Не знаю, как сложится моя дальнейшая жизнь, но знаю только, что в мои планы не входит печатание и подшивание бумаг.
Мэри была единственной ученицей в классе мисс Лафферти, которая не смогла запомнить расположения клавиш на пишущей машинке и все еще смотрела на пальцы, когда ей случалось печатать.
Несмотря на желание матери, Мэри не была способна стать секретаршей, да и вообще ей претила работа подобного рода. Все ее преподаватели говорили в один голос, что у нее нет необходимых данных для секретарской работы. И то, что она смогла справляться с бухгалтерией, чуть не вызвало у них апоплексического удара.
Мэри была счастлива, когда Луиджи Маркони рискнул нанять ее на работу. Она знала свои возможности и не хотела пытаться делать то, что было обречено на неудачу. Даже преуспев в бухгалтерском деле, она все еще не была убеждена, что достаточно сообразительна, чтобы пойти по этой стезе дальше.
Возможная неудача всегда маячила у нее на пути и лишала ее энергии.
— Все, кто ест в заведениях, где подают пиццу, — недотепы и неудачники, синие воротнички и ничтожества. Как ты можешь рассчитывать на встречу с достойным и славным мужчиной, если не хочешь прислушаться к моим словам? Проблема твоя, Мэри, заключается в том, что ты неразборчива. — София мотнула головой, чтобы придать особый вес своим словам. — Ты должна сделать над собой усилие и поработать мозгами.
Мэри слизнула сахар с пальцев и возразила:
— Па был электриком до того, как ушел на пенсию. И ты, мама, не можешь отрицать, что он как раз принадлежал к презираемым тобой синим воротничкам.
Проявив большее оживление, чем за все предшествующие недели, бабушка Флора внезапно распалилась гневом. Ее карие глаза заполыхали и изрыгнули огонь, а губы сжались в тонкую линию.
— Мой Фрэнк — просто святой! Он всегда был хорошим кормильцем для тебя, София Грациано. И не смей обзывать его ничтожеством и недотепой! — Она вскинула руку к подбородку, выразив традиционное для итальянцев неодобрение. — Бесстыдница! — выкрикнула она, и София покраснела.
— Ты безумная старуха! Как ты смеешь оскорблять меня после того, как я все эти годы заботилась о тебе и давала тебе кров? И за это ты платишь мне черной неблагодарностью!
Благодарность и уважение для итальянцев значат очень много. Проявление же неблагодарности может окончиться для человека весьма плачевно, если он или она проявят неуважение не там и не так, как это положено. Они могут оказаться в цементных сапогах на дне реки или другого водоема. Разумеется, мать Мэри никогда не рассматривала возможность применения столь жестокой кары к свекрови, но она частенько намекала на то, что ее брат Альфредо связан с самим тефлоновым бароном. Но найдется ли хоть один уважающий себя итальянец, который бы не стал утверждать, что он не обласкан мафией и не вскормлен ею?
Конечно, Мэри знала, что все это ложь, но ей эти претензии на значительность казались безобидными, а раз уж это льстило самолюбию ее матери и дяди, верившим, что это способствует укреплению статуса семьи, она была готова мириться с этим.
— Puttana! Sie la folia del diavolo!
Бабушка Флора могла бы еще многое сказать о родстве Софии с дьяволом, но Мэри поспешила настроить женщин на другую ноту. Ей уже приходилось все это слышать и прежде. И по многу раз. По правде говоря, неискушенная Мэри долгое время считала слово «puttana» ласкательным, пока ее тетя Энджи не объяснила ей, что оно означает нечто совсем иное.
Отодвинув блюдо с тремя оставшимися вафельными трубочками, Мэри подняла глаза к распятию и мысленно вопросила Господа, сколько времени ей потребуется на то, чтобы уподобиться матери и бабушке и заговорить их языком.
В конце концов, ей ведь было почти тридцать пять, точнее — будет тридцать пять всего через каких-нибудь два года. И пока что она не могла похвастаться никакими достижениями. Ей было неприятно, просто ненавистно признаваться в этом даже самой себе, но иной раз ей приходило в голову, что ее мать права. Может быть, настало время перестать купаться в жалости к себе и сделать решительный шаг, чтобы переломить ситуацию?
Жизнь слишком коротка, а Мэри не хотелось бы провести ее остаток в доме матери, слушая перебранку двух старых женщин.
