А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Анна томно вздохнула. Она лежала рядом — горячая и такая мокрая, словно покрылась росой.
— Я люблю тебя, — прошептала она. — Ах, Стефен, люблю.
К нему вернулся страх. Он был опустошенным, но не успокоенным, удовлетворенным, но только в вожделении.
— Что-нибудь случилось? — Анна наблюдала за ним. Она водила пальцами по его бровям, разглаживая их. — Расскажи мне.
Стефен ласкал ее порозовевшие груди, и вдруг его осенило. Ребенок! Ребенок удержит ее около него, свяжет их навеки.
Он посмотрел в глаза Анны:
— Нэн, я хочу, чтобы у нас был ребенок.
Ее рука замерла. Она отвела взгляд в сторону. На глазах появились слезы.
Стефен встревоженно приподнялся на локте:
— Что такое? Не хочешь ребенка?
— Я не могу его иметь, Стефен… Страшась, он ждал объяснений.
— Это все от голода… Он многих девушек сделал бесплодными…
Бесплодная! Стефен выдохнул. Слава Богу! Это не имеет никакого отношения к ее чувствам к нему.
— А ты уверена в этом?
Анна кивнула. На переносице у нее появилась небольшая морщинка.
— Я была замужем почти год и не забеременела. Однажды я пошла к доктору Уиндхему, и он сказал, что, видимо, голод сделал меня бесплодной.
Стефен разглядывал свой кулак — огромный и загорелый на фоне белого льна. Ему очень не хотелось представлять ее с Били Мэси, пытающуюся забеременеть…
— Прости меня, Стефен. Я всегда хотела малышей. Ведь из моей семьи никого не осталось.
Печаль в ее голосе напомнила ему, сколько она выстрадала. Стефен погладил ее по щеке, поцеловал в бровь и понюхал волосы.
— Неважно, Нэн. У нас есть Рори.
— И мы друг у друга.
Он отодвинулся и посмотрел на нее пристально.
— Вот именно, — сказал он и улыбнулся.
Ее слова согрели, успокоили его душу. Он взял ее за подбородок и спросил:
— Так ты не собираешься нас бросить?
Анна улыбнулась — на щеках появились ямочки, в глазах нежность.
— Ах, вы — мои, — сказала она, толкнув его в грудь, — как же я смогу без вас?!
ГЛАВА VIII
Анна сдвинула со лба старую фетровую шляпу Стефена и вытерла лицо одним из его больших красных носовых платков. Было только девять часов, но солнце уже сильно припекало — был конец июня.
— А где ты обучался садоводству? — спросила Анна Моуза.
Моуз перестал рыхлить землю, которую они готовили для огорода. Он оперся на мотыгу и оглядел двор.
— Хорошо будет, если посадить несколько деревьев у того забора, — сказал он, махнув рукой.
Анна посмотрела в ту сторону. «Он прав, — подумала она. — На них будет приятно смотреть, да и тень они дадут».
Ей хотелось устроить и красивый сад, и огород для овощей — помидоров, лука, картошки и капусты. Может, даже сладкой кукурузы удастся посадить.
Мальчики Карэны очистили сад от бутылок и жестянок, от спутанных веревок и сломанных досок, а Стефен превратил крыло здания в садовый сарай для инструментов. Сейчас Моуз рыхлил землю мотыгой, а Анна разравнивала ее граблями.
— Вишневые деревья, — добавил Моуз. — И сливу…
Анна распрямилась и взглянула на него. Его мускулистый торс блестел от пота. Он казался мужчиной, не юношей, хотя Стефен говорил, что ему только восемнадцать.
— Ты так и не ответил на мой вопрос…
Моуз не отрывал взгляд от заднего забора, где однажды зацветут его фруктовые деревья.
— Мой отец работал в одном большом поместье под Бруклином. Огородничал…
— Этим и ты занимался, да?
Стефен сказал Анне, что прошлое Моуза никого не касается, но она не могла удержаться от любопытства. Моуз был членом семьи, обедал с ними каждый день и проживал в комнате рядом с Дэйви.
— Отца забрали охотники за рабами, — продолжил Моуз. