Гидеон спрыгнул, а потом слез на землю, ожидая увидеть в толпе сияющее, счастливое лицо Хани. Вместо этого его взгляд уперся в каменный лик Чарли-полукровки.
— Где женщина? — прорычал он.
Вокруг стоял такой шум, что Гидеон не расслышал.
— Что? — переспросил он.
— Где эта чертова девчонка, которая стоит десять тысяч баксов? Что ты с ней сделал, Саммерфилд? Спрятал где-нибудь?
— А разве она не здесь? Когда ты ее видел в последний раз?
— Пару минут назад. — Чарли мотнул головой в сторону гостиницы. — Она побежала искать тебя.
Чертыхаясь, Гидеон пробрался сквозь толпу ко входу в гостиницу. Холл был уже объят пламенем. Через этот ад — а именно так выглядел холл — не пробиться. А если это и удастся, то навряд ли он будет в состоянии помочь Хани.
Гидеон выбежал из гостиницы. Взобравшись на фургон с сеном, он ухватился за карниз крыльца, превозмогая боль от раны, подтянулся и перевалился на крышу. Проникнув через окно в комнату, которая уже была полна дыма, он пробрался к двери.
Гидеон Саммерфилд не молился с тех пор, как ему было десять лет. Но сейчас он воззвал к Богу. И вложил в молитву всю свою душу.
Хани с ужасом наблюдала, как огненный дракон подбирается все ближе. Огонь то надвигался, то, извиваясь, словно змея, отступал и приближался снова.
Она закрыла лицо руками. Страшная жара осушила слезы на щеках. Языки пламени едва не лизали подол платья. Она закашлялась от дыма. А чудовище было уже совсем близко, и, задыхаясь, Хани выкрикнула:
— Нет! Погоди! Гидеон спит наверху и я должна до него добраться! Я люблю его. Если с ним что-нибудь случится, я умру.
Огонь стал снова наступать, но теперь это было всего лишь пламя, а не огнедышащий дракон. Осмелев, она повернулась к нему спиной и, зажмурившись, прошла сквозь дымовую завесу и бросилась наверх.
На середине лестницы она столкнулась с Гидеоном.
Он подхватил ее на руки, не обращая внимания на тлеющий подол платья, и, перепрыгивая через две ступеньки, понес обратно в комнату. Там он окунул ее в ванну с холодной водой. Она спасена. Она жива. Слезы, струившиеся по его лицу, не имели никакого отношения к дыму.
Он хотел было отругать ее за то, что она так рисковала, но вместо этого просто крепко обнял.
— Я должна была найти тебя.
— Ты нашла меня, дорогая, — прошептал Гидеон, прижавшись губами к ее волосам. — Ты нашла меня. — Ему так много хотелось ей сказать, но он лишь прошептал ее имя: — Хани.
— Скажи, что хочешь на мне жениться, — потребовала она. Даже в дыму ее глаза блестели, и Гидеон понял, что с радостью утонул бы в бирюзовых озерах этих глаз или — что еще лучше — прожил бы остаток своих дней, изучая их волшебную глубину. Если бы не его прошлое, он бы уже упал на колени, чтобы предложить ей руку и сердце.
— Ну хотя бы поцелуй меня, — настаивала Хани.
За ним, конечно, не постоит, но не безумие ли это? Кругом пламя и дым, Хани сидит в ванне с водой, а их номер, по-видимому, единственный, куда еще не добрался огонь. Надо бежать, спасать свою жизнь…
Так думал Гидеон, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. Может, это в последний раз. И какая разница, что кругом бушует огонь, если он сам охвачен пожаром? Еще никогда в жизни ему никто не был так нужен, как Хани Логан.
— Выходи за меня замуж, дорогая, — прошептал он. — Будь моею навсегда.
— Да.
Ее вздох потонул в новом поцелуе. Голова Гидеона шла кругом. Он, должно быть, сошел с ума, делая предложение женщине, которая никогда не будет ему принадлежать, тем более что все вокруг охвачено огнем. На какое-то мгновение он вдруг представил себе, что они умрут в объятиях друг друга, их плоть и кости сольются в единое целое, а ветер унесет их прах в неведомое священное место.
Что за безумие! Никогда еще он так не хотел жить, а думает о смерти!
— Надо выбираться отсюда, и поскорее.
Гидеон взял ее на руки и отнес к окну, но она, едва коснувшись ногами пола, метнулась обратно к двери.
— Куда ты?
— К выходу.
Кто из них двоих сошел с ума?
— Там все горит.
— Я в окно не полезу, — заупрямилась Хани.
— Это почему же?
— Слишком высоко. — Хани взялась за дверную ручку и тут же отдернула руку. -
— Она раскалилась!