Настало время собраться с силами, рискнуть, а возможно, даже наделать ошибок. Она прожила всю свою жизнь в полной уверенности, что рождена и обречена быть неудачницей, а потому должна идти по проторенной дорожке, постоянно проявляя осмотрительность. А что, если попытаться делать что-нибудь другое, новое? Вдруг из этого ничего не выйдет?
Но ведь она стала старше и мудрее. И могла бы справиться с новым делом.
Внезапно в сером веществе мозга Мэри сверкнула искра — у нее вдруг появилась идея, и она улыбнулась, мысленно назвав ее блестящей.
«Твое несчастье, Мэри, — сказала она себе, — в том, что ты слишком медлительна. Ты тугодумка. А решение твоих проблем вот оно — рядом, и всегда было рядом. Только ты этого не подозревала».
— Мама! — закричала она так громко, что голос ее перекрыл галдеж женщин. — Я решила последовать твоему совету! Я собираюсь открыть собственный ресторан!
Распятие с грохотом рухнуло на пол.
Это было дурным знаком.
Дэн Галлахер мерил шагами офис «Балтимор сан», гадая, зачем он понадобился главному редактору Уолтеру Байерли и почему в этот самый момент тот направляется в офис Дэна, вместо того чтобы вызвать его к себе.
Ходили упорные слухи о том, что в редакции газеты грядут перемены, и Дэн надеялся на давно обещанное ему продвижение по службе. Он рассчитывал стать редактором спортивного отдела — это место должно было освободиться. Это означало бы, что он будет меньше мотаться и больше зарабатывать, а теперь, когда на нем одном лежала ответственность за Мэтью, и то и другое было нелишним.
Он был спокоен за свою судьбу и не допускал мысли, что дело не выгорит. Он проработал в газете уже пятнадцать лет, всегда и со всем справлялся в срок, за последние пять лет не пропустил ни единого рабочего дня, а его колонка «Спортивная жизнь» была одной из самых популярных в газете, Дэн считал, что повышение в должности у него в кармане.
Он поправил воротничок своей белой рубашки-поло и смахнул нитку с синей спортивной куртки, которая висела на спинке вращающегося стула и которую теперь он решил надеть. Дэн никогда не носил галстука, что было одним из многих преимуществ работы в спортивной колонке.
Галстуки надевали только гомики в раздевалке. Только гомики и тележурналисты. Кроме того, по мнению Дэна, галстуки как-то не сочетались с джинсами «Ливайс». Это было, пожалуй, чересчур.
Дверь открылась, и в комнату вплыл Уолтер. К его бронзовому лицу была приклеена слишком широкая улыбка, и это было признаком того, что он только что посетил свой любимый салон, где принимал ультрафиолетовую ванну. Актер Джордж Гамильтон был личным божеством Байерли, и он пытался соперничать с этим представителем Южной Калифорнии, олицетворявшим жизнерадостность и здоровье, хотя сам Уолтер выкуривал не менее двух пачек сигарет в день и под этим искусственным загаром был, вероятно, пепельно-серым. Он-то уж, разумеется, был при галстуке. Галстук был красным, с узором из крошечных синих рыбок и идеально сочетался с костюмом-тройкой от Армани, который, вне всякого сомнения, жена Уолтера купила у «Сакса» или «Неймана».
Семье Матильды Байерли принадлежала газета «Сан», и у этой дамы водились немалые деньги. Всем было известно, да и сам Уолтер не скрывал, что прислушивается к мнению или, как он это называл, к «идеям» своей жены, хотя на самом деле это были не идеи, а указания. Никто бы, конечно, не осмелился сказать об этом вслух, но эта женщина имела власть и могла бы дать под зад коленом любому неугодному, если бы только пожелала это сделать.
— Дэн, мой мальчик, ну как ты? Мне понравилась эта последняя колонка, которую ты сделал о Кэле Рипкине-младшем. В ней есть некий личный подход, и это чувствуется. Очень славно. Очень хорошо. Право же, очень хорошо.
Будучи знаком с газетным делом не понаслышке и проработав в этой сфере достаточно долго, Дэн тотчас же насторожился. Излишне прочувствованные комплименты Уолтера хоть И приятно было слышать, но уж слишком бурно и охотно он их расточал. Обычно Уолтер если и высказывал чему-либо свое одобрение, то совсем в иной форме — он ворчал что-то себе под нос. Байерли отнюдь не был сентиментален и не стремился быть приятным.
Дэн мог объяснить его медоточивость и словоохотливость только одним обстоятельством, и от этой догадки у него тотчас же началась изжога. Желудок Дэна был весьма чувствителен поэтому он всегда держал при себе несколько упаковок антацида. Обычно они лежали в его письменном столе и в кармане джинсов. Просто на всякий случай.
