В три часа утра?
Здравый смысл восставал против этого, но нечто более сильное, чем благоразумие, подталкивало Лейси к этому шагу. Кроме того, Бобби, как и она, не спал. К тому же нашелся и еще один, еще более веский довод: ей нужно обсудить с ним вопрос о том, что делать с машиной. И этот вопрос не терпит отлагательства.
С решительным кивком головы Лейси выпрямила спину и постучала в квартиру Бобби.
Прошла секунда, и она уловила, что телевизор смолк, а затем распахнулась дверь. В дверном проеме стоял Бобби с заспанным лицом, и Лейси поняла, что он, должно быть, задремал под какую-то позднюю передачу. На нем были небрежно застегнутые джинсы и темно-синяя, под цвет его глаз, фланелевая рубашка, которая была наполовину расстегнута и обнажала широкую покрытую темными волосами грудь. Лейси старалась не смотреть на него, но когда он зевнул и провел ладонью по волосам, у нее перехватило дыхание и по явилось ощущение, будто расплавились коленки.
Она постаралась убедить себя, что это нормальная реакция. Есть ли хоть одна женщина, которая не нашла бы его привлекательным? Но находить физически привлекательным – это совсем не то, что уважать за правдивость и честность.
Вот, например, Герб, бухгалтер, был как раз из таких людей, правдивых и честных, но он, даже с паяльником в руках, не дал бы ничему расплавиться.
Лейси посетовала на беспорядочный ход своих мыслей и сосредоточилась на извинении, стараясь не обращать внимания на голую волосатую грудь Бобби, от которого так и веяло грубой чувственностью. Она твердила себе, что у нее нет к нему другого интереса, кроме как к своему работодателю, соседу и человеку, который сделал ей очень щедрый подарок. Конечно, она помнила и о его поцелуях, но сейчас отказывалась думать и о них, и о его внешности – вот так. Но тут Бобби, прислонив голову к дверному косяку, растянул губы в своей знаменитой улыбке, и глаза его засветились.
– Что случилось на этот раз? – спросил Бобби.
– Да ничего. Все в порядке. – Лейси улыбнулась, стараясь казаться беспечной, потом бросила взгляд внутрь, чтобы удостовериться, что он один. Но там было темно.
– Там никого нет.
– Это меня не волнует. Я здесь только для того, чтобы извиниться.
Бобби удивленно изогнул бровь и оглянулся, чтобы посмотреть на часы.
– В три часа утра?
– Для извинений время такое же подходящее, как и любое другое.
Бобби пожал плечами и отступил в сторону.
– Заходи.
Лейси в нерешительности остановилась на пороге.
– Что? Тебе лучше говорить об этом в коридоре? – спросил он с недоброй усмешкой. – Или ты не можешь решить, какое из извинений принести первым?
– Ты о чем? – спросила Лейси, делая шаг внутрь и захлопывая дверь.
Бобби тихо засмеялся и включил одну из ламп, которая наполнила мрак золотистым сиянием.
– Хочешь кофе?
– Нет, спасибо. Я ненадолго, – строго объявила Лейси, и это при том, что она оказалась в его квартире глубокой ночью, а из одежды на ней были только ночная рубашка, халат да тапочки.
– Как тебе угодно, пончик. Так что ты хотела сказать?
Лейси стиснула кулаки и почувствовала, как напряглись ее скулы.
– Это обязательно – называть меня пончиком?
– Извини, забыл. Ведь ты предпочитаешь пирожные.
Зачем ей это было нужно? Как могло случиться, что мысленно она превратила его в некое подобие рыцаря в сверкающих доспехах?
– Я хотела только сказать, что была грубой в разговоре о машине.
– Это правда, – сказал Бобби, запустив пятерню в волосы, отчего его рубашка распахнулась еще больше и обнажила мышцы на груди и на животе. – Но с тех пор, как я встретил тебя, ты грубишь постоянно.
Лейси пришлось заставить себя отвести взгляд от тела Бобби. Но она заметила дразнящий блеск в его глазах, что только усилило ее раздражение.
– Ты самый несносный мужчина из всех, кого я встречала. Неудивительно, что ты был сбит каким-то грубым верзилой, поскольку ты, вероятно, вместо того чтобы следить за игрой, заигрывал с какой-нибудь стоявшей на трибуне женщиной и не заметил приближения соперника.
В тот же миг веселое настроение Бобби улетучилось. Но еще прежде чем он ответил ей резкостью, Лейси пожалела о сказанном:
– Извини, извини! Просто ты снова вынуждаешь меня говорить вещи, которые я не сказала бы никому другому.
Их взгляды встретились, и Лейси вделала глубокий вдох.
