Порою эта мысль ужасает меня, и я боюсь сойти с ума; а временами, как, например, в эту минуту, я чувствую себя несказанно счастливым при сознании, что в моем распоряжении столь громадное время для изучения великих тайн. Но мне так хотелось бы понять, что это за таинственное вещество, которое придает хрупкому человеческому телу такую живую силу жизни, что оно в состоянии противостоять закону разрушения почти до бесконечности. Прости, учитель, если я задаю такие вопросы, на которые ты не можешь ответить мне.
– Нет, твое желание знать истину так законно, что я охотно дам тебе краткое объяснение. Что же касается того, чтобы постичь все свойства и способы употребления этого таинственного вещества, наполняющего Вселенную и составляющего ядро, на котором производится формовка всех планет и которое является питательным соком миров и существ, этого никто еще не постиг.
Вещество это, называемое нами первородной материей, представляет как бы самое дыхание неизреченного Существа, Которого никто не знает и не может постичь, а Оно непрерывно работает за священной, окруженной пламенем оградой. Дыхание это, заключающее в себе все, – звук, цвет, свет, аромат, – появляется в виде легкого пара, обладает умопомрачительной вибрацией и превращается в жидкий огонь, а потом разливается исполинскими каплями, которые кружатся в пространстве до тех пор, пока не накопится студенистая субстанция, утяжеляющая и замедляющая неописуемую быстроту вибрации. Студенистая масса, – я говорю «студенистая» по сравнению только, ибо тонкость этого вещества не поддается описанию, – приходит во вращательное движение, мало-помалу сгущается и наполняет астральную форму, моментально начертанную одним из созидателей планетной системы.
Великий работник и исчислитель пространства своим могучим разумом начертывает геометрические фигуры пути, по которому должны следовать большие и малые планеты формирующейся системы. Первыми образуются и занимают свои места исполинские агломераты, которые мы называем солнцами, и их огненные лучи поддерживают в работе первородное вещество, а под их действием оно испаряется и распыляется, пропитывая собою и оживляя все атомы материи. Там, где солнечная теплота не касается первородного вещества, оно остается в бездействии, как в огромных пространствах между островками планетных систем.
Солнечная теплота иссушает студенистое вещество, которое заключает в себе астральную форму всего – камней, растений, животных, – и пробуждает жизненную деятельность первородной материи. Возьмем, например, яйцо. Форма птицы невидимо заключена уже в самом его веществе. Теплота сушит белок, и невидимая форма становится видимой; атом первородной материи, будучи внедрен огнем оплодотворения и приведен в действие теплотой, притягивает из пространства потребные ему вещества для образования тела, клише которого было готово, и… работа окончена; из яйца, служившего как бы колыбелью, выходит определенное существо, способное развиваться и размножаться.
В обыкновенных организмах жизненная сущность находится в известном количестве, и существует определенное время, по истечении коего собранная на астральном клише материя разрушается и наступает то, что мы называем смертью. Введенный же в какой-либо организм – растительный, животный или человеческий – в другой пропорции, жизненный эликсир сообщает ему способность непрестанно обновлять составляющие его клеточки, поддерживать в них юношескую силу и мощь; а так как первородная эссенция содержит в себе все стихии, то она и делает всякого, ею насыщенного, неуязвимым для их действия.
Это и применимо к нам, бессмертным. Мы никогда не стареем, можем жить планетной жизнью и исключительно способны к умственной работе.
Но вернемся к заурядному человеку. У него, как и у нас, мозг – это машина, больше всего поглощающая первородную силу, которая разлита по всему организму, особенно если он занимается деятельной умственной работой. У человека ограниченного и ленивого первородная материя остается в костях и мясе, увеличивая его размеры и часто физическую силу.
Впрочем, человек может привлечь на себя излишек первородной материи подвижничеством, созерцанием, самоуглублением и особенно вибрацией молитвы и экстазом. Тогда человеческая машина притягивает и поглощает сильное течение благодатной силы, которая изливается на него как бы огненным дождем, нервная система его содрогается, а иногда у человека делается даже головокружение, когда в его тело, ауру и мозг внедряются живительные капли, дающие ему огромную силу и озаряющие его астральным светом.