— Я не получу нового назначения, да?
Дэн мог заметить, что лицо его босса покраснело — это было видно даже под загаром. Поэтому желудок его тотчас же начал выделять кислоту, как бешеный. Дэну до смерти было нужно это место, потому что теперь он нес двойную ответственность.
— Как раз об этом-то я и хотел поговорить с тобой, сынок.
«Сынок!» О, черт возьми! Теперь он уже точно был настроен на худую весть и готов к самому неприятному обороту. Возможно, его даже собирались уволить.
— Садитесь, — сказал он, предлагая боссу стул, стоящий перед письменным столом, и садясь в свое кресло напротив.
— Право, не знаю, как и начать, Дэн. Возможно, лучше всего приступить к делу прямо. Племянник Матильды переезжает в город, и она настаивает на том, чтобы я дал молодому стервецу пост редактора спортивного отдела. — Дэн открыл было рот, чтобы возразить, но Уолтер удержал его за руку. — Я понимаю, как это несправедливо. В прошлом мы говорили о том, что этот пост достанется тебе. И он будет твоим. Но не сейчас.
— И что, черт возьми, это значит, Уолтер? Я ждал этого пятнадцать лет. Сколько же еще мне придется ждать?
Дэн чувствовал себя оплеванным, и в эту минуту ему было не важно, с кем он говорит. Пост редактора отдела спорта был обещан ему. Отдел спорта нуждался в более молодом редакторе, и всем это было известно. Когда наконец два месяца назад Флетч Купер ушел в отставку, Уолт обещал это место Дэну — если не прямым текстом, то прозрачными намеками. И вот теперь извольте радоваться!
— У тебя есть все основания сердиться, Дэн. Я тебя понимаю. Знаю, что это место много лет маячило перед тобой. Всем известно, что отделу спорта требуется квалифицированная замена прежнего редактора. Но у меня связаны руки. — Говоря это, Уолтер как раз вытирал эти вспотевшие руки о брюки. — Ты же знаешь, что за Матильдой всегда остается последнее слово, когда речь идет о делах в «Сан». Ее дурак-племянник Брэдли сидит у меня, как репей в заднице, с самого дня своего рождения. Но он член семьи, и тут я ничего не могу поделать. Я должен дать ему возможность попытаться. А потом смогу его уволить, а тебе отдать место, которое принадлежит тебе по праву.
Откинувшись на спинку кресла, Дэн тяжело вздохнул и задал вопрос, который так и вертелся у него на языке:
— И сколько мне ждать?
— Самое большее шесть месяцев. В конце концов мы сумеем избавиться от Брэдли. У этого типа нет никакой подготовки, нет ни опыта, ни знаний, чтобы руководить отделом спорта. Черт возьми! В колледже его любимым видом спорта была игра в триктрак. Ты подумай только, Дэн! Триктрак! Ты меня слышишь? И она хочет, чтобы я посадил этого говнюка руководить отделом спорта! Я молю Бога, чтобы к тому времени, когда я уволю его, мы еще не разорились окончательно.
— А как насчет меня, Уолт? Я, вероятно, должен смиренно получать указания от Брэдли и дать ему полную свободу принимать любые решения в деле, в котором он ни черта не смыслит?
Будучи человеком действия, привыкшим держать бразды правления в своих руках, Дэн никак не мог радоваться такой перспективе.
Уолтер покачал головой:
— Нет, я не собираюсь просить тебя поработать под началом моего племянника. Я хочу предложить тебе временно другой отдел, где есть вакансия. Это тоже место редактора. Ты будешь начальником отдела.
Эта новость застала Дэна врасплох. Глаза его округлились, но он все еще был настороже.
«Не натягивать вожжи слишком сильно» не было свойственно Байерли.
— Это уже можно считать свершившимся фактом? А как насчет моего оклада? Я получу прибавку? — Дэну приходилось думать о будущем Мэта, о его образовании и о том, что когда-нибудь придется послать его в колледж. — Дело в том, что я должен сказать решительно и откровенно, что…
— Да, — поспешил ответить Уолт. Дэн был одним из лучших его репортеров, и он не хотел терять его. — Пока что прибавка будет небольшой, но она возрастет, когда ты вернешься в спортивный отдел. Ты заслуживаешь ее после всего, что вложил в газету, после того, как столько трудился в ней.
Ну что же! Это было все-таки хоть какой-то компенсацией.