Широко открытыми глазами она смотрела то на Гидеона, то на окно и повторяла:
— Я не могу. Я не могу, Гидеон…
Гидеон подошел к ней и, заглянув в испуганные глаза, сказал, усмехнувшись:
— Нет слова «не могу», дорогая. Если тебя этому не научила мама, придется научить мне.
Сойдя с поезда, Кейт увидела клубы дыма, окутавшие городок зловещим облаком. Услышав, что горит гостиница, она одной рукой схватила саквояж, а другой — приподняла подол длинной юбки и побежала к зданию, уже до самой крыши охваченному пламенем.
В панике она искала в толпе Хани. Где она? В телеграмме Саммерфилд написал, что они в гостинице. Вряд ли в городе есть еще одна, кроме этой.
— Вы не знаете, остался ли кто-нибудь внутри? — Кейт схватила за рукав стоявшую рядом женщину.
— Если кто и остался, то это полоумный, решивший сгореть заживо, вот что я вам скажу.
Неожиданно в толпе раздался крик и кто-то показал на крышу крыльца: какой-то человек вылезал в окно. Выбравшись, он помог вылезти женщине. Она казалась такой маленькой! Словно девчонка, измазавшая в луже ситцевое материнское платье.
Хани! Кейт хотела закричать, но от волнения не смогла издать ни звука. Тем временем мужчина подвел ее дочь к краю крыши, потом, словно кошка, спрыгнул на воз с сеном и, улыбнувшись, подставил Хани руки.
Хани нерешительно подошла к краю крыши и остановилась. Даже на таком расстоянии Кейт видела, как дрожат у дочери губы и как она бледна. Такие же испуганные глаза были у нее, когда она маленькой девочкой забралась на гардероб, а Кейт застала ее.
— Сейчас же слезай, — приказала ей тогда Кейт.
— Не могу.
— Ты смогла туда залезть, Хани Логан. А теперь слезай.
— Не могу.
Тогда ей так и не удалось одолеть страх высоты.
Кусок деревянного фасада рухнул, и толпа, ахнув, отступила.
— Прыгай, Хани, — прошептала Кейт.
То же самое крикнул мужчина на возу.
Но Хани не шевельнулась. Тогда он улыбнулся и крикнул:
— Если ты хочешь уехать со мной в Канзас, ясноглазая, тебе придется сделать этот шаг!
Улыбка осветила лицо девушки, и Кейт увидела, как ее перепуганная насмерть дочь прыгнула вниз в протянутые руки. Мужчина легко поймал ее, и на мгновение Кейт показалось, что эти двое были единственными людьми на свете, такими они были счастливыми.
Толпа ликовала, огонь выстреливал вверх снопы искр и весь этот шум и фейерверк напомнил Кейт то Четвертое июля, когда была зачата ее дочь. Ту ночь, когда она так же, без всякого страха и сомнения, доверилась рукам Рейса Логана.
Этот высокий, стройный мужчина, несомненно, был Гидеоном Саммерфилдом. Кейт знала это так же точно, как свое собственное имя. За жизнь дочери она больше не беспокоилась. В опасности было ее сердце.
Гидеон заметил в толпе рыжеволосую женщину раньше Хани и понял, кто она. Ее зеленые глаза гневно сверкнули в тот момент, когда он спускал Хани с воза на землю.
— Мама? — удивилась Хани, не веря своим глазам. А потом бросилась матери на шею. — Ах, мама!
Гидеон спрыгнул с воза, все еще чувствуя на себе возмущенный взгляд. Что ж, он его заслужил. А может, и кару похуже.
— Мэм.
— Мистер Саммерфилд, я полагаю, — сдержанно сказала Кейт.
Хани стояла рядом с матерью, и Гидеон увидел их обеих: сияющую дочь и разгневанную мать. Обе красавицы. И к тому же сейчас обе под его защитой, подумал он, краем глаза заметив приближавшегося к ним Чарли Бака. Взгляд его черных глаз был прикован к кожаному саквояжу миссис Логан, а правая рука лежала на рукоятке пистолета, болтавшегося на боку.
Что делать? Мысли вихрем проносились в голове Гидеона. Если Чарли не удастся завладеть саквояжем с выкупом, за которым его послал Дуайт Сэмьюэл, он не задумываясь возьмет обеих женщин в заложницы и потребует в два раза больше. И хотя Гидеон был уверен, что справится с Чарли, и даже готов был при этом умереть, он не станет подвергать риску Хани и ее мать.
Более того, если он сейчас сам завладеет этим выкупом, план банкира провалится. С таким же успехом, подумал Гидеон, я мог бы рвануть в Мексику, потому что тогда ничто не заставит Дуайта появиться в Санта-Фе, а Логан наверняка постарается снова упрятать меня в тюрьму.
