Ты предаешь память Роситы, беспокоясь об этих собаках-гринго!
Хоакин оттолкнул ее от себя.
— Черт бы тебя побрал, Елена. Черт бы тебя побрал за то, что ты обвиняешь меня в предательстве Роситы, когда я все делаю ради выполнения клятвы, данной ей, ради того, чтобы отомстить за нее! Хеллер приблизила срок мести, потому что Гордон Пирс и есть Лютер Мейджер!
— О Боже! — Елена всплеснула руками.
У Хоакина не было намерения сообщать ей эти сведения, но такая женщина, как Елена Вальдес, могла стать опасным противником: она не колеблясь выдаст его, как только поверит, что он переживает за Хеллер Пейтон.
В действительности все было именно так: Хоакин очень беспокоился о том, что случилось с маленькой бостонкой, поэтому, прежде чем Елена смогла оправиться от шока и начать забрасывать его тысячами вопросов, он покинул ее номер, поднялся наверх и постучал в дверь Абигайль.
— Надеюсь, у вас есть шпилька? — Хоакин, не останавливаясь, прошел мимо нее к смежной двери, которая вела в комнату Хеллер.
— Кажется, она перестала плакать, — растерянно заметила миссис Пейтон.
— Это не имеет значения. Поверьте, я видел достаточно плачущих женщин в последние несколько минут, так что меня уже ничем не удивишь. — Он взял протянутую Абигайль шпильку, вставил ее в замочную скважину и повернул.
— Должна предупредить вас, — голос Абигайль дрогнул, — она иногда бросается вещами…
Глава 13
Хеллер стояла перед дверью в комнату тетушки, горячие слезы катились по ее щекам, и все же она не откликнулась на отчаянные просьбы Абигайль. Поговорить с тетушкой было единственное, чего ей сейчас хотелось, но она не могла рисковать: в разговоре у нее могло вырваться что-нибудь, что даст Абигайль возможность догадаться об истинном положении дел.
Хеллер не сомневалась, что никогда не забудет недоверчивый взгляд тетушки, боль души, отразившуюся в нем в тот момент, когда Гордон объявил об их грядущей свадьбе. Возможно, когда-нибудь у нее появится шанс рассказать Абигайль правду…
Спотыкаясь, она выбежала из спальни и склонила голову над унитазом. Ее тошнило снова и снова, пока она совсем не обессилела. Со стоном Хеллер взяла полотенце, обмакнула его в кувшин с водой и вытерла пот с лица и шеи. Она даже хотела перевернуть кувшин и вылить его содержимое себе на голову, но тут же поняла всю бесполезность этой затеи. Ничто не сможет смыть ужас последних часов — с этим ей следовало смириться раз и навсегда. А теперь еще Гордон Пирс — насильник, убийца, сумасшедший монстр, который получает удовольствие, причиняя боль женщинам, — должен стать ее мужем. Не далее как завтра она уедет с ним и в последующем будет полностью зависеть от его милосердия.
Впрочем, о чем это она? Какое милосердие? У него нет ни капли милосердия! Хеллер подумала о китайских девушках, которых Пирс купил для удовольствия, а затем убил.
Ее пальцы дрожали, борясь с пуговицами, пытаясь расстегнуть их. Она боялась снимать платье из страха увидеть, что под ним: хотя кнут и не порвал кожу, но оставил отметины.
Когда Хоакин неслышно открыл дверь и вошел, Хеллер стояла перед зеркалом. Она, по-видимому, пыталась расстегнуть платье, но ей это удавалось с трудом. Со своего места он, казалось, чувствовал ее страх.
— Хеллер! — Она не ответила, и он снова позвал ее. — Хеллер!
Испуганно вскрикнув, девушка поспешно опустила руки и спрятала их за спину.
— Я не хотел напугать вас… — Хоакин осторожно прошел в комнату. В зеркале он увидел ее пальцы, судорожно сжимающие серебряную расческу, и сразу вспомнил о предупреждении Абигайль.
Бросив расческу на подзеркальник, Хеллер повернула голову и машинально взглянула на его отражение.
— Вы напугали меня. Я не привыкла к тому, чтобы мужчины вторгались в мою спальню без приглашения.
— А если бы я назвал свое имя, вы впустили бы меня? — Чтобы не расстроить ее еще больше, Хоакин старался говорить очень тихо.
— Разумеется, нет, — она отвела взгляд. — Что вам угодно?
— Ваша тетя попросила меня прийти. Она очень расстроена…
Хеллер почувствовала, что самообладание начинает ей изменять. Она ухватилась руками за комод и глубоко вздохнула.