Так бывает с людьми посвященными, но смертными, и святыми, которые во время восторженной молитвы проникаются этой действительно божественной силой, потому что она исходит от Всемогущего; они приобретают возможность совершать чудесные исцеления и даже, обновляя жизненную сущность, воскрешать тех мертвых, астрал коих еще не совершенно отделился от тела. Недаром говорят, что молитва помогает и врачует душу и тело. Но необходимо, чтобы молитва творилась с верой и силой, ибо тогда только образуется химический состав, привлекающий благодать, которая является целительным бальзамом как для молящегося, так и для того, за кого молятся.
Посвященные действуют также при помощи формул, составляемых ими так, чтобы получился желаемый химический состав. Чем выше их познания, тем шире и сложнее способы применения ими первородного вещества, – тем могущественнее борьба, которую они могут выдерживать со страшной силой, непрерывно борющейся с первородной материей. Я хочу сказать о разрушительной силе, которая разъединяет и разлагает все, что первая соединяет и собирает.
Две силы оспаривают друг у друга Вселенную и никогда ни та, ни другая не может победить. Материя, объединяющая клеточки, дающая им жизнь и заставляющая работать, восходит золотой и сверкающей спиралью кверху; ток, разрушительный, разъединяющий и разлагающий, нисходит также спирально, но темный и тяжелый, пытаясь уничтожить животворный ток.
Великие правящие Вселенной законы – ясны и просты, как божественная мудрость; только невежество людское окутывает мраком причину вещей. На незыблемом основании этих законов зиждется все мироздание, и работают великие служители Предвечного, исполнители Его воли.
А простейшая и самая доступная часть законов этих известна непосвященному человечеству, но вместо того чтобы пользоваться, оно злоупотребляет ими, а злоупотребление неизбежно влечет за собой страдания и смерть, – закончил Дахир, отпуская ученика, который вышел взволнованный и озабоченный тем, что услышал.
Глава шестая
Не оглянувшись даже на город магов – приют мира, согласия и научного труда, – пустился Абрасак в пространство. Над головой сверкало звездами далекое небо, а под ногами стлались обширные равнины и темные леса заповедных областей. Там коснели еще в невежестве дикие народы, и в дупле их дремали пока все страсти, которые ему суждено было пробудить; как гений зла и вражды, ради удовлетворения своего тщеславия, нарушит он покой мирных орд, вызовет кровавые столкновения и натравит друг на друга тучи этих муравьев.
Крылатый дракон быстро рассекал воздух, и давно уже заповедный рубеж остался позади, но Абрасак все продолжал свой полет, увлекаемый бессознательным желанием быть как можно дальше от магов, которых он изменнически покинул.
Наконец дракон его стал уставать, и Абрасак решил спуститься.
Солнце всходило, и он увидел, что очутился в долине, окруженной высокими лесистыми горами. Мрак, как он назвал своего дракона, сел на небольшой площадке, заросшей густой травой. Абрасак сошел на землю и, заметив вблизи вход в пещеру, наполовину затянутый ползучими растениями, тотчас же вошел в нее. Пещера оказалась просторной. В ней было много воздуха, почву устилал густой, мягкий мох, а из стены бил источник, тонкой струйкой протекавший по пещере и сквозь каменистую расщелину падавший в долину.
Неподалеку от входа росло несколько плодовых деревьев; Абрасак нарвал плодов и нашел их превосходными, а потом достал из пакета хлеб и сыр.
Окончив скудный завтрак и будучи утомлен, он улегся на мху, подложив под голову плащ, и скоро уснул.
Было уже довольно поздно, когда он проснулся. Убедившись, что Мрак спокойно пасется на лужайке и радостно захлопал крыльями, увидав его, Абрасак вернулся в пещеру, опять лег на траву и задумался.
