Цель ее одна: партия должна хорошо знать, кого она принимает в свои ряды. Поэтому, если вы не возражаете, мы зададим вам несколько вопросов. Может, и у вас будут вопросы к нам, - сказал один из мужчин, сидевший за столом справа, перед которым лежало личное дело Бачаны.
- Пожалуйста, пожалуйста, как полагается, - ответил Бачана и почувствовал, как у него учащенно забилось сердце. Эта беседа походила на экзамен, с той, однако, разницей, что экзаменаторы могли задать вопрос по любому предмету.
- Прежде всего познакомимся. Мы - старые большевики. Меня зовут Александр, фамилия моя Иорданишвили, - представился мужчина, начавший беседу. - А это мои друзья: Вано Бандзеладзе и Давид Манагадзе.
- Очень приятно, здравствуйте! - Бачана привстал.
- Садитесь, пожалуйста! - Голос у Иорданишвили был низкий, густой, лицо в оспинках, нос горбатый, глаза карие. - Меня вот что интересует: почему вы до сих пор не вступали в партию?
Бачана ждал этого вопроса, и у него был готов шаблонный ответ: мол, не считал себя достаточно подготовленным для столь высокой миссии, а теперь, когда основательно овладел... и так далее... Но ответил он иначе:
- До сих пор меня не принимали!
- Почему? - спросил Бандзеладзе, мужчина с красноватым лицом, плоским носом и небольшими подвижными глазами. Бачана никак не смог определить их цвет.
- У меня все сказано в заявлении...
Иорданишвили раскрыл личное дело, пробежал глазами заявление Бачаны, но ничего не сказал.
- Родители у меня были репрессированы... - добавил Бачана.
- Сейчас они реабилитированы, - сказал Иорданишвили, взглянув на своих друзей.
- Как же вас приняли в комсомол? - поинтересовался Манагадзе, повернув к Бачане огромную волосатую, словно у кавказской овчарки, голову и взглянув на него очень добрыми, внимательными глазами.
- Я скрыл, что родители мои арестованы...
Его собеседники удивленно переглянулись.
- Да, но... Разве об этом в школе не знали? - спросил Манагадзе.
- Знали. И секретарь комитета комсомола знал.
- И он смолчал?
- Да.
- Почему?
- Он был моим хорошим другом... Это были тяжелые годы войны... Тогда так просто, для показа, в комсомол не вступали... Об этом знал мой друг...
- А кто еще?
- Знали все... Кроме райкома.
- И никто не проговорился?
- Да, никто не проговорился! - ответил за Бачану Иорданишвили и отложил в сторону его личное дело.
- А как вы думаете, приняли бы вас в комсомол, зная, что вы сын репрессированных родителей?
- Нет, не приняли бы!
Наступило молчание.
- Скажите, - начал Бандзеладзе, - было ли и осталось ли у вас чувство обиды за родителей?
Бачана знал, что он должен ответить отрицательно, - дескать, что вы, о какой обиде вы говорите! Но он предпочел сказать правду.
- Было! - И задрожавшей рукой достал из коробки папироску.
- Дайте, пожалуйста, и мне! - протянул руку не менее взволнованный Манагадзе. Бачана передал ему коробку с папиросами и спички.
- А потом как?.. Прошла эта обида или?.. - спросил Бандзеладзе, доставая папироску из коробки.
- Прошла... Но потом, спустя много лет, вновь появилась. - Бачана закурил.
- Когда же это?
- После реабилитации... После реабилитации родителей я вместо радости почувствовал горькую обиду... - Бачана загасил папироску и тут же закурил новую. - Потому что все эти годы мы незаслуженно терпели столько горя, унижения и лишений...
- Где теперь ваши родители? - спросил Иорданишвили.
- Их нет...
- И с каким чувством вы сейчас вступаете в партию? - спросил Бандзеладзе.
Бачана задумался. Бандзеладзе нервно жевал папироску. Молчание затянулось. Наконец Бачана заговорил:
- Я знаю, история полна парадоксов... Людям свойственно ошибаться вольно или невольно... Затем они исправляют свои ошибки - одни раньше, другие позже. Некоторые уходят из жизни, оставаясь искренне уверенными в правильности всего ими содеянного. Их ошибки придется исправлять будущим поколениям... Люди, причинившие мне боль, ответили сполна, их, собственно, уже и нет... Теперь к правлению приходит мое поколение, приходят мои ровесники. И я не имею права на мщение. Наоборот, я обязан стать рядом с ними хотя бы для того, чтобы не допустить повторения подобных ошибок. Тем более что я верю в их дело, считаю его своим собственным делом... И еще одно главное: писатель не вправе быть субъективным! Если писатель потерял чувство объективности, грош цена всему его творчеству!
