Ниад найдет у них приют, а может быть, и почитание.
– Но есть еще одна опасность, – возразила она. – У девочки нет никакого опыта и никакого умения. Немочь унесла в могилу всю ее семью. Выздоровела только она. Мы не замечали никаких тревожных признаков до того дня, когда кухарка порезала руку. Ниад собиралась перевязать рану. Но едва она прикоснулась к руке, как рана затянулась сама собой.
– Ну конечно! – Однако уверенности в нем поубавилось. – Мой отец уже на пороге смерти. Не думаю, что он стал бы колебаться. А что она за женщина, эта ивилгратка? Ожесточена? Полна ненависти? Поносит ли она Судьбы, за то что они наложили на нее Проклятие?
– Нет. Она... Ну, «нежная» звучит ужасно, но другого слова я не подберу. Добрая. Старательная. – Гвин хотела было добавить «благодарная», но не стала.
– Тогда не думаю, что опасность так уж велика. Да, есть ивилграты, не способные направлять свою силу, и они губят, когда хотят исцелить, но обычно это очень озлобленные люди.
– Ты так много знаешь о меченых?
– Я пастырь. Мы все еще бережно храним древнюю мудрость. Прошу тебя, Гвин-садж. Нельзя терять времени.
Она кивнула.
– Ну, так я пойду спрошу ее. Но не могу ничего обещать. Если она не захочет, принуждать ее я не стану.
Он насмешливо хмыкнул.
– Конечно! Не стоит сердить ивилграта. Предложи ей все, что мы способны дать ей.
Гвин повернулась и снова направилась к кухне, с облегчением заметив, что Тибал на время назначил себя привратником – во всяком случае, он расхаживал по двору, зажигая факелы. В комнатах, где устроились зарданцы, замерцали свечи.
Кухню озарили светильники; там было жарко и душно и царил невообразимый гомон. Шума, казалось, была повсюду: вопила, громыхала кастрюлями и все-таки руководила восемью помощницами. Ниад нарезала лук на уголке колоды для рубки мяса. Гвин перехватила ее взгляд и поманила к себе. Она вывела девочку в вечернюю прохладу двора.
– Старик очень болен, – сказала Ниад тоненьким голоском.
– Ты знаешь?
– Садж, мне сказала Мэй.
Мэй знала все – невероятная охотница до чужих дел, но не с помощью волшебства. Она всегда была такой.
– Его зовут Булрион Тарн. Я знакома с ним очень давно, и он хороший человек. Если ты попробуешь ему помочь, Тарны готовы приютить тебя. Их много, но земли у них еще больше, и насколько мне известно, живут они в полном достатке. И с ними ты будешь в большей безопасности, чем где-либо еще.
– И тебе уже не будет угрожать опасность, если я уеду, Гвин-садж.
– Я не это имела в виду!
– Но для меня это важно, – прошептала девочка. – И я попробую.
Ее била дрожь.
Гвин ласково обняла ее за плечи и повела к лестнице в Павлинью комнату. Они прошли мимо Тибала с факелом в руке. Он подмигнул. Можно было подумать, что все подстроил он!
У дверей они столкнулись с выходящими членами семьи, которых пастырь отправил по их комнатам. У постели отца осталась только Элим.
– Возион-садж, это Ниад.
Пастырь неуклюже поклонился служанке.
– Я почитаю тебя, Ниад-садж. Ты несешь тяжкое бремя. – Его усилия быть любезным были, возможно, искренними, но его слова звучали напыщенно и фальшиво.
– Гвин Солит! – взревел голос прямо у нее за спиной. – Где моя прекрасная голубица, мой цветок страсти, моя богатая, владеющая землей невеста?
Она резко обернулась со вздохом отчаяния. Конечно, это был Коло – Коло Гуршит, нетвердой походкой приближающийся из сумрака, точно чудовище в кошмаре. Это был Коло, настолько пьяный, что ноги его не держали. Это был Коло в дорогой тунике кремового цвета с искусно вышитым цветами и бабочками – но засаленной и рваной. Волосы у него были всклокочены, на ногах – только один башмак. Он, шатаясь, надвигался на нее с бессмысленной ухмылкой на тыквообразном лице, протягивая к ней дряблые руки. Он был высоким, он заплыл жиром, он был бесконечно омерзительным.
Тигр.
Исцеление? Ивилгратка? Коло Гуршит! Мысли Гвин словно разлетелись на мелкие осколки. Почему он явился именно сейчас? Как ей удастся сохранить тайну? Как ей справиться с этим олухом?