Он – свободен, путь к приключениям и удовлетворению тщеславия был открыт, и до сих пор ничто не указывало на погоню магов; но это могло еще все-таки случиться, и в глубине души его затаилась тревога.
Несмотря на огромные познания и приобретенную магическую силу, он сознавал, что наряду с великими Посвященными он – пигмей, а те располагали силами, могущими всюду поразить его, и он видел изумительное действие этих сил, хотя ему и не были известны тайны управления ими. Но все равно, убить его они не могут потому, что он бессмертный. Так как время шло и ничего угрожающего, по-видимому, не проявлялось, то у него появилась мысль, что маги, гордясь своим могуществом, просто пренебрегли преследованием и наказанием его. И он злобно усмехнулся: дорого же заплатят они за это надменное отношение к нему.
Он был ослеплен безумной страстью, и в душе его не проснулись ни любовь, ни признательность к тем, кто его спас, научил и вооружил знанием, которым он хотел воспользоваться им во вред; а при воспоминании о Нарайяне с Уржани кровь бросилась ему в голову, и лицо густо покраснело.
Усилием воли преодолел Абрасак внутреннюю бурю. Ему следовало действовать, а не мечтать, и для скорейшего достижения цели нельзя было терять драгоценное время.
Когда заходившее солнце залило пурпуром и золотом вершины гор, план его уже был готов, но надо было дождаться ночи, чтобы привести его в исполнение.
Он был одинок, а для успешного осуществления намеченного нужны помощники вполне разумные, могущие понимать и выполнять его приказания. Но где их взять? Между привезенными землянами это было бы возможно, но те для него недосягаемы… Тем не менее, по зрелому размышлению, хитрый и смелый ум опасного волшебника нашел разрешение задачи.
Подкрепясь скромной едой, он решил посвятить остаток угасавшего дня осмотру местности и, следуя по течению ручья, спустился в долину, где увидел большое озеро, скрытое раньше окружавшими его скалами. Неподалеку от берега он обнаружил вторую пещеру, менее просторную, чем занятая им, но которая показалась ему удобнее для намеченного дела. Не теряя времени, начал он свои приготовления и для этого сходил за всеми необходимыми ему вещами.
Прежде всего он достал красную скатерть с вышитыми на ней каббалистическими знаками и накрыл ею кучу собранных ранее камней, а вокруг установил в виде треугольника три красные свечи; затем на маленькую жаровню он положил ароматические травы и, наконец, в хрустальную чашу налил вина. У входа в пещеру он повесил металлический колокол, отливавший всеми цветами, и к его языку привязал веревку. Сделав это, он стал выжидать нужное время по маленьким, висевшим на золотой цепочке часам, подаренным ему Нарайяной.
С приближением полуночи он достал из принесенной коробочки флакон с первородной эссенцией и влил несколько капель ее в чашу, вино в которой вспыхнуло; а потом, когда он закрыл чашу, содержимое ее приняло вид жидкого огня. После этого Абрасак разделся, надел на шею красную эмалированную звезду и талисман в виде нагрудного знака, а на камень подле себя положил открытую книгу заклинаний.
Подняв над головой семиузловый жезл, он начал кружиться до тех пор, пока на конце жезла не появилось красное пламя, которое и зажгло свечи. Тогда Абрасак поклонился на четыре стороны и мерно затянул песнь, сопровождая пение в определенные промежутки звоном колокола. Вскоре небо покрылось темными тучами и разразилась сильная гроза; гром гремел, яркая молния прорезала мрачное небо, вода в озере словно кипела, и на косматых волнах его, с грохотом разбивавшихся о скалы, плясали блуждающие огни. Но властный и звучный голос Абрасака покрывал шум бушевавших стихий; он продолжал звонить, произнося заклинания, и на темном небе молнии вырисовывали теперь геометрические и иероглифические знаки.
