Хэзард откинулся на подушки и закрыл глаза, ощущая ни с чем не сравнимое наслаждение…И тут его слух, натренированный жизнью в прериях, уловил звук открывшейся двери — кто-то заглянул в комнату чуть дальше по коридору. Благоразумие подсказывало ему, что необходимо прекратить это рискованное ублажение собственной плоти… или, по крайней мере, погасить свет. Но наслаждение было слишком острым, и какой-то другой голос услужливо твердил, что в Бостоне нет ни человека, ни зверя, которого ему следовало бы опасаться. Поэтому Хэзард даже не пошевелился. К тому же он уже мало что соображал, ощущая приближение разрядки.Когда дверь спальни открылась, Хэзард поднял затуманенные страстью глаза и встретился взглядом с хозяйкой дома. Ее лицо вспыхнуло от гнева, и она быстро закрыла дверь. Хэзард подумал, что теперь от него потребуется исполненное такта объяснение и вежливое извинение… Но в это мгновение женщина у него на коленях рухнула ему на грудь, и их тела долго и неистово содрогались, пока семя Хэзарда изливалось в нее.
Спустя полчаса Хэзард спустился вниз один. Как всегда невозмутимый, он прислонился к одному из декоративных пилястров бальной залы с бокалом бренди в руке. Его черные глаза внимательно разглядывали представителей высшего света Бостона, кружившихся в маскарадных костюмах. Драгоценности женщин поражали воображение.Правда, одна из дам отсутствовала. Ее прическа оказалась в полном беспорядке, и Хэзард был так любезен, что послал к ней горничную, чтобы миссис Теодор Равенкур смогла снова появиться на балу во всем блеске своего наряда мадам де Помпадур.Джон Хэзард Блэк привлекал всеобщее внимание своим экзотическим костюмом, и только самый внимательный из гостей мог бы заметить, что вместо кожаного шнурка его волосы теперь украшает какая-то голубая полоска шелка. Кожаный шнурок остался лежать среди смятых простыней, и Хэзард от всей души надеялся, хотя не слишком в это верил, что его найдет служанка, а не те, кто останется ночевать в той спальне…Хэзард пробыл внизу не больше пяти минут, когда хозяйка вечера Корнелия Дженнингс, улыбаясь и мило беседуя с гостями, грациозно пошла по залу без всякой видимой цели. Хэзард отлично понял, куда направляется эта леди, и настороженно следил за ней. Не прошло и нескольких минут, как она оказалась рядом с ним. Понизив голос до едва слышного шепота, Корнелия принялась его отчитывать:— Как ты мог, Джон?! — прошипела она. — Господи, ведь она же моя золовка! Неужели ты совсем меня не любишь? — В ее глазах вдруг появилось отчаяние.Глядя на прелестное, взволнованное лицо, Хэзард попытался успокоить женщину:— Конечно, я люблю тебя. Я обожаю тебя, Корнелия! Ты, дорогая, самая красивая… хозяйка дома в Бостоне.Покоренная его цветистым комплиментом, светская дама мгновенно преобразилась. В ее светло-серых глазах вспыхнула страсть, прогоняя минутный гнев. И это чувство было хорошо знакомо высокому смуглому мужчине в национальном индейском костюме.— Ах, Хэзард, — вздохнула Корнелия, и ее рука под прикрытием пышной юбки скользнула в ладонь Хэзарда, — на тебя невозможно долго сердиться. Мы не виделись целых четыре дня, мне тебя так не хватало…Хэзард кивнул, в его темных глазах светилось понимание и сочувствие.— Я знаю, любовь моя. Но у меня экзамены, и мой преподаватель едва ли проявит ко мне снисхождение.Внезапно тонкие пальчики Корнелиии зашевелились в его руке.— Твой любимый бренди наверху. — Она смело встретила смеющийся взгляд Хезарда и повела его за собой по направлению к лестнице.