Но олух справился с ней. Она не успела рта открыть или пошевелиться, как он облапил ее, обдавая душным винным перегаром. И влепил ей в губы слюнявый поцелуй. Она подавилась, отвернула голову, попыталась вырваться. Они зашатались, теряя равновесие. Она вскрикнула от отвращения и ужаса.
Молодой Тарн – необычайно высокий и широкоплечий даже для этой семьи великанов-мужчин – оторвал от нее Коло одной могучей рукой, а другой ударил его в подбородок. Хлопок, вероятно, был слышен и на улице. Коло Гуршит взмыл над мозаичным полом, пролетел короткое расстояние спиной вперед, а затем вновь коснулся пола – тяжело, горизонтально и весьма впечатляюще.
– Случаем, не твой друг, я надеюсь? – осведомился ее спаситель грубым деревенским голосом. – А я Джукион Тарн, Гвин-садж, старший сын Бранкиона.
– Благодарю тебя, Джукион-садж. Нет, он мне не друг. Нет.
– Поучить его еще раз или просто выкинуть на улицу, садж?
Гвин уставилась на распростертую тушу своего нареченного, который жалобно постанывал, но не делал особых усилий приподняться. Ну как, как ей объяснить? Ее жених? Его прикосновение было невыносимым, она чувствовала, что его вонь прилипла к ней. Жить с этой мерзостью? Да стоит ли тогда жить?
«Вышвырни его вон, и дело с концом».
Она обернулась посмотреть, кто сказал это.
– Как желаешь, – весело объявил великан. – Фарион, подсоби-ка мне убрать навоз.
– Кто? – спросила Гвин. – То есть...
Но Тарны уже волокли Коло за лодыжки.
– Погодите! – Только они ее не услышали. Она снова открыла рот, но тут же крепко сжала губы. Пусть так! Коло Гуршит подождет – у нее есть более неотложное дело. Часок в сточной канаве ему не повредит.
– Великолепно! – донесся из теней голос Тибала. А-а! Гвин метнула в него сердитый взгляд.
– Это ты велел его вышвырнуть? – Но голос был совсем такой, как таинственный бестелесный голос, который она услышала накануне утром, как раз тогда, когда появился Тибал. Он не был похож на настоящий голос Тибала, однако Джукион тоже его услышал, так что уже нельзя было считать, что ей просто померещилось.
– Нет, не я.
Не доверяя невинному недоумению на его лице, она прикинула, что Тибал Фрайнит, возможно, искусный чревовещатель с очень извращенным чувством юмора. Ну а пока... исцеление. Она вбежала в Павлинью комнату и плотно закрыла за собой дверь. Тревожиться из-за Гуршитов она будет завтра.
В мягком свете единственного фонаря Булрион Тарн лежал неподвижно, наполовину утонув в пуховой перине. Ниад сгорбилась на стуле рядом с ним. Элим и Возион внимательно наблюдали из-за ее спины. Гвин приблизилась к ним на цыпочках, стараясь утихомирить свое колотящееся сердце. Она не заметила в лице больного никаких перемен.
Ниад покосилась на нее с ужасом. Гвин попыталась ободряюще улыбнуться ей.
– Ничего? – шепнула она. Элим закусила губу. Возион покачал головой.
– Пока нет, – шепнул он. – Но недуг угнездился очень глубоко. И может...
Он переменился в лице. Гвин посмотрела на больного. Глаза Булриона Тарна открылись. Он испустил глубокий вздох.
11
Конюшни произвели на Полиона сильное впечатление. Ни разу в жизни ему еще не доводилось бывать в таком огромном помещении. Стены и пол были мраморными. Он не мог определить высоту потолка, потому что лучи фонаря туда не достигали. Хотелось думать, что Мотылек и прочие лошади по достоинству оценят окружающую роскошь.
Тоб, конюх, не произвел на него никакого впечатления, и большую часть работы он сделал сам, чтобы не сомневаться, что сделана она как следует.
Если Далинг похож на другие города, то мнение у него о них сложилось самое невысокое. Слишком уж много людей на улицах, хотя все его родичи дружно утверждали, будто обычно их бывает куда больше. Слишком уж много обветшалых зданий, обрамляющих улицу будто гигантские черепа. А травы совсем мало. И запахи какие-то не такие.
В Далинге было только одно, что его интересовало, но с этим вроде бы придется подождать до следующего вечера. От долгого пребывания в седле у него ныло все тело, есть он хотел, как медведь весной, и от него несло конюшней. К тому времени, когда он умоется и поест, греховные заведения, наверное, уже закроются.