Вдруг появился зеленоватый свет, и на его белесоватом фоне обрисовались четыре странные фигуры. Одна была красная, как из раскаленного металла, с большими огненными крыльями; вторая сероватая, туманная, с волнующимися крыльями, неопределенными очертаниями и светлой, голубоватой звездой; третья зеленоватая, с темным отливом, волновалась словно море, и на голове ее был венец, напоминавший гребень волн; наконец, четвертая, приземистая, черноватая, как бы испещренная багровыми жилами, носила на голове повязку, украшенную рубинами, изумрудами и аметистами, а посредине повязки как будто горел
яркий огонь. На призыв могучего чародея явились четыре гения стихий.
– Что тебе надо от нас, сын Земли? Страшные произнесенные тобою заклинания свидетельствуют о твоем могуществе, – произнес гортанный, точно издалека донесшийся голос.
– Ты просишь, чтобы полчища стихийных духов были соединены с тобой, повиновались и служили тебе? Да будет по твоему желанию, так как велика твоя сила, – ответил другой голос на просьбу Абрасака.
Руки четырех гениев соединились в руке Абрасака, а затем появились туманные толпы стихийных духов и на магическом жезле дали клятву верности и послушания своему новому господину.
С глухим грохотом исчезли гении, а туманные тучи стихийных духов окружили Абрасака, ожидая его приказаний.
– Удалитесь, духи земли, огня и воды; а вы, духи воздуха, останьтесь и выслушайте мои повеления.
Он прочел длинный перечень имен и затем прибавил:
– Идите, разыщите названных мною духов и приведите их сюда.
Словно сметенные ветром, исчезли духи воздуха, а Абрасак сел в ожидании на камень и отер струившийся по лицу пот. Смутная тоска сдавила его сердце. Те, кого он вызвал, были его друзья, помощники, товарищи по оружию и интригам в давних приключениях, которые доставили ему трон, но и закончили бы виселицей, не спаси его вовремя Нарайяна. Это были все-таки деятельные и энергичные, хитрые и смелые сотрудники, именно такие, какие ему нужны были в настоящую минуту при основании затеянного им царства и вообще для пособничества в его опасном предприятии. Но явятся ли они? Наука вполне доказала ему, что часть их была уже развоплощена, но вызвать их не удалось, однако, по неизвестной ему причине. Приступив снова к заклинаниям, он смотрел на озеро, и вдруг послышался смутный шум, который усиливался, превращаясь в глухой грохот.
Вода словно вскипела, а по волнам прыгали быстро приближавшиеся разноцветные огоньки. Абрасак выпрямился и, содрогаясь, поднял руки, начертав в воздухе каббалистические знаки, загоревшиеся фосфорическим светом. Порхавшие теперь вокруг него огоньки затуманились, а затем приняли человеческий образ, и блестевшие глаза их уставились на него.
– Давние друзья и товарищи! Я призвал вас, чтобы сделать вам предложение. Желаете ли вы воплотиться в человеческое, вещественное тело и наслаждаться радостями жизни, вместо того чтобы блуждать в пространстве? Согласны ли вы взамен этого помочь мне покорить и поработить дикие, населяющие эту землю орды, а если понадобится, то и воевать вместе со мною?
– Дай нам жизнь с ее благами, и мы поможем тебе сделаться самым могущественным царем этой планеты, – ответили звучавшие страстным желанием голоса.
– Благодарю, друзья, желание ваше исполнится. Но почему не привели вы всех, названных мною? – сурово спросил он призрачных, кружившихся около новых его слуг.
– Владыка! Одних не оказалось среди приведенных сюда душ, потому, что они остались жить на умершей Земле, а другие находятся среди землян, привезенных сюда магами; но нам воспрещено проникать в их область, – послышались странные слабые и несвязные голоса.
Бешеная злоба мелькнула по лицу Абрасака, но он сдержал себя. Подойдя к жаровне, он положил на нее угли, которые мгновенно раскалились добела, и плеснул на них из чаши. Тотчас же поднялся густой дым кроваво-красного цвета, и повеяло одурявшим ароматом.
