А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Я ценю твои усилия. Готов подыскать себе жену в Далинге?
– Нет. Вот девушку, а то и двух...
Нахальный головастик! Если бы лицо у Булриона не так раздуло, ему было бы нелегко скрыть улыбку.
– Мейлим – болтушка. Научись таких сторониться.
Мальчик кивнул – очень серьезно.
– Теперь буду знать.
– Ну, будем надеяться, что ты ничего такого не натворил. Бери-ка. – И Булрион протянул ему золотую монету – далингский орел.
Мальчик взял ее, повертел в пальцах, разглядывая, будто чуял насмешку.
– Спасибо. А за что?
– В извинение за шуточки. Это купит тебе ночь с лучшей, какая у них найдется. На меньшее не соглашайся!
Сквозь пушок вокруг губ Полиона пробилась улыбка, полная безумного восторга... Совокупления! Нагие тела! Девушка на постели, а на ней ничего кроме меня! Струйки пота!!! Похотливые мысли зазвенели в мозгу старика, как фанфары. И вдруг: Боль! Голод! Огонь в его челюсти!
Смех и разговоры смолкли. Кто-то мучительно вскрикнул.
Новый удар: Голод! Там еда! Сводит живот. Они едят. Хочу, хочу. Огонь в его челюсти. Анеим на постели, раздвинула ноги...
– Джоолграт! – взревел Фарион и вскочил на ноги, вытаскивая меч. – Убить эту тварь!
Остальные мужчины последовали его примеру – все, кроме Булриона, который привалился к валуну еще бессильнее.
Меченый Проклятием! Меченый-джоолграт! Женщины кричали, вопили, затыкали ладонями уши, но ни ладони, ни гомон не могли заглушить поток мыслей: Проклятие Джооль! Гоните эту тварь. Убейте ее. Голод. Она лишит нас разума. У них есть еда. Наверное, среди деревьев. Почему эти дуры не прикусят языки, чтобы мы расслышали, где прячется тварь? Боль голода в моем животе.
Отдельный шепот, словно бы Элим: бедное создание!
Кто-то из мужчин намерен переспать с Анеим, когда они приедут в Далинг, и это не Килбион, который остался дома в долине. Слушая чужие темные тайны, люди думали только о своих. Накопившаяся мелочная зависть лопалась точно нарыв, воспоминания о глупых поступках или словах, давние злые мысли, не дающие спать по ночам, случаи, забытые всеми остальными... Усилия не перебирать их в уме только ухудшали дело. Подавленные похотливые желания и ненависть просачивались наружу; страх и стыд эхом все громче и громче передавались от сознания к сознанию. Сам Булрион захлестывал всех агонизирующей мукой и раскаянием на смертном одре.
Он попытался открыть рот, но понял, что перекричать этот гам ему не удастся. На самом берегу озерка лошади, напуганные шумом, брыкались и рвались с привязи. Он протянул руку и схватил Полиона за тонкую лодыжку. Мальчик ошалело размахивал мечом, но посмотрел вниз на впившиеся в его ногу пальцы. Нет, Булрион еще сохранял свою хватку.
Говорить не было нужды – его мысль отразилась эхом от джоолграта. Он измучен голодом. Отнеси ему еды. Отнеси эту сумку. Попроси его уйти. К этому примешивались мысли самого джоолграта, рассказывающие о долгих сутках без крошки во рту, без крова над головой, о постоянных и непрерывных изгнаниях. И такими же были прочие мысли: ненависть и ужас и сознание собственной вины, спутанные в безумный клубок. Но Полион понял его.
И сквозь клубок прорвалась его ответная мысль. Пойти в рощу? Когда джоолграт читает мои мысли? Знает, о чем я думаю? Сообщая всем? Страх. Неуверенность. Еще не настоящий мужчина.
Булрион: Помоги мне встать, и я сам пойду. Я тоже боюсь. Мы все боимся.
Полион схватил сумку. Докажи, что ты мужчина. Бери сумку. Голову выше. Все еще размахивая мечом, зажатым в другой руке, он обежал мечущихся родичей и повернул к деревьям. Ноги у него взлетали и опускались, как цепы. Мужчины двинулись следом за ним, думая: Кровь! Меченый Проклятием Джооль! Отрубить твари ее лгущую голову!
Тут вмешался Возион – встал перед ними, раскинув руки. Несмотря на малый рост, Возион всегда обладал зычным голосом, и теперь перекричал общий гомон:
– Не убивать! Это зарданцам не подобает! – Он сделал шаг вперед, и мечи опустились перед ним. – Только куольцы убивают меченых.