Скудоумный Тоб показал ему, как пройти в жилую часть гостиницы через кухню. Выйдя во двор, он был ошеломлен, услышав громовые раскаты смеха Тарнов. В дальнем конце шла веселая пирушка, а это означало, что Старику получшало. Очень. Они сидели, озаренные факелами, ели, пили вино – праздновали. Рот у него до боли наполнился слюной. Но присоединиться к ним, не умывшись и не почистившись, он, конечно, не мог, а он даже не знал, в какую его поместили комнату!
Затем двор от него заслонило так, будто перед ним вырос амбар. Самый широкоплечий из Тарнов. Старший Братец Джукион.
– Э-эй! – сказал Джукион слегка заплетающимся языком. – Ты, что же, замухрышка, все это время торчал на конюшне?
– Раз уж ты об этом упомянул, то припоминаю, что вроде бы так. Старику полегчало?
– Еще как полегчало! Дед исцелился. Гарцует, что твой жеребенок. – Джукион огляделся и оттащил брата в угол ручищей со свиной окорок, привалился к статуе и понизил голос до шепота. – У них был ивилграт!
Полион не знал, чему удивляться больше – тому ли, что ивилграт появился именно тогда, когда они в нем нуждались, или тому, что его брат столь очевидно нализался. Даже его дыхание было смертоносным. Обычно Джукион был сама сдержанность и осторожность. Он забрал себе все мышцы и все добродетели семьи. Со дня рождения Полиону все время тыкали в пример его Большого Брата.
Однако он не стал касаться этой темы.
– Замечательно! Конечно, мы чего-то такого и ждали из-за знамений.
Джукион тактично икнул.
– Наверно. И еще новость: мы отправляемся домой с рассветом.
Полион употребил слово, возможно, Джукиону неизвестное.
Однако Джукион хохотнул, как будто оно было ему хорошо известно.
– Какие-нибудь планы по этой части, замухрышка?
– Но почему? И все? То есть если кто-то захочет задержаться на денек-другой?
– Все до единого. Вроде бы грозят неприятности.
– Какие?
Могучий детина поежился и тревожно посмотрел по сторонам.
– Ну, нынче вечером один тут получил по роже, а оказывается, его папаша большая шишка в городе. Могут быть неприятности.
– А кто его съездил?
– Э... Я.
Полион ухватился за статую, чтобы не упасть. Мир закачался. То есть должен был бы закачаться.
– Ты-ы-ы?!
Он не мог вспомнить, чтобы Джукион хоть раз позволил себе подобное.
– Да.
– Поздравляю! Две недели колки дров!
– Ты же знаешь, я люблю колоть дрова, Полион.
И то верно. Пастырь розгой не пройдется по взрослому мужчине, а из всех взрослых Джукион был самый рослый.
– Послушай, – с внезапной серьезностью сказала эта дубина. – Хочешь побывать в бардаке?
Полион сглотнул. Это уже предел пределов!
– Неплохо бы.
– Ну так пошли. Получится только сегодня – и пока тетя Элим не взяла тебя на поводок.
Ну уж тетю Элим лучше не упоминать!
– Я не могу пойти, пока не приведу себя в порядок.
– А зачем? – Джукион вцепился в плечи Полиона: его вдруг осенило. – Пошли, я тебя провожу.
И он, пошатываясь, направился к коридору.
– Но... – сказал Полион, рванувшись вперед так, что его ноги чуть было, не отстали от туловища, но когда Джукион говорит «пошевеливайся», лучше не медлить. – Но я же весь вымазан в...
– Не важно! – Джукион распахнул какую-то дверь, вытащил брата в темноту улицы и потащил вперед. – Тут недалеко. А тебе просто надо будет попробовать горячую лохань. – Он стремительно шагал по погруженной во мрак улице, видимо, находя дорогу чисто инстинктивно и почти неся Полиона на руках.
– Чего-чего?
– У них там все время горит огонь под большими медными котлами, чтоб вода не остывала. И девушки тебя моют. Все вместе, в воде. Душистым мылом.
– И... ты... сам... пробовал?
– Ну, я только смотрел. Мне подавай кровать! И, конечно, было это прежде, чем я женился.
Судьбы! Полион всегда чуть удивлялся, что его благопристойный братец умудряется зачинать одного ребенка следом за другим почти без передышки. И в голове Полиона просто не умещалась мысль, что в юности его брат принимал участие в оргиях! Джукион предстал перед ним в совершенно другом свете. И одновременно его слова вызвали образы даже еще более соблазнительные, чем фантазия Полиона могла нарисовать без подсказки.
Будь это кто-нибудь другой, было бы ясно, что его морочат, хотят сыграть с ними какую-то глупую шутку. Но Джукион был на это не способен. Этот семейный талант целиком достался другому.
– Конечно, я только доведу тебя до двери. Не то Шупиим спросит, а я ей никогда не вру.