— Я знаю. Абигайль всегда не любила Гордона. — Она заставила себя поднять голову. — Тетушка хотела помочь мне, попросив вас встретиться со мной, но нам не о чем говорить. Я приняла решение, так же как и вы приняли вчера ваше, когда ушли отсюда. Теперь, если вы не возражаете, я ужасно устала и хотела бы лечь в постель. Пожалуйста, уходите! — Хеллер отвела взгляд и начала убирать бумаги с бюро.
— Простите, но я обещал вашей тете поговорить с вами, и именно это собираюсь сделать. — Его скулы напряглись. Терпение никогда не было ему присуще, и он понемногу начинал раздражаться.
Хеллер перестала перекладывать бумаги и сжала кулаки.
— Я уже сказала вам: нам не о чем разговаривать! — Беспокойство в ее глазах сменилось гневом. — Так и быть, я скажу Абигайль, что вы сдержали обещание и выполнили долг джентльмена…
Хоакин вздрогнул, как от удара, однако ему все же удалось взять себя в руки.
— Я здесь вовсе не для того, чтобы выполнять эту чертову джентльменскую обязанность, а чтобы предложить свою помощь. — Он подошел ближе и хотел прикоснуться к ней, но Хеллер в испуге отпрянула назад. — Не знаю почему, но я думал, что у вас больше здравого смысла, чем у других женщин, и, очевидно, был не прав. Вы не можете разглядеть, что творится у вас под носом, а значит, делаете большую ошибку. Поверьте, Хеллер, вы и понятия не имеете, что за человек этот Пирс.
Ледяной страх сковал ее. К несчастью, это он ошибался, а она точно знала, на что способен Гордон Пирс, и именно поэтому должна была уехать с ним.
— Пусть все так, как вы говорите, но это моя ошибка, и я буду жить с этим.
— Черт возьми, Хеллер, не важно, что случилось между вами и Пирсом, что он сделал и чем запугал вас, вы ни в коем случае не должны выходить за него. Если вы поговорите со мной, расскажете, как он повлиял на вас, я обещаю, что позабочусь обо всем остальном.
Хеллер недоверчиво посмотрела на него, ее сердце учащенно забилось. Он догадывался… и все же не знал наверняка. Она не может позволить ему раскрыть правду. Под угрозой жизни Абигайль и всех пассажиров поезда, а также и ее собственная жизнь. Как же заставить его поверить, что ей не угрожали и не принуждали, что она счастлива?
Собрав остатки воли, Хеллер вздернула подбородок.
— Какое право у вас и у Абигайль сомневаться относительно меня? Почему каждый из вас не может поверить, что я действительно хочу выйти замуж за этого человека? Только из-за того, что он сделал вчера? Но он был прав: мальчик обокрал его и заслужил наказание. Я не должна была осуждать его тогда и ничего не должна объяснять ни вам, ни кому-либо еще сейчас! Я согласилась выйти за этого человека, и провела ночь с ним… чтобы подтвердить свое согласие.
Она нагнулась, чтобы поднять перчатку с пола, и это движение не позволило ему увидеть румянец, вспыхнувший на ее щеках. Хеллер полагала, что для нее будет удачей, если он поверит в одну часть ее рассказа, и в то же время страстно желала, чтобы он не выбрал эту часть.
— Пирс — не ваш мужчина. Поверьте мне.
— Ну, в этом-то как раз вы и ошибаетесь, — выпалила она, и тут же прикусила губу. — Гордон Пирс — джентльмен в отличие от кое-кого еще, и он точно тот человек, которого я искала, но не могла найти до сих пор. Он — уважаемый член общества и преуспевающий бизнесмен, способный разделить мою любовь к искусству. Он даже собирает коллекцию картин у себя дома! Его особняк на Ринкон-Хилл почти столь же великолепен, как дом Абигайль, и когда я выйду за него, особняк и все, что в нем находится, будут принадлежать мне.
— О, так вот в чем дело! Теперь я начинаю понимать ваши мотивы. В действительности вы не любите его; вам нужно только его положение и богатство.
Хеллер кивнула и тут же замотала головой, но дон Рикардо, казалось, ничего не замечал.
— Было бы лучше, если бы ваши друзья из Торговой палаты не узнали, что их секретарь по культуре на самом деле всего лишь жадная маленькая кокетка, иначе ваша тетушка окажется в некотором затруднении.
В расстройстве Хеллер схватила расческу и запустила в него.
