И для Дианы, и для Эми конец недели выдался таким же напряженным, как и начало. По вечерам попеременно следовали ужины и приемы у островной знати, а днем они часами занимались подготовкой гардероба.
Покупку мелочей, таких как туфли, шляпки, ридикюли, веера и носовые платки, можно было оставить до Лондона. Но модистка-француженка шила им платья на все случаи жизни. Платья на утро, на день, для обедов, балов, для выезда в экипаже, для пешей прогулки и верховой езды. Помимо того еще и верхнюю одежду, накидки и ротонды.
Когда Диана засомневалась, что такое количество одежды не будет готово до их отплытия, Торн сообщил, что портниха поплывет вместе с ними в Англию, и двух недель в море будет вполне достаточно, чтобы закончить большую часть гардероба.
Диана не могла поверить, что он нанял дорогущую модистку на целый месяц работы. С другой стороны, почему бы такому богатому человеку, как Торн, не позволить себе тратить собственное состояние по своему капризу.
Торн на это мог бы сказать ей, что француженка будет заниматься совершенно другим делом – защищать Диану от него. Чем больше пассажиров будет на борту его шхуны, тем меньше вероятность того, что он станет распускать руки. Таков был ход его мыслей.
Теперь он был уверен, что Диане потребуется такая защита. Он не мог припомнить, чтобы таким взрывным образом реагировал на какую-нибудь другую женщину в своей жизни. Это было просто нелепо. Ведь в первый раз он увидел ее всего-то несколько дней назад.
Случай в библиотеке усилил то лихорадочное чувство, которое он испытывал к ней. Той ночью ему ничего не хотелось, кроме как уложить Диану на софу и подарить ей наслаждение, которого они оба страстно желали. Нужно было, чтобы она ушла тогда, потому что Торн прекрасно понимал: если бы она осталась, он не смог бы заставить себя отказаться и не взять ее.
Диана Шеридан представлялась Торну каким-то странным феноменом.
Отчасти его влекло к ней из-за того, что она решительно воспротивилась ему. Он не мог припомнить ни одну женщину, которая бы в последнее время так старательно избегала его внимания. Ее отвращение к замужеству успокаивало. С ней не было необходимости быть постоянно на страже, чтобы защищать себя от угрозы. Вдобавок с момента приезда на Кирену снять сексуальное напряжение не представлялось возможным, а воздержание отнюдь не тот образ жизни, к которому он привык.
В Диане Шеридан было что-то еще, помимо прекрасного лица и тела. Сложность натуры, которая как раз и привлекала его. Чем больше он узнавал ее, тем больший интерес она вызывала. В частности, стойкость, с которой она встречала удары судьбы, заслуживала и уважение, и восхищение.
Но самым простым объяснением его влечения было следующее: Диана стала самым большим соблазном, с которым он когда-либо сталкивался.
Наверное, можно было не обращать внимания на мифические чары, разлитые в атмосфере острова, и желание, которое они дарили простым смертным. Однако он скорее всего допускал ошибку, так долго откладывая их отъезд. Да, нужно было тщательно продумать, как проникнуть в бордель мадам Венеры, а также еще до их прибытия в Лондон добиться поддержки от тетушки. Но все-таки он решил больше не тянуть с погрузкой. Осталось потерпеть всего несколько дней. На такой срок можно будет обуздать свои желания.
Так что он будет страшно рад оставить Кирену за кормой и приступить к выполнению задания в Лондоне – поиску убийц Натаниеля.
Две ночи спустя, вечером накануне отплытия, он понял, что совершил еще одну ошибку. Из-за того, что их корабль отходил рано утром, у них не было запланировано никаких светских мероприятий, кроме простого домашнего ужина.
На закате, когда Торн появился в гостиной, он никого в ней не обнаружил. Сквозь французские двери тем не менее он увидел в отдалении, за висячим садом, фигуру Дианы.
Она стояла на краю обрыва и смотрела вверх на бобовое дерево, силуэтом отпечатавшееся на багрово-золотом небе.
Ее наверняка привлек вид оттуда, понял Торн. В это время суток там было очень живописно.
Не раздумывая он двинулся в сторону обрыва, к Диане.
Панорама действительно впечатляла. Торн оценил это, как только подошел поближе. Догорающий свет уходящего солнца отражался в море, превращая его поверхность в полыхающее пламя, а до самой кромки горизонта в вышине гигантским сияющим куполом висели облака.