Как насекомых притягивает огонь, так и кучка теней бросилась на дым и на мгновение скрылась в нем. Когда же дым рассеялся, вокруг угасшего треножника оказалось человек двадцать. Их плотные тела совершенно походили на обыкновенные живые, и они торопливо подошли к Абрасаку.
– Теперь возьмите эту чашу, – сказал он, – и каждый пусть отхлебнет из нее глоток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Нет, твое желание знать истину так законно, что я охотно дам тебе краткое объяснение. Что же касается того, чтобы постичь все свойства и способы употребления этого таинственного вещества, наполняющего Вселенную и составляющего ядро, на котором производится формовка всех планет и которое является питательным соком миров и существ, этого никто еще не постиг.
Вещество это, называемое нами первородной материей, представляет как бы самое дыхание неизреченного Существа, Которого никто не знает и не может постичь, а Оно непрерывно работает за священной, окруженной пламенем оградой. Дыхание это, заключающее в себе все, – звук, цвет, свет, аромат, – появляется в виде легкого пара, обладает умопомрачительной вибрацией и превращается в жидкий огонь, а потом разливается исполинскими каплями, которые кружатся в пространстве до тех пор, пока не накопится студенистая субстанция, утяжеляющая и замедляющая неописуемую быстроту вибрации. Студенистая масса, – я говорю «студенистая» по сравнению только, ибо тонкость этого вещества не поддается описанию, – приходит во вращательное движение, мало-помалу сгущается и наполняет астральную форму, моментально начертанную одним из созидателей планетной системы.
Великий работник и исчислитель пространства своим могучим разумом начертывает геометрические фигуры пути, по которому должны следовать большие и малые планеты формирующейся системы. Первыми образуются и занимают свои места исполинские агломераты, которые мы называем солнцами, и их огненные лучи поддерживают в работе первородное вещество, а под их действием оно испаряется и распыляется, пропитывая собою и оживляя все атомы материи. Там, где солнечная теплота не касается первородного вещества, оно остается в бездействии, как в огромных пространствах между островками планетных систем.
Солнечная теплота иссушает студенистое вещество, которое заключает в себе астральную форму всего – камней, растений, животных, – и пробуждает жизненную деятельность первородной материи. Возьмем, например, яйцо. Форма птицы невидимо заключена уже в самом его веществе. Теплота сушит белок, и невидимая форма становится видимой; атом первородной материи, будучи внедрен огнем оплодотворения и приведен в действие теплотой, притягивает из пространства потребные ему вещества для образования тела, клише которого было готово, и… работа окончена; из яйца, служившего как бы колыбелью, выходит определенное существо, способное развиваться и размножаться.
В обыкновенных организмах жизненная сущность находится в известном количестве, и существует определенное время, по истечении коего собранная на астральном клише материя разрушается и наступает то, что мы называем смертью. Введенный же в какой-либо организм – растительный, животный или человеческий – в другой пропорции, жизненный эликсир сообщает ему способность непрестанно обновлять составляющие его клеточки, поддерживать в них юношескую силу и мощь; а так как первородная эссенция содержит в себе все стихии, то она и делает всякого, ею насыщенного, неуязвимым для их действия.
Это и применимо к нам, бессмертным. Мы никогда не стареем, можем жить планетной жизнью и исключительно способны к умственной работе.
Но вернемся к заурядному человеку. У него, как и у нас, мозг – это машина, больше всего поглощающая первородную силу, которая разлита по всему организму, особенно если он занимается деятельной умственной работой. У человека ограниченного и ленивого первородная материя остается в костях и мясе, увеличивая его размеры и часто физическую силу.
Впрочем, человек может привлечь на себя излишек первородной материи подвижничеством, созерцанием, самоуглублением и особенно вибрацией молитвы и экстазом. Тогда человеческая машина притягивает и поглощает сильное течение благодатной силы, которая изливается на него как бы огненным дождем, нервная система его содрогается, а иногда у человека делается даже головокружение, когда в его тело, ауру и мозг внедряются живительные капли, дающие ему огромную силу и озаряющие его астральным светом.