«Раз надо, значит, надо», — размышлял Хэзард, пробираясь сквозь толпу. Что же делать, если он молод и полон сил, а охваченные желанием дамы Бостона не дают ему передышки! Хэзард глубоко вздохнул, допил бренди из своего бокала и позволил Корнелии отвести его наверх. Во второй раз за последние несколько часов он оказался на шелковых простынях и превзошел самого себя! 2 Все годы, что Хэзард провел в Бостоне, ему приходилось вести двойную жизнь. Женщины без устали преследовали его, привлеченные такой незаурядной экзотической сексуальностью. Воин из племени абсароков принимал это как должное, хотя поначалу нравы высшего света Бостона вызывали у него недоумение, и легко управлялся с многочисленными дамами, осыпавшими его знаками внимания. Однако большую часть времени Хэзард посвящал учебе. Он исполнял волю отца и верил в свое предназначение — сын вождя племени должен был приобрести множество знаний, чтобы указать соплеменникам дорогу в будущее. Хэзард никогда не забывал, зачем его отослали в город, к белым. Впрочем, решился он на это не без колебаний, и его всегда подбадривал дядя, Рэмсей Алонсо Кент, баронет из Йоркшира, геолог. Он был младшим сыном младшего сына, и в свое время его отослали за границу, чтобы поправить здоровье. Кент попал в Монтану вместе с экспедицией немецкого принца, которого интересовала геология Нового Света, но к тому времени, когда юный баронет впервые увидел берега реки Иеллоустоун, он уже умирал от чахотки. Клан Хэзарда разбил тогда лагерь неподалеку, и его тетка взяла Алонсо к себе в вигвам. Она вылечила его, молодые люди полюбили друг друга, поженились, и Кент так больше никогда и не вернулся в Англию, став членом племени абсароков.В Гарварде Хэзард изучал геологию под руководством известного естествоиспытателя из Швейцарии Агасси. Агасси попросили прочесть курс лекций в Гарварде еще в 1847 году, потом ему предложили кафедру в этом университете, и он остался в Америке навсегда.Музей Агасси в Гарварде, основанный за два года до поступления туда Хэзарда, стал для молодого индейца вторым домом. Он вызвался помочь при составлении каталога новой коллекции и очень скоро приобрел в лице Луи Агасси заботливого и внимательного друга. Агасси уже перевалило за пятьдесят, он был приятным, общительным человеком, как-то по-детски преданным науке и горячо интересующимся текущими политическими делами. Хэзард считал, что свои лучшие часы он провел в пыльных музейных залах в разговорах с профессором Агасси. Он учился у него, внимательно слушал и с неудержимым идеализмом юности иногда отчаянно спорил с ним о политике.Благодаря Агасси Хэзард познакомился с религиозными учениями американских философов, впервые услышал о движении за права женщин, принял участие в дискуссиях об отмене рабства и об отделении южных штатов. Тогда в обществе много говорили об этом, в воздухе витал дух социальных преобразований.Когда Хэзарду требовалась передышка в его весьма интенсивных занятиях, он поддавался на уговоры своих менее усердных товарищей.— Да ладно тебе, Хэзард, пора прогуляться, — начинал обычно его приятель Паркер — избалованный молодой человек из бостонского высшего общества.— У меня слишком много дел.— Черт… Брось все, займешься делами завтра! — На сей раз у Паркера было, что ему предложить. Грациозно опустившись в кресло, он продолжал с едва заметным бостонским акцентом: — Мы начнем с приема у моей матери — она называет это «четвергами». Матушка просто заставила меня пообещать, что я приведу «этого милого молодого человека с берегов Иеллоустоуна». — Эти слова сопровождала быстрая улыбка. — Тебе удалось очаровать ее, когда мы все в прошлый раз беседовали о Лонгфелло и его «Гайавате».— Может быть, в другой раз, Паркер, — вежливо отказался Хэзард. — Честное слово, мне еще очень много надо выучить.— Там будет и моя сестра Эми.— Она слишком молода, — Хэзард немедленно вспомнил юную девицу, всю в белом, которая, впрочем, выглядела вполне созревшей для замужества. Но такие были не в его вкусе.— Ты перепутал ее с Бет, Хэзард. Эми давно замужем за Витерспуном, и именно она все время говорит о тебе. Что-то о твоих «неподражаемых темных глазах», если мне не изменяет память, — поддразнил приятеля Паркер.Хэзард сразу же мысленно представил себе эту женщину, хотя ее имя и не осталось у него в памяти. У нее были волосы цвета воронова крыла, очень светлая кожа, грудь, которая не оставила бы равнодушным ни одного мужчину, и томный, многообещающий взгляд. Как-то вечером она сидела за столом наискосок от него, но они с Паркером в тот раз очень быстро уехали, так что Хэзард не успел узнать, готова ли Эми расточать что-нибудь еще, кроме призывных взглядов.