А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Я быстро пробежала его глазами, отказываясь верить прочитанному Карлотта, умирает! Кларисса… ей требуется моя помощь!
«Ты должна приехать. Ты должна забрать отсюда мою девочку»
Сжимая в руках лист почтовой бумаги, я без сил опустилась в кресло Где-то далеко я, казалось, увидела Клариссу… одну-одинешеньку… испуганную… протягивающую ко мне свои ручки.
ОТКРЫТИЕ В ПАРИЖЕ
Какое-то чувство подсказало мне не показывать письмо родителям: они бы попытались послать во Францию своего человека с приказом вывезти оттуда девочку. Казалось, только это можно было сделать в такой ситуации, но где-то внутри я чувствовала, что это так легко не пройдет. Во-первых, мы находились с Францией в состоянии войны и между странами не было нормального сообщения. Переправиться из одной страны в другую не мог никто, разве что тайным образом, — во Франции приветствовали лишь якобитов.
Мои родители поступили бы так, как посчитали бы нужным, лишь бы переправить Клариссу в Англию, но, скорее всего, их попытка бы сорвалась. Моего отца как бывшего солдата сразу бы заподозрили, человек его положения, пробирающийся во враждебную его отечеству страну, далеко не уйдет.
Я снова и снова перечитывала письмо. Карлотта умирает… Что могло случиться? Лорд Хессенфилд уже умер… Наверное, там у них что-то вроде чумы? И Кларисса… сирота… одна… Нет, не совсем одна, с ней служанка Жанна, бывшая цветочница.
Я была в отчаянии: надо что-то предпринять, но что? Мать заметила это и побранила меня за то, что я переутомляюсь. Я должна отдыхать почаще, говорила она. Я притворилась, будто бы отдыхаю, но все время думала о письме Карлотты и о Клариссе во Франции, нуждающейся во мне.
И вдруг, посреди ночи, мне пришла в голову безумная идея. Я проснулась в огромном возбуждении, вся дрожа. Уверена, что в ту секунду я могла бы выпрыгнуть из постели, добраться до побережья и, перебравшись через море, направиться прямиком в Париж.
Я чувствовала, как жизненные силы возвращаются ко мне, когда заговорил здравый смысл.
— Это невозможно! — сначала воскликнула я, но потом добавила:
— Нет, возможно! Я могу сделать это!
Я лежала в кровати, дожидаясь утра, и, должна признаться, что с приближением дня здравый смысл заговорил во мне с новой силой: «Это сумасшествие! — прозвучало у меня в голове. — Это сон, фантазия, порожденная ночью!»
Моя идея состояла в том, что я сама отправлюсь во Францию и привезу Клариссу домой. Но как будто какие-то голоса насмехались надо мной — мой собственный голос: «Ты… инвалид… ты быстро устаешь… ты, которая никогда не испытывала никакой тяги к приключениям… всегда выбирающая общедоступные пути… и ты планируешь такое приключение? Это смешно, хуже — это сумасшествие!»
Но все равно я не могла отказаться от своей задумки. Она взволновала меня, и, что было гораздо более странно и явилось настоящим чудом, я чувствовала, как во мне прибывают силы. И с наступлением дня я уже не твердила себе, что это невозможно, но задавалась вопросом, как это сделать?
Женщина, путешествующая по Франции, не привлечет к себе особого внимания. Я могла бы нанять лошадей и грумов Париж — большой город, а в больших городах спрятаться легче, чем где-либо. Я поеду в тот дом в Париже, у меня есть адрес. Какой радостью будет вновь увидеть девочку!
После того как я подружилась с ней, я впервые почувствовала, что иду на поправку. Она снова вселила в меня желание жить. Так случилось и теперь, когда передо мной раскинулся этот труднейший по своему исполнению план я ощущала, что с каждой минутой все больше и больше оживаю.
Но как… как..? Я знала, если я решусь посоветоваться с отцом, он возьмет все на себя, а мать с ума сойдет от беспокойства. «Мы должны тщательно обдумать, что можем сделать, чтобы вернуть ее», — скажет она, затем последуют долгие споры, а потом может оказаться слишком поздно. Что-то говорило мне, что я одна должна поехать за Карлоттой во Францию.
Весь день и всю следующую ночь я обдумывала свой план. Возникали новые вопросы, но наутро я поднялась, чувствуя себя свежей и бодрой, несмотря на бессонную ночь. Я приняла решение, лишь один человек может меня понять, и он хорошо знаком с Францией. Я расскажу ему о моем плане. Сначала он рассмеется, но только сначала, а если выслушает до конца, я уверена, он поймет. И еще в одном я была твердо убеждена: если он сможет понять меня, он поможет.