Вот это больше похоже на Джукиона!
– А сколько девочек? – хрипло спросил Полион. Сердце у него уже стучало, как дятел по древесному стволу.
– Столько, сколько тебе по силам.
– А сколько стоит эта горячая лохань?
– Не беспокойся. Я угощаю. В первый раз за меня заплатил отец.
– ОТЕЦ был там?
– Угу. Но помалкивай! Вот мы и тут!
Они как раз обогнули угол. Запах реки стал сильнее. Впереди светились огни, кое-где в дверях маячили фигуры.
Джукион остановился, и наконец-то его рука, мертвой хваткой стискивающая плечо младшего брата, разжалась. Что-то чуть звякнуло.
– Видишь дверь с двумя фонарями один над другим? Очень неплохое местечко. Заведение на другой стороне улицы побольше, если захочешь разнообразия. Вот, возьми. Двух орлов должно хватить. Даже тебе.
Полион взял деньги. Отказаться было бы нелюбезно. Он промямлил слова благодарности, но был слишком ошарашен и больше ничего из себя не выдавил.
Джукион повернулся, потом заколебался.
– Вернись, чуть небо посветлеет, малыш! Дорогу отыщешь, а?
Он что, передумал? Полион пожалел, что не захватил с собой меча или хотя бы ножа. В городе он чувствовал себя чужаком. С большим олухом было бы поспокойней. Да нет, уговорить его остаться было бы жестоко. Совесть Джукиона совсем его загрызла бы, а если бы узнала Шупиим, Полион не сомневался, что она оставила бы от него мокрое место.
– Я справлюсь.
– Что верно, то верно! – Джукион хихикнул. – Ну, я пошел назад веселиться и праздновать. Удачи, милый! Отведи душу! – На плечо Полиона обрушился дружеский шлепок, и его брат удалился.
Ну-ну! Полион бодро зашагал дальше по улице. Все эти годы он неверно судил о Большом Братце! Даже не верится! А в этих заведениях можно заказать еды? Выпивку – да. Про выпивку он наслышался. А вот про горячую лохань никто даже не заикнулся.
А в кармане у него целых пять орлов. Ух ты!
Он остановился на середине мостовой. Девушка под двумя фонарями зазывно покрутила бедрами. У-ух ты!
А другая – напротив – сонно потянулась, вскинув руки над головой. А все остальное плавно принимало одну интересную позу за другой. Ух ты-ы-ы!!! Платье на ней было почти прозрачным, то есть если этот лоскуток можно было назвать платьем. Он повернулся к ней, весь дрожа.
Она улыбнулась, он улыбнулся в ответ, хотя почти не заметил ее лица.
– Хочешь поразвлечься, красавчик?
Он торопливо закивал.
– Ну так иди со мной. – Она попятилась в темный провал двери и исчезла. Он бросился за ней.
– А горячую ло...
На его затылок опустилась дубинка, каскады звезд и планет запылали в ночи.
12
Час был поздний, но веселье все еще бушевало. Вино все еще текло рекой. И Булрион не собирался класть этому конец – ему-то надо было праздновать больше, чем кому-либо еще. Он им покажет, что в старом быке жизни хватит на годы и годы! Он чувствовал, что способен пить и плясать, пока все они не окажутся под столом. Музыка исчерпывалась скрипкой, которую где-то отыскал Фарион. Музыка так себе – ведь Фарион скрипач очень так себе, но ее вполне хватало.
Иногда Булрион ловил себя на том, что ощупывает свою челюсть. Ни боли, ни даже припухлости. Дыру в десне затянуло. От смерти есть только один толк – учить нас наслаждению жизнью... Кто это сказал?
Он с удовольствием заметил, что никто не улизнул в поисках собственных развлечений. Он не одобрял супружескую неверность, но некоторым мужчинам она словно бы необходима. В Далинге было безопаснее удовлетворять их жажду разнообразия, чем в Тарнской Долине, и, разумеется, неженатые считали, что они в своем праве. На этот раз единственным холостяком здесь был малыш Полион, и Булрион отправил Джукиона исполнить свой братский долг – запустить сокола в небо. Джукион, вернувшись, многозначительно подмигнул – дескать, все в полном порядке.
Булрион подумал, что первое, чем ему следует заняться, едва он вернется в долину, это подыскать мужа для Мейлим.
А пока можно поплясать с женщинами и выпить с мужчинами, наслаждаясь жизнью и здоровьем. Его глубоко тронула неподдельная радость, с какой семья встретила его исцеление. В следующий раз не следует надеяться, что судьбы будут столь же милостивы. Он вернулся за стол, переводя дух.
– Ну и как это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Но есть еще одна опасность, – возразила она. – У девочки нет никакого опыта и никакого умения. Немочь унесла в могилу всю ее семью. Выздоровела только она. Мы не замечали никаких тревожных признаков до того дня, когда кухарка порезала руку. Ниад собиралась перевязать рану. Но едва она прикоснулась к руке, как рана затянулась сама собой.
– Ну конечно! – Однако уверенности в нем поубавилось. – Мой отец уже на пороге смерти. Не думаю, что он стал бы колебаться. А что она за женщина, эта ивилгратка? Ожесточена? Полна ненависти? Поносит ли она Судьбы, за то что они наложили на нее Проклятие?
– Нет. Она... Ну, «нежная» звучит ужасно, но другого слова я не подберу. Добрая. Старательная. – Гвин хотела было добавить «благодарная», но не стала.
– Тогда не думаю, что опасность так уж велика. Да, есть ивилграты, не способные направлять свою силу, и они губят, когда хотят исцелить, но обычно это очень озлобленные люди.
– Ты так много знаешь о меченых?
– Я пастырь. Мы все еще бережно храним древнюю мудрость. Прошу тебя, Гвин-садж. Нельзя терять времени.
Она кивнула.
– Ну, так я пойду спрошу ее. Но не могу ничего обещать. Если она не захочет, принуждать ее я не стану.
Он насмешливо хмыкнул.
– Конечно! Не стоит сердить ивилграта. Предложи ей все, что мы способны дать ей.
Гвин повернулась и снова направилась к кухне, с облегчением заметив, что Тибал на время назначил себя привратником – во всяком случае, он расхаживал по двору, зажигая факелы. В комнатах, где устроились зарданцы, замерцали свечи.
Кухню озарили светильники; там было жарко и душно и царил невообразимый гомон. Шума, казалось, была повсюду: вопила, громыхала кастрюлями и все-таки руководила восемью помощницами. Ниад нарезала лук на уголке колоды для рубки мяса. Гвин перехватила ее взгляд и поманила к себе. Она вывела девочку в вечернюю прохладу двора.
– Старик очень болен, – сказала Ниад тоненьким голоском.
– Ты знаешь?
– Садж, мне сказала Мэй.
Мэй знала все – невероятная охотница до чужих дел, но не с помощью волшебства. Она всегда была такой.
– Его зовут Булрион Тарн. Я знакома с ним очень давно, и он хороший человек. Если ты попробуешь ему помочь, Тарны готовы приютить тебя. Их много, но земли у них еще больше, и насколько мне известно, живут они в полном достатке. И с ними ты будешь в большей безопасности, чем где-либо еще.
– И тебе уже не будет угрожать опасность, если я уеду, Гвин-садж.
– Я не это имела в виду!
– Но для меня это важно, – прошептала девочка. – И я попробую.
Ее била дрожь.
Гвин ласково обняла ее за плечи и повела к лестнице в Павлинью комнату. Они прошли мимо Тибала с факелом в руке. Он подмигнул. Можно было подумать, что все подстроил он!
У дверей они столкнулись с выходящими членами семьи, которых пастырь отправил по их комнатам. У постели отца осталась только Элим.
– Возион-садж, это Ниад.
Пастырь неуклюже поклонился служанке.
– Я почитаю тебя, Ниад-садж. Ты несешь тяжкое бремя. – Его усилия быть любезным были, возможно, искренними, но его слова звучали напыщенно и фальшиво.
– Гвин Солит! – взревел голос прямо у нее за спиной. – Где моя прекрасная голубица, мой цветок страсти, моя богатая, владеющая землей невеста?
Она резко обернулась со вздохом отчаяния. Конечно, это был Коло – Коло Гуршит, нетвердой походкой приближающийся из сумрака, точно чудовище в кошмаре. Это был Коло, настолько пьяный, что ноги его не держали. Это был Коло в дорогой тунике кремового цвета с искусно вышитым цветами и бабочками – но засаленной и рваной. Волосы у него были всклокочены, на ногах – только один башмак. Он, шатаясь, надвигался на нее с бессмысленной ухмылкой на тыквообразном лице, протягивая к ней дряблые руки. Он был высоким, он заплыл жиром, он был бесконечно омерзительным.
Тигр.
Исцеление? Ивилгратка? Коло Гуршит! Мысли Гвин словно разлетелись на мелкие осколки. Почему он явился именно сейчас? Как ей удастся сохранить тайну? Как ей справиться с этим олухом?
Но олух справился с ней. Она не успела рта открыть или пошевелиться, как он облапил ее, обдавая душным винным перегаром. И влепил ей в губы слюнявый поцелуй. Она подавилась, отвернула голову, попыталась вырваться. Они зашатались, теряя равновесие. Она вскрикнула от отвращения и ужаса.
Молодой Тарн – необычайно высокий и широкоплечий даже для этой семьи великанов-мужчин – оторвал от нее Коло одной могучей рукой, а другой ударил его в подбородок. Хлопок, вероятно, был слышен и на улице. Коло Гуршит взмыл над мозаичным полом, пролетел короткое расстояние спиной вперед, а затем вновь коснулся пола – тяжело, горизонтально и весьма впечатляюще.
– Случаем, не твой друг, я надеюсь? – осведомился ее спаситель грубым деревенским голосом. – А я Джукион Тарн, Гвин-садж, старший сын Бранкиона.
– Благодарю тебя, Джукион-садж. Нет, он мне не друг. Нет.
– Поучить его еще раз или просто выкинуть на улицу, садж?
Гвин уставилась на распростертую тушу своего нареченного, который жалобно постанывал, но не делал особых усилий приподняться. Ну как, как ей объяснить? Ее жених? Его прикосновение было невыносимым, она чувствовала, что его вонь прилипла к ней. Жить с этой мерзостью? Да стоит ли тогда жить?
«Вышвырни его вон, и дело с концом».
Она обернулась посмотреть, кто сказал это.
– Как желаешь, – весело объявил великан. – Фарион, подсоби-ка мне убрать навоз.
– Кто? – спросила Гвин. – То есть...
Но Тарны уже волокли Коло за лодыжки.
– Погодите! – Только они ее не услышали. Она снова открыла рот, но тут же крепко сжала губы. Пусть так! Коло Гуршит подождет – у нее есть более неотложное дело. Часок в сточной канаве ему не повредит.
– Великолепно! – донесся из теней голос Тибала. А-а! Гвин метнула в него сердитый взгляд.
– Это ты велел его вышвырнуть? – Но голос был совсем такой, как таинственный бестелесный голос, который она услышала накануне утром, как раз тогда, когда появился Тибал. Он не был похож на настоящий голос Тибала, однако Джукион тоже его услышал, так что уже нельзя было считать, что ей просто померещилось.
– Нет, не я.
Не доверяя невинному недоумению на его лице, она прикинула, что Тибал Фрайнит, возможно, искусный чревовещатель с очень извращенным чувством юмора. Ну а пока... исцеление. Она вбежала в Павлинью комнату и плотно закрыла за собой дверь. Тревожиться из-за Гуршитов она будет завтра.
В мягком свете единственного фонаря Булрион Тарн лежал неподвижно, наполовину утонув в пуховой перине. Ниад сгорбилась на стуле рядом с ним. Элим и Возион внимательно наблюдали из-за ее спины. Гвин приблизилась к ним на цыпочках, стараясь утихомирить свое колотящееся сердце. Она не заметила в лице больного никаких перемен.
Ниад покосилась на нее с ужасом. Гвин попыталась ободряюще улыбнуться ей.
– Ничего? – шепнула она. Элим закусила губу. Возион покачал головой.
– Пока нет, – шепнул он. – Но недуг угнездился очень глубоко. И может...
Он переменился в лице. Гвин посмотрела на больного. Глаза Булриона Тарна открылись. Он испустил глубокий вздох.
11
Конюшни произвели на Полиона сильное впечатление. Ни разу в жизни ему еще не доводилось бывать в таком огромном помещении. Стены и пол были мраморными. Он не мог определить высоту потолка, потому что лучи фонаря туда не достигали. Хотелось думать, что Мотылек и прочие лошади по достоинству оценят окружающую роскошь.
Тоб, конюх, не произвел на него никакого впечатления, и большую часть работы он сделал сам, чтобы не сомневаться, что сделана она как следует.
Если Далинг похож на другие города, то мнение у него о них сложилось самое невысокое. Слишком уж много людей на улицах, хотя все его родичи дружно утверждали, будто обычно их бывает куда больше. Слишком уж много обветшалых зданий, обрамляющих улицу будто гигантские черепа. А травы совсем мало. И запахи какие-то не такие.
В Далинге было только одно, что его интересовало, но с этим вроде бы придется подождать до следующего вечера. От долгого пребывания в седле у него ныло все тело, есть он хотел, как медведь весной, и от него несло конюшней. К тому времени, когда он умоется и поест, греховные заведения, наверное, уже закроются.