Бандзеладзе удовлетворенно кивнул головой, Иорданишвили задал новый вопрос:
- Известно ли вам письмо Владимира Ильича Ленина к коммунистам Азербайджана, Грузии, Армении, Дагестана и Горской республики?
Бачана долго думал, потом ответил:
- Уважаемый Александр, примут ли меня в партию, если окажется, что я не знаком с этим или другими письмами товарища Ленина?
Иорданишвили смешался и промолчал. Тогда Бачана продолжил:
- Вы меня спрашиваете только о том, что известно вам лично, или о том, что обязательно знать?
- О том, что желательно знать, товарищ Рамишвили... Это письмо было адресовано нам и нашим друзьям...
Бачана почувствовал себя очень неловко. Он встал и намеревался что-то сказать, но Иорданишвили опередил его:
- До свидания, товарищ Рамишвили! - и тоже встал.
Бачана вздрогнул. "Все кончено!" - мелькнула у него в груди страшная мысль, и он почувствовал резкую боль в груди. Он сел и схватился рукой за сердце.
- Что с вами? - встревожился Манагадзе.
Бачана, собравшись с силами, встал:
- Ничего, уважаемый Давид, пройдет... Прошло уже! - улыбнулся Бачана.
- Завтра в час дня ваш вопрос будет обсуждаться на бюро. Я думаю, все будет хорошо... А то письмо вы все же перечитайте, если найдете время... посоветовал Иорданишвили.
- Уважаемый Александр, письмо "Товарищам коммунистам Азербайджана, Грузии, Армении, Дагестана, Горской республики" Ленин написал 14 апреля 1921 года, а 8 мая того же года оно было опубликовано в пятьдесят пятом номере газеты "Правда Грузии"...
- Странный вы человек, Рамишвили! - усмехнулся Иорданишвили. - До свидания!
- До свидания, и большое вам спасибо! - Бачана за руку попрощался со всеми и вышел из парткабинета.
В час дня Бачану пригласили в кабинет первого секретаря райкома. Он вошел, отвесил общий поклон сидевшим за приставным столом членам бюро и посмотрел на длинный ряд стульев вдоль стены кабинета, не зная, на какой из них сесть и полагается ли вообще в таких случаях садиться.
- Присядьте, пожалуйста! - услышал он знакомый голос.
Бачана поднял голову и лишь сейчас увидел молодого секретаря райкома. Тот, прищурив правый глаз, с улыбкой глядел на Бачану, Бачана сел в середине ряда.
- Думаю, объяснения не нужны, - встал секретарь райкома, - Бачану Рамишвили мы все знаем. Сегодня он становится членом нашей большой семьи... Я ознакомлю вас с заявлением, анкетой и рекомендациями...
- Не нужно! - сказал кто-то.
Секретарь отложил личное дело Бачаны и обратился к присутствующим:
- Есть вопросы?
- У меня есть вопрос! - сказал один из членов бюро.
Бачана почувствовал неприятный холодок в груди.
Секретарь с чуть заметным удивлением взглянул на него.
- Пожалуйста!
Наступило недолгое молчание, показавшееся Бачане целым веком.
- Скажите, товарищ Рамишвили, почему вы вступаете в партию?
Все обернулись к Бачане. Он встал, вытер лицо платком и приготовился к ответу, но вдруг передумал. Что он должен сказать людям, решающим сейчас вопрос: быть Бачане Рамишвили членом партии коммунистов или нет? Бачана знал, какой в таких случаях бывает ответ, он полностью разделяет Программу и Устав партии, он готов пожертвовать собой ради дела партии, он хочет стать активным строителем коммунистического общества... Все эти положения он знал наизусть, но высказывать их сейчас показалось ему ненужным, смешным. Ибо для того чтобы сделать это, необязательно быть коммунистом. И кроме того, среди членов бюро он не видел никого, кто мог бы воспрепятствовать ему... И вдруг Бачана сказал:
- Хочу, чтобы в партии было как можно больше честных людей! - и сел.
В кабинете, словно дуновение ветерка, прошелся шепот удивления. Потом воцарилось молчание. Бачана не поднимал головы. Он услышал слова секретаря:
- Товарищи, я с детства знаю Бачану Рамишвили и могу сказать, что он коммунист до мозга костей. Коммунистом я и считаю его, поддерживаю его кандидатуру. Кто за то, чтобы Бачану Акакиевича Рамишвили принять в члены Коммунистической партии Советского Союза, прошу поднять руки.
...И тут случилось такое, чего, наверно, не бывало в истории ни одной партии: вместе с другими поднял руку сам Бачана Рамишвили.