Я поехала к Джереми Грэнтхорну.
Все было так, как я себе и представляла. Он был полон иронии:
— Это сумасшествие! Вы… едете во Францию? Даже если бы вы были абсолютно здоровы, и то это было бы невозможно. С чего вы начнете, поделитесь со мной?
— Я найду кого-нибудь, кто бы доставил меня во Францию.
— Каким образом?
— Я найму корабль.
— У кого?
— Это я еще должна выяснить.
— Вы понимаете, что между нашей страной и Францией идет война?
— Во Франции боев нет.
— Здесь вы правы, но, как вы думаете, примут англичанку во Франции?
— А я и не собираюсь ходить на приемы, я поеду прямо в Париж… и найду этот дом.
— Вы говорите, словно дитя малое. То, что вы предлагаете, абсолютно невыполнимо, вы же ничего не знаете.
Грэнтхорн наградил меня презрительным, взглядом.
— Я подумала, что вы, может, посоветуете мне что-нибудь? Вы знаете Францию, вы жили там…
— А я и даю вам совет — забудьте об этом! Покажите письмо своему отцу, вам сразу надо было это сделать. А где тот человек, что доставил вам письмо?
— Он уехал.
— Вам надо было задержать его. Вы могли бы уехать вместе с ним. Конечно, это тоже было бы чистым безумием, но, насколько я понимаю, здесь здравым смыслом и не пахнет.
— А насколько я понимаю, вы не собираетесь давать мне никакого совета.
— Я даю вам совет: покажите родителям письмо. Они скажут вам то же самое, что и я. Сделать ничего нельзя — только ждать, пока закончится война. Тогда вы сможете послать за девочкой.
— И сколько, вы думаете, эта война продлится? Он промолчал.
— Кроме того, — продолжала я, — вы советуете мне бросить девочку одну. Откуда я знаю, что с ней может случиться?
— Насколько я знаю, у нее был знатный отец, а у него есть друзья.
— Ничего вы не понимаете! Все так таинственно! Это, наверное, чума всему виной или еще что-то. Моя сестра, такая молодая, сильная, ей еще бы долго жить, а она пишет мне это предсмертное письмо. Она просит меня позаботиться о ребенке, и вы предлагаете смотреть на это сквозь пальцы?
— Я предлагаю вам ждать, вести себя разумно и учитывать все трудности.
— Если бы каждый учитывал все трудности, встающие на его пути, никто бы ничего не достиг.
Я поднялась со стула, дрожа от гнева, вышла из дома и направилась туда, где меня ждал Томтит. Я чувствовала себя глубоко несчастной, я возлагала на Джереми больше надежд, чем сама себе представляла.
Когда я садилась на лошадь, то заметила, что он вышел из дома вслед за мной.
— Погодите минутку! — окликнул он. — Вернитесь!
— Нам больше не о чем говорить! — ответила я.
— Вы слишком торопитесь, вернитесь! Я не договорил.
Я вернулась, огромное облегчение охватило меня. Я взглянула на него, зная, что глаза мои блестят от слез. Грэнтхорн отвернулся, расстроенный моим видом, затем отвел меня в гостиную, где мы сели друг против друга.
— Это возможно, — заявил он. Я радостно стиснула руки.
— Это безумно опасно, — продолжал он, — но возможно. А теперь, прошу вас, оставайтесь спокойной. Как вы намереваетесь найти человека, который бы вас переправил во Францию? Это первое препятствие.
— Не знаю. Навела бы справки… Ведь есть люди, которые владеют лодками, кораблями…
— Моя дорогая Дамарис, никто не ходит среди владельцев лодок и не расспрашивает, как бы попасть на вражескую территорию. Как вы думаете, что сейчас творится, учитывая недавний рейд якобитов? Но я знаю одного человека…
— О, благодарю вас, спасибо…
— Но учтите, не знаю, согласится ли он… К нему надо подходить с особой осторожностью.
— И вы можете найти к нему подход? Он заколебался:
— Возможно.
— Это будет дорого стоить, но я готова заплатить. У меня много ценных вещей, я могла бы продать их.
— Это потребует еще времени. Меня охватило разочарование.
— Вы мне потом отдадите долг.
Я была так счастлива, что ничего не могла с собой поделать. Я наклонилась вперед, схватила его руку и прижалась к ней губами. Нахмурившись, Грэнтхорн отдернул ее.