Так бывает с людьми посвященными, но смертными, и святыми, которые во время восторженной молитвы проникаются этой действительно божественной силой, потому что она исходит от Всемогущего; они приобретают возможность совершать чудесные исцеления и даже, обновляя жизненную сущность, воскрешать тех мертвых, астрал коих еще не совершенно отделился от тела. Недаром говорят, что молитва помогает и врачует душу и тело. Но необходимо, чтобы молитва творилась с верой и силой, ибо тогда только образуется химический состав, привлекающий благодать, которая является целительным бальзамом как для молящегося, так и для того, за кого молятся.
Посвященные действуют также при помощи формул, составляемых ими так, чтобы получился желаемый химический состав. Чем выше их познания, тем шире и сложнее способы применения ими первородного вещества, – тем могущественнее борьба, которую они могут выдерживать со страшной силой, непрерывно борющейся с первородной материей. Я хочу сказать о разрушительной силе, которая разъединяет и разлагает все, что первая соединяет и собирает.
Две силы оспаривают друг у друга Вселенную и никогда ни та, ни другая не может победить. Материя, объединяющая клеточки, дающая им жизнь и заставляющая работать, восходит золотой и сверкающей спиралью кверху; ток, разрушительный, разъединяющий и разлагающий, нисходит также спирально, но темный и тяжелый, пытаясь уничтожить животворный ток.
Великие правящие Вселенной законы – ясны и просты, как божественная мудрость; только невежество людское окутывает мраком причину вещей. На незыблемом основании этих законов зиждется все мироздание, и работают великие служители Предвечного, исполнители Его воли.
А простейшая и самая доступная часть законов этих известна непосвященному человечеству, но вместо того чтобы пользоваться, оно злоупотребляет ими, а злоупотребление неизбежно влечет за собой страдания и смерть, – закончил Дахир, отпуская ученика, который вышел взволнованный и озабоченный тем, что услышал.
Глава шестая
Не оглянувшись даже на город магов – приют мира, согласия и научного труда, – пустился Абрасак в пространство. Над головой сверкало звездами далекое небо, а под ногами стлались обширные равнины и темные леса заповедных областей. Там коснели еще в невежестве дикие народы, и в дупле их дремали пока все страсти, которые ему суждено было пробудить; как гений зла и вражды, ради удовлетворения своего тщеславия, нарушит он покой мирных орд, вызовет кровавые столкновения и натравит друг на друга тучи этих муравьев.
Крылатый дракон быстро рассекал воздух, и давно уже заповедный рубеж остался позади, но Абрасак все продолжал свой полет, увлекаемый бессознательным желанием быть как можно дальше от магов, которых он изменнически покинул.
Наконец дракон его стал уставать, и Абрасак решил спуститься.
Солнце всходило, и он увидел, что очутился в долине, окруженной высокими лесистыми горами. Мрак, как он назвал своего дракона, сел на небольшой площадке, заросшей густой травой. Абрасак сошел на землю и, заметив вблизи вход в пещеру, наполовину затянутый ползучими растениями, тотчас же вошел в нее. Пещера оказалась просторной. В ней было много воздуха, почву устилал густой, мягкий мох, а из стены бил источник, тонкой струйкой протекавший по пещере и сквозь каменистую расщелину падавший в долину.
Неподалеку от входа росло несколько плодовых деревьев; Абрасак нарвал плодов и нашел их превосходными, а потом достал из пакета хлеб и сыр.
Окончив скудный завтрак и будучи утомлен, он улегся на мху, подложив под голову плащ, и скоро уснул.
Было уже довольно поздно, когда он проснулся. Убедившись, что Мрак спокойно пасется на лужайке и радостно захлопал крыльями, увидав его, Абрасак вернулся в пещеру, опять лег на траву и задумался.
Он – свободен, путь к приключениям и удовлетворению тщеславия был открыт, и до сих пор ничто не указывало на погоню магов; но это могло еще все-таки случиться, и в глубине души его затаилась тревога.