— Убирайся вон! — прокричала она, невольно заметив, что ирландская фраза вылетела из ее рта прежде, чем она смогла сдержать ее. Но какое теперь это имело значение — она уже не могла говорить как леди и, самое главное, не могла поступать как леди!
Хоакин ловко увернулся от летящей расчески и замер, давая возможность хозяйке комнаты перевести дыхание и решить, что ей делать дальше.
— Ну как вы не можете понять — я поступаю так, потому что хочу этого…
И тут будто что-то щелкнуло внутри его — он собрал все свое терпение, весь свой разум. Как и Абигайль, Хоакин не хотел верить, что Хеллер добровольно желала выйти замуж за Мейджера, и все же ее голос был чертовски искренним…
— Вы хотите убедить меня, что по собственной воле отдали себя ему, позволили заняться с вами любовью?
Хеллер смело ответила на его пристальный взгляд.
— Да, я отдалась ему.
Хоакин отвел глаза, но через секунду снова повернулся, чтобы проследить за ее реакцией.
— Вы лжете. Вы ни за что не отдали бы себя человеку, которого не любите; а в том, что вы не любите Гордона Пирса, нет никаких сомнений!
В свете масляной лампы Хеллер видела его лицо, перекошенное гневом. Тревожная дрожь пробежала по ее спине при одном лишь взгляде на его темные сдвинутые брови и опасно суженные глаза. Дон Рикардо был больше чем зол, он был разъярен!
Нужная идея пришла к ней неожиданно.
— Вы думаете, что знаете меня, не так ли? — с насмешкой спросила она. — Ну как же, целомудренная двадцатишестилетняя бостонская леди с отличной репутацией! — Хеллер подбоченилась, как часто делала ее мать. — Так вот, вы так же слепы, как и Абигайль. Вы оба ошиблись!
Темные брови дона Рикардо взметнулись вверх.
— Прекрасно. Вы не девственница, я тоже. Но какое это имеет значение?
Хеллер подняла руки и стала вынимать шпильки из волос, а удалив последнюю, запустила пальцы в волосы и безжалостно растрепала напоминающие медь завитки.
Она решила сыграть роль, которая покажет ее в совсем непривычном для него свете, заставит его передумать, тогда он с отвращением покинет ее, что будет лучше для них обоих и для всех остальных.
Тщательно следя за интонациями своего голоса, Хеллер развязно произнесла:
— Вы можете получить все, что захотите… — Она взяла расческу с серебряной ручкой и начала медленно погружать его в волосы, еще и еще, пока они не легли мягкими волнами ей на плечи. Несмотря на двенадцать лет непрерывного наблюдения за шлюхами с Коу-Бей, уподобляться им было не так-то легко.
Уголком глаза Хеллер заметила шляпу, висевшую на деревянном крючке рядом с бюро, и поспешно выдернула из нее длинное перо; затем она коснулась пером кончика его носа, провела вниз, по губам и, наконец, по волевому подбородку. К чести Хоакина, ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Что это значит, Хеллер?
— Хеллер О'Шей. Меня зовут Хеллер О'Шей! — Она начала расстегивать корсаж.
Хеллер в испуге посмотрела на Монтаньоса, что, конечно же, было ошибкой, однако, к ее счастью, он не отрывал глаз от ее платья. Она хотела было отвернуться, но такое движение больше подходило целомудренной леди, и ей пришлось заставить себя расстегнуть остальные пуговицы. На это ей потребовалась целая минута, в течение которой она молила, чтобы он наконец разозлился и ушел.
— Вчера вы узнали от меня, что я — не леди, — медленно проговорила она. — Правда состоит в том, что уважаемый брат леди Абигайль так и не женился на своей ирландской шлюхе, моей матери, и его внебрачная дочь выросла на улицах Нью-Йорка. Когда я не могла опустошить чей-нибудь карман или стянуть овощи с телеги продавца, мне приходилось копаться в отходах в поисках еды. — Держась за спинку стула, она наклонилась, чтобы снять туфли и чулки. — Когда я стала старше и мое тело сформировалось, я поняла, что могу зарабатывать больше денег тем же способом, что и моя мать, а не рыться в грязи и собирать объедки. — Хеллер подобрала верхнюю юбку и попыталась развязать шнурки нижней, но в результате узлы затянулись еще крепче.
И тут перед ее глазами сверкнуло направленное в живот лезвие.
— К чему так много слов? — Дон Рикардо просунул кончик своего ножа в узел и резко дернул. Нижняя юбка упала на пол.
Хеллер отпустила полы верхней юбки и попыталась отвернуться, но Монтаньос удержал ее.
— Посмотри на меня, Хеллер.