— Ну, не знаю, — Хэзард постарался протянуть время. Но перед глазами его уже стояла эта незабываемая грудь.— Фелтон, скажи ему, что он просто обязан пойти! — обратился Паркер к только что вошедшему худощавому молодому человеку в белом вечернем галстуке.— Ты должен пойти, Хэзард, — безапелляционно заявил Фелтон в обычной для него манере. — Прием у матери Паркера — это только для начала. Мы сняли номер в «Зарослях»: у Манро сегодня день рождения, и мы пообещали преподнести ему в подарок необычный букет — Сару и ее подружек.— Я вам для этого не нужен.— Неужели? Ты же знаешь: Манро, когда выпьет, способен разнести все в этом заведении. А кроме тебя, его никто не сможет остановить.— И потом, Хэзард, — снова вступил в разговор Паркер, — Эми говорила, что ее муж уехал на неделю на озеро Эри. Не представляю, зачем ей понадобилось упоминать об этом, — он насмешливо приподнял левую бровь.— Озеро Эри… — медленно повторил Хэзард, пытаясь осознать открывающиеся перед ним возможности.— Расстояние в две тысячи миль и никаких тебе ночных поездов! — воскликнул Паркер, и они с Фелтоном обменялись понимающими взглядами.Хэзард посмотрел сначала на одного, потом на второго. Он тоже улыбался.— Дайте мне десять минут, чтобы собраться.
Таким образом, последний год пребывания Хэзарда в Гарварде, когда ему приходилось делить свое время между учебой, друзьями и любовницами, выдался необыкновенно напряженным. Ему требовалось немало энергии, чтобы успешно выполнять задания и при этом поддерживать связь одновременно с двумя женщинами на Бикон-стрит и очаровательной Эми Витерспун. Всех трех дам он посещал на удивление часто.Но в это прекрасное времяпрепровождение вмешались внешние силы. В апреле напряженность в отношениях между Севером и Югом взорвалась в форте Самтер. К Рождеству обозначились поля битв, и после каникул студенты из Дикси не вернулись к занятиям. Южная Каролина отделилась, за ней последовали еще шесть штатов. Все отлично понимали, что война между Севером и Югом приближается, это был лишь вопрос времени.Пятнадцатого апреля 1861 года губернатор Массачусетса Эндрю получил телеграмму из Вашингтона, предписывающую мобилизовать тысячу пятьсот человек. А через три дня после сожжения форта Самтер Паркер влетел в комнату Хэзарда, за ним торопливо шли Фелтон и Манро.— Мы присоединяемся к войскам! — с воодушевлением заявил Паркер. — Решили записаться в роту Дженнингса.— В роту Дженнингса? — Хэзард подумал, что ему совсем не улыбается оказаться в роте мужа Корнелии. — Нет уж, благодарю, — вежливо отказался он. — И потом, это не моя война.— Разве тебе безразлична судьба рабов? — Этот вопрос молодые люди задали хором.Разумеется, Хэзарда волновала судьба рабов, и его приятели об этом знали. Он всегда сочувствовал тем, кто лишен свободы. Но воевать под началом мужа своей любовницы…— В роте Дженнингса самая лучшая форма к северу от Ричмонда! — с энтузиазмом воскликнул Фелтон.— Не слишком веская причина, чтобы подставлять себя под пули, — парировал Хэзард.— Эта война долго не продлится.— Все говорят, что к осени все будет кончено, — подхватил Паркер.— Это шанс прославиться, Хэзард. Будет весело! — добавил Манро.Хэзард достаточно повидал смертей, чтобы усомниться в «веселой» стороне этого предприятия, но не стал охлаждать пыл своих друзей.— Что ж, тогда желаю вам приятно провести время. Как только занятия закончатся, я направлюсь на запад. Если окажетесь в Монтане, навестите меня.— Хэзард, ты нам нужен! — взмолился Паркер. — Никогда не видел человека, который лучше тебя искал бы следы, стрелял и ездил верхом. Ты словно родился в седле!— Скажи, что ты пойдешь с нами, — потребовал Фелтон. — Ты как нельзя лучше подойдешь для кавалерийской роты Дженнингса!— Простите, но я не могу, — спокойно ответил Хэзард.Но когда на следующий день уговаривать его пришел сам майор Дженнингс и пообещал ему нашивки капитана, отказаться оказалось намного сложнее. И все-таки Хэзард отказался.Как ни странно, Дженнингс не обиделся.— Давайте выпьем бренди, мистер Блэк, и все обсудим, — предложил он.И когда Хэзард сказал:— Называйте меня Джоном, — Дженнингс понял, что говорит с разумным человеком.В этом мужском разговоре ни разу не было упомянуто имя Корнелии. Разумеется, они оба понимали, что женщины занимают определенное место в жизни человека, но приближающаяся война не имела к этому никакого отношения. Ее исход зависел исключительно от разума, а ни в коем случае не от эмоций.— Вы очень нужны мне, — начал Дженнингс. — В противном случае я бы не пришел к вам. Я собираю кавалерийскую роту, и мне кажется, что если бы вы согласились стать у нас разведчиком, мы бы могли действовать чертовски эффективно. Я много наслышан о вас.— Благодарю вас, майор, но я уже говорил Паркеру и Фелтону о моем отношении к этой войне. Это не моя война.— Никто не может равнодушно относиться к людям, пребывающим в рабстве. А вы особенно должны были бы им сочувствовать… — Холодный взгляд Хэзарда остановил майора на середине фразы. — Простите, если я оскорбил вас, — спокойно продолжал Дженнингс, довольный тем, что ему удалось нащупать болевую точку, и преисполненный решимости давить на нее сколько потребуется. — Но в любом случае вы получите в армии массу полезных знаний, которые вам наверняка пригодятся.— Я полагаю, что вполне мог бы прочитать об этом в книгах и не подставлять себя под пули мятежников, — так же невозмутимо ответил Хэзард.— Может быть, вам нужны деньги? Я готов предложить вам любую сумму.— Я не нуждаюсь в деньгах.Слова Хэзарда прозвучали очень резко, но майор Дженнингс продолжал гнуть свою линию:— Еще раз простите. Как вы понимаете, я готов пойти на все, что угодно.— Я уверен, что вы сможете найти кого-то другого.— Мне никогда не найти человека с вашим опытом. Буду с вами откровенен. Мы с вами оба знаем, что при сложившихся обстоятельствах… — В эту секунду Дженнингс был как никогда близок к тому, чтобы упомянуть о связи строптивого молодого человека с его женой, но сдержался. — Я бы никогда не обратился к вам, но у меня нет выбора. Вы нужны моим солдатам, вот почему я лично веду переговоры с вами. Молокососы вроде Паркера, Фелтона и Манро погибнут в первую же неделю, если такие мужчины, как вы, не научат их элементарным правилам выживания. Нашей задачей станут рейды в тыл противника и конное патрулирование. Этому не научишься в гостиных Бостона.— А где учились этому вы? — поинтересовался Хэзард.Ему впервые стало небезразлично, с каким мужчиной живет Корнелия. Дженнингс всегда казался ему типичным денди, за спиной которого несколько поколений богатых предков. Но под светским лоском, судя по всему, скрывалась мужественная натура: Хэзард не мог не восхищаться прямотой своего собеседника.— Я сражался вместе со Скоттом в Мексике в 1847 году. Тогда я тоже был всего лишь зеленым новобранцем. Просто мне чертовски повезло. Я прожил достаточно долго, чтобы успеть многому научиться. А теперь я прошу вас помочь мне научить всех этих ваших приятелей, которые рвутся в бой.Хэзард молчал, глядя в окно на цветущую вишню на углу улицы рядом с кофейней. Он думал о горячей речи Дугласа и о куда более грустном рассказе одной негритянки, которая потеряла мужа и сына, когда они бежали на Север. Хэзарду не казалось справедливым, что ребенка и его отца затравили собаками… Отведя взгляд от залитого солнцем пейзажа за окном, он произнес:— Мне придется время от времени ездить домой. Лицо Дженнингса расплылось в широкой улыбке, и он пожал Хэзарду руку с выражением искреннего удовольствия.— В любое время. Не могу выразить словами, насколько я ценю ваше согласие. Официально мы приписаны к Первому полку, но собираемся действовать самостоятельно. Когда вы будете готовы?Хэзард всегда ощущал неловкость от этой американской привычки прикасаться к посторонним на глазах у всех. Осторожно освободив пальцы, он ответил:— Через две недели. Мне осталось подготовить последнюю работу.— Я могу найти кого-то, кто помог бы вам с этим!— Я предпочитаю сделать все самостоятельно.