Приблизившись к Диане, он увидел, что она стоит, зажав в одной руке палитру, а в другой – кисть, и быстрыми уверенными мазками переносит пейзаж на холст.
Она была так поглощена работой, что Торн не сомневался: Диана просто не заметила его присутствия.
Когда она наконец заговорила, то заговорила благоговейным шепотом:
– Целую неделю я смотрела на закат из окна спальни и не могла не прийти сюда в последний вечер.
«Я тоже не мог не прийти», – подумал Торн, хотя не закат привел его сюда.
Он молча наблюдал, как работает Диана. Время от времени она наклонялась к деревянному ящику у своих ног, который был полон кистей, баночек со скипидаром и пузырьков с красками, выбирала другую кисть, не сводя глаз с панорамы, от которой замирало сердце, и холста, стоящего перед ней.
То, чем она занималась, походило на волшебство. Прямо у него на глазах на холсте рождалась картина.
Передний план занимал четкий контур, который потом превратится в бобовое дерево. За кромкой обрыва виднелся меловой выступ скалы, который укрывал бухту. А за ними до самого горизонта простиралась морская даль, которая сливалась с кипящими огнем облаками.
Но восхищенное внимание Торна приковал отнюдь не творческий процесс, а сама художница.
Прикусив нижнюю губу, Диана сосредоточенно работала. И погруженность в работу подтверждала, как ей нравится заниматься этим делом. Он чуть ли не физически ощущал ее страстный порыв. А любовные касания холста, когда она кистью наносила на него мазки, были откровенно… чувственными.
Такая же чувственность звучала во всем ее теле. Уходящее солнце у нее за спиной зажгло ее волосы темно-красным огнем, а золотой багрянец с неба мягко подсвечивал черты прекрасного лица.
Увидев ее такой, Торну со всей страстью захотелось разделить с ней ее увлечение. Теперь он не сомневался, что она и любви будет отдаваться с таким же пылом.
Трудно сказать, как долго он стоял здесь и наблюдал за ней. Но в конце концов солнце закатилось, вечерний свет померк, и опустились сумерки.
Еще мгновение, и небо стало темно-серым. Только несколько бледно-розовых полос по-прежнему светились вдали, на самом краю горизонта.
– Как бы мне хотелось, чтобы это длилось и длилось, – не скрывая разочарования, тихо сказала Диана. – Хорошо хоть, я запомнила достаточно, чтобы все доделать до конца.
Торн пытался стряхнуть с себя наваждение. Она говорила о работе, а он думал о том, как заняться с ней любовью. К черту, ему пора избавляться от своего вожделения.
– Так трудно ухватить закат, – добавила она с сожалением.
Неожиданная мысль поразила Торна. На ум пришла очевидная параллель: завоевать эту женщину – то же самое, что ухватить закат. Да и сама Диана походила на закат своей щемящей пленительностью, и чтобы ухватить это ускользающее волшебство, нужно было много потрудиться. Несмотря на это, Торн чувствовал, как желание наполняет его.
Диана задумчиво вздохнула. Сегодня больше не удастся поработать. Заметно стемнело, хотя в вышине не торопясь возник лунный серп.
Нагнувшись, она сложила палитру и кисти, но не могла заставить себя собрать все целиком, чтобы вернуться на виллу. Вместо этого она устремила взгляд на панораму за обрывом. Ей слышался тихий шепот волн в бухте внизу, ее лицо ласкал свежий морской бриз.
Уходить не хотелось. Это была последняя ночь на прекрасном острове.
Словно зачарованная, Диана сделала несколько шагов в сторону обрыва. Какой простор! Она никогда не чувствовала себя такой свободной, как здесь. И волшебство наступающего вечера откликнулось в ее душе каким-то странным сочетанием покоя и волнения.
– Наверное, нам пора возвращаться, – сказала Диана, слегка задохнувшись. – Эми нас потеряет.
– Полагаю, что так, – согласился Торн, но не двинулся с места.
Вокруг опускалась ночь. Тишина ласково укрыла их, невесомая, как морской бриз. Потоки серебряного света от восходящей луны отражались на мерцающей поверхности вод. Откуда-то издалека доносилось божественное пение соловья.
Диана подумала, что все это – сон, сон наяву. Сердце билось размеренно, все чувства обострились, грудь напряглась от ожидания.