Она подняла глаза и повторила выражение своей матери, которое так часто слышала прежде:
— Я буду той, кем вы пожелаете.
Проследив за его темным пристальным взглядом, Хеллер увидела, что соски на ее груди набухли. И тут же его рука раздвинув корсаж, слегка задела ее кожу.
О Боже, она зашла слишком далеко!
— Послушайте, что, если сперва…
— Я же сказал, не надо слов! Вы мне нравитесь только тогда, когда остаетесь естественной. — Он сжал правый сосок большим и указательным пальцами. — Позвольте мне удостовериться, что я абсолютно все понял. Вы отдали себя Гордону Пирсу, рассчитывая получить в обмен особняк и брак с богатым бизнесменом, так?
— Да! — Наконец-то он клюнул на ее ложь, вот только как бы уже не оказалось слишком поздно.
— Теперь вы собираетесь отдать себя мне… — Хоакин распрямил ладонь и полностью захватил ее грудь. — Но что вы хотите взамен?
— Хочу? Я? — Вопрос застал Хеллер врасплох.
— Возможно, это удовлетворит вашу жадность. — Монтаньос полез в карман и, вытащив золотую монету, бросил ее на крышку бюро. — Правда, у меня нет особняка, но я хорошо оплачиваю свое удовольствие.
Хеллер была оскорблена, но не осмелилась возражать. Ее одолевали мрачные предчувствия: играя роль шлюхи, она должна быть шлюхой.
Господи, что она наделала!
Но был у нее другой выход? Если она отступит, Монтаньос поймет, что ее слова — всего лишь выдумка. Тогда слишком многое окажется под угрозой. Да какая беда в том, что она отдаст себя ему — ведь ее девственность уже потеряна безвозвратно! Правда, была еще одна неприятность, куда более важная в данный момент, — она не знала что делать. За всю свою жизнь Хеллер в сексуальных отношениях никогда не заходила дальше поцелуя. Она вспбмнила, как мать принимала одного из моряков, и прильнула к Хоакину, пытаясь найти губами его губы.
Вопреки ожиданию он не только не поддержал ее, но даже отступил на шаг.
— И вы называете это поцелуем?
Она широко открыла глаза от удивления и неожиданности, затем попробовала снова, на сей раз, стоя на цыпочках и обхватив руками его шею. Дон Рикардо оставался неподвижен и своим безразличием напоминал восковой манекен доктора Джордана. Дрожь страха пробежала по телу. Хеллер никак не могла понять, что делает неправильно. Теперь это была не игра — десятки жизней зависели от того, поверит ли Монтаньос ей. Хеллер снова попыталась поцеловать его, потом закрыла глаза и решительно продвинула язык между его губ. Тут она наконец почувствовала, что он отвечает ей.
Отчаянное напряжение росло внутри ее, обжигало, не давало дышать. Дикий огонь страсти разлился по ее телу, касаясь грудей, живота, поглощая разум. Единственной ролью, которую она играла, была роль женщины, желающей мужчину.
Ее губы мягко двинулись по его скулам вниз, к шее, а руки последовали за губами, ослабили галстук и, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, нащупали быстро бьющийся пульс под воротником.
Только когда Хоакин услышал ее стоны и понял, что она в самом деле отважно бросила себя в огонь собственной страсти, он принял ее в свои объятия. Выпущенная из клетки пристойности, Хеллер трепетала подобно птице в его руках — теплая, отзывчивая, чувственная… Нет, она никак не могла быть шлюхой!
Хоакин схватил расстегнутые полы корсажа и потянул их вниз, так что платье соскользнуло к ее ногам. Затем он запустил пальцы в ее волосы и запрокинул ей голову. Ее глаза сузились, в них он увидел смесь страсти и отчаяния. Это стало последней каплей, которая лишила его сдержанности.
— Черт бы тебя побрал! — Хоакин целовал ее грубо, безжалостно, впиваясь языком в ее чуткий рот, не обращая внимания на тихие вскрики, не задаваясь вопросом, являлись они следствием боли или удовольствия. Теперь уже ничто не имело значения: эта женщина отдала себя ему, и он возьмет ее так, как она того заслуживает, — без нежности и снисхождения. Хоакин снял с нее нижнее белье, затем начал раздеваться сам.
Хеллер больше не могла думать: ее тело отзывалось на каждое его движение собственным желанием, которое затягивало ее в поток его страсти. Теряя контроль над собой, она обхватила его руками, поглощая исходящее от него тепло, энергию, одержимость.
Когда ее живот почувствовал его набухшую плоть, желание переполнило Хеллер. Он поднял ее, подхватив под ягодицы, и тела выровнялись:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Хоакин оттолкнул ее от себя.
