гидеон застонал, и не успела она опомниться, как он прижался к ее губам в таком страстном поцелуе, что ее пронзило незнакомое, но сладостное ощущение. Губы его, против ожидания, оказались мягкими, а язык — теплым, нежным, дразнящим. Наслаждение от поцелуя было так велико, что она застонала.
Гидеон первым прервал поцелуй.
— Спи, Кора, спи. — Рука его скользнула под простыню и остановилась на груди Хани. — Спи.
Спи! Да ей дышать нечем! Ее тело горело, мысли путались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16