Вот тогда Торн дотронулся до нее. Его рука нежно провела по волосам, коснулась гладкого пучка на затылке.
Затаив дыхание, Диана подумала, что он хочет вынуть шпильки из волос. Но рука последовала дальше, кончики пальцев прошлись по раковине уха, оставив после себя ощущение горячего следа.
Когда большим пальцем он провел по подбородку и погладил приоткрытые губы, Диана совсем перестала дышать. Она не стала возмущаться. Просто стояла, не в силах издать ни звука.
– Торн…
– Молчи, любовь моя.
Он осторожно приник к ее губам. Этот поцелуй был жарок и нежен и вызвал прилив острой боли между бедер.
Она была покорена его волшебным искусством обольщения. И понимала все, но была не в силах сопротивляться.
Торну вдруг пришло в голову заняться с ней любовью в этой пронизанной лунным светом темноте, скорее всего Диана бы не попыталась остановить его.
Ей стало не по себе. Оказывается, это так легко – отказаться от себя. У нее еще не было настоящего любовного опыта. Никогда еще она не погружалась в любовный экстаз, который славят поэты. И сейчас, отдаваясь волнующим ласкам Торна, отчаянно хотелось, чтобы он приобщил ее к утехам, о которых можно было только мечтать.
Она чувствовала, как слабеют руки и ноги. Торн очень осторожно и сильно ласкал ее грудь. От наслаждения Диана была готова расплавиться, растечься от жара, закипавшего в глубине тела.
– Ты мучаешь меня, – хрипло прошептал он.
Он тоже мучил ее. Он будил в ней жадное желание. Желание, которое она годами скрывала глубоко в себе. И не понимала этого до сегодняшнего дня.
Диана с трудом осознавала, что Торн потянул лиф платья и рубашку, спустив их вниз, до корсета, подставляя ее изнывающую грудь прохладному ночному воздуху. Большие пальцы не останавливаясь ласкали соски легкими, сводящими с ума круговыми движениями, заставляя ее трепетать от желания.
Все тело напряглось в ожидании. А Торну, казалось, больше нравилось мучить ее.
Выгнув спину, Диана невольно тянулась грудью навстречу его волшебным рукам. Внизу живота и между бедер родилась почти непереносимая боль.
Дрожь пронзила Диану.
Казалось, Торн только и ждал этого сигнала. Он еще теснее прижал ее к себе, обволакивая жаром своего тела.
Он легко представлял ее обнаженной, как засветится ее кожа в лунном свете, как ее белые шелковистые бедра раздвинутся для него.
«Так что же ты ждешь? – шепнул темный голос из глубины. – Она готова, она хочет, чтобы ты взял ее».
Он чувствовал, как ее дрожь остро и мучительно отзывается в его теле. Он желал ее так, как еще ни одну женщину в своей жизни. Ему хотелось, чтобы Диана стонала под ним, впуская его в свое влажное жаркое лоно. Ему хотелось услышать, как она закричит от наслаждения, когда он выплеснется в нее…
Торн задержал дыхание, борясь с накатившим желанием. Он был на волосок оттого, чтобы нарушить свое обещание не соблазнять ее.
Проклятие! Он зашел слишком далеко.
Он прижимал Диану к себе, умирая от желания и проклиная себя за непростительную слабость. Он ведь поклялся, что не дотронется до нее!
Почему при каждом прикосновении к этой женщине его самообладание отправляется к черту? Никогда раньше клятва на мече не была таким хрупким барьером.
Однако надо было взять себя в руки. Только благодаря огромному усилию воли он смог сделать шаг назад и освободиться от темных объятий страсти.
Он почувствовал, как Диана замерла. Даже в темноте он смог ощутить замешательство от его дерзости. Но, стиснув зубы, он предпочел не обращать на это внимания, как и на ноющую боль в паху.
Но одно было совершенно ясно. Нужно увозить эту пленительную сирену с острова, и как можно скорее, пока он не совершил чего-нибудь непоправимого.
Глава 5
На следующее утро с предвкушением свободы в душе Диана взошла на борт шхуны, принадлежавшей Торну. Остров Кирена был поразительно, неправдоподобно красив, но чем быстрее они отчалят, тем быстрее она сможет привести в порядок свои чувства.