— Черт бы тебя побрал, Елена. Черт бы тебя побрал за то, что ты обвиняешь меня в предательстве Роситы, когда я все делаю ради выполнения клятвы, данной ей, ради того, чтобы отомстить за нее! Хеллер приблизила срок мести, потому что Гордон Пирс и есть Лютер Мейджер!
— О Боже! — Елена всплеснула руками.
У Хоакина не было намерения сообщать ей эти сведения, но такая женщина, как Елена Вальдес, могла стать опасным противником: она не колеблясь выдаст его, как только поверит, что он переживает за Хеллер Пейтон.
В действительности все было именно так: Хоакин очень беспокоился о том, что случилось с маленькой бостонкой, поэтому, прежде чем Елена смогла оправиться от шока и начать забрасывать его тысячами вопросов, он покинул ее номер, поднялся наверх и постучал в дверь Абигайль.
— Надеюсь, у вас есть шпилька? — Хоакин, не останавливаясь, прошел мимо нее к смежной двери, которая вела в комнату Хеллер.
— Кажется, она перестала плакать, — растерянно заметила миссис Пейтон.
— Это не имеет значения. Поверьте, я видел достаточно плачущих женщин в последние несколько минут, так что меня уже ничем не удивишь. — Он взял протянутую Абигайль шпильку, вставил ее в замочную скважину и повернул.
— Должна предупредить вас, — голос Абигайль дрогнул, — она иногда бросается вещами…
Глава 13
Хеллер стояла перед дверью в комнату тетушки, горячие слезы катились по ее щекам, и все же она не откликнулась на отчаянные просьбы Абигайль. Поговорить с тетушкой было единственное, чего ей сейчас хотелось, но она не могла рисковать: в разговоре у нее могло вырваться что-нибудь, что даст Абигайль возможность догадаться об истинном положении дел.
Хеллер не сомневалась, что никогда не забудет недоверчивый взгляд тетушки, боль души, отразившуюся в нем в тот момент, когда Гордон объявил об их грядущей свадьбе. Возможно, когда-нибудь у нее появится шанс рассказать Абигайль правду…
Спотыкаясь, она выбежала из спальни и склонила голову над унитазом. Ее тошнило снова и снова, пока она совсем не обессилела. Со стоном Хеллер взяла полотенце, обмакнула его в кувшин с водой и вытерла пот с лица и шеи. Она даже хотела перевернуть кувшин и вылить его содержимое себе на голову, но тут же поняла всю бесполезность этой затеи. Ничто не сможет смыть ужас последних часов — с этим ей следовало смириться раз и навсегда. А теперь еще Гордон Пирс — насильник, убийца, сумасшедший монстр, который получает удовольствие, причиняя боль женщинам, — должен стать ее мужем. Не далее как завтра она уедет с ним и в последующем будет полностью зависеть от его милосердия.
Впрочем, о чем это она? Какое милосердие? У него нет ни капли милосердия! Хеллер подумала о китайских девушках, которых Пирс купил для удовольствия, а затем убил.
Ее пальцы дрожали, борясь с пуговицами, пытаясь расстегнуть их. Она боялась снимать платье из страха увидеть, что под ним: хотя кнут и не порвал кожу, но оставил отметины.
Когда Хоакин неслышно открыл дверь и вошел, Хеллер стояла перед зеркалом. Она, по-видимому, пыталась расстегнуть платье, но ей это удавалось с трудом. Со своего места он, казалось, чувствовал ее страх.
— Хеллер! — Она не ответила, и он снова позвал ее. — Хеллер!
Испуганно вскрикнув, девушка поспешно опустила руки и спрятала их за спину.
— Я не хотел напугать вас… — Хоакин осторожно прошел в комнату. В зеркале он увидел ее пальцы, судорожно сжимающие серебряную расческу, и сразу вспомнил о предупреждении Абигайль.
Бросив расческу на подзеркальник, Хеллер повернула голову и машинально взглянула на его отражение.
— Вы напугали меня. Я не привыкла к тому, чтобы мужчины вторгались в мою спальню без приглашения.
— А если бы я назвал свое имя, вы впустили бы меня? — Чтобы не расстроить ее еще больше, Хоакин старался говорить очень тихо.
— Разумеется, нет, — она отвела взгляд. — Что вам угодно?
— Ваша тетя попросила меня прийти. Она очень расстроена…
Хеллер почувствовала, что самообладание начинает ей изменять. Она ухватилась руками за комод и глубоко вздохнула.