— И в какой же отдел вы меня прочите? Путешествий? Отдел по купле и продаже земли? Бизнеса?
Дэн подумал, что, руководя одним из этих отделов, он мог бы как-нибудь протерпеть шесть месяцев.
Уолт откашлялся, прочищая горло. Выглядел он несколько смущенным.
— Думаю, ты слышал, что Розмари Флорес собирается в отпуск в связи с приближающимися родами?
— Да, и что же?
Розмари собиралась произвести на свет шестого маленького представителя семейства Флорес. Должно быть, этой женщине удалось счастливо сочетать карьеру с удачным браком, и это было нечто непонятное для Дэна. Он подозревал, что она слишком серьезно восприняла призыв Господа «плодиться и размножаться». «Дай Бог ей сил», — подумал Дэн, радуясь тому, что возиться с шестью милыми крошками суждено не ему. На сегодня ему было вполне достаточно и одного Мэтью.
Когда правда забрезжила в его сознании, Дэн почувствовал, как со дна его желудка к гору поднимается непреодолимая тошнота.
— Нет! Ни в коем случае! Розмари — редактор отдела гастрономии и ресторанный критик. И вы хотите сказать… Ясно, Уолтер. Еще один шаг — и вы предложите мне составлять некрологи.
— Послушай, Дэн, не стоит относиться к этому так уж болезненно. У тебя подходящая подготовка для того, чтобы взять на себя отдел гастрономии и кулинарии. Ты гурман и сам умеешь и любишь стряпать. Ты знаток хороших вин, и у тебя непогрешимый вкус по части гастрономии. Какие еще требуются качества, чтобы писать обзорные статьи о работе ресторанов? К тому же продлится это не дольше шести месяцев, потом Розмари вернется из отпуска, я выгоню Брэдли, а ты сможешь стать редактором и шефом отдела спорта.
В устах Уолтера все это звучало просто и убедительно, но Дэн был слишком умудрен горьким опытом, чтобы верить ему. Если бы не тот факт, что его бывшая жена произвела кульбит и бросила на него их сына, он предложил бы Байерли заткнуться.
Унижение было почти непереносимым. Хуже обзоров работы ресторанов было только описание того, как восьмидесятилетний старец умер, подавившись куском мяса, или как у его ровесника произошла остановка сердца, или кто, согласно выраженному им желанию, будет похоронен в следующий вторник во время полнолуния.
Но Дэн должен был думать о сыне. Шэрон, зубами и когтями сражавшаяся за право опеки над сыном, две недели назад вдруг бросила Мэта, решив, что не создана для материнства, и уехала из города с инструктором по аэробике, парнем лет на десять моложе ее.
Дэн все еще пытался поладить с болезненно травмированным сыном, который теперь раздражал его почти так же, как, судя по всему, стал в последнее время раздражать свою мать.
Имея в виду интересы Мэта, Дэн просто не мог себе позволить принять скоропалительное решение и уйти из газеты.
Но как ему, черт возьми, хотелось этого!
С трудом подбирая слова, не желавшие пробиваться сквозь поднявшуюся к горлу желчь, он в конце концов вымолвил:
— Говорите, шесть месяцев? Это точно?
Лицо Уолта теперь походило на морду сытого хищника, переваривающего добычу. Он даже не дал себе труда разжевать — просто проглотил Дэна целиком.
— Шесть месяцев, — сказал он и сверкнул белозубой улыбкой, достойной Джорджа Гамильтона.
А Дэн принялся судорожно искать таблетки от изжоги.
ПЕЧЕНЬЕ С ИНЖИРОМ ОТ БАБУШКИ ФЛОРЫ
ТЕСТО
4, 5 фунта муки, 0, 5 пачки муки для сдобного теста,
3 фунта кулинарного жира, 4 унции ванилина, 2 чайных
ложки дрожжей, 1 стакан воды, 5 яиц.
Воду вскипятить, охладить, добавить щепотку соли. Смешать обычную муку с мукой для сдобного теста, добавить жир, потом дрожжи, затем постепенно, тщательно размешивая, добавлять остальные ингредиенты.
НАЧИНКА
0, 9 фунта сушеного инжира, 1 унция засахаренных фруктов, 0, 5 фунта грецких орехов, 0, 5 фунта миндаля, 1 унция меда, 1 апельсин, цедра одного лимона.
Глава 2
— Это правда? Неужели Лу Сантини делает твоей матери скидку на телячьи котлеты?