– Я признаю свою вину, и я действительно ценю все то, что ты сделал для моей дочери и для меня.
– Не стоит. Тем более что все это сделала Бет.
– Машину купила не она.
– Да, но...
– А в тот день в «Каса-Гранде» не Бет же меня не уволила. Ты позволил мне остаться, хотя было ясно, что, несмотря на контракт, ты ничем мне не был обязан. Ты мог уволить меня.
– А надо было бы.
– Но ты не уволил. В этом суть. Как бы ты ни злился на меня, в глубине души ты все равно остаешься добрым. И все же я не могу принять твой подарок.
– Только не заводи опять эту шарманку. Я же сказал тебе, что твоя машина ушла.
– Я помню об этом, поэтому и пришла со своим предложением.
– Почему-то у меня такое чувство, что оно мне не понравится.
– Оно не может тебе не понравиться. Я собираюсь выплачивать тебе ее стоимость.
Бобби застонал:
– Мне не нужны твои деньги.
– Хорошо, я буду платить Бет.
– Не вмешивай в это мою сестру.
– Тогда я не могу принять машину.
Бобби вымученно вздохнул:
– Насколько я понимаю, по-другому это дело уладить нельзя.
– Никак.
– Хорошо, – раздраженно согласился он. – Выплачивай.
– Правда, поначалу, вероятно, суммы будут небольшими. Но я обещаю вернуть тебе все до цента, даже если для этого понадобится вся моя жизнь.
Бобби хмыкнул:
– Побереги свои обещания в стиле Скарлетт О'Хара для того, кому это понравится.
– Ты невыносим.
– Пытаюсь. – Бобби отвел взгляд в сторону. – Эй, посмотри, снег пошел.
Лейси повернулась к окну. Они стояли рядом и смотрели, как крупные снежные хлопья, кружась в дивном танце, падали на автостоянку.
– Как красиво, – восхитилась Лейси, – и так необычно видеть это в пустыне.
– Помню, мальчишкой я молил Бога, чтобы выпал снег. Мне нравилось, что он отбеливает, совершенствует окружающее, как в сказке.
Лейси посмотрела искоса на его мужественный профиль.
– Робин говорит о снеге то же самое.
– Она прекрасный ребенок.
– Да, это так. Она хорошо себя чувствует здесь, и я очень рада за нее. Она сказала мне сегодня, что впервые получила приглашение на вечеринку с ночевкой по случаю дня рождения одной из учениц. Я с трудом представляю себе, как можно провести ночь в обществе множества девчонок. Но ей хочется пойти, и это главное.
– Друзья – это важно.
– Могу поспорить, что у тебя их было полно. Мальчики и девочки. Представляю твои дни рождения с кучей приглашенных друзей.
Бобби хмуро смотрел в ночную темноту и молчал. Когда Лейси уже решила, что он не ответит, он сказал:
– Я только раз отмечал день рождения.
Лейси наморщила лоб в ожидании продолжения сказанного.
– Мне было семь, и я устроил его себе сам. – Бобби гордо выставил вперед литой подбородок. – Я целый год экономил центы и пятицентовики, а потом написал приглашения, вырезал из цветной бумаги праздничные шляпы, купил лучший по моим деньгам торт и стал ждать прихода гостей.
По спине Лейси пробежал холодок, когда она вдруг поняла, что последует за этим.
– Никто не пришел, – сказал Бобби так тихо, что она едва расслышала.
– Почему? – спросила Лейси. – Не могу представить тебя без множества друзей.
– Да, сверстники любили меня. Но никто не захотел идти в приют на мой день рождения. Думаю, детей пугают места, подобные приюту «Сестры причастия». Им кажется, что если они попадут туда, то уже не выйдут.
– Ты был сиротой? – Лейси с трудом верилось в это.
– Ага.
– Но я не понимаю. Ведь я так много прочитала о тебе, и нигде не говорится, что ты рос сиротой.
– Не многие знают об этом. И если сейчас репортеры любят сообщать перед играми всякую чепуху личного характера, то когда я начинал играть в профессиональной лиге, личное считалось личным. Люди не совались в чужие дела.
Лейси была ошеломлена. Она повернулась к нему.
– Я не знала, – тупо повторяла она.
Бобби сунул руки в карманы, натянув рубашку на мощных плечах. Лейси всегда изумляла и непонятно почему притягивала мощь его тела.
– Ничего особенного, – сказал он, пожав плечами.
– Что случилось с твоими родителями?
– Я не знал своего отца. И думаю, материнство оказалось слишком тяжким бременем для Черил, – ответил он.
Черил, а не мать. Лейси отметила холодную бесстрастность в голосе Бобби, как будто он не позволял себе никаких эмоций по отношению к женщине, давшей ему жизнь.
– Она оставила нас в приюте, когда мне было пять лет, а Бет шесть, и я ее никогда больше не видел.
Лейси едва могла дышать из-за веявшей от его слов пустоты. Она ведь понимала, что только по милости Божьей ей удалось сохранить Робин.
В первые годы было так тяжело заботиться о ребенке и взрослеть самой, что бывали моменты, когда Лейси казалось, что она не выдержит. Но любовь и чувство ответственности не позволяли ей упасть духом.
– Иногда, – сказала она, – отказаться от ребенка – это единственное, что может сделать мать.
Бобби пронзил ее тяжелым, холодным взглядом.
– Да, иногда такое случается.
– А когда тебя усыновили?
– Никогда. – Только это. Никаких эмоций.
– Но тебе ведь было всего пять!
– Да, кто-то пытался усыновить меня, но мне было пять и ворох проблем вдобавок. Пять и необузданность. Пять и злость на весь мир. – Он уткнулся лбом в мокрое от его дыхания стекло. – Пять и уверенность, что моя мать вернется.
У Лейси разрывалось сердце от жалости к маленькому мальчику, теперь она лучше, чем раньше, понимала этого взрослого мужчину. Одиночество. Боязнь довериться кому-то.
– Она возвращалась в моих мечтах, – сказал Бобби глухо. Поздний час и темнота создавали интимную атмосферу, какой они никогда не ощущали при дневном свете. – Я мечтал о ее руках, обнимавших меня. За день до того, как она отвела нас в приют, я разбил ее любимую чашку. Она так рассердилась. Сейчас я понимаю, что она расстроилась не только из-за чашки. Из-за всего. Но в течение нескольких лет я был уверен, что она отдала нас, чтобы наказать меня.
Лейси не находила нужных слов, она не знала, как помочь Бобби, чтобы исчезла боль в его глазах.
– Что с ней стало?
– Около шести лет назад, как раз перед рождением близнецов, Бет разыскала ее. Что-то вроде проявления материнского инстинкта. Как сказала Бет, ей хотелось увидеть собственную мать перед тем, как самой стать матерью. Найти ее было очень нелегко, поскольку она сменила имя. Выяснилось, что она вышла замуж за какого-то богатого парня в Альбукерке, который не знал, что она успела обзавестись двумя детьми, ни разу до этого не побывав замужем. Это была та еще сцена, когда Бет появилась у нее на пороге и сказала: «Привет, мама». Черил, естественно, побледнела и отказалась признать дочь. Позже она в панике позвонила Бет, пытаясь что-то объяснить. Мол, ее муж не понял бы.
Лейси мучительно хотелось прикоснуться к нему, но она не стала делать это.
– Бобби, мне очень жаль.
– Тут ничего не поделаешь. Прошлое. Я не часто вспоминаю о нем.
Она сомневалась в этом.
– Тогда тем более удивительно, что, узнав о Робин, ты сразу не уволил меня. Не думаю, чтобы ты так уж по-доброму относился к матерям-одиночкам.
Он посмотрел прямо ей в глаза:
– Я не уволил тебя из-за Робин. Хотя ты еще та заноза в заднице. Этакая чопорная благодетельница, которая едва не отвадила всех посетителей, прежде чем позволила себе немного расслабиться. – На его лице промелькнула досада. – Но ты не искала легких путей, когда дело касалось твоей дочери. Ты сделала то, чего не смогла сделать моя мать.
Внезапно Лейси открылась заключенная в его словах правда. Не о ней, нет. И тогда, когда она так легко получила эту работу и когда осталась на работе при возвращении Бобби, не только Бет, но и Бобби разглядели в ней что-то нашедшее отклик в их сердцах.
И машина. Теперь все обрело смысл. А тянулся он к ней не потому, что не мог устоять перед ее красотой. Просто Бобби видел в ней что-то отличавшее ее от других женщин, с которыми общался. Не похожее на его мать. Не похожее на таких, как Дарла с ее вызывающими нарядами.
Лейси захотелось покинуть квартиру Бобби. Она поняла, что напрасно надеялась на то, что Бобби проявлял заботу о ней из-за нее самой, а не из-за ее поступков.
– Я, пожалуй, пойду к себе, пока Робин не обнаружила, что меня нет.
Она повернулась, собираясь уйти, но Бобби схватил ее за руку:
– Не уходи.
Лейси не смогла разгадать выражения его лица, но в уголках губ Бобби таилась улыбка. Они смотрели друг на друга, снег за окном делал окружающий мир светлее.
Бобби взглянул на часы.