— Я знаю. Абигайль всегда не любила Гордона. — Она заставила себя поднять голову. — Тетушка хотела помочь мне, попросив вас встретиться со мной, но нам не о чем говорить. Я приняла решение, так же как и вы приняли вчера ваше, когда ушли отсюда. Теперь, если вы не возражаете, я ужасно устала и хотела бы лечь в постель. Пожалуйста, уходите! — Хеллер отвела взгляд и начала убирать бумаги с бюро.
— Простите, но я обещал вашей тете поговорить с вами, и именно это собираюсь сделать. — Его скулы напряглись. Терпение никогда не было ему присуще, и он понемногу начинал раздражаться.
Хеллер перестала перекладывать бумаги и сжала кулаки.
— Я уже сказала вам: нам не о чем разговаривать! — Беспокойство в ее глазах сменилось гневом. — Так и быть, я скажу Абигайль, что вы сдержали обещание и выполнили долг джентльмена…
Хоакин вздрогнул, как от удара, однако ему все же удалось взять себя в руки.
— Я здесь вовсе не для того, чтобы выполнять эту чертову джентльменскую обязанность, а чтобы предложить свою помощь. — Он подошел ближе и хотел прикоснуться к ней, но Хеллер в испуге отпрянула назад. — Не знаю почему, но я думал, что у вас больше здравого смысла, чем у других женщин, и, очевидно, был не прав. Вы не можете разглядеть, что творится у вас под носом, а значит, делаете большую ошибку. Поверьте, Хеллер, вы и понятия не имеете, что за человек этот Пирс.
Ледяной страх сковал ее. К несчастью, это он ошибался, а она точно знала, на что способен Гордон Пирс, и именно поэтому должна была уехать с ним.
— Пусть все так, как вы говорите, но это моя ошибка, и я буду жить с этим.
— Черт возьми, Хеллер, не важно, что случилось между вами и Пирсом, что он сделал и чем запугал вас, вы ни в коем случае не должны выходить за него. Если вы поговорите со мной, расскажете, как он повлиял на вас, я обещаю, что позабочусь обо всем остальном.
Хеллер недоверчиво посмотрела на него, ее сердце учащенно забилось. Он догадывался… и все же не знал наверняка. Она не может позволить ему раскрыть правду. Под угрозой жизни Абигайль и всех пассажиров поезда, а также и ее собственная жизнь. Как же заставить его поверить, что ей не угрожали и не принуждали, что она счастлива?
Собрав остатки воли, Хеллер вздернула подбородок.
— Какое право у вас и у Абигайль сомневаться относительно меня? Почему каждый из вас не может поверить, что я действительно хочу выйти замуж за этого человека? Только из-за того, что он сделал вчера? Но он был прав: мальчик обокрал его и заслужил наказание. Я не должна была осуждать его тогда и ничего не должна объяснять ни вам, ни кому-либо еще сейчас! Я согласилась выйти за этого человека, и провела ночь с ним… чтобы подтвердить свое согласие.
Она нагнулась, чтобы поднять перчатку с пола, и это движение не позволило ему увидеть румянец, вспыхнувший на ее щеках. Хеллер полагала, что для нее будет удачей, если он поверит в одну часть ее рассказа, и в то же время страстно желала, чтобы он не выбрал эту часть.
— Пирс — не ваш мужчина. Поверьте мне.
— Ну, в этом-то как раз вы и ошибаетесь, — выпалила она, и тут же прикусила губу. — Гордон Пирс — джентльмен в отличие от кое-кого еще, и он точно тот человек, которого я искала, но не могла найти до сих пор. Он — уважаемый член общества и преуспевающий бизнесмен, способный разделить мою любовь к искусству. Он даже собирает коллекцию картин у себя дома! Его особняк на Ринкон-Хилл почти столь же великолепен, как дом Абигайль, и когда я выйду за него, особняк и все, что в нем находится, будут принадлежать мне.
— О, так вот в чем дело! Теперь я начинаю понимать ваши мотивы. В действительности вы не любите его; вам нужно только его положение и богатство.
Хеллер кивнула и тут же замотала головой, но дон Рикардо, казалось, ничего не замечал.
— Было бы лучше, если бы ваши друзья из Торговой палаты не узнали, что их секретарь по культуре на самом деле всего лишь жадная маленькая кокетка, иначе ваша тетушка окажется в некотором затруднении.
В расстройстве Хеллер схватила расческу и запустила в него.
— Убирайся вон! — прокричала она, невольно заметив, что ирландская фраза вылетела из ее рта прежде, чем она смогла сдержать ее. Но какое теперь это имело значение — она уже не могла говорить как леди и, самое главное, не могла поступать как леди!