14
В Тбилиси два дня не переставая валил сухой пушистый снег. Замерло движение транспорта. Улицы наполнились веселым гомоном, смехом, испуганными возгласами поскользнувшихся, визгом попавших под снежную бомбардировку девчат, громким гоготом парней. Воздух очистился, стал удивительно легким и по-особенному вкусным. Казалось, белый Тбилиси, словно снежная королева, разгуливает по собственным улицам, красуясь перед жителями города преждевременной сединой.
Был десятый час вечера. Засунув руки в карманы, подняв воротник пальто, Бачана не спеша шагал по парку Ваке. Он шел, ни о чем не думая, сквозь волшебный снежный занавес, приятно покалывающий лицо. На углу улицы Мосашвили Бачана вплотную столкнулся с вынырнувшей вдруг из-за угла женщиной. От неожиданности оба вздрогнули. Несколько мгновений они стояли, прижавшись друг к другу, Бачана успел разглядеть огромные сверкающие глаза женщины. Потом он быстро уступил ей дорогу и виновато произнес:
- Простите, пожалуйста, калбатоно!
И тут же, подумав, что женщина слишком молода для такого обращения, добавил:
- Извините, девушка!
- Ничего, бывает! - ответила она спокойно и пошла дальше.
Бачана смотрел на удалявшуюся женщину и думал: "Если есть на свете внутреннее чутье и справедливость, она должна обернуться!" И женщина обернулась. Бачана медленно двинулся к ней, а она - навстречу Бачане. Сойдясь, они остановились, и Бачана, почувствовав вдруг, что у него сперло дыхание, сказал:
- Здравствуйте!
- Здравствуйте! - ответила женщина, протягивая РУКУ.
Бачана быстро стащил перчатку и схватил руку женщины. Рука была мягкой и теплой. Бачана заглянул в глаза незнакомке и понял, что она тоже взволнована.
- Куда вы идете? - задал Бачана первый пришедший на ум вопрос.
- Домой, - ответила женщина и заложила руки в карманы меховой шубки.
- Вы очень красивая! - выпалил Бачана, краснея.
- Знаю, - сказала женщина спокойно.
- Наверное, это очень приятное чувство - сознание собственной красоты!
- Как сказать! - пожала плечами женщина.
- Конечно, приятно! Мне, по крайней мере, всегда очень приятно смотреть на красивую женщину! - разошелся Бачана.
- Это заметно! - улыбнулась женщина.
- Может, я вас отвлекаю своими глупыми вопросами? - спохватился Бачана.
Женщина отрицательно покачала головой.
- Вы очень похожи на Бачану Рамишвили! - сказала она.
- Очень! - ответил обрадованный Бачана, и сердце его наполнилось чувством гордости.
- Вам и другие говорят об этом?
- Почти все мои знакомые!
- Поразительное сходство!
- Настолько поразительное, что даже по паспорту я - Бачана Рамишвили! - рассмеялся Бачана.
Женщина бросила на него подозрительный взгляд.
- Ну-ка снимите фуражку!
Бачана снял запорошенную снегом фуражку, вытряхнул ее о колено.
- Боже мой! - воскликнула женщина. - Вы действительно Бачана Рамишвили!
- Как вас звать, девушка? - осмелел Бачана.
- Мою дочь зовут Майя...
Бачана смутился.
- Ей, наверно, годик? - постарался он скрыть неловкость.
- Семнадцать! - уточнила женщина.
- Не может быть!
- Клянусь Майей!
- А вас как величать?
- Мария.
- Вы очень красивы, Мария!
- И вы...
Бачана зарделся.
- Клянусь Майей! - повторила женщина.
- Или у вас нет дочери, или ваша клятва неискренна! - проговорил с досадой Бачана.
- Нет, я говорю правду! - ответила женщина серьезно. Она круто повернулась и пошла.
- Подождите! - крикнул Бачана. Женщина остановилась. - Я провожу вас!
- Я живу далеко.
- Где?
- У Воронцовского моста.
- Да, далековато. Позвольте проводить вас...
- Нет, я хочу идти одна! - Женщина вскинула голову, подставив красивое лицо снежинкам.
- Не боитесь?
Женщина отрицательно покачала головой и пошла.
Бачана долго завороженно смотрел на удалявшуюся женщину. Она шагала свободно, гордой походкой. Ни старый короткий полушубок с истертым воротником, ни стоптанные сапожки не могли скрыть величественную красоту ее стройной фигуры. Бачана очнулся, когда женщина скрылась за углом.
- Вот кретин! Спросил хотя бы фамилию!