— О, прошу прощения! — воскликнула я. — Но вы так добры! Умоляю… продолжайте. Видите ли, я очень люблю эту девочку и места себе не нахожу при мысли, что может случиться с ней.
— Ничего, — ворчливо сказал он. — Я могу дать вам письма к моим друзьям, которые бы приняли вас, как только бы вы оказались во Франции. Вы говорите по-французски?
— Немного, — ответила я.
— Немного вам не поможет. В вас сразу признают англичанку, стоит вам только ступить на их землю, — Он пожал плечами.
— Я знаю, вы считаете это безумием, но это дитя нуждается во мне, это моя племянница. Я люблю эту девочку, и ради ребенка на такое должен пойти всякий.
— Вы понимаете, что ввязываетесь в опасное дело?
— Я все понимаю, но я сделаю это. Я должна отыскать Клариссу, мне нужно добраться до этого дома и забрать ее.
— Я сделаю все, что будет в моих силах.
— О, спасибо вам, большое спасибо! Даже не знаю, как мне благодарить вас!
— Подождите, пока вернетесь с девочкой на английскую землю, прежде чем благодарить. Говорю вам: вы лезете прямо в пасть льву.
— Я вернусь с девочкой, обещаю вам.
— Если я смогу найти судно, которое переправит вас во Францию, вы должны рассказать все своим родителям.
— Но они сделают все возможное, чтобы остановить меня.
— Именно на это я и надеюсь.
— А я думала, что вы помогаете мне.
— Чем больше я думаю об этом, тем более сумасшедшей кажется мне ваша затея. Вы не годитесь для такого путешествия, оно будет очень опасным и трудным, а вы устаете даже после легкой прогулки на лошади.
— Сейчас я чувствую себя совсем иначе. Вы можете понять это? Я чувствую себя, как раньше… до того, как со мной случилось это… эта болезнь. Я могу оставаться в седле весь день, если потребуется. Совсем другое дело, когда у вас есть цель, назначение… Я снова чувствую себя хорошо, и я сделаю это, поможете вы мне или нет.
— Хорошо, тогда давайте договоримся так: если я помогу вам, вы должны будете оставить родителям записку с объяснением. Оставьте письмо, которое написала вам сестра, и допишите им, что я все устроил и сделал все возможное, чтобы доставить вас до места целой и невредимой.
— Я все сделаю! — воскликнула я. Я стояла перед ним, и в эту минуту меня охватило огромное желание обнять Грэнтхорна.
Я заехала на следующее утро, но Смит сказал, что его нет дома. Немного позже, уже днем, я снова направилась в Эндерби-холл. К тому времени он вернулся.
— Я обо всем договорился: вы отплываете завтра вечером. На заходе солнца вы покинете Англию. Попутного ветра!
— О… Джереми!.. — воскликнула я и в ту же секунду поняла, что впервые назвала его по имени, а я ни в коем случае не должна была раскрывать перед ним, не должна была показывать свою благодарность.
— Возвращайтесь, — ответил он, — и собирайтесь в дорогу, а я подыскал вам кое-кого в попутчики. Приезжайте сюда завтра, под вечер, я отвезу вас туда, где будет ждать корабль. Он весьма невелик, и даже в спокойную погоду пересекать пролив будет опасным делом, но, как только вы окажетесь во Франции, станет гораздо легче. По пути в Париж вы будете останавливаться в безопасных местах. Если соблюдать осторожность, у вас все получится, но делайте, что скажет ваш спутник. И не забудьте написать своим родителям записку Лучше, если они будут знать, что вы собираетесь сделать, хотя ваша затея и заставит их порядком поволноваться, но все-таки они не подумают, что вы просто исчезли.
Я пообещала ему сделать в точности так, как он мне наказал, и готова была задолго до того, как пришло время отправляться.
Вечером я направилась в Эндерби, где Грэнтхорн меня уже ждал. Мы обсудили наши планы и то, как я должна буду действовать. Человек, который будет сопровождать меня, доставит меня обратно, я могла ему довериться.
При наступлении сумерек мы выехали и через некоторое время достигли побережья. Когда мы выехали на берег, к нам подъехал какой-то человек. Я решила, что это мой напарник по путешествию, но это был Смит Мы привязали лошадей и пошли к воде. На волнах покачивались лодка с человеком в ней.
— Ну вот, — сказал Джереми Смиту, — тебе все ясно?
— Да, сэр, — кратко ответил Смит.
— Ты все понял, что должен сделать?
— Да, сэр.
— Прекрасно! Благодарение Господу за спокойное море! Мы должны отправляться.