Хоакин ловко увернулся от летящей расчески и замер, давая возможность хозяйке комнаты перевести дыхание и решить, что ей делать дальше.
— Ну как вы не можете понять — я поступаю так, потому что хочу этого…
И тут будто что-то щелкнуло внутри его — он собрал все свое терпение, весь свой разум. Как и Абигайль, Хоакин не хотел верить, что Хеллер добровольно желала выйти замуж за Мейджера, и все же ее голос был чертовски искренним…
— Вы хотите убедить меня, что по собственной воле отдали себя ему, позволили заняться с вами любовью?
Хеллер смело ответила на его пристальный взгляд.
— Да, я отдалась ему.
Хоакин отвел глаза, но через секунду снова повернулся, чтобы проследить за ее реакцией.
— Вы лжете. Вы ни за что не отдали бы себя человеку, которого не любите; а в том, что вы не любите Гордона Пирса, нет никаких сомнений!
В свете масляной лампы Хеллер видела его лицо, перекошенное гневом. Тревожная дрожь пробежала по ее спине при одном лишь взгляде на его темные сдвинутые брови и опасно суженные глаза. Дон Рикардо был больше чем зол, он был разъярен!
Нужная идея пришла к ней неожиданно.
— Вы думаете, что знаете меня, не так ли? — с насмешкой спросила она. — Ну как же, целомудренная двадцатишестилетняя бостонская леди с отличной репутацией! — Хеллер подбоченилась, как часто делала ее мать. — Так вот, вы так же слепы, как и Абигайль. Вы оба ошиблись!
Темные брови дона Рикардо взметнулись вверх.
— Прекрасно. Вы не девственница, я тоже. Но какое это имеет значение?
Хеллер подняла руки и стала вынимать шпильки из волос, а удалив последнюю, запустила пальцы в волосы и безжалостно растрепала напоминающие медь завитки.
Она решила сыграть роль, которая покажет ее в совсем непривычном для него свете, заставит его передумать, тогда он с отвращением покинет ее, что будет лучше для них обоих и для всех остальных.
Тщательно следя за интонациями своего голоса, Хеллер развязно произнесла:
— Вы можете получить все, что захотите… — Она взяла расческу с серебряной ручкой и начала медленно погружать его в волосы, еще и еще, пока они не легли мягкими волнами ей на плечи. Несмотря на двенадцать лет непрерывного наблюдения за шлюхами с Коу-Бей, уподобляться им было не так-то легко.
Уголком глаза Хеллер заметила шляпу, висевшую на деревянном крючке рядом с бюро, и поспешно выдернула из нее длинное перо; затем она коснулась пером кончика его носа, провела вниз, по губам и, наконец, по волевому подбородку. К чести Хоакина, ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Что это значит, Хеллер?
— Хеллер О'Шей. Меня зовут Хеллер О'Шей! — Она начала расстегивать корсаж.
Хеллер в испуге посмотрела на Монтаньоса, что, конечно же, было ошибкой, однако, к ее счастью, он не отрывал глаз от ее платья. Она хотела было отвернуться, но такое движение больше подходило целомудренной леди, и ей пришлось заставить себя расстегнуть остальные пуговицы. На это ей потребовалась целая минута, в течение которой она молила, чтобы он наконец разозлился и ушел.
— Вчера вы узнали от меня, что я — не леди, — медленно проговорила она. — Правда состоит в том, что уважаемый брат леди Абигайль так и не женился на своей ирландской шлюхе, моей матери, и его внебрачная дочь выросла на улицах Нью-Йорка. Когда я не могла опустошить чей-нибудь карман или стянуть овощи с телеги продавца, мне приходилось копаться в отходах в поисках еды. — Держась за спинку стула, она наклонилась, чтобы снять туфли и чулки. — Когда я стала старше и мое тело сформировалось, я поняла, что могу зарабатывать больше денег тем же способом, что и моя мать, а не рыться в грязи и собирать объедки. — Хеллер подобрала верхнюю юбку и попыталась развязать шнурки нижней, но в результате узлы затянулись еще крепче.
И тут перед ее глазами сверкнуло направленное в живот лезвие.
— К чему так много слов? — Дон Рикардо просунул кончик своего ножа в узел и резко дернул. Нижняя юбка упала на пол.
Хеллер отпустила полы верхней юбки и попыталась отвернуться, но Монтаньос удержал ее.
— Посмотри на меня, Хеллер.
Она подняла глаза и повторила выражение своей матери, которое так часто слышала прежде:
— Я буду той, кем вы пожелаете.