— Разумеется, — быстро согласился Дженнингс, которого предупредили, что Хэзард очень серьезно относится к учебе. — Пусть будет две недели. Вот ваши друзья обрадуются! Они собирались снова вас уговаривать, если бы я с этим не справился.— Вы умеете убеждать, майор, — с вежливой улыбкой ответил Хэзард.Однако Тайлер Дженнингс никогда бы не смог утроить состояние, оставленное ему отцом, если бы не был умным человеком. Он отлично понял, что не его аргументы убедили молодого индейца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Спустя полчаса Хэзард спустился вниз один. Как всегда невозмутимый, он прислонился к одному из декоративных пилястров бальной залы с бокалом бренди в руке. Его черные глаза внимательно разглядывали представителей высшего света Бостона, кружившихся в маскарадных костюмах. Драгоценности женщин поражали воображение.Правда, одна из дам отсутствовала. Ее прическа оказалась в полном беспорядке, и Хэзард был так любезен, что послал к ней горничную, чтобы миссис Теодор Равенкур смогла снова появиться на балу во всем блеске своего наряда мадам де Помпадур.Джон Хэзард Блэк привлекал всеобщее внимание своим экзотическим костюмом, и только самый внимательный из гостей мог бы заметить, что вместо кожаного шнурка его волосы теперь украшает какая-то голубая полоска шелка. Кожаный шнурок остался лежать среди смятых простыней, и Хэзард от всей души надеялся, хотя не слишком в это верил, что его найдет служанка, а не те, кто останется ночевать в той спальне…Хэзард пробыл внизу не больше пяти минут, когда хозяйка вечера Корнелия Дженнингс, улыбаясь и мило беседуя с гостями, грациозно пошла по залу без всякой видимой цели. Хэзард отлично понял, куда направляется эта леди, и настороженно следил за ней. Не прошло и нескольких минут, как она оказалась рядом с ним. Понизив голос до едва слышного шепота, Корнелия принялась его отчитывать:— Как ты мог, Джон?! — прошипела она. — Господи, ведь она же моя золовка! Неужели ты совсем меня не любишь? — В ее глазах вдруг появилось отчаяние.Глядя на прелестное, взволнованное лицо, Хэзард попытался успокоить женщину:— Конечно, я люблю тебя. Я обожаю тебя, Корнелия! Ты, дорогая, самая красивая… хозяйка дома в Бостоне.Покоренная его цветистым комплиментом, светская дама мгновенно преобразилась. В ее светло-серых глазах вспыхнула страсть, прогоняя минутный гнев. И это чувство было хорошо знакомо высокому смуглому мужчине в национальном индейском костюме.— Ах, Хэзард, — вздохнула Корнелия, и ее рука под прикрытием пышной юбки скользнула в ладонь Хэзарда, — на тебя невозможно долго сердиться. Мы не виделись целых четыре дня, мне тебя так не хватало…Хэзард кивнул, в его темных глазах светилось понимание и сочувствие.— Я знаю, любовь моя. Но у меня экзамены, и мой преподаватель едва ли проявит ко мне снисхождение.Внезапно тонкие пальчики Корнелиии зашевелились в его руке.— Твой любимый бренди наверху. — Она смело встретила смеющийся взгляд Хезарда и повела его за собой по направлению к лестнице.«Раз надо, значит, надо», — размышлял Хэзард, пробираясь сквозь толпу. Что же делать, если он молод и полон сил, а охваченные желанием дамы Бостона не дают ему передышки! Хэзард глубоко вздохнул, допил бренди из своего бокала и позволил Корнелии отвести его наверх. Во второй раз за последние несколько часов он оказался на шелковых простынях и превзошел самого себя! 2 Все годы, что Хэзард провел в Бостоне, ему приходилось вести двойную жизнь. Женщины без устали преследовали его, привлеченные такой незаурядной экзотической сексуальностью. Воин из племени абсароков принимал это как должное, хотя поначалу нравы высшего света Бостона вызывали у него недоумение, и легко управлялся с многочисленными дамами, осыпавшими его знаками внимания. Однако большую часть времени Хэзард посвящал учебе. Он исполнял волю отца и верил в свое предназначение — сын вождя племени должен был приобрести множество знаний, чтобы указать соплеменникам дорогу в будущее. Хэзард никогда не забывал, зачем его отослали в город, к белым. Впрочем, решился он на это не