«Порой ты превращаешься в придирчивую старуху, сынок, – подумал Булрион. – Но я восхищаюсь твоей храбростью и всегда восхищался». Он не знал, уловил ли Возион эту хвалу и мог ли понять, от кого она исходила.
Фарион попытался вырваться вперед, Возион рывком преградил ему дорогу, рискуя напороться на меч. Долго ли удастся калеке удерживать крышку на этом кипящем котле? Ему помогало уважение к пастырю, и ведь они были его племянниками, его двоюродными братьями, но их засасывал водоворот безумия. И он всерьез подставлял грудь их мечам: сейчас хитрые маневры были уже невозможны. В том и заключалась вся беда. Любое сообщество, даже семья, скрепляется обманом, а теперь каждая душа оказалась на свету.
Семнадцать Тарнов, все обнажая самые тайные свои помыслы, изнывали от стыда из-за невольных своих признаний, ужасаясь тому, что узнавали, и отзывались гневом, завистью, похотью и всеми мелочными обидами, накопившимися за долгие годы. С их душ обдиралась кожа чувств, слой за слоем. Хватит! Хватит! Хватит! Если они не доберутся до джоолграта, то набросятся друг на друга.
Исходит ли этот гнилостный поток озлобленности от старого Хаймиона? Которая из замужних женщин с такой силой вожделеет юной стройности Полиона?
Полион, к счастью, как будто этого не уловил – он прорывался сквозь кусты, источая слабый страх перед колючками и возможностью сломать шею – а также более внятные объяснения собственных побуждений. Ничего мне не сделает. У меня меч. Покажу им всем, что не боюсь. Покажу, что я мужчина. Только бы не обмочить штаны. Покажу Мейлим, что я мужчина. В следующий раз она получит сполна. Покажу шлюхам в Далинге. Наемный воин, ничего не боюсь.
И джоолграт: У него меч, но он несет еду. Старика терзает боль. Знает, что умирает. Да, умирает. Домой ему не вернуться.
Как удар грома. Члены семьи исторгли поток ужаса и печали, заглушивший и джоолграта, и Полиона, лишь внезапно пробилось: Судьбы! До чего же тощая! - когда они увидели друг друга. Мальчик! Женщина!
А! Отвлекло вас, э? Булрион уставился на сомкнувшееся вокруг него кольцо испуганных лиц. Конечно, я думаю, что умираю, олухи! И вы все думаете, что я умираю! Он услышал неохотное согласие сквозь выкрикиваемые вслух отрицания. Я лгу, вы лжете. Мы всегда лжем друг другу. Но иначе нельзя. Никто из нас не совершенен. Мы все порой стыдимся себя. Но нам приходится жить и с нами самими, и друг с другом. Я еще не умер. Я глубоко тронут, что так важен для вас всех. Я страшно боюсь, что вот сейчас расплачусь перед вами. Я бы хотел, чтобы вы перестали стрекотать как сороки и доставили бы меня к хирургу.
Когда поблизости джоолграт, секретов быть не может.
И вновь Полион: Сделал! Настоящий мужчина! А теперь назад. Он уже бежал к ним. Надеюсь, они все оценят как должно. Герой семьи. Забить это поглубже в нутро Возиона. От него все еще исходили явные отголоски похоти, сластолюбивый шалопай! Завтра найду шлюху. Воин-наемник. Ух, потроха! Может, они слышат?
Внезапная мысленная буря стихла. Безумие исчезло. Джоолграт покинул пределы досягаемости с его... нет, ее поживой. Полион ведь увидел женщину.
Женщины – добрая их половина – рыдали. Мужчины – добрая их половина – казалось, готовы были убить первого, кто решится заговорить. Никто никого не утешал. Никто даже ни на кого не смотрел. Удастся ли им оправиться после такого?
Возможно, у юности меньше неприятных тайн, а возможно, Полион был слишком поглощен собой, чтобы оскорбиться, но он выглядел веселым и бодрым, когда вразвалочку прошел между всеми, чтобы доложить Булриону, как он выполнил его поручение. Глаза у него возбужденно блестели.
– Это женщина! – закричал он. – То есть она женщина. Не очень старая. Худая, как веревка!
– Конечно, из Далинга. – Вид у Возиона был такой же понурый, как у всех остальных, и глаза у него бегали точно так же. Пастыри ведь тоже люди и поддаются искушениям. – У них весной была вспышка звездной немочи. В империи меченых изгоняли, так поступили и в Далинге. – Усилия говорить спокойно придали его тону даже большую напыщенность, чем обычно,
– Кто вытерпит их близость? – пробормотала Элим.
Голос Булриона был невнятным хрипением:
– Ты не вернешься поговорить с ней?
Полион облизнул губы.
– Вернуться?