Энни Годдман сверкнула улыбкой, которую демонстрировала при каждом удобном случае.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Мэри была единственной ученицей в классе мисс Лафферти, которая не смогла запомнить расположения клавиш на пишущей машинке и все еще смотрела на пальцы, когда ей случалось печатать.
Несмотря на желание матери, Мэри не была способна стать секретаршей, да и вообще ей претила работа подобного рода. Все ее преподаватели говорили в один голос, что у нее нет необходимых данных для секретарской работы. И то, что она смогла справляться с бухгалтерией, чуть не вызвало у них апоплексического удара.
Мэри была счастлива, когда Луиджи Маркони рискнул нанять ее на работу. Она знала свои возможности и не хотела пытаться делать то, что было обречено на неудачу. Даже преуспев в бухгалтерском деле, она все еще не была убеждена, что достаточно сообразительна, чтобы пойти по этой стезе дальше.
Возможная неудача всегда маячила у нее на пути и лишала ее энергии.
— Все, кто ест в заведениях, где подают пиццу, — недотепы и неудачники, синие воротнички и ничтожества. Как ты можешь рассчитывать на встречу с достойным и славным мужчиной, если не хочешь прислушаться к моим словам? Проблема твоя, Мэри, заключается в том, что ты неразборчива. — София мотнула головой, чтобы придать особый вес своим словам. — Ты должна сделать над собой усилие и поработать мозгами.
Мэри слизнула сахар с пальцев и возразила:
— Па был электриком до того, как ушел на пенсию. И ты, мама, не можешь отрицать, что он как раз принадлежал к презираемым тобой синим воротничкам.
Проявив большее оживление, чем за все предшествующие недели, бабушка Флора внезапно распалилась гневом. Ее карие глаза заполыхали и изрыгнули огонь, а губы сжались в тонкую линию.
— Мой Фрэнк — просто святой! Он всегда был хорошим кормильцем для тебя, София Грациано. И не смей обзывать его ничтожеством и недотепой! — Она вскинула руку к подбородку, выразив традиционное для итальянцев неодобрение. — Бесстыдница! — выкрикнула она, и София покраснела.
— Ты безумная старуха! Как ты смеешь оскорблять меня после того, как я все эти годы заботилась о тебе и давала тебе кров? И за это ты платишь мне черной неблагодарностью!
Благодарность и уважение для итальянцев значат очень много. Проявление же неблагодарности может окончиться для человека весьма плачевно, если он или она проявят неуважение не там и не так, как это положено. Они могут оказаться в цементных сапогах на дне реки или другого водоема. Разумеется, мать Мэри никогда не рассматривала возможность применения столь жестокой кары к свекрови, но она частенько намекала на то, что ее брат Альфредо связан с самим тефлоновым бароном. Но найдется ли хоть один уважающий себя итальянец, который бы не стал утверждать, что он не обласкан мафией и не вскормлен ею?
Конечно, Мэри знала, что все это ложь, но ей эти претензии на значительность казались безобидными, а раз уж это льстило самолюбию ее матери и дяди, верившим, что это способствует укреплению статуса семьи, она была готова мириться с этим.
— Puttana! Sie la folia del diavolo!
Бабушка Флора могла бы еще многое сказать о родстве Софии с дьяволом, но Мэри поспешила настроить женщин на другую ноту. Ей уже приходилось все это слышать и прежде. И по многу раз. По правде говоря, неискушенная Мэри долгое время считала слово «puttana» ласкательным, пока ее тетя Энджи не объяснила ей, что оно означает нечто совсем иное.
Отодвинув блюдо с тремя оставшимися вафельными трубочками, Мэри подняла глаза к распятию и мысленно вопросила Господа, сколько времени ей потребуется на то, чтобы уподобиться матери и бабушке и заговорить их языком.
В конце концов, ей ведь было почти тридцать пять, точнее — будет тридцать пять всего через каких-нибудь два года. И пока что она не могла похвастаться никакими достижениями. Ей было неприятно, просто ненавистно признаваться в этом даже самой себе, но иной раз ей приходило в голову, что ее мать права. Может быть, настало время перестать купаться в жалости к себе и сделать решительный шаг, чтобы переломить ситуацию?
Жизнь слишком коротка, а Мэри не хотелось бы провести ее остаток в доме матери, слушая перебранку двух старых женщин.
Настало время собраться с силами, рискнуть, а возможно, даже наделать ошибок. Она прожила всю свою жизнь в полной уверенности, что рождена и обречена быть неудачницей, а потому должна идти по проторенной дорожке, постоянно проявляя осмотрительность. А что, если попытаться делать что-нибудь другое, новое? Вдруг из этого ничего не выйдет?