Скудоумный Тоб показал ему, как пройти в жилую часть гостиницы через кухню. Выйдя во двор, он был ошеломлен, услышав громовые раскаты смеха Тарнов. В дальнем конце шла веселая пирушка, а это означало, что Старику получшало. Очень. Они сидели, озаренные факелами, ели, пили вино – праздновали. Рот у него до боли наполнился слюной. Но присоединиться к ним, не умывшись и не почистившись, он, конечно, не мог, а он даже не знал, в какую его поместили комнату!
Затем двор от него заслонило так, будто перед ним вырос амбар. Самый широкоплечий из Тарнов. Старший Братец Джукион.
– Э-эй! – сказал Джукион слегка заплетающимся языком. – Ты, что же, замухрышка, все это время торчал на конюшне?
– Раз уж ты об этом упомянул, то припоминаю, что вроде бы так. Старику полегчало?
– Еще как полегчало! Дед исцелился. Гарцует, что твой жеребенок. – Джукион огляделся и оттащил брата в угол ручищей со свиной окорок, привалился к статуе и понизил голос до шепота. – У них был ивилграт!
Полион не знал, чему удивляться больше – тому ли, что ивилграт появился именно тогда, когда они в нем нуждались, или тому, что его брат столь очевидно нализался. Даже его дыхание было смертоносным. Обычно Джукион был сама сдержанность и осторожность. Он забрал себе все мышцы и все добродетели семьи. Со дня рождения Полиону все время тыкали в пример его Большого Брата.
Однако он не стал касаться этой темы.
– Замечательно! Конечно, мы чего-то такого и ждали из-за знамений.
Джукион тактично икнул.
– Наверно. И еще новость: мы отправляемся домой с рассветом.
Полион употребил слово, возможно, Джукиону неизвестное.
Однако Джукион хохотнул, как будто оно было ему хорошо известно.
– Какие-нибудь планы по этой части, замухрышка?
– Но почему? И все? То есть если кто-то захочет задержаться на денек-другой?
– Все до единого. Вроде бы грозят неприятности.
– Какие?
Могучий детина поежился и тревожно посмотрел по сторонам.
– Ну, нынче вечером один тут получил по роже, а оказывается, его папаша большая шишка в городе. Могут быть неприятности.
– А кто его съездил?
– Э... Я.
Полион ухватился за статую, чтобы не упасть. Мир закачался. То есть должен был бы закачаться.
– Ты-ы-ы?!
Он не мог вспомнить, чтобы Джукион хоть раз позволил себе подобное.
– Да.
– Поздравляю! Две недели колки дров!
– Ты же знаешь, я люблю колоть дрова, Полион.
И то верно. Пастырь розгой не пройдется по взрослому мужчине, а из всех взрослых Джукион был самый рослый.
– Послушай, – с внезапной серьезностью сказала эта дубина. – Хочешь побывать в бардаке?
Полион сглотнул. Это уже предел пределов!
– Неплохо бы.
– Ну так пошли. Получится только сегодня – и пока тетя Элим не взяла тебя на поводок.
Ну уж тетю Элим лучше не упоминать!
– Я не могу пойти, пока не приведу себя в порядок.
– А зачем? – Джукион вцепился в плечи Полиона: его вдруг осенило. – Пошли, я тебя провожу.
И он, пошатываясь, направился к коридору.
– Но... – сказал Полион, рванувшись вперед так, что его ноги чуть было, не отстали от туловища, но когда Джукион говорит «пошевеливайся», лучше не медлить. – Но я же весь вымазан в...
– Не важно! – Джукион распахнул какую-то дверь, вытащил брата в темноту улицы и потащил вперед. – Тут недалеко. А тебе просто надо будет попробовать горячую лохань. – Он стремительно шагал по погруженной во мрак улице, видимо, находя дорогу чисто инстинктивно и почти неся Полиона на руках.
– Чего-чего?
– У них там все время горит огонь под большими медными котлами, чтоб вода не остывала. И девушки тебя моют. Все вместе, в воде. Душистым мылом.
– И... ты... сам... пробовал?
– Ну, я только смотрел. Мне подавай кровать! И, конечно, было это прежде, чем я женился.
Судьбы! Полион всегда чуть удивлялся, что его благопристойный братец умудряется зачинать одного ребенка следом за другим почти без передышки. И в голове Полиона просто не умещалась мысль, что в юности его брат принимал участие в оргиях! Джукион предстал перед ним в совершенно другом свете. И одновременно его слова вызвали образы даже еще более соблазнительные, чем фантазия Полиона могла нарисовать без подсказки.
Будь это кто-нибудь другой, было бы ясно, что его морочат, хотят сыграть с ними какую-то глупую шутку. Но Джукион был на это не способен. Этот семейный талант целиком достался другому.
– Конечно, я только доведу тебя до двери. Не то Шупиим спросит, а я ей никогда не вру.