Проследив за его темным пристальным взглядом, Хеллер увидела, что соски на ее груди набухли. И тут же его рука раздвинув корсаж, слегка задела ее кожу.
О Боже, она зашла слишком далеко!
— Послушайте, что, если сперва…
— Я же сказал, не надо слов! Вы мне нравитесь только тогда, когда остаетесь естественной. — Он сжал правый сосок большим и указательным пальцами. — Позвольте мне удостовериться, что я абсолютно все понял. Вы отдали себя Гордону Пирсу, рассчитывая получить в обмен особняк и брак с богатым бизнесменом, так?
— Да! — Наконец-то он клюнул на ее ложь, вот только как бы уже не оказалось слишком поздно.
— Теперь вы собираетесь отдать себя мне… — Хоакин распрямил ладонь и полностью захватил ее грудь. — Но что вы хотите взамен?
— Хочу? Я? — Вопрос застал Хеллер врасплох.
— Возможно, это удовлетворит вашу жадность. — Монтаньос полез в карман и, вытащив золотую монету, бросил ее на крышку бюро. — Правда, у меня нет особняка, но я хорошо оплачиваю свое удовольствие.
Хеллер была оскорблена, но не осмелилась возражать. Ее одолевали мрачные предчувствия: играя роль шлюхи, она должна быть шлюхой.
Господи, что она наделала!
Но был у нее другой выход? Если она отступит, Монтаньос поймет, что ее слова — всего лишь выдумка. Тогда слишком многое окажется под угрозой. Да какая беда в том, что она отдаст себя ему — ведь ее девственность уже потеряна безвозвратно! Правда, была еще одна неприятность, куда более важная в данный момент, — она не знала что делать. За всю свою жизнь Хеллер в сексуальных отношениях никогда не заходила дальше поцелуя. Она вспбмнила, как мать принимала одного из моряков, и прильнула к Хоакину, пытаясь найти губами его губы.
Вопреки ожиданию он не только не поддержал ее, но даже отступил на шаг.
— И вы называете это поцелуем?
Она широко открыла глаза от удивления и неожиданности, затем попробовала снова, на сей раз, стоя на цыпочках и обхватив руками его шею. Дон Рикардо оставался неподвижен и своим безразличием напоминал восковой манекен доктора Джордана. Дрожь страха пробежала по телу. Хеллер никак не могла понять, что делает неправильно. Теперь это была не игра — десятки жизней зависели от того, поверит ли Монтаньос ей. Хеллер снова попыталась поцеловать его, потом закрыла глаза и решительно продвинула язык между его губ. Тут она наконец почувствовала, что он отвечает ей.
Отчаянное напряжение росло внутри ее, обжигало, не давало дышать. Дикий огонь страсти разлился по ее телу, касаясь грудей, живота, поглощая разум. Единственной ролью, которую она играла, была роль женщины, желающей мужчину.
Ее губы мягко двинулись по его скулам вниз, к шее, а руки последовали за губами, ослабили галстук и, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, нащупали быстро бьющийся пульс под воротником.
Только когда Хоакин услышал ее стоны и понял, что она в самом деле отважно бросила себя в огонь собственной страсти, он принял ее в свои объятия. Выпущенная из клетки пристойности, Хеллер трепетала подобно птице в его руках — теплая, отзывчивая, чувственная… Нет, она никак не могла быть шлюхой!
Хоакин схватил расстегнутые полы корсажа и потянул их вниз, так что платье соскользнуло к ее ногам. Затем он запустил пальцы в ее волосы и запрокинул ей голову. Ее глаза сузились, в них он увидел смесь страсти и отчаяния. Это стало последней каплей, которая лишила его сдержанности.
— Черт бы тебя побрал! — Хоакин целовал ее грубо, безжалостно, впиваясь языком в ее чуткий рот, не обращая внимания на тихие вскрики, не задаваясь вопросом, являлись они следствием боли или удовольствия. Теперь уже ничто не имело значения: эта женщина отдала себя ему, и он возьмет ее так, как она того заслуживает, — без нежности и снисхождения. Хоакин снял с нее нижнее белье, затем начал раздеваться сам.
Хеллер больше не могла думать: ее тело отзывалось на каждое его движение собственным желанием, которое затягивало ее в поток его страсти. Теряя контроль над собой, она обхватила его руками, поглощая исходящее от него тепло, энергию, одержимость.
Когда ее живот почувствовал его набухшую плоть, желание переполнило Хеллер. Он поднял ее, подхватив под ягодицы, и тела выровнялись:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31