Но ведь она стала старше и мудрее. И могла бы справиться с новым делом.
Внезапно в сером веществе мозга Мэри сверкнула искра — у нее вдруг появилась идея, и она улыбнулась, мысленно назвав ее блестящей.
«Твое несчастье, Мэри, — сказала она себе, — в том, что ты слишком медлительна. Ты тугодумка. А решение твоих проблем вот оно — рядом, и всегда было рядом. Только ты этого не подозревала».
— Мама! — закричала она так громко, что голос ее перекрыл галдеж женщин. — Я решила последовать твоему совету! Я собираюсь открыть собственный ресторан!
Распятие с грохотом рухнуло на пол.
Это было дурным знаком.
Дэн Галлахер мерил шагами офис «Балтимор сан», гадая, зачем он понадобился главному редактору Уолтеру Байерли и почему в этот самый момент тот направляется в офис Дэна, вместо того чтобы вызвать его к себе.
Ходили упорные слухи о том, что в редакции газеты грядут перемены, и Дэн надеялся на давно обещанное ему продвижение по службе. Он рассчитывал стать редактором спортивного отдела — это место должно было освободиться. Это означало бы, что он будет меньше мотаться и больше зарабатывать, а теперь, когда на нем одном лежала ответственность за Мэтью, и то и другое было нелишним.
Он был спокоен за свою судьбу и не допускал мысли, что дело не выгорит. Он проработал в газете уже пятнадцать лет, всегда и со всем справлялся в срок, за последние пять лет не пропустил ни единого рабочего дня, а его колонка «Спортивная жизнь» была одной из самых популярных в газете, Дэн считал, что повышение в должности у него в кармане.
Он поправил воротничок своей белой рубашки-поло и смахнул нитку с синей спортивной куртки, которая висела на спинке вращающегося стула и которую теперь он решил надеть. Дэн никогда не носил галстука, что было одним из многих преимуществ работы в спортивной колонке.
Галстуки надевали только гомики в раздевалке. Только гомики и тележурналисты. Кроме того, по мнению Дэна, галстуки как-то не сочетались с джинсами «Ливайс». Это было, пожалуй, чересчур.
Дверь открылась, и в комнату вплыл Уолтер. К его бронзовому лицу была приклеена слишком широкая улыбка, и это было признаком того, что он только что посетил свой любимый салон, где принимал ультрафиолетовую ванну. Актер Джордж Гамильтон был личным божеством Байерли, и он пытался соперничать с этим представителем Южной Калифорнии, олицетворявшим жизнерадостность и здоровье, хотя сам Уолтер выкуривал не менее двух пачек сигарет в день и под этим искусственным загаром был, вероятно, пепельно-серым. Он-то уж, разумеется, был при галстуке. Галстук был красным, с узором из крошечных синих рыбок и идеально сочетался с костюмом-тройкой от Армани, который, вне всякого сомнения, жена Уолтера купила у «Сакса» или «Неймана».
Семье Матильды Байерли принадлежала газета «Сан», и у этой дамы водились немалые деньги. Всем было известно, да и сам Уолтер не скрывал, что прислушивается к мнению или, как он это называл, к «идеям» своей жены, хотя на самом деле это были не идеи, а указания. Никто бы, конечно, не осмелился сказать об этом вслух, но эта женщина имела власть и могла бы дать под зад коленом любому неугодному, если бы только пожелала это сделать.
— Дэн, мой мальчик, ну как ты? Мне понравилась эта последняя колонка, которую ты сделал о Кэле Рипкине-младшем. В ней есть некий личный подход, и это чувствуется. Очень славно. Очень хорошо. Право же, очень хорошо.
Будучи знаком с газетным делом не понаслышке и проработав в этой сфере достаточно долго, Дэн тотчас же насторожился. Излишне прочувствованные комплименты Уолтера хоть И приятно было слышать, но уж слишком бурно и охотно он их расточал. Обычно Уолтер если и высказывал чему-либо свое одобрение, то совсем в иной форме — он ворчал что-то себе под нос. Байерли отнюдь не был сентиментален и не стремился быть приятным.
Дэн мог объяснить его медоточивость и словоохотливость только одним обстоятельством, и от этой догадки у него тотчас же началась изжога. Желудок Дэна был весьма чувствителен поэтому он всегда держал при себе несколько упаковок антацида. Обычно они лежали в его письменном столе и в кармане джинсов. Просто на всякий случай.