Вот это больше похоже на Джукиона!
– А сколько девочек? – хрипло спросил Полион. Сердце у него уже стучало, как дятел по древесному стволу.
– Столько, сколько тебе по силам.
– А сколько стоит эта горячая лохань?
– Не беспокойся. Я угощаю. В первый раз за меня заплатил отец.
– ОТЕЦ был там?
– Угу. Но помалкивай! Вот мы и тут!
Они как раз обогнули угол. Запах реки стал сильнее. Впереди светились огни, кое-где в дверях маячили фигуры.
Джукион остановился, и наконец-то его рука, мертвой хваткой стискивающая плечо младшего брата, разжалась. Что-то чуть звякнуло.
– Видишь дверь с двумя фонарями один над другим? Очень неплохое местечко. Заведение на другой стороне улицы побольше, если захочешь разнообразия. Вот, возьми. Двух орлов должно хватить. Даже тебе.
Полион взял деньги. Отказаться было бы нелюбезно. Он промямлил слова благодарности, но был слишком ошарашен и больше ничего из себя не выдавил.
Джукион повернулся, потом заколебался.
– Вернись, чуть небо посветлеет, малыш! Дорогу отыщешь, а?
Он что, передумал? Полион пожалел, что не захватил с собой меча или хотя бы ножа. В городе он чувствовал себя чужаком. С большим олухом было бы поспокойней. Да нет, уговорить его остаться было бы жестоко. Совесть Джукиона совсем его загрызла бы, а если бы узнала Шупиим, Полион не сомневался, что она оставила бы от него мокрое место.
– Я справлюсь.
– Что верно, то верно! – Джукион хихикнул. – Ну, я пошел назад веселиться и праздновать. Удачи, милый! Отведи душу! – На плечо Полиона обрушился дружеский шлепок, и его брат удалился.
Ну-ну! Полион бодро зашагал дальше по улице. Все эти годы он неверно судил о Большом Братце! Даже не верится! А в этих заведениях можно заказать еды? Выпивку – да. Про выпивку он наслышался. А вот про горячую лохань никто даже не заикнулся.
А в кармане у него целых пять орлов. Ух ты!
Он остановился на середине мостовой. Девушка под двумя фонарями зазывно покрутила бедрами. У-ух ты!
А другая – напротив – сонно потянулась, вскинув руки над головой. А все остальное плавно принимало одну интересную позу за другой. Ух ты-ы-ы!!! Платье на ней было почти прозрачным, то есть если этот лоскуток можно было назвать платьем. Он повернулся к ней, весь дрожа.
Она улыбнулась, он улыбнулся в ответ, хотя почти не заметил ее лица.
– Хочешь поразвлечься, красавчик?
Он торопливо закивал.
– Ну так иди со мной. – Она попятилась в темный провал двери и исчезла. Он бросился за ней.
– А горячую ло...
На его затылок опустилась дубинка, каскады звезд и планет запылали в ночи.
12
Час был поздний, но веселье все еще бушевало. Вино все еще текло рекой. И Булрион не собирался класть этому конец – ему-то надо было праздновать больше, чем кому-либо еще. Он им покажет, что в старом быке жизни хватит на годы и годы! Он чувствовал, что способен пить и плясать, пока все они не окажутся под столом. Музыка исчерпывалась скрипкой, которую где-то отыскал Фарион. Музыка так себе – ведь Фарион скрипач очень так себе, но ее вполне хватало.
Иногда Булрион ловил себя на том, что ощупывает свою челюсть. Ни боли, ни даже припухлости. Дыру в десне затянуло. От смерти есть только один толк – учить нас наслаждению жизнью... Кто это сказал?
Он с удовольствием заметил, что никто не улизнул в поисках собственных развлечений. Он не одобрял супружескую неверность, но некоторым мужчинам она словно бы необходима. В Далинге было безопаснее удовлетворять их жажду разнообразия, чем в Тарнской Долине, и, разумеется, неженатые считали, что они в своем праве. На этот раз единственным холостяком здесь был малыш Полион, и Булрион отправил Джукиона исполнить свой братский долг – запустить сокола в небо. Джукион, вернувшись, многозначительно подмигнул – дескать, все в полном порядке.
Булрион подумал, что первое, чем ему следует заняться, едва он вернется в долину, это подыскать мужа для Мейлим.
А пока можно поплясать с женщинами и выпить с мужчинами, наслаждаясь жизнью и здоровьем. Его глубоко тронула неподдельная радость, с какой семья встретила его исцеление. В следующий раз не следует надеяться, что судьбы будут столь же милостивы. Он вернулся за стол, переводя дух.
– Ну и как это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53