Несмотря на огромные познания и приобретенную магическую силу, он сознавал, что наряду с великими Посвященными он – пигмей, а те располагали силами, могущими всюду поразить его, и он видел изумительное действие этих сил, хотя ему и не были известны тайны управления ими. Но все равно, убить его они не могут потому, что он бессмертный. Так как время шло и ничего угрожающего, по-видимому, не проявлялось, то у него появилась мысль, что маги, гордясь своим могуществом, просто пренебрегли преследованием и наказанием его. И он злобно усмехнулся: дорого же заплатят они за это надменное отношение к нему.
Он был ослеплен безумной страстью, и в душе его не проснулись ни любовь, ни признательность к тем, кто его спас, научил и вооружил знанием, которым он хотел воспользоваться им во вред; а при воспоминании о Нарайяне с Уржани кровь бросилась ему в голову, и лицо густо покраснело.
Усилием воли преодолел Абрасак внутреннюю бурю. Ему следовало действовать, а не мечтать, и для скорейшего достижения цели нельзя было терять драгоценное время.
Когда заходившее солнце залило пурпуром и золотом вершины гор, план его уже был готов, но надо было дождаться ночи, чтобы привести его в исполнение.
Он был одинок, а для успешного осуществления намеченного нужны помощники вполне разумные, могущие понимать и выполнять его приказания. Но где их взять? Между привезенными землянами это было бы возможно, но те для него недосягаемы… Тем не менее, по зрелому размышлению, хитрый и смелый ум опасного волшебника нашел разрешение задачи.
Подкрепясь скромной едой, он решил посвятить остаток угасавшего дня осмотру местности и, следуя по течению ручья, спустился в долину, где увидел большое озеро, скрытое раньше окружавшими его скалами. Неподалеку от берега он обнаружил вторую пещеру, менее просторную, чем занятая им, но которая показалась ему удобнее для намеченного дела. Не теряя времени, начал он свои приготовления и для этого сходил за всеми необходимыми ему вещами.
Прежде всего он достал красную скатерть с вышитыми на ней каббалистическими знаками и накрыл ею кучу собранных ранее камней, а вокруг установил в виде треугольника три красные свечи; затем на маленькую жаровню он положил ароматические травы и, наконец, в хрустальную чашу налил вина. У входа в пещеру он повесил металлический колокол, отливавший всеми цветами, и к его языку привязал веревку. Сделав это, он стал выжидать нужное время по маленьким, висевшим на золотой цепочке часам, подаренным ему Нарайяной.
С приближением полуночи он достал из принесенной коробочки флакон с первородной эссенцией и влил несколько капель ее в чашу, вино в которой вспыхнуло; а потом, когда он закрыл чашу, содержимое ее приняло вид жидкого огня. После этого Абрасак разделся, надел на шею красную эмалированную звезду и талисман в виде нагрудного знака, а на камень подле себя положил открытую книгу заклинаний.
Подняв над головой семиузловый жезл, он начал кружиться до тех пор, пока на конце жезла не появилось красное пламя, которое и зажгло свечи. Тогда Абрасак поклонился на четыре стороны и мерно затянул песнь, сопровождая пение в определенные промежутки звоном колокола. Вскоре небо покрылось темными тучами и разразилась сильная гроза; гром гремел, яркая молния прорезала мрачное небо, вода в озере словно кипела, и на косматых волнах его, с грохотом разбивавшихся о скалы, плясали блуждающие огни. Но властный и звучный голос Абрасака покрывал шум бушевавших стихий; он продолжал звонить, произнося заклинания, и на темном небе молнии вырисовывали теперь геометрические и иероглифические знаки.
Вдруг появился зеленоватый свет, и на его белесоватом фоне обрисовались четыре странные фигуры. Одна была красная, как из раскаленного металла, с большими огненными крыльями; вторая сероватая, туманная, с волнующимися крыльями, неопределенными очертаниями и светлой, голубоватой звездой; третья зеленоватая, с темным отливом, волновалась словно море, и на голове ее был венец, напоминавший гребень волн; наконец, четвертая, приземистая, черноватая, как бы испещренная багровыми жилами, носила на голове повязку, украшенную рубинами, изумрудами и аметистами, а посредине повязки как будто горел
яркий огонь. На призыв могучего чародея явились четыре гения стихий.