— Я не получу нового назначения, да?
Дэн мог заметить, что лицо его босса покраснело — это было видно даже под загаром. Поэтому желудок его тотчас же начал выделять кислоту, как бешеный. Дэну до смерти было нужно это место, потому что теперь он нес двойную ответственность.
— Как раз об этом-то я и хотел поговорить с тобой, сынок.
«Сынок!» О, черт возьми! Теперь он уже точно был настроен на худую весть и готов к самому неприятному обороту. Возможно, его даже собирались уволить.
— Садитесь, — сказал он, предлагая боссу стул, стоящий перед письменным столом, и садясь в свое кресло напротив.
— Право, не знаю, как и начать, Дэн. Возможно, лучше всего приступить к делу прямо. Племянник Матильды переезжает в город, и она настаивает на том, чтобы я дал молодому стервецу пост редактора спортивного отдела. — Дэн открыл было рот, чтобы возразить, но Уолтер удержал его за руку. — Я понимаю, как это несправедливо. В прошлом мы говорили о том, что этот пост достанется тебе. И он будет твоим. Но не сейчас.
— И что, черт возьми, это значит, Уолтер? Я ждал этого пятнадцать лет. Сколько же еще мне придется ждать?
Дэн чувствовал себя оплеванным, и в эту минуту ему было не важно, с кем он говорит. Пост редактора отдела спорта был обещан ему. Отдел спорта нуждался в более молодом редакторе, и всем это было известно. Когда наконец два месяца назад Флетч Купер ушел в отставку, Уолт обещал это место Дэну — если не прямым текстом, то прозрачными намеками. И вот теперь извольте радоваться!
— У тебя есть все основания сердиться, Дэн. Я тебя понимаю. Знаю, что это место много лет маячило перед тобой. Всем известно, что отделу спорта требуется квалифицированная замена прежнего редактора. Но у меня связаны руки. — Говоря это, Уолтер как раз вытирал эти вспотевшие руки о брюки. — Ты же знаешь, что за Матильдой всегда остается последнее слово, когда речь идет о делах в «Сан». Ее дурак-племянник Брэдли сидит у меня, как репей в заднице, с самого дня своего рождения. Но он член семьи, и тут я ничего не могу поделать. Я должен дать ему возможность попытаться. А потом смогу его уволить, а тебе отдать место, которое принадлежит тебе по праву.
Откинувшись на спинку кресла, Дэн тяжело вздохнул и задал вопрос, который так и вертелся у него на языке:
— И сколько мне ждать?
— Самое большее шесть месяцев. В конце концов мы сумеем избавиться от Брэдли. У этого типа нет никакой подготовки, нет ни опыта, ни знаний, чтобы руководить отделом спорта. Черт возьми! В колледже его любимым видом спорта была игра в триктрак. Ты подумай только, Дэн! Триктрак! Ты меня слышишь? И она хочет, чтобы я посадил этого говнюка руководить отделом спорта! Я молю Бога, чтобы к тому времени, когда я уволю его, мы еще не разорились окончательно.
— А как насчет меня, Уолт? Я, вероятно, должен смиренно получать указания от Брэдли и дать ему полную свободу принимать любые решения в деле, в котором он ни черта не смыслит?
Будучи человеком действия, привыкшим держать бразды правления в своих руках, Дэн никак не мог радоваться такой перспективе.
Уолтер покачал головой:
— Нет, я не собираюсь просить тебя поработать под началом моего племянника. Я хочу предложить тебе временно другой отдел, где есть вакансия. Это тоже место редактора. Ты будешь начальником отдела.
Эта новость застала Дэна врасплох. Глаза его округлились, но он все еще был настороже.
«Не натягивать вожжи слишком сильно» не было свойственно Байерли.
— Это уже можно считать свершившимся фактом? А как насчет моего оклада? Я получу прибавку? — Дэну приходилось думать о будущем Мэта, о его образовании и о том, что когда-нибудь придется послать его в колледж. — Дело в том, что я должен сказать решительно и откровенно, что…
— Да, — поспешил ответить Уолт. Дэн был одним из лучших его репортеров, и он не хотел терять его. — Пока что прибавка будет небольшой, но она возрастет, когда ты вернешься в спортивный отдел. Ты заслуживаешь ее после всего, что вложил в газету, после того, как столько трудился в ней.
Ну что же! Это было все-таки хоть какой-то компенсацией.