– Половина четвертого. Уже утро пятницы, значит, наступил мой день рождения. Я не возражал бы, чтобы ты составила мне компанию.
У Лейси бешено колотилось сердце, разгоняя по жилам кровь с адреналином. Ее неудержимо тянуло к этому человеку, но она знала, что потом будет сожалеть о том, что не ушла.
– Я действительно не могу.
– Пожалуйста, – прошептал он уже не с игривыми нотками, а тоном, пронизанным одиночеством потерянного маленького мальчика.
– О, Бобби...
– Хотя бы ненадолго. – Он усмехнулся, стараясь придать словам легковесность, но Лейси это не обмануло. – Мне не хочется быть одному.
Она закрыла глаза и медленно вздохнула:
– Несколько минут.
Из груди Бобби вырвался глухой стон, он потянул Лейси к себе. Но она вывернулась и отскочила в сторону.
– Хочешь, поиграем во что-нибудь? В карты? – Она вспомнила, что не знает ни одной взрослой картонной игры. – В «дурака» или «пьяницу», – предложила она.
Бобби мрачно рассмеялся, при этом глаза его сверкали синим льдом.
– Ты не знаешь эти игры? – спросила она. – Тогда шарады. Шарады – это весело. Или мы могли бы спеть. Пение поднимает настроение.
Лейси затянула песню, которую в день рождения обычно поют дети. Бобби опустил голову.
– Это не вызывает у тебя энтузиазма?
Он посмотрел на нее как на ненормальную.
– Нет смысла будить всех собак в округе. – Бобби приблизился к ней еще на шаг.
Лейси отступила.
– Робин всегда хотела иметь собаку.
– Меня не интересуют игры и песни, – сказал он, сжимая плечи Лейси.
Лейси инстинктивно подняла руки и уперлась ладонями в его обнаженную грудь. Его кожа была одновременно горячей и холодной, словно заряженный электрическим током мрамор, и к ее смятению примешалось медленно разгоравшееся желание.
– Чего же ты хочешь? – пришлось ей спросить.
– Трогать тебя, чувствовать тебя в своих объятиях, знать, что сегодня, хотя бы сегодня, я не сижу один и не думаю о колене, о футболе и...
Бобби оборвал фразу, но Лейси поняла, что он хотел сказать.
– О днях рождения из прошлого со шляпами из цветной бумаги?
– Может быть, и так, – хриплым шепотом признался он.
Когда Бобби наклонился к ней и она поняла, что он собирается поцеловать ее, у Лейси вдруг промелькнула мысль: не за этим ли, собственно говоря, она и пришла сюда? Не для того, чтобы, как она пыталась себя убедить, извиниться. И не для того, чтобы совершить правильный поступок. А для того, чтобы ощутить прикосновение его рук. Вкусить наслаждение от слияния их губ.
Стыд опалил ее щеки, но это не помогло, потому что ее руки уже обхватили грудь Бобби и ладонями она ощущала его кожу. Лейси почувствовала, что она наконец-то живет, а не наблюдает со стороны, как проходит жизнь.
Ей хотелось, чтобы Бобби снова трогал ее. Возможно, из-за снега, или из-за позднего часа, или из-за его рассказа о том, как он был маленьким мальчиком, но Лейси нарушила установленные ею самой правила поведения, как будто могла таким образом зачеркнуть и его, и свое прошлое.
Они не отрывали глаз друг от друга, и ее сердце забилось еще громче, когда Бобби подтянул ее ближе к себе. Лейси казалось, что горячий и поразительно чувственный Бобби поглощает ее.
Потом он целовал ее, жадно, страстно, его руки гладили ее спину, потом опустились на бедра, и он прижался к ней своей твердой, бугрившей джинсы плотью.
– Я хочу тебя, – шепнул он ей в ухо. – Хочу, как никакую другую женщину.
Глава 15
Лейси прижалась к Бобби, и он опять поцеловал ее. Она чувствовала, как язык Бобби скользил по ее губам, затем ощутила его легкие покусывания. Бобби бережно обнял, а потом поднял ее, прижав к себе, и Лейси обхватила его плечи. Она, по-видимому, была для него невесомой. Лейси казалось, что внешний мир отдалился куда-то, вообще исчез, а время будто остановилось.
Бобби подхватил ее и понес в спальню. Он не стал укладывать ее в постель, а усадил и поцеловал, обхватив ладонями лицо.
Он целовал Лейси с медленно разгоравшейся страстью, поглаживая ладонями ее тело, губы его скользнули к пульсировавшей на шее жилке. Лейси ахнула, когда он распахнул халат и накрыл ладонями ее груди. Сквозь тонкую ткань рубашки она почувствовала тепло его ладоней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33