– Что тебе надо от нас, сын Земли? Страшные произнесенные тобою заклинания свидетельствуют о твоем могуществе, – произнес гортанный, точно издалека донесшийся голос.
– Ты просишь, чтобы полчища стихийных духов были соединены с тобой, повиновались и служили тебе? Да будет по твоему желанию, так как велика твоя сила, – ответил другой голос на просьбу Абрасака.
Руки четырех гениев соединились в руке Абрасака, а затем появились туманные толпы стихийных духов и на магическом жезле дали клятву верности и послушания своему новому господину.
С глухим грохотом исчезли гении, а туманные тучи стихийных духов окружили Абрасака, ожидая его приказаний.
– Удалитесь, духи земли, огня и воды; а вы, духи воздуха, останьтесь и выслушайте мои повеления.
Он прочел длинный перечень имен и затем прибавил:
– Идите, разыщите названных мною духов и приведите их сюда.
Словно сметенные ветром, исчезли духи воздуха, а Абрасак сел в ожидании на камень и отер струившийся по лицу пот. Смутная тоска сдавила его сердце. Те, кого он вызвал, были его друзья, помощники, товарищи по оружию и интригам в давних приключениях, которые доставили ему трон, но и закончили бы виселицей, не спаси его вовремя Нарайяна. Это были все-таки деятельные и энергичные, хитрые и смелые сотрудники, именно такие, какие ему нужны были в настоящую минуту при основании затеянного им царства и вообще для пособничества в его опасном предприятии. Но явятся ли они? Наука вполне доказала ему, что часть их была уже развоплощена, но вызвать их не удалось, однако, по неизвестной ему причине. Приступив снова к заклинаниям, он смотрел на озеро, и вдруг послышался смутный шум, который усиливался, превращаясь в глухой грохот.
Вода словно вскипела, а по волнам прыгали быстро приближавшиеся разноцветные огоньки. Абрасак выпрямился и, содрогаясь, поднял руки, начертав в воздухе каббалистические знаки, загоревшиеся фосфорическим светом. Порхавшие теперь вокруг него огоньки затуманились, а затем приняли человеческий образ, и блестевшие глаза их уставились на него.
– Давние друзья и товарищи! Я призвал вас, чтобы сделать вам предложение. Желаете ли вы воплотиться в человеческое, вещественное тело и наслаждаться радостями жизни, вместо того чтобы блуждать в пространстве? Согласны ли вы взамен этого помочь мне покорить и поработить дикие, населяющие эту землю орды, а если понадобится, то и воевать вместе со мною?
– Дай нам жизнь с ее благами, и мы поможем тебе сделаться самым могущественным царем этой планеты, – ответили звучавшие страстным желанием голоса.
– Благодарю, друзья, желание ваше исполнится. Но почему не привели вы всех, названных мною? – сурово спросил он призрачных, кружившихся около новых его слуг.
– Владыка! Одних не оказалось среди приведенных сюда душ, потому, что они остались жить на умершей Земле, а другие находятся среди землян, привезенных сюда магами; но нам воспрещено проникать в их область, – послышались странные слабые и несвязные голоса.
Бешеная злоба мелькнула по лицу Абрасака, но он сдержал себя. Подойдя к жаровне, он положил на нее угли, которые мгновенно раскалились добела, и плеснул на них из чаши. Тотчас же поднялся густой дым кроваво-красного цвета, и повеяло одурявшим ароматом.
Как насекомых притягивает огонь, так и кучка теней бросилась на дым и на мгновение скрылась в нем. Когда же дым рассеялся, вокруг угасшего треножника оказалось человек двадцать. Их плотные тела совершенно походили на обыкновенные живые, и они торопливо подошли к Абрасаку.
– Теперь возьмите эту чашу, – сказал он, – и каждый пусть отхлебнет из нее глоток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33