— И в какой же отдел вы меня прочите? Путешествий? Отдел по купле и продаже земли? Бизнеса?
Дэн подумал, что, руководя одним из этих отделов, он мог бы как-нибудь протерпеть шесть месяцев.
Уолт откашлялся, прочищая горло. Выглядел он несколько смущенным.
— Думаю, ты слышал, что Розмари Флорес собирается в отпуск в связи с приближающимися родами?
— Да, и что же?
Розмари собиралась произвести на свет шестого маленького представителя семейства Флорес. Должно быть, этой женщине удалось счастливо сочетать карьеру с удачным браком, и это было нечто непонятное для Дэна. Он подозревал, что она слишком серьезно восприняла призыв Господа «плодиться и размножаться». «Дай Бог ей сил», — подумал Дэн, радуясь тому, что возиться с шестью милыми крошками суждено не ему. На сегодня ему было вполне достаточно и одного Мэтью.
Когда правда забрезжила в его сознании, Дэн почувствовал, как со дна его желудка к гору поднимается непреодолимая тошнота.
— Нет! Ни в коем случае! Розмари — редактор отдела гастрономии и ресторанный критик. И вы хотите сказать… Ясно, Уолтер. Еще один шаг — и вы предложите мне составлять некрологи.
— Послушай, Дэн, не стоит относиться к этому так уж болезненно. У тебя подходящая подготовка для того, чтобы взять на себя отдел гастрономии и кулинарии. Ты гурман и сам умеешь и любишь стряпать. Ты знаток хороших вин, и у тебя непогрешимый вкус по части гастрономии. Какие еще требуются качества, чтобы писать обзорные статьи о работе ресторанов? К тому же продлится это не дольше шести месяцев, потом Розмари вернется из отпуска, я выгоню Брэдли, а ты сможешь стать редактором и шефом отдела спорта.
В устах Уолтера все это звучало просто и убедительно, но Дэн был слишком умудрен горьким опытом, чтобы верить ему. Если бы не тот факт, что его бывшая жена произвела кульбит и бросила на него их сына, он предложил бы Байерли заткнуться.
Унижение было почти непереносимым. Хуже обзоров работы ресторанов было только описание того, как восьмидесятилетний старец умер, подавившись куском мяса, или как у его ровесника произошла остановка сердца, или кто, согласно выраженному им желанию, будет похоронен в следующий вторник во время полнолуния.
Но Дэн должен был думать о сыне. Шэрон, зубами и когтями сражавшаяся за право опеки над сыном, две недели назад вдруг бросила Мэта, решив, что не создана для материнства, и уехала из города с инструктором по аэробике, парнем лет на десять моложе ее.
Дэн все еще пытался поладить с болезненно травмированным сыном, который теперь раздражал его почти так же, как, судя по всему, стал в последнее время раздражать свою мать.
Имея в виду интересы Мэта, Дэн просто не мог себе позволить принять скоропалительное решение и уйти из газеты.
Но как ему, черт возьми, хотелось этого!
С трудом подбирая слова, не желавшие пробиваться сквозь поднявшуюся к горлу желчь, он в конце концов вымолвил:
— Говорите, шесть месяцев? Это точно?
Лицо Уолта теперь походило на морду сытого хищника, переваривающего добычу. Он даже не дал себе труда разжевать — просто проглотил Дэна целиком.
— Шесть месяцев, — сказал он и сверкнул белозубой улыбкой, достойной Джорджа Гамильтона.
А Дэн принялся судорожно искать таблетки от изжоги.
ПЕЧЕНЬЕ С ИНЖИРОМ ОТ БАБУШКИ ФЛОРЫ
ТЕСТО
4, 5 фунта муки, 0, 5 пачки муки для сдобного теста,
3 фунта кулинарного жира, 4 унции ванилина, 2 чайных
ложки дрожжей, 1 стакан воды, 5 яиц.
Воду вскипятить, охладить, добавить щепотку соли. Смешать обычную муку с мукой для сдобного теста, добавить жир, потом дрожжи, затем постепенно, тщательно размешивая, добавлять остальные ингредиенты.
НАЧИНКА
0, 9 фунта сушеного инжира, 1 унция засахаренных фруктов, 0, 5 фунта грецких орехов, 0, 5 фунта миндаля, 1 унция меда, 1 апельсин, цедра одного лимона.
Глава 2
— Это правда? Неужели Лу Сантини делает твоей матери скидку на телячьи котлеты?
Энни Годдман сверкнула улыбкой, которую демонстрировала при каждом удобном случае.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34