Он сорвался с места и выбежал на проспект Чавчавадзе, но женщины уже не было видно. Она исчезла, словно опустившаяся на горячую ладонь снежинка.
Бачана вернулся домой. Стряхнув снег, он пошарил рукой под валявшимся у дверей ковриком, достал ключ, вошел в комнату и впервые в жизни почувствовал вокруг себя жуткую, бескрайнюю пустоту...
15
В тот день Бачана принял двух посетителей - нормального и ненормального. Впрочем, это выяснилось впоследствии, поначалу же Бачане оба посетителя показались вполне обычными людьми.
Бачана сидел в своем кабинете за рабочим столом и правил фельетон, в котором рассказывалось о темных махинациях, распутстве и самодурстве директора комбината меховых изделий. Фельетон был написан в резком тоне и очень удачно. Он, безусловно, должен был стать гвоздем номера, своего рода сенсацией, и поэтому знали о нем лишь Бачана и автор. Завязка фельетона выглядела почти неправдоподобно.
В купе международного вагона ехали две дамы. Они быстро познакомились, и вскоре между ними завязалась беседа, обычная для людей, не хватающих звезд с неба. Когда были перемыты косточки всем общим знакомым и даже вовсе не знакомым лицам, когда был повешен красный фонарь над дверью весьма уважаемой в республике особы, одна из дам вдруг зашлась кашлем, стала задыхаться. Подоспевшему поездному врачу кое-как удалось привести ее в чувство. На вопрос, отчего вдруг с ней такое случилось, обессилевшая дама показал рукой на висевшую в купе шубу своей спутницы и простонала:
- Мех... кошачий...
- Какой мех? - не понял врач.
- Аллергия... У меня аллергия к кошачьему меху...
- Понятно... Придется вынести шубу из купе...
- Да вы что, с ума сошли? - взорвалась обладательница шубы. - Какая вам это кошка?! Это же соболья шуба! Я за нее уплатила четыре пятьсот!
- Сколько бы вы за нее ни платили, шубу нужно вынести хотя бы на несколько минут...
После долгих споров проводник унес шубу, и тотчас же пострадавшая вздохнула свободно, кашля как не бывало...
С этого все и началось. Задетый в поезде случайно за конец нити клубок катился, катился и докатился до комбината меховых изделий. А за клубком следовали люди, не имевшие ничего общего с железнодорожным транспортом и медициной, но отлично разбиравшиеся в сортах и стоимости мехов...
И теперь директор этого комбината стоял перед Бачаной и улыбался заплывшими глазами. Бачана еще не знал, кто этот человек, но от одного вида посетителя - грузного, похожего на грубо обтесанный пень, - так и веяло самодовольством, наглостью.
- Здравствуйте! - произнес он и без приглашения уселся в кресло перед столом Бачаны.
Бачана отложил в сторону фельетон и приготовился слушать, но посетитель молчал. Так прошла целая минута.
- Я слушаю вас! - сказал наконец Бачана.
- Нет, это я вас слушаю! - улыбнулся посетитель.
- Не понимаю...
- Я директор комбината меховых изделий! - сказал посетитель, вперив в Бачану водянистые желтые глаза.
"Видно, у него желчный пузырь не в порядке", - подумал Бачана и произнес:
- Как ваша фамилия?
- Сандро Маглаперидзе. Моя фамилия вам должна быть известна! - Голос у посетителя был низкий, с хрипотцой.
- Впервые слышу! - солгал Бачана. - Но это неважно. По какому делу вы пришли? Я вас не приглашал...
- Я пришел по поводу ажиотажа, поднявшегося вокруг моего комбината... И я хочу посоветовать вам: не следует прислушиваться к болтовне несведущих и глупых людей... Если вас что-либо интересует, спросите лично у меня! сказал Маглаперидзе тоном наставника:
- Не понимаю, о чем вы говорите... Я ничего не знаю... - ответил Бачана холодно.
- Вы все знаете... К сожалению... И это благодаря моим же сотрудникам... Ну с ними-то я рассчитаюсь сам.
"Наглец! Как он со мной разговаривает!" - подумал Бачана, но сдержался и ответил спокойно:
- Повторяю, я не знаю, о чем идет речь... Может, объясните?
- Извольте! Но я объясняю не то, что вам известно, а то, что известно мне!
- Слушаю вас.
- В завтрашнем номере вашей газеты должен быть опубликован фельетон под заголовком "Витязь в кошачьей шкуре"... Вообще-то автору этого дурацкого фельетона не мешало прочитать "Витязя в тигровой шкуре" великого Руставели. Там, между прочим, есть весьма поучительные слова:
О друзьях иметь заботу никогда не вредно людям!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22