Он силился что-то сказать – и не мог.
– Ты не веришь, что я люблю тебя? – наконец произнес он.
– Вообще-то верю, – бросила она. – Однако мне не верится, что ты действительно хочешь остаться со мной. Со мной, с Гарриет. Я ведь всего лишь унылая, никому не интересная вдова, знаешь ли. В глаза не видела ни одной девицы легкого поведения – разумеется, пока не переступила порог твоего дома, – и хотя поначалу мне было любопытно, однако вскоре выяснилось, что я пока что не готова к тому, чтобы вращаться в подобном обществе постоянно. По натуре я довольно, старомодный человек, Джем. А ты – нет.
– Я всех разогнал. Граций, гостей – всех. Она подняла на него глаза.
– А на этой неделе по моему приказу снесут башню…
Воспользовавшись ее замешательством, он снова завладел ее руками. Осыпая их поцелуями, он пытался выразить словами все то, что сейчас чувствовал.
– Да, я приказал снести башню, можешь спросить Юджинию, она подтвердит.
В первый раз Гарриет ощутила, что в душе ее робко шевельнулась надежда.
– Послушай, Гарриет, я с ума схожу по тебе. Не могу думать ни о чем, кроме тебя. Ты уехала, и я послал к черту игру, поскольку теперь она потеряла для меня всякую ценность. Я перестал ездить верхом. И целыми днями мечтал о тебе.
Притянув Гарриет к себе, он впился в ее губы страстным поцелуем.
– Я больше не могу быть один… я этого не перенесу, – низким хриплым голосом проговорил он. – Не прогоняй меня, Гарриет. Слышишь? Со мной никогда такого не было. Салли и я… нам просто было хорошо вместе. И я никогда не любил ее так, как люблю тебя. Но ведь ты… помилуй Бог, ведь ты герцогиня! А я… моя семья, моя подмоченная репутация – зачем я тебе? Ты хоть представляешь себе, на что идешь?
– Репутация твоя и твоей семьи? Для меня это не имеет значения.
– Ты еще не знаешь самого худшего, – торопливо добавил он, но лицо его заметно прояснилось.
Гарриет изнывала от желания поцеловать его, но вместо этого заставила себя высвободиться из его объятий и чинно опустилась на диван.
А Джем так и остался стоять…
Гарриет с болью в сердце смотрела на дорогое осунувшееся лицо, опущенные плечи, на знакомую прядь черных волос, спускавшуюся ему на лоб.
– А вдруг тебе будет не хватать твоих друзей? – спросила она. – Ты решил бросить их ради того, чтобы сделать мне приятное, но ведь это неправильно. А что, если в один прекрасный день… – Гарриет спрятала руки в складки пышной юбки, чтобы Джем не заметил, как они дрожат, – …в один прекрасный день ты поймешь, что устал от меня, что я тебе надоела, и начнешь скучать по своей игре?
Джем посмотрел на нее – глаза его потемнели и из темно-серых стали почти черными.
– Скажи, ты можешь представить себе, чтобы мне надоела Юджиния, что я вдруг устану от нее?
С губ Гарриет сорвался чуть слышный смешок.
– Тогда с чего тебе вдруг пришло в голову, что я могу устать от тебя? – В его голосе не чувствовалось ни малейшего раздражения – скорее уж искренний интерес. Впрочем, так было всегда, когда в дело вмешивалась логика. – Я ведь люблю тебя, Гарриет. А я не из тех мужчин, кто может легко влюбиться и так же легко разлюбить.
На губах Гарриет появилась робкая улыбка.
– А меня ты тоже собираешься держать под замком, в западном крыле?
Он заглянул ей в глаза.
Ах, эти его знакомые глаза… этот взгляд…
– Нет, думаю, западное крыло великовато для тебя. Думаю, ограничимся спальней.
– О-о… – прошептала Гарриет. Счастье, на которое она не смела, и надеяться, оказалось слишком, огромным, чтобы в него поверить. Он любит ее – ее, простушку Гарриет, унылую, ничем не примечательную вдову! Он любит ее!
Она хорошо знала Джема. Он не солгал – он никогда не отпустит ее.
Он шагнул к ней – и в тот же самый момент она, точно прочитав его мысли, кинулась в его объятия. Губы их слились, они целовались… долго. Это было похоже на безмолвный разговор. Только раз она, с трудом оторвавшись от него, чуть слышно прошептала:
– Ты никогда не оставишь меня?
Джем понял, что она имела в виду, поэтому вместо ответа снова стал целовать ее.
– Я покончил с игрой – и никогда не вернусь к ней. То, что случилось с Бенджамином, никогда не произойдет со мной. Ты больше никогда не будешь одна. Никогда, клянусь тебе. Я буду с тобой всегда, Гарриет, где бы ты ни была. Ты мне веришь?
– Когда мой племянник повзрослеет, это поместье отойдет к нему.
– Ну, думаю, к этому времени мы перестроим Фонтхилл, и он превратится в очаровательный дом, в котором не стыдно жить герцогине, – подмигнул он.
– Не герцогине, – поправила она, – а леди Стрейндж.
Глава 41
Открытие за открытием. Отцы и братья
Они вместе уложили Юджинию в постель. И оба вздрогнули, услышав под одеялом жалобный мяукающий звук. Котенка поспешно извлекли и вернули матери. Потом Гарриет, словно что-то толкнуло снова откинуть одеяло – и, как оказалось, не зря. Как она и думала, пребывание котенка под одеялом не обошлось без последствий.
После того как спешно вызванные горничные, приведя все в порядок, покинули спальню, Джем воспользовался случаем, чтобы вновь вернуться к разговору.
– Ты же сама знаешь, что без тебя я просто не справлюсь, – пробормотал он, рывком повернув ее к себе. Голос его стал хриплым.
– Справишься. Ты и раньше справлялся, справился бы и сейчас, – бросила Гарриет, даже не пытаясь делать вид, что не понимает, что он имеет в виду. У нее возникло предчувствие, что теперь ей до конца своих дней предстоит отвечать на те мысли Джема, которые он не рискует облечь в слова. – Из тебя получился замечательный отец.
Он покачал головой.
– Ты нужна мне, Гарриет. Я сейчас не о крысах, и не о котятах, и не об этих чертовых падающих башнях. Я сам… сам когда-то практически рос без отца – может, именно поэтому иной раз не понимаю, что делаю.
Больше он не стал ей ничего говорить – остальное она узнала уже ночью. Джем лежал в постели, грудь его еще тяжело вздымалась. Гарриет, приподнявшись на локте, заглянула ему в глаза.
– Расскажи, почему ты так разозлился, когда застал меня в конюшне с Ником.
Джем закрыл глаза, давая понять, что не желает продолжать этот разговор. Но Гарриет, которую с того самого дня мучило страшное подозрение, не намерена была сдаваться. Она обязана была все выяснить – раз и навсегда.
– Может, когда ты был еще мальчиком, кто-то… обидел тебя? – осторожно спросила она.
Джем вздрогнул.
– Господи… нет. Она молча ждала.
– Но это едва не случилось. У нас был постоялый двор, а не дом. Весь этот сброд иной раз гостил там неделями, а моему отцу это страшно нравилось. Он любил повторять, что нам в этом смысле повезло.
– Вы тогда жили в Фонтхилле?
– Нет, в графстве Линкольншир. Среди наших гостей был один подонок по имени Саттауэй. А моей сестре было тринадцать. Или даже меньше. Не помню.
– О нет! – ахнула Гарриет.
– Через пару недель он уехал, но было уже поздно. Она была беременна.
– И?..
– Ребенок умер.
Гарриет сглотнула. Джем продолжал молчать.
– А после этого твою сестру похитил другой мужчина?
– Да.
– И вскоре после этого она умерла?
– Нет-нет. Она не умерла.
Гарриет уронила голову ему на грудь, и Джем рассеянно пригладил ее волосы.
– Возможно, теперь ты уж точно не захочешь выйти за меня замуж, – пробормотал он. – И…
Она вскинула на него глаза.
– И ты отпустишь меня? Глаза его улыбались.
– Я слишком большой негодяй, чтобы позволить тебе уйти.
Она вскарабкалась на него, как будто это был матрас.
– Послушай, Джем Стрейндж, ты для меня все! И даже думать не смей, чтобы снова прогнать меня, слышишь? Никогда!
– Моя сестра живет в Ирландии, в Белфасте, графстве Антрим. Она владелица крохотного публичного дома для избранных. Говорит, что совершенно счастлива. Знаешь, как он называется? «Божья коровка».
– Божья коровка?!
– Теперь ты понимаешь, почему я так взбеленился, когда ты бросила, что в моем доме собираются исключительно девицы легкого поведения?
Гарриет долго молчала – пыталась представить себе, через что пришлось пройти Джему.
– Не понимаю! – выдохнула она. – Знаешь, ты… ты просто замечательный! Я так горжусь тобой!
Уголки губ его дрогнули.
– Чем тут гордиться?
– Ты ведь ни разу не позволил себе выгнать женщину, которая напоминала тебе о сестре, правда?
Он с трудом проглотил вставший в горле комок. – Да.
– А твой отец… он жив?
– Хотел бы я сказать, что он умер, преследуемый муками совести, но это не так. – Она увидела горькую усмешку на лице Джема, и сердце у нее облилось кровью. – Он умер года четыре назад: напился и решил доказать, что сможет пройти по самому верху каменной ограды, окружавшей сад возле его дома в Бате. И, конечно, упал и разбился.
Она молча поцеловала его.
– Но после того как ты уехала, до меня вдруг дошло, что в действительности я построил Фонтхилл для него… Это была его идея мужского рая… дом, полный падших женщин.
– Да, верно, но ведь ты никогда не пользовался преимуществами, которые имеет владелец подобного дома, – возразила Гарриет.
– Я бы никогда не простил себе, если бы сделал это. Ведь эти женщины… они этим зарабатывают себе на хлеб, понимаешь?
Гарриет, положив голову ему на грудь, слушала, как бьется его сердце.
– Мы можем и дальше помогать тем из них, кто попал в беду, – пробормотала она. – Всем, чем можем. Не обязательно же, чтобы они жили у нас в доме.
– После твоего отъезда я понял, что сам превратил Фонтхилл в бордель.
– Фонтхилл не бордель, – запротестовала Гарриет.
– Но мало чем отличается от него, – тусклым голосом заметил Джем.
– Нет, ты не прав, – твердо сказала она, сев, чтобы иметь возможность смотреть ему в глаза. – Хозяйка борделя – твоя сестра, а не ты. Ты гостеприимный хозяин, в загородное поместье которого съезжаются погостить самые разные люди, от ученых до музыкантов и певцов. И если кто-то из них находит под крышей твоего дома партнера на ночь или на всю жизнь, ты никогда не извлекаешь из этого выгоду для себя. В отличие от них. Джем молчал.
– И эта твоя игра… она ведь никак не зависела от того, что в твоем доме бывают женщины определенного сорта, – мягко добавила она.
– Я чертовски неподходящая партия для тебя, – с вздохом пробормотал он. – Ты уверена, что тебе это нужно?
Сердце ее едва не разорвалось от полноты чувств.
– Ты… – У Гарриет вдруг пересохло во рту. – Ты мой! Понимаешь, в глубине души я просто деревенская простушка.
Опрокинув Гарриет на спину, он заглушил ее слова поцелуем.
– Нет! Ты моя Гарриет, самая умная и достойная женщина из всех, кого я встречал за свою жизнь. И ты единственная, чья красота заставила меня потерять голову!
Губы Гарриет сами собой расползлись в улыбке.
– Надеешься услышать ответный панегирик? – лукаво спросила она.
Джем покачал головой.
– Не то чтобы меня волновала подобная чушь, но если ты думаешь… – Договорить он не успел.
– Ты для меня все, – прошептала она, чувствуя, как на глаза ее наворачиваются слезы. – Я люблю тебя таким, какой ты есть: твои морщинки возле глаз, твои безумные архитектурные проекты, твою благородную душу и доброе сердце.
Слезы ручьем текли по ее лицу, и Джем поцелуями пытался их осушить.
Все главное было уже сказано.
Дальше за них говорили их руки. Их губы.
И, наконец, их тела.
Эпилог
Рука Юджинии Стрейндж уже слегка онемела от усталости. Ее крошечный братишка оказался куда тяжелее, чем она думала. Уютно свернувшись клубочком у нее на руках, он сонно моргал – глаза у него слипались, но при этом он почему-то никак не засыпал. Как только она переставала укачивать его, он тут же открывал глаза и весело улыбался сестре беззубым ртом. Колин унаследовал материнские карие глаза. Сейчас, когда на нем была голубая распашонка, они слегка отливали фиолетовым.
– Когда-нибудь все дамы будут бегать за тобой, – шепнула Юджиния брату.
Малыш со вздохом закрыл глаза.
– Вот и правильно, – одобрительно кивнула Юджиния. – Быть предметом всеобщего обожания ужасно утомительно. – Она убедилась в этом на собственном опыте, подтверждением тому были восемь молодых джентльменов, оккупировавших гостиную. Поуви, то и дело заглядывая в детскую, молча показывал на пальцах, как постепенно растет число ожидавших ее поклонников.
Однако ей еще не довелось встретить мужчину, способного заставить ее забыть о Колине.
Дверь у нее за спиной снова приоткрылась. Юджиния, решив, что это снова Поуви, обернулась. Но на пороге стоял отец.
Вид у него был усталый, но счастливый… очень счастливый. Юджиния сильно подозревала, что причиной этому была ее нежно любимая мачеха, поскольку они с отцом после ужина оба исчезли.
– Ты тоже с трудом засыпала, – буркнул отец, входя. – Ты вообще была ужасным ребенком.
Юджиния фыркнула.
– Ладно, давай мне его. – Колин, повернув голову на звук отцовского голоса, таращил глаза и весело гукал.
– Я пыталась его укачать, – пожаловалась Юджиния, передавая Колина отцу.
– Кстати, ты выглядишь прелестно, – пробормотал отец, окинув ее одобрительным взглядом. – Новое платье, да? Не хочу показаться бестактным, дочь моя, но просто интересно… надеюсь, у тебя под ним хоть что-то надето?
Юджиния вздернула нос.
– Между прочим, это новое творение от самой мадам Карим! И я буду очень благодарна, если ты будешь помнить об этом! И не станешь задавать вопросы о вещах, которые тебя не касаются, – вспыхнула она. И тут же, бросив взгляд на свой изысканный утренний туалет, удовлетворенно улыбнулась. Платье было из тончайшей, шелковой тафты. Собранное под грудью, оно падало вниз изящными складками, а у подола было отделано пышной оборкой.
– Ну ладно, беги, – приказал отец. – Держу пари, все эти джентльмены, что торчат у нас в гостиной, явились сюда не для того, чтобы повидать меня.
– А вдруг? – усмехнулась Юджиния, любуясь своим отражением в зеркале.
Отец только фыркнул.
– Возможно, они изнемогают от желания своими глазами увидеть новоиспеченного маркиза? – предположила она.
Однако отец уже не слушал ее. Он что-то ворковал, баюкая Колина, – точно также, как когда-то ворковал над ней. Юджиния положила голову на плечо отцу.
– Я люблю тебя, папа.
– И я тебя, милая, – прошептал он. – И я тебя.
Юджиния вышла – она точно знала, почему ее нисколько не интересуют джентльмены, с самого утра сидевшие в их гостиной. Потому что ни один из них не стоил и мизинца ее отца.
Она столкнулась с Гарриет в коридоре – ее обожаемая мачеха, в отличие от отца, совсем не казалась усталой. Она так сияла, что Юджиния с трудом подавила улыбку.
– Надеюсь, папе удастся, наконец, уложить Колина, – прошептала Юджиния, приложив палец к губам. – Мне лично это не удалось. Я уже собралась выкинуть белый флаг и позвать на помощь няню.
Гарриет кивнула в сторону двери в гостиную.
– По последним сведениям, их там уже двенадцать человек.
Юджиния, закатив глаза, тихонько застонала, но потом повернулась и покорно спустилась по лестнице.
Гарриет с улыбкой смотрела ей вслед. Неуклюжая длинноногая девочка-подросток превратилась в самую очаровательную из всех дебютанток нынешнего лондонского сезона. Все лучшие женихи Лондона были у ног Юджинии.
Когда Гарриет вошла в детскую, Джем как раз укладывал Колина в колыбельку.
– Ты просто чудо! – ахнула она. Колин, засопев, повернулся на бочок и снова уснул. Гарриет с улыбкой смотрела на малыша. – Какой он очаровательный, правда?
Джем обнял жену.
– Ну, ему до тебя далеко. Весь в отца. По-моему, у него возле глаз такие же морщинки, как у меня, не заметила? – хмыкнул он.
Гарриет любовно отвела в сторону темную прядь, вечно падавшую ему на лоб, и увидели смеющиеся глаза Джема. Тело ее еще сладостно ныло после его недавних объятий.
– Помнишь, когда мы только познакомились… я еще тогда подумала, что ты самый красивый мужчина из всех, кого я видела. Думаю, это говорит о многом – учитывая, что я тогда явилась к тебе в сопровождении Вилльерса.
– А я тогда поклялся собственноручно придушить Вилльерса, если он будет путаться у меня под ногами или, чего доброго, попытается соблазнить тебя. Странно… наверное, подсознательно я понял, что ты женщина. До этого я как-то не слишком интересовался ими – а тут вдруг стал похож на пса, учуявшего лакомую кость.
– Очень странную кость, – засмеялась Гарриет. Он потерся носом о щеку жены.
– Признаюсь тебе честно, я страшно рад, что ты уже не носишь мужскую одежду.
– Увы, – усмехнулась она.
– Но ты самая отчаянная наездница во всех пяти графствах. Скажи спасибо, что ни одна живая душа в округе не подозревает, что в сумерках герцогиня обожает носиться галопом, сидя в седле по-мужски, да еще в бриджах!
– Странно, как это ты еще не вспомнил, что два последних поединка на шпагах окончились моей победой.
– Все, конец, – прошептал он, украдкой проведя рукой по ее животу. – Больше никаких безумных скачек верхом и никаких поединков на шпагах.
– Ну не навсегда же. – Гарриет с трудом спрятала улыбку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Ты не веришь, что я люблю тебя? – наконец произнес он.
– Вообще-то верю, – бросила она. – Однако мне не верится, что ты действительно хочешь остаться со мной. Со мной, с Гарриет. Я ведь всего лишь унылая, никому не интересная вдова, знаешь ли. В глаза не видела ни одной девицы легкого поведения – разумеется, пока не переступила порог твоего дома, – и хотя поначалу мне было любопытно, однако вскоре выяснилось, что я пока что не готова к тому, чтобы вращаться в подобном обществе постоянно. По натуре я довольно, старомодный человек, Джем. А ты – нет.
– Я всех разогнал. Граций, гостей – всех. Она подняла на него глаза.
– А на этой неделе по моему приказу снесут башню…
Воспользовавшись ее замешательством, он снова завладел ее руками. Осыпая их поцелуями, он пытался выразить словами все то, что сейчас чувствовал.
– Да, я приказал снести башню, можешь спросить Юджинию, она подтвердит.
В первый раз Гарриет ощутила, что в душе ее робко шевельнулась надежда.
– Послушай, Гарриет, я с ума схожу по тебе. Не могу думать ни о чем, кроме тебя. Ты уехала, и я послал к черту игру, поскольку теперь она потеряла для меня всякую ценность. Я перестал ездить верхом. И целыми днями мечтал о тебе.
Притянув Гарриет к себе, он впился в ее губы страстным поцелуем.
– Я больше не могу быть один… я этого не перенесу, – низким хриплым голосом проговорил он. – Не прогоняй меня, Гарриет. Слышишь? Со мной никогда такого не было. Салли и я… нам просто было хорошо вместе. И я никогда не любил ее так, как люблю тебя. Но ведь ты… помилуй Бог, ведь ты герцогиня! А я… моя семья, моя подмоченная репутация – зачем я тебе? Ты хоть представляешь себе, на что идешь?
– Репутация твоя и твоей семьи? Для меня это не имеет значения.
– Ты еще не знаешь самого худшего, – торопливо добавил он, но лицо его заметно прояснилось.
Гарриет изнывала от желания поцеловать его, но вместо этого заставила себя высвободиться из его объятий и чинно опустилась на диван.
А Джем так и остался стоять…
Гарриет с болью в сердце смотрела на дорогое осунувшееся лицо, опущенные плечи, на знакомую прядь черных волос, спускавшуюся ему на лоб.
– А вдруг тебе будет не хватать твоих друзей? – спросила она. – Ты решил бросить их ради того, чтобы сделать мне приятное, но ведь это неправильно. А что, если в один прекрасный день… – Гарриет спрятала руки в складки пышной юбки, чтобы Джем не заметил, как они дрожат, – …в один прекрасный день ты поймешь, что устал от меня, что я тебе надоела, и начнешь скучать по своей игре?
Джем посмотрел на нее – глаза его потемнели и из темно-серых стали почти черными.
– Скажи, ты можешь представить себе, чтобы мне надоела Юджиния, что я вдруг устану от нее?
С губ Гарриет сорвался чуть слышный смешок.
– Тогда с чего тебе вдруг пришло в голову, что я могу устать от тебя? – В его голосе не чувствовалось ни малейшего раздражения – скорее уж искренний интерес. Впрочем, так было всегда, когда в дело вмешивалась логика. – Я ведь люблю тебя, Гарриет. А я не из тех мужчин, кто может легко влюбиться и так же легко разлюбить.
На губах Гарриет появилась робкая улыбка.
– А меня ты тоже собираешься держать под замком, в западном крыле?
Он заглянул ей в глаза.
Ах, эти его знакомые глаза… этот взгляд…
– Нет, думаю, западное крыло великовато для тебя. Думаю, ограничимся спальней.
– О-о… – прошептала Гарриет. Счастье, на которое она не смела, и надеяться, оказалось слишком, огромным, чтобы в него поверить. Он любит ее – ее, простушку Гарриет, унылую, ничем не примечательную вдову! Он любит ее!
Она хорошо знала Джема. Он не солгал – он никогда не отпустит ее.
Он шагнул к ней – и в тот же самый момент она, точно прочитав его мысли, кинулась в его объятия. Губы их слились, они целовались… долго. Это было похоже на безмолвный разговор. Только раз она, с трудом оторвавшись от него, чуть слышно прошептала:
– Ты никогда не оставишь меня?
Джем понял, что она имела в виду, поэтому вместо ответа снова стал целовать ее.
– Я покончил с игрой – и никогда не вернусь к ней. То, что случилось с Бенджамином, никогда не произойдет со мной. Ты больше никогда не будешь одна. Никогда, клянусь тебе. Я буду с тобой всегда, Гарриет, где бы ты ни была. Ты мне веришь?
– Когда мой племянник повзрослеет, это поместье отойдет к нему.
– Ну, думаю, к этому времени мы перестроим Фонтхилл, и он превратится в очаровательный дом, в котором не стыдно жить герцогине, – подмигнул он.
– Не герцогине, – поправила она, – а леди Стрейндж.
Глава 41
Открытие за открытием. Отцы и братья
Они вместе уложили Юджинию в постель. И оба вздрогнули, услышав под одеялом жалобный мяукающий звук. Котенка поспешно извлекли и вернули матери. Потом Гарриет, словно что-то толкнуло снова откинуть одеяло – и, как оказалось, не зря. Как она и думала, пребывание котенка под одеялом не обошлось без последствий.
После того как спешно вызванные горничные, приведя все в порядок, покинули спальню, Джем воспользовался случаем, чтобы вновь вернуться к разговору.
– Ты же сама знаешь, что без тебя я просто не справлюсь, – пробормотал он, рывком повернув ее к себе. Голос его стал хриплым.
– Справишься. Ты и раньше справлялся, справился бы и сейчас, – бросила Гарриет, даже не пытаясь делать вид, что не понимает, что он имеет в виду. У нее возникло предчувствие, что теперь ей до конца своих дней предстоит отвечать на те мысли Джема, которые он не рискует облечь в слова. – Из тебя получился замечательный отец.
Он покачал головой.
– Ты нужна мне, Гарриет. Я сейчас не о крысах, и не о котятах, и не об этих чертовых падающих башнях. Я сам… сам когда-то практически рос без отца – может, именно поэтому иной раз не понимаю, что делаю.
Больше он не стал ей ничего говорить – остальное она узнала уже ночью. Джем лежал в постели, грудь его еще тяжело вздымалась. Гарриет, приподнявшись на локте, заглянула ему в глаза.
– Расскажи, почему ты так разозлился, когда застал меня в конюшне с Ником.
Джем закрыл глаза, давая понять, что не желает продолжать этот разговор. Но Гарриет, которую с того самого дня мучило страшное подозрение, не намерена была сдаваться. Она обязана была все выяснить – раз и навсегда.
– Может, когда ты был еще мальчиком, кто-то… обидел тебя? – осторожно спросила она.
Джем вздрогнул.
– Господи… нет. Она молча ждала.
– Но это едва не случилось. У нас был постоялый двор, а не дом. Весь этот сброд иной раз гостил там неделями, а моему отцу это страшно нравилось. Он любил повторять, что нам в этом смысле повезло.
– Вы тогда жили в Фонтхилле?
– Нет, в графстве Линкольншир. Среди наших гостей был один подонок по имени Саттауэй. А моей сестре было тринадцать. Или даже меньше. Не помню.
– О нет! – ахнула Гарриет.
– Через пару недель он уехал, но было уже поздно. Она была беременна.
– И?..
– Ребенок умер.
Гарриет сглотнула. Джем продолжал молчать.
– А после этого твою сестру похитил другой мужчина?
– Да.
– И вскоре после этого она умерла?
– Нет-нет. Она не умерла.
Гарриет уронила голову ему на грудь, и Джем рассеянно пригладил ее волосы.
– Возможно, теперь ты уж точно не захочешь выйти за меня замуж, – пробормотал он. – И…
Она вскинула на него глаза.
– И ты отпустишь меня? Глаза его улыбались.
– Я слишком большой негодяй, чтобы позволить тебе уйти.
Она вскарабкалась на него, как будто это был матрас.
– Послушай, Джем Стрейндж, ты для меня все! И даже думать не смей, чтобы снова прогнать меня, слышишь? Никогда!
– Моя сестра живет в Ирландии, в Белфасте, графстве Антрим. Она владелица крохотного публичного дома для избранных. Говорит, что совершенно счастлива. Знаешь, как он называется? «Божья коровка».
– Божья коровка?!
– Теперь ты понимаешь, почему я так взбеленился, когда ты бросила, что в моем доме собираются исключительно девицы легкого поведения?
Гарриет долго молчала – пыталась представить себе, через что пришлось пройти Джему.
– Не понимаю! – выдохнула она. – Знаешь, ты… ты просто замечательный! Я так горжусь тобой!
Уголки губ его дрогнули.
– Чем тут гордиться?
– Ты ведь ни разу не позволил себе выгнать женщину, которая напоминала тебе о сестре, правда?
Он с трудом проглотил вставший в горле комок. – Да.
– А твой отец… он жив?
– Хотел бы я сказать, что он умер, преследуемый муками совести, но это не так. – Она увидела горькую усмешку на лице Джема, и сердце у нее облилось кровью. – Он умер года четыре назад: напился и решил доказать, что сможет пройти по самому верху каменной ограды, окружавшей сад возле его дома в Бате. И, конечно, упал и разбился.
Она молча поцеловала его.
– Но после того как ты уехала, до меня вдруг дошло, что в действительности я построил Фонтхилл для него… Это была его идея мужского рая… дом, полный падших женщин.
– Да, верно, но ведь ты никогда не пользовался преимуществами, которые имеет владелец подобного дома, – возразила Гарриет.
– Я бы никогда не простил себе, если бы сделал это. Ведь эти женщины… они этим зарабатывают себе на хлеб, понимаешь?
Гарриет, положив голову ему на грудь, слушала, как бьется его сердце.
– Мы можем и дальше помогать тем из них, кто попал в беду, – пробормотала она. – Всем, чем можем. Не обязательно же, чтобы они жили у нас в доме.
– После твоего отъезда я понял, что сам превратил Фонтхилл в бордель.
– Фонтхилл не бордель, – запротестовала Гарриет.
– Но мало чем отличается от него, – тусклым голосом заметил Джем.
– Нет, ты не прав, – твердо сказала она, сев, чтобы иметь возможность смотреть ему в глаза. – Хозяйка борделя – твоя сестра, а не ты. Ты гостеприимный хозяин, в загородное поместье которого съезжаются погостить самые разные люди, от ученых до музыкантов и певцов. И если кто-то из них находит под крышей твоего дома партнера на ночь или на всю жизнь, ты никогда не извлекаешь из этого выгоду для себя. В отличие от них. Джем молчал.
– И эта твоя игра… она ведь никак не зависела от того, что в твоем доме бывают женщины определенного сорта, – мягко добавила она.
– Я чертовски неподходящая партия для тебя, – с вздохом пробормотал он. – Ты уверена, что тебе это нужно?
Сердце ее едва не разорвалось от полноты чувств.
– Ты… – У Гарриет вдруг пересохло во рту. – Ты мой! Понимаешь, в глубине души я просто деревенская простушка.
Опрокинув Гарриет на спину, он заглушил ее слова поцелуем.
– Нет! Ты моя Гарриет, самая умная и достойная женщина из всех, кого я встречал за свою жизнь. И ты единственная, чья красота заставила меня потерять голову!
Губы Гарриет сами собой расползлись в улыбке.
– Надеешься услышать ответный панегирик? – лукаво спросила она.
Джем покачал головой.
– Не то чтобы меня волновала подобная чушь, но если ты думаешь… – Договорить он не успел.
– Ты для меня все, – прошептала она, чувствуя, как на глаза ее наворачиваются слезы. – Я люблю тебя таким, какой ты есть: твои морщинки возле глаз, твои безумные архитектурные проекты, твою благородную душу и доброе сердце.
Слезы ручьем текли по ее лицу, и Джем поцелуями пытался их осушить.
Все главное было уже сказано.
Дальше за них говорили их руки. Их губы.
И, наконец, их тела.
Эпилог
Рука Юджинии Стрейндж уже слегка онемела от усталости. Ее крошечный братишка оказался куда тяжелее, чем она думала. Уютно свернувшись клубочком у нее на руках, он сонно моргал – глаза у него слипались, но при этом он почему-то никак не засыпал. Как только она переставала укачивать его, он тут же открывал глаза и весело улыбался сестре беззубым ртом. Колин унаследовал материнские карие глаза. Сейчас, когда на нем была голубая распашонка, они слегка отливали фиолетовым.
– Когда-нибудь все дамы будут бегать за тобой, – шепнула Юджиния брату.
Малыш со вздохом закрыл глаза.
– Вот и правильно, – одобрительно кивнула Юджиния. – Быть предметом всеобщего обожания ужасно утомительно. – Она убедилась в этом на собственном опыте, подтверждением тому были восемь молодых джентльменов, оккупировавших гостиную. Поуви, то и дело заглядывая в детскую, молча показывал на пальцах, как постепенно растет число ожидавших ее поклонников.
Однако ей еще не довелось встретить мужчину, способного заставить ее забыть о Колине.
Дверь у нее за спиной снова приоткрылась. Юджиния, решив, что это снова Поуви, обернулась. Но на пороге стоял отец.
Вид у него был усталый, но счастливый… очень счастливый. Юджиния сильно подозревала, что причиной этому была ее нежно любимая мачеха, поскольку они с отцом после ужина оба исчезли.
– Ты тоже с трудом засыпала, – буркнул отец, входя. – Ты вообще была ужасным ребенком.
Юджиния фыркнула.
– Ладно, давай мне его. – Колин, повернув голову на звук отцовского голоса, таращил глаза и весело гукал.
– Я пыталась его укачать, – пожаловалась Юджиния, передавая Колина отцу.
– Кстати, ты выглядишь прелестно, – пробормотал отец, окинув ее одобрительным взглядом. – Новое платье, да? Не хочу показаться бестактным, дочь моя, но просто интересно… надеюсь, у тебя под ним хоть что-то надето?
Юджиния вздернула нос.
– Между прочим, это новое творение от самой мадам Карим! И я буду очень благодарна, если ты будешь помнить об этом! И не станешь задавать вопросы о вещах, которые тебя не касаются, – вспыхнула она. И тут же, бросив взгляд на свой изысканный утренний туалет, удовлетворенно улыбнулась. Платье было из тончайшей, шелковой тафты. Собранное под грудью, оно падало вниз изящными складками, а у подола было отделано пышной оборкой.
– Ну ладно, беги, – приказал отец. – Держу пари, все эти джентльмены, что торчат у нас в гостиной, явились сюда не для того, чтобы повидать меня.
– А вдруг? – усмехнулась Юджиния, любуясь своим отражением в зеркале.
Отец только фыркнул.
– Возможно, они изнемогают от желания своими глазами увидеть новоиспеченного маркиза? – предположила она.
Однако отец уже не слушал ее. Он что-то ворковал, баюкая Колина, – точно также, как когда-то ворковал над ней. Юджиния положила голову на плечо отцу.
– Я люблю тебя, папа.
– И я тебя, милая, – прошептал он. – И я тебя.
Юджиния вышла – она точно знала, почему ее нисколько не интересуют джентльмены, с самого утра сидевшие в их гостиной. Потому что ни один из них не стоил и мизинца ее отца.
Она столкнулась с Гарриет в коридоре – ее обожаемая мачеха, в отличие от отца, совсем не казалась усталой. Она так сияла, что Юджиния с трудом подавила улыбку.
– Надеюсь, папе удастся, наконец, уложить Колина, – прошептала Юджиния, приложив палец к губам. – Мне лично это не удалось. Я уже собралась выкинуть белый флаг и позвать на помощь няню.
Гарриет кивнула в сторону двери в гостиную.
– По последним сведениям, их там уже двенадцать человек.
Юджиния, закатив глаза, тихонько застонала, но потом повернулась и покорно спустилась по лестнице.
Гарриет с улыбкой смотрела ей вслед. Неуклюжая длинноногая девочка-подросток превратилась в самую очаровательную из всех дебютанток нынешнего лондонского сезона. Все лучшие женихи Лондона были у ног Юджинии.
Когда Гарриет вошла в детскую, Джем как раз укладывал Колина в колыбельку.
– Ты просто чудо! – ахнула она. Колин, засопев, повернулся на бочок и снова уснул. Гарриет с улыбкой смотрела на малыша. – Какой он очаровательный, правда?
Джем обнял жену.
– Ну, ему до тебя далеко. Весь в отца. По-моему, у него возле глаз такие же морщинки, как у меня, не заметила? – хмыкнул он.
Гарриет любовно отвела в сторону темную прядь, вечно падавшую ему на лоб, и увидели смеющиеся глаза Джема. Тело ее еще сладостно ныло после его недавних объятий.
– Помнишь, когда мы только познакомились… я еще тогда подумала, что ты самый красивый мужчина из всех, кого я видела. Думаю, это говорит о многом – учитывая, что я тогда явилась к тебе в сопровождении Вилльерса.
– А я тогда поклялся собственноручно придушить Вилльерса, если он будет путаться у меня под ногами или, чего доброго, попытается соблазнить тебя. Странно… наверное, подсознательно я понял, что ты женщина. До этого я как-то не слишком интересовался ими – а тут вдруг стал похож на пса, учуявшего лакомую кость.
– Очень странную кость, – засмеялась Гарриет. Он потерся носом о щеку жены.
– Признаюсь тебе честно, я страшно рад, что ты уже не носишь мужскую одежду.
– Увы, – усмехнулась она.
– Но ты самая отчаянная наездница во всех пяти графствах. Скажи спасибо, что ни одна живая душа в округе не подозревает, что в сумерках герцогиня обожает носиться галопом, сидя в седле по-мужски, да еще в бриджах!
– Странно, как это ты еще не вспомнил, что два последних поединка на шпагах окончились моей победой.
– Все, конец, – прошептал он, украдкой проведя рукой по ее животу. – Больше никаких безумных скачек верхом и никаких поединков на шпагах.
– Ну не навсегда же. – Гарриет с трудом спрятала улыбку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33