Делать нечего. Остается лишь разбить ничего не подозревающее сердце Хани и надеяться на то, что когда-нибудь ему удастся снова собрать воедино его осколки…
— Она их привезла? — спросил Чарли.
Гидеон искоса посмотрел на Хани. Она явно уже что-то заподозрила, и улыбка исчезла с ее лица.
— Вот ваш выкуп, мистер Саммерфилд, — сказала Кейт Логан. — Берите. Мы выполнили свою часть сделки, и я имею полное право забрать свою дочь.
Хани посмотрела на саквояж, а потом подняла взгляд на Гидеона. В ее глазах была такая боль, что он отвел взгляд.
— Сколько в этом саквояже, мама? Во сколько он меня оценил?
— В десять тысяч долларов, — прохрипел Чарли Бак, вырвав из рук Кейт саквояж, с алчным блеском в глазах открыл его и стал пересчитывать деньги. — Надеюсь, здесь все?
— Значит, столько я стою, Гидеон. — Хани сверлила его взглядом. — Ты получил, что хотел?
Губы Гидеона дернулись, но он промолчал и не дрогнул, хотя видел, что Хани собирается дать ему пощечину.
— Ублюдок, — прошипела она и совсего размаха ударила его, потом повернулась, расправила плечи и, гордо вскинув голову, пошла прочь.
Гидеон даже не шевельнулся. Хани имела полное право нанести ему этот удар. По сравнению с болью, пронзившей его сердце, пощечина показалась ему почти лаской.
— Моя дочь так же вспыльчива, как и ее отец, мистер Саммерфилд, и так же остра на язык, — довольно спокойно пояснила Кейт, глядя Гидеону прямо в глаза. — Но она не понимает, что происходит и кто на самом деле подлец. — Она слегка кивнула в сторону Чарли, все внимание которого было поглощено содержимым саквояжа. — Спасибо вам, что предотвратили то, что могло произойти, — добавила она тихо.
— У меня не было выбора, мэм.
— Думаю, был, — улыбнулась Кейт. — Но вы предпочли спасти мою дочь, и я вам за это благодарна.
Оглянувшись на полукровку, Гидеон еле слышно прошептал:
— Передайте мужу, что наш план остается в силе. Все произойдет через пару дней.
— Передам. Но вы должны знать… кое-что в отношении к вам моего мужа изменилось. Если бы он узнал про выкуп, он явился бы сюда не с деньгами, а с ружьем. Я не знаю, что обещал вам Рейс в качестве вознаграждения за помощь, мистер Саммерфилд, но на вашем месте я бы теперь не стала на него рассчитывать.
Гидеон натянуто улыбнулся, но серые глаза оставались холодными.
— А я никогда и не рассчитывал, миссис Логан. Но поберегите ее, ладно? — И он кивнул вслед удалявшейся Хани.
— Как вы, очевидно, уже и сами убедились, мистер Саммерфилд, это будет нелегко, — усмехнулась Кейт. — Я хочу, чтобы вы знали, — добавила она, протягивая Гидеону руку, — я видела лицо своей дочери, когда она прыгнула с горящей крыши вам в руки. У нее был такой счастливый вид! Словно у ангела. Думаю, в этом ваша заслуга.
Гидеон взял протянутую руку, но улыбка на его лице была скорее похожа на гримасу боли, будто Кейт не благословила его, а тоже ударила.
— Ангелы живут в раю, миссис Логан.
— А моя жизнь — это сплошной ад.
— Что ж, мистер Саммерфилд, возможно, настало время ангелу вывести вас из ада. — С этими словами Кейт повернулась и последовала за дочерью.
Пожар между тем затихал. Здание гостиницы лежало в тлеющих руинах. Совсем как мое сердце, мелькнуло в голове Гидеона. Он был близок к тому, чтобы упасть на колени и разрыдаться.
Еще успеется. В Мексике у него будет предостаточно времени.
— Пошли, — бросил он Чарли Баку.
Хани сидела в вагоне, уставившись невидящим взглядом на обгоревший подол. Глаза щипало так, будто она все еще пребывала в дыму пожара. Только бы не расплакаться перед матерью.
Всего минуту назад она пресекла попытку Кейт заговорить с ней.
— Прости, мама, я не хочу сейчас разговаривать. Ни о чем. Особенно об этом негодяе.
— Этот, как ты его называешь, негодяй только за десять минут дважды спас твою драгоценную жизнь, Хани Логан.
— Конечно, спас, мама. Я и не спорю. Но за это он получил десять тысяч долларов.
Хани закрыла глаза, чтобы не видеть мелькавших за окном гор, где они скрывались с Гидеоном. Надо стереть его из своей памяти, притвориться, что его никогда не существовало. Но это не получалось. Тогда она решила, что должна его возненавидеть — это легче, чем вовсе о нем забыть. Проще всего было бы любить его, как ни горько в этом признаться.
Она исподтишка глянула на мать. Кейт сидела прямо и казалась спокойной, только беспрестанно теребила на пальце обручальное кольцо. Впервые в жизни Хани почувствовала, что их связывает не просто кровное родство. Сейчас Кейт Логан не мать, а женщина, мечтающая поскорее вернуться к мужу. К человеку, который ее обожает, который не задумываясь продаст душу дьяволу, лишь бы не причинить ей боль. Хани даже немного позавидовала матери.
Почему же у нее все складывается так плохо? Она крепко зажмурилась, чтобы не дать пролиться слезам. Но слезы хлынули потоком, а сердце сжала нестерпимая боль.
— Я ничем не могу тебе помочь, девочка. — Кейт наклонилась к дочери, и ее рыжие кудри смешались с темными волосами Хани. — Одно могу сказать — в конце концов рано или поздно боль пройдет. Ты его любишь?
— Гидеона Саммерфилда? В данный момент я его ненавижу.
Кейт едва заметно улыбнулась и достала из сумочки кружевной носовой платок.
— В данный момент, Хани Логан, ты ненавидишь себя и размышляешь о том, где ты ошиблась. Я вас давно знаю, мисс Я-сама, не забывайте об этом.
— Да, только сейчас мисс Я-сама ничего не может исправить.
— Иногда бывает так, что этого и не требуется. Все образуется само собой, поверь мне. Знаешь, Хани, я никогда не жалела о том, что произошло между мной и папой в первый день знакомства. Даже когда поняла, что он ко мне не вернется, когда думала, что он оставил меня навсегда. Мне тогда было горько, но я не променяла бы этот день ни на какие блага насвете. Ни один поцелуй, ни единое прикосновение. Ведь мы любили друг друга.
Хани начала было возражать, но Кейт перебила ее:
— Выслушай меня. Я вышла замуж за другого, чтобы соблюсти приличия и дать тебе имя. Но никогда не переставала любить твоего отца. Никогда и никому не позволяй обвинять тебя в том, что ты поступила неправильно, если твое сердце подсказывает тебе: это не так.
— Но, мама, — прошептала Хани устало, — он продал меня за мешок денег.
— Он сделал это, чтобы спасти твою жизнь, детка. Ему было очень трудно пойти на такое, но ты была слишком ослеплена своей болью, чтобы заметить. Меня он тоже спас, — вздохнула Кейт. — Этот полукровка уже вознамерился взять нас с тобой в заложники и получить двойной выкуп.
— Они из одной банды — Дуайт и Гидеон. Двоюродные братья. Теперь я понимаю смысл поговорки «Свой своему поневоле брат». А заодно и другой — «Раз украл, навек вором стал».
— Значит, он тебе ничего не сказал?
— О чем?
— Саммерфилд работает на твоего отца. Он должен войти в доверие к бандитам Сэмьюэла, заманить их в Санта-Фе, с тем чтобы положить конец грабежам. За это Рейс обещал Саммерфилду освобождение из тюрьмы. Правда, сейчас я уже не так уверена, что папа сдержит свое слово.
Так вот в чем дело! Вот почему Гидеон был так неосторожен, появляясь в банках, вот почему не боялся преследования.
— Почему же он мне ничего не рассказал?
— По той же самой причине, что и я, мисс Я-сама. Ты же любишь во все вмешиваться, делать все по-своему, чтобы доказать себе и всему миру, что на тебя можно положиться.
— А что ты имела в виду, когда сказала, что не знаешь, как папа поступит сейчас? Ведь он же обещал Гидеону…
— Это было до того, как его драгоценная дочь оказалась в самом центре событий. Сама знаешь, как папа тебя любит, Хани, и, как бы ты ни поступала — хорошо или плохо, — стоит за тебя горой. Он всегда готов тебя защищать, от всех и всего. — Слезы блеснули в глазах Кейт. — Может, это из-за того, что он не воспитывал тебя в первые годы твоего детства и считает, что обязан как-то это восполнить. Или чувствует себя виноватым в том, что ты родилась с фамилией Кэссиди, а не Логан. Не знаю.
Но Хани больше не слушала. У нее перед глазами стояло лицо Гидеона — суровое и решительное. Он говорил ей, что ни за что не вернется в тюрьму. Никогда. Если он все еще верит, что ее отец сдержит свое слово и освободит его, то попадет в ловушку. И эту ловушку помогла расставить она, пускай и по неведению.
Хани встала.
— Прости, мама. Здесь так душно. Когда поезд остановится, выйду на платформу глотнуть свежего воздуха.
Рейс Логан крепко сжал руку жены и чуть ли не силой потащил ее к ожидавшему их экипажу. Завтра он пожалеет о своей грубости, но сейчас он был так взбешен, что мог бы кого угодно задушить одной рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16