без колебаний, и его всегда подбадривал дядя, Рэмсей Алонсо Кент, баронет из Йоркшира, геолог. Он был младшим сыном младшего сына, и в свое время его отослали за границу, чтобы поправить здоровье. Кент попал в Монтану вместе с экспедицией немецкого принца, которого интересовала геология Нового Света, но к тому времени, когда юный баронет впервые увидел берега реки Иеллоустоун, он уже умирал от чахотки. Клан Хэзарда разбил тогда лагерь неподалеку, и его тетка взяла Алонсо к себе в вигвам. Она вылечила его, молодые люди полюбили друг друга, поженились, и Кент так больше никогда и не вернулся в Англию, став членом племени абсароков.В Гарварде Хэзард изучал геологию под руководством известного естествоиспытателя из Швейцарии Агасси. Агасси попросили прочесть курс лекций в Гарварде еще в 1847 году, потом ему предложили кафедру в этом университете, и он остался в Америке навсегда.Музей Агасси в Гарварде, основанный за два года до поступления туда Хэзарда, стал для молодого индейца вторым домом. Он вызвался помочь при составлении каталога новой коллекции и очень скоро приобрел в лице Луи Агасси заботливого и внимательного друга. Агасси уже перевалило за пятьдесят, он был приятным, общительным человеком, как-то по-детски преданным науке и горячо интересующимся текущими политическими делами. Хэзард считал, что свои лучшие часы он провел в пыльных музейных залах в разговорах с профессором Агасси. Он учился у него, внимательно слушал и с неудержимым идеализмом юности иногда отчаянно спорил с ним о политике.Благодаря Агасси Хэзард познакомился с религиозными учениями американских философов, впервые услышал о движении за права женщин, принял участие в дискуссиях об отмене рабства и об отделении южных штатов. Тогда в обществе много говорили об этом, в воздухе витал дух социальных преобразований.Когда Хэзарду требовалась передышка в его весьма интенсивных занятиях, он поддавался на уговоры своих менее усердных товарищей.— Да ладно тебе, Хэзард, пора прогуляться, — начинал обычно его приятель Паркер — избалованный молодой человек из бостонского высшего общества.— У меня слишком много дел.— Черт… Брось все, займешься делами завтра! — На сей раз у Паркера было, что ему предложить. Грациозно опустившись в кресло, он продолжал с едва заметным бостонским акцентом: — Мы начнем с приема у моей матери — она называет это «четвергами». Матушка просто заставила меня пообещать, что я приведу «этого милого молодого человека с берегов Иеллоустоуна». — Эти слова сопровождала быстрая улыбка. — Тебе удалось очаровать ее, когда мы все в прошлый раз беседовали о Лонгфелло и его «Гайавате».— Может быть, в другой раз, Паркер, — вежливо отказался Хэзард. — Честное слово, мне еще очень много надо выучить.— Там будет и моя сестра Эми.— Она слишком молода, — Хэзард немедленно вспомнил юную девицу, всю в белом, которая, впрочем, выглядела вполне созревшей для замужества. Но такие были не в его вкусе.— Ты перепутал ее с Бет, Хэзард. Эми давно замужем за Витерспуном, и именно она все время говорит о тебе. Что-то о твоих «неподражаемых темных глазах», если мне не изменяет память, — поддразнил приятеля Паркер.Хэзард сразу же мысленно представил себе эту женщину, хотя ее имя и не осталось у него в памяти. У нее были волосы цвета воронова крыла, очень светлая кожа, грудь, которая не оставила бы равнодушным ни одного мужчину, и томный, многообещающий взгляд. Как-то вечером она сидела за столом наискосок от него, но они с Паркером в тот раз очень быстро уехали, так что Хэзард не успел узнать, готова ли Эми расточать что-нибудь еще, кроме призывных взглядов.— Ну, не знаю, — Хэзард постарался протянуть время. Но перед глазами его уже стояла эта незабываемая грудь.— Фелтон, скажи ему, что он просто обязан пойти! — обратился Паркер к только что вошедшему худощавому молодому человеку в белом вечернем галстуке.— Ты должен пойти, Хэзард, — безапелляционно заявил Фелтон в обычной для него манере. — Прием у матери Паркера — это только для начала. Мы сняли номер в «Зарослях»: у Манро сегодня день рождения, и мы пообещали преподнести ему в подарок необычный букет — Сару и ее подружек.— Я вам для этого не нужен.— Неужели? Ты же знаешь: Манро, когда выпьет, способен разнести все в этом заведении. А кроме тебя, его никто не сможет остановить.— И потом, Хэзард, — снова вступил в разговор Паркер, — Эми говорила, что ее муж уехал на неделю на озеро Эри. Не представляю, зачем ей понадобилось упоминать об этом, — он насмешливо приподнял левую бровь.— Озеро Эри… — медленно повторил Хэзард, пытаясь осознать открывающиеся перед ним возможности.— Расстояние в две тысячи миль и никаких тебе ночных поездов! — воскликнул Паркер, и они с Фелтоном обменялись понимающими взглядами.Хэзард посмотрел сначала на одного, потом на второго. Он тоже улыбался.— Дайте мне десять минут, чтобы собраться.
Таким образом, последний год пребывания Хэзарда в Гарварде, когда ему приходилось делить свое время между учебой, друзьями и любовницами, выдался необыкновенно напряженным. Ему требовалось немало энергии, чтобы успешно выполнять задания и при этом поддерживать связь одновременно с двумя женщинами на Бикон-стрит и очаровательной Эми Витерспун. Всех трех дам он посещал на удивление часто.Но в это прекрасное времяпрепровождение вмешались внешние силы. В апреле напряженность в отношениях между Севером и Югом взорвалась в форте Самтер. К Рождеству обозначились поля битв, и после каникул студенты из Дикси не вернулись к занятиям. Южная Каролина отделилась, за ней последовали еще шесть штатов. Все отлично понимали, что война между Севером и Югом приближается, это был лишь вопрос времени.Пятнадцатого апреля 1861 года губернатор Массачусетса Эндрю получил телеграмму из Вашингтона, предписывающую мобилизовать тысячу пятьсот человек. А через три дня после сожжения форта Самтер Паркер влетел в комнату Хэзарда, за ним торопливо шли Фелтон и Манро.— Мы присоединяемся к войскам! — с воодушевлением заявил Паркер. — Решили записаться в роту Дженнингса.— В роту Дженнингса? — Хэзард подумал, что ему совсем не улыбается оказаться в роте мужа Корнелии. — Нет уж, благодарю, — вежливо отказался он. — И потом, это не моя война.— Разве тебе безразлична судьба рабов? — Этот вопрос молодые люди задали хором.Разумеется, Хэзарда волновала судьба рабов, и его приятели об этом знали. Он всегда сочувствовал тем, кто лишен свободы. Но воевать под началом мужа своей любовницы…— В роте Дженнингса самая лучшая форма к северу от Ричмонда! — с энтузиазмом воскликнул Фелтон.— Не слишком веская причина, чтобы подставлять себя под пули, — парировал Хэзард.— Эта война долго не продлится.— Все говорят, что к осени все будет кончено, — подхватил Паркер.— Это шанс прославиться, Хэзард. Будет весело! — добавил Манро.Хэзард достаточно повидал смертей, чтобы усомниться в «веселой» стороне этого предприятия, но не стал охлаждать пыл своих друзей.— Что ж, тогда желаю вам приятно провести время. Как только занятия закончатся, я направлюсь на запад. Если окажетесь в Монтане, навестите меня.— Хэзард, ты нам нужен! — взмолился Паркер. — Никогда не видел человека, который лучше тебя искал бы следы, стрелял и ездил верхом. Ты словно родился в седле!— Скажи, что ты пойдешь с нами, — потребовал Фелтон. — Ты как нельзя лучше подойдешь для кавалерийской роты Дженнингса!— Простите, но я не могу, — спокойно ответил Хэзард.Но когда на следующий день уговаривать его пришел сам майор Дженнингс и пообещал ему нашивки капитана, отказаться оказалось намного сложнее. И все-таки Хэзард отказался.Как ни странно, Дженнингс не обиделся.— Давайте выпьем бренди, мистер Блэк, и все обсудим, — предложил он.И когда Хэзард сказал:— Называйте меня Джоном, — Дженнингс понял, что говорит с разумным человеком.В этом мужском разговоре ни разу не было упомянуто имя Корнелии. Разумеется, они оба понимали, что женщины занимают определенное место в жизни человека, но приближающаяся война не имела к этому никакого отношения. Ее исход зависел исключительно от разума, а ни в коем случае не от эмоций.