– Отнеси ей еще одну сумку. Попроси подождать здесь до нашего возвращения – через пару-другую дней. Мы возьмем ее с собой, дадим ей еду и кров.
Общий мятежный ропот заставил его замолчать. Кричать он не мог, и у него не осталось сил для объяснений. Он посмотрел на Полиона, и его взгляд сказал: «Сделай это, малый».
Мальчик посмотрел по сторонам, торжествующе выпятил цыплячью грудь и зашагал к роще. Остальные смотрели, как он идет, и воцарилась тишина. Мужчины, хмурясь и перешептываясь, направились к лошадям. Наверное, думают, что их бесценный Старик бредит. А вот и нет! Но он побережет дыхание и ничего не станет объяснять. Пусть сами сообразят!
А пока он как-нибудь взгромоздится на спину Грома. Он чувствовал себя лучше, чем раньше. Волнение пошло ему на пользу. И отпала нужда притворяться. Это тоже пошло ему на пользу. Да и Судьбы только что напомнили ему, что жизнь еще может приносить радость. Даже последние ее капли. Ему прежде не доводилось встречать джоолгратов или других меченых Проклятием. Встреча не из приятных, но наводящая на мысли. Далинг мог изгнать их много – и похуже, чем джоолгратов.
Империя никогда не терпела меченых. Зарданцы были помягче, но как можно было ужиться с джоолгратами, которые быстрехонько сводили с ума всех, включая и самих себя? Джоолграты были вроде бы обречены на отшельничество. Однако сохранились легенды, что короли и императоры делали их доносчиками или привратниками. Ни лазутчик, ни убийца не мог проскользнуть мимо джоолграта незамеченным. Просто требовался в меру большой дворец, чтобы держать их на безопасном расстоянии от всех прочих. А уж Тарнская Долина достаточно велика! Построить бедняге хижину у дороги, и она сумеет обнаружить появление любых врагов. Найти способ, чтобы она могла просигналить... рог... лошадь... костер? Ну, да все это можно обдумать потом... а малый молодец... надо дать ему еще одного орла... на поддержание Далингских бардаков... воин-наемник?
9
Незадолго до заката Возион сказал, что пора устраиваться на ночлег. Еще некоторое время будет светло, но лошади уже еле бредут. Про себя Полион одобрил его выбор – укромная лощина с ручьем и чахлыми деревцами. И западный край неба виден прекрасно. Безлюдные пустоши уже переходили в населенные земли, и вдали поблескивали воды Флугосса, великой реки. Еще немного – и какой-нибудь толстосум потребовал бы с них плату за место для ночлега.
Старику было очень худо. Полион увидел, как Возион с Фарионом снимали его с седла, и поежился: ну словно покойника понесли хоронить! Женщины принялись разводить костер.
Полион, чтобы не сидеть без дела, решил позаботиться о Громе. Гром так устал, что даже не оскалил зубы на Мотылька, которого терпеть не мог – совсем как сам Полион. Он расседлал их обоих, растер самой лучшей травой, какую сумел найти, и стреножил. Овес они получат завтра в Далинге.
Никакого сравнения с тем, что получит там он! Почти весь день он поглаживал два золотых орла, подаренных Стариком, и обдумывал наслаждения, какие купит на них. Первый был чудесной неожиданностью – и если на него можно купить лучшую в доме, так как распорядиться вторым? А чем еще было занять ему мысли, выглядывая опасности, которые так и не возникли?
Ни у кого не было настроения разговаривать, и ехали они в мрачном молчании, точно участники похоронной процессии. Очевидно, джоолгратка сделала общим достоянием некоторые неприятные тайны – Полион так сосредоточился на самой джоолгратке, что все самое неприятное упустил. То, как Анейм старательно держалась подальше от Вардалиона, доказывало, что их маленький секрет перестал быть секретом. Кто поведает печальную новость Килбиону, когда они вернутся домой? Кто-нибудь уж постарается, и тогда Килбион переломает каждую кость Вардалиона пополам.
Солнце исчезало в туманной дымке на горизонте. Полион выбрал удобный бугор и прислонился спиной к дереву, не глядя на закат. Возион сказал, что у него самые зоркие глаза в семье. Сегодня они должны получить добрые знамения. Он зевнул и потянулся. Судьбы! Ну и долгий же выдался денек! Как только старичье выдержало?
Хрустнула ветка. Он оглянулся: Фарион собирался натянуть балахон на свою жирную тушу. Простоватая веселая физиономия Фариона расплылась в улыбке.
– Как делишки?
– Я весь в пузырях, от колен до пупа. А как ты?
– Судьбы тебя побери! В пузырях! На своих сухожилиях натер? – Толстяк натянул балахон и подмигнул, когда его голова высунулась из выреза. – А не хлебнуть ли нам ночного веселья, когда мы доберемся до города, э?