Я ступила в лодку. Джереми сел следом. Я повернулась, чтобы попрощаться.
— Я буду молиться за вас всю жизнь.
— Будем надеяться, что я еще долго смогу слушать эти молитвы! — ответил он. Смит стоял на гальке.
— Все, — сказал Джереми, — поехали!
— Вы..? — непонимающе посмотрела на него я.
— Смит отведет назад лошадей. Ну конечно, я еду с вами!
Сердце мое запело, и мной овладело такое волнение, которого я не знала никогда в жизни. Я хотела сказать Джереми, что это для меня значит, но я лишь взглянула ему в лицо, строгое и молчаливое. Оно выражало неодобрение моего замысла, но, тем не менее, он решился помочь мне в этом отчаянном приключении.
Мне быстро довелось узнать, что без Джереми у меня бы ничего не вышло. Он бегло говорил по-французски, а его угрюмость и отталкивающие манеры мигом пресекали все вопросы.
Порой мы останавливались на ночь в гостиницах, где он требовал хороших покоев для себя, племянницы и слуги, и каждый раз получал свое. Если находилась только одна пригодная комната, в ней спала я, а он и человек, которого он звал Жаком, проводили ночь в общем зале. Часто нам приходилось останавливаться в разных местах, потому что, несмотря на всю свою решимость и восстановленные силы, долго ехать я не могла, да и он мне не позволял. Если же я настаивала на продолжении пути, Джереми напоминал о моем обещании повиноваться приказам, а он был не такой человек, которого легко было ослушаться.
Путешествие пошло на пользу нам обоим. Он то и дело улыбался, а что касается меня, то я самой себе удивлялась Я совсем не уставала, что бы там ни говорил Джереми. Мне ничуть не требовалась та забота, с которой он следил за мной.
Я не понимала себя: апатия моя куда-то подевалась, каждое утро я встречала с радостью, и как прекрасно было сознавать, что с каждым днем расстояние между мной и Клариссой уменьшается.
Я начала много размышлять о себе: ведь до этого чудесного выздоровления, я была такой больной. Скорее всего, причина крылась не в болезни, а в том, что я просто не хотела встречаться с людьми и жить нормальной здоровой жизнью.
Наконец, вдали показался Париж. Меня переполняли чувства, и мне не сиделось на месте от нетерпения. Для меня Париж был самым прекрасным городом в мире, но только потому, что где-то в нем сейчас находилась Кларисса.
Мы прибыли в Париж уже под вечер. Я посмотрела вдаль, туда, где розовые лучи заката отражались на шпилях и башнях, и увидела очертания Дворца Правосудия, колокольни и башни собора Нотр-Дам. Мы пересекли мост, и я почувствовала, как меня охватила волшебная атмосфера этого города.
Я взглянула ва Джереми. На его лице отражалось мрачное удовлетворение. Нам удалось многого достичь. Он неоднократно говорил, что очень удивлен тем, насколько спокойно проходит наше путешествие, а я отвечала, что на самом деле вовсе не удивлена этим Так же, как и я, он прекрасно понимал, что, если человек твердо настроен на достижение какой-то цели, он непременно добьется своего, а мы были полны решимости вернуть Клариссу в Англию — Мы подыщем гостиницу на ночь, а потом направимся в квартал Марэ.
— Можно остановиться в «Ле Паон», монсеньор, — сказал Жак. — Это лучше всего для нас — Сначала давайте найдем тот дом! — выпалила я.
— Сначала — в гостиницу, — возразил Джереми. — Мы не можем ехать в дом , в таком виде Посмотрите на ваши испачканные юбки, и лошади устали Они ненавидят парижскую грязь, это самая мерзкая грязь в мире — Мы должны ехать сразу домой к Клариссе — пыталась настоять я. Жак покачал головой.
— Мадемуазель, ночью на улицу лучше не выходить Я почувствовала отчаяние, но понимала их правоту.
Гостиница была украшена изображениями павлинов, от которых и взяла свое название Она была очень удобной, и мне быстро подыскали комнату с окнами на улицу. Несколько минут я стояла у окна, наблюдая за проходящими внизу людьми. Было невозможно обуздать нетерпение, но я понимала, что должна подождать: завтра утром мы должны появиться в доме Клариссы в подобающем виде. «В это время, завтра, — пообещала я себе, — Кларисса будет со мной».
Часы превратились в вечность. Я не знала, как переживу эту ночь. Я была здесь, в Париже, я была на пороге успеха, и как-то я должна провести эти часы до наступления утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37