— Вы очень нужны мне, — начал Дженнингс. — В противном случае я бы не пришел к вам. Я собираю кавалерийскую роту, и мне кажется, что если бы вы согласились стать у нас разведчиком, мы бы могли действовать чертовски эффективно. Я много наслышан о вас.— Благодарю вас, майор, но я уже говорил Паркеру и Фелтону о моем отношении к этой войне. Это не моя война.— Никто не может равнодушно относиться к людям, пребывающим в рабстве. А вы особенно должны были бы им сочувствовать… — Холодный взгляд Хэзарда остановил майора на середине фразы. — Простите, если я оскорбил вас, — спокойно продолжал Дженнингс, довольный тем, что ему удалось нащупать болевую точку, и преисполненный решимости давить на нее сколько потребуется. — Но в любом случае вы получите в армии массу полезных знаний, которые вам наверняка пригодятся.— Я полагаю, что вполне мог бы прочитать об этом в книгах и не подставлять себя под пули мятежников, — так же невозмутимо ответил Хэзард.— Может быть, вам нужны деньги? Я готов предложить вам любую сумму.— Я не нуждаюсь в деньгах.Слова Хэзарда прозвучали очень резко, но майор Дженнингс продолжал гнуть свою линию:— Еще раз простите. Как вы понимаете, я готов пойти на все, что угодно.— Я уверен, что вы сможете найти кого-то другого.— Мне никогда не найти человека с вашим опытом. Буду с вами откровенен. Мы с вами оба знаем, что при сложившихся обстоятельствах… — В эту секунду Дженнингс был как никогда близок к тому, чтобы упомянуть о связи строптивого молодого человека с его женой, но сдержался. — Я бы никогда не обратился к вам, но у меня нет выбора. Вы нужны моим солдатам, вот почему я лично веду переговоры с вами. Молокососы вроде Паркера, Фелтона и Манро погибнут в первую же неделю, если такие мужчины, как вы, не научат их элементарным правилам выживания. Нашей задачей станут рейды в тыл противника и конное патрулирование. Этому не научишься в гостиных Бостона.— А где учились этому вы? — поинтересовался Хэзард.Ему впервые стало небезразлично, с каким мужчиной живет Корнелия. Дженнингс всегда казался ему типичным денди, за спиной которого несколько поколений богатых предков. Но под светским лоском, судя по всему, скрывалась мужественная натура: Хэзард не мог не восхищаться прямотой своего собеседника.— Я сражался вместе со Скоттом в Мексике в 1847 году. Тогда я тоже был всего лишь зеленым новобранцем. Просто мне чертовски повезло. Я прожил достаточно долго, чтобы успеть многому научиться. А теперь я прошу вас помочь мне научить всех этих ваших приятелей, которые рвутся в бой.Хэзард молчал, глядя в окно на цветущую вишню на углу улицы рядом с кофейней. Он думал о горячей речи Дугласа и о куда более грустном рассказе одной негритянки, которая потеряла мужа и сына, когда они бежали на Север. Хэзарду не казалось справедливым, что ребенка и его отца затравили собаками… Отведя взгляд от залитого солнцем пейзажа за окном, он произнес:— Мне придется время от времени ездить домой. Лицо Дженнингса расплылось в широкой улыбке, и он пожал Хэзарду руку с выражением искреннего удовольствия.— В любое время. Не могу выразить словами, насколько я ценю ваше согласие. Официально мы приписаны к Первому полку, но собираемся действовать самостоятельно. Когда вы будете готовы?Хэзард всегда ощущал неловкость от этой американской привычки прикасаться к посторонним на глазах у всех. Осторожно освободив пальцы, он ответил:— Через две недели. Мне осталось подготовить последнюю работу.— Я могу найти кого-то, кто помог бы вам с этим!— Я предпочитаю сделать все самостоятельно.— Разумеется, — быстро согласился Дженнингс, которого предупредили, что Хэзард очень серьезно относится к учебе. — Пусть будет две недели. Вот ваши друзья обрадуются! Они собирались снова вас уговаривать, если бы я с этим не справился.— Вы умеете убеждать, майор, — с вежливой улыбкой ответил Хэзард.Однако Тайлер Дженнингс никогда бы не смог утроить состояние, оставленное ему отцом, если бы не был умным человеком. Он отлично понял, что не его аргументы убедили молодого индейца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43