Какое-то движение над головой отвлекло внимание Дианы. Команда добавляла паруса. Затем на противоположной стороне палубы она высмотрела Торна, который что-то говорил капитану. Когда Торн неожиданно поднял на нее глаза, она быстро отвернулась и стала смотреть на скрывающийся вдали остров. Это, вероятно, был ее последний взгляд в сторону Кирены. Но она не жалела о том, что уезжает.
Казалось, все они были рады оставить остров и побыстрее оказаться в Англии. Она – из-за своей карьеры, Эми – из-за начала сезона, а Торн и Йейтс, чтобы заняться тайной смерти Натаниеля.
К великому облегчению, Диане всю следующую неделю удавалось избегать каких-либо встреч с Торном наедине. В кают-компании они садились за стол вместе с капитаном и другими пассажирами, включая ее горничную и модистку-француженку. Но Диана взяла себе за правило не оставаться с ним один на один.
Для того чтобы быть постоянно чем-то занятой, она установила у себя в каюте мольберт и каждый день заставляла себя большую часть времени посвящать рисованию.
Температура заметно упала, когда они обогнули Гибралтар и вошли в зыбкие воды Атлантики. Поэтому Диана радовалась, что у нее есть угольная жаровня, которая, пока она работала, согревала ее маленькую каюту. Но время от времени она оставляла дверь открытой, чтобы выветривались запахи скипидара и масляных красок.
Однажды в дверях появился Торн.
– Вот, оказывается, где вы прячетесь.
Не спрашивая разрешения, он не торопясь прошел в каюту. Оглядел сначала ее вымазанную красками блузу, потом обошел ту половину, которая превратилась в студию.
Диана как раз закончила морской пейзаж с закатом, тот, что она начала в последний вечер на Кирене, и прислонила еще сырое полотно к переборке, чтобы оно высохло вместе с несколькими другими пейзажами.
Но только закат привлек внимание Торна. Словно ведомый какой-то силой, он остановился у Дианы за спиной и стал разглядывать ее работу.
Он молчал довольно долго.
– Признаюсь, я всего лишь любитель, но, на мой взгляд, это прекрасно. Мне это напоминает пейзажи Тернера, которые я видел на выставке в Королевской академии прошлым летом. Хотя ваш, конечно, более спокойный.
От такой оценки у Дианы потеплело на душе. Помимо морских батальных сцен, Тернер был знаменит своими драматическими коллизиями тумана, моря и неба.
– О, благодарю, – пробормотала она. – Это очень высокая оценка.
– Я так понимаю, вы сознательно стараетесь выработать в себе безмятежность взгляда.
– Да. Мой любимый художник – Джон Констебль. Сцены природы у него такие светлые и такие спокойные, что мир снисходит на сердце. Просто волшебство какое-то. Мне тоже хочется овладеть такой техникой.
С трудом отведя глаза от заката, Торн внимательно рассмотрел три других пейзажа.
– Весьма интересно, – заявил он наконец. – У вас, несомненно, есть талант. Такое впечатление, что вы родились художницей.
Диана почувствовала, что заливается краской, но не стала с ним спорить. Насколько она себя помнила, ей всегда хотелось рисовать. После смерти родителей, когда ее перевезли в Лансфорд, она увлеклась рисованием акварелью. Ее жизнь полностью преобразилась, после того как она открыла для себя масло. Вот тогда искусство стало настоящей страстью.
– Что-то я не вижу здесь портретов, – удивился Торн.
– Я не занималась ими в последнее время. После того как я распрощалась с Англией, у меня перед глазами постоянно огромное количество потрясающих видов, достойных внимания.
– Но почему бы вам не попрактиковаться, если вы собираетесь заработать репутацию добротного портретиста?
– Так-то оно так, – согласилась Диана, – только вот найти того, кто согласится посидеть, для меня не очень легко. Одно время я слишком часто рисовала Эми, и теперь ее не уговорить. От скуки она сходит с ума.
– Можете располагать мной.
Диана заколебалась, видя, что Торн абсолютно серьезен. Ей и в самом деле чрезвычайно важно было набить руку, особенно на мужских портретах.
– Что ж, буду очень признательна, если вы станете мне позировать, – улыбнулась она смущенно.
Диана быстро огляделась вокруг, выбирая место. Она предпочла бы изобразить Торна на палубе, на фоне мачт и парусов. Но сейчас подойдет и каюта. Все равно ведь это будет всего лишь набросок. Если он удастся, тогда потом без труда можно будет дописать какой угодно фон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31