– Я не прочь.
Фарион снова подмигнул.
– Только девчонкам не проговорись. Они все выболтают. Но если мы сумеем улизнуть, я покажу тебе кое-что интересное.
– Но ведь это же стоит денег, дядя?
– Об этом я позабочусь. Каждый соколенок когда-нибудь да должен начать бить добычу. Позаботиться об этом следовало бы твоему брату, но ты же знаешь Джукиона! Только не завтра – начинать надо свеженьким, верно? Вечерком послезавтра. Увидимся тогда, э?
– Ты очень добр, дядя. Жду, не дождусь.
– Мужчина что надо, так? – Еще раз подмигнув, Фарион повернулся и зашагал прочь.
Интересно! Итого – три. Полион задумчиво побрякал монетами в кармане...
Элим весь день не сказала никому ни слова. Незадолго до того, как Возион выбрал место для ночлега, она пристроила свою лошадь к Мотыльку. Но продолжала ехать в пугающем молчании, свирепо глядя прямо вперед, а ее осеребренные сединой волосы в беспорядке колыхались у нее за спиной. Ее балахон был в пятнах пота, запорошен дорожной пылью. Но Полиону вполне хватало следить, как подпрыгивают ее груди в такт движению лошади, и воображать, сколько могут весить эти громадины. В молодости она наверняка была горячей – обожжешься.
– Ты хорошо показал себя с джоолграткой, Полион. – Она словно выстреливала слова из рогатки. Что ее грызет? Беспокоится за Старика? Или он что-то натворил, сам того не зная? Беда была в том, что его обычно винили и за чужие грехи.
– Это было просто, тетя. – Брр! Он забыл, что признан мужчиной. – Ты устала, Элим?
– У меня такой измученный вид?
– Да нет. Я хочу сказать – конечно, нет! Просто в твоем положении надо соблюдать осторожность.
Она насмешливо дернула бровью.
– О-о! Мы же теперь взрослый мужчина, верно?
– А ты и не заметила? – сказал он игриво, уже готовя что ответить, когда она скажет, что нет, не заметила.
Но милая пухлая тетя Элим отвернулась, оглядывая пустоши, всматриваясь в птицу, которая возвращалась в гнездо, сжимая что-то в когтях... затем она резко откашлялась.
– Да, заметила. Затем я к тебе и подъехала. Мне надо извиниться перед тобой.
Полион не помнил, чтобы перед ним когда-либо извинялись. А вот драли его, чтобы извинился он, чуть ли не каждый день.
– Тебе, Элим? Но за что?
– Слова отца о тебе и Мейлим на сене сегодня утром... напомнили мне о моей юности.
– Вот что? (Это начинало становиться интересным.)
– И, боюсь, я подумала... Ну, я знаю, что выдала себя, когда джоолгратка... – Ее лицо заботливой матери было красным, как закат, даже краснее. Он уставился на нее в недоумении, а потом почувствовал, что тоже краснеет, разделяя ее смущение. Судьбы!!!
Что должен ответить мужчина? Быть взрослым оказалось совсем не так просто, как он думал. Отшутиться... Нет, это было бы совсем невпопад.
– Не понимаю, почему ты извиняешься. Я не заметил, но это ведь очень лестно. И я же сам все время так... То есть не могу взглянуть на женщину, не подумав... На любую женщину!
Она улыбнулась:
– Благодарю тебя. Очень учтивый ответ, Полион!
– Я только что восхищался твоей грудью и думал, как ты выглядишь и... э... и как, если бы прикоснулся к тебе, и...
Она ахнула.
– Мне кажется, нам лучше поговорить о чем-нибудь другом.
– А почему? Я бы не прочь быстренько...
– По-ли-он!
Он пожал плечами. Сама же начала.
– Послушай! – сказала она поспешно. – Отцу плохо, как тебе известно. Не то, конечно, он сам об этом позаботился бы. Но раз он нездоров, я решила... ну, взять это на себя. Вот, бери.
Она протянула руку и уронила ему на ладонь четыре серебряные монеты.
– А... спасибо, тетя Элим! Это мне?
– Да. Вроде семейного обычая, когда в первый раз... Просто тебе следует иметь немного денег в городе. Возможно, ты захочешь купить подарок Мейлим или еще что-то...
Ну, уж на это он деньги тратить не будет! Полион еще раз поблагодарил Элим, и она проехала вперед, без других полезных советов. Он добавил ее монеты к уже позвякивающим у него в кармане. Он не мог понять хода ее мыслей. Смешно подумать, что у старушки тети Элим совесть нечиста! И только вообразить, что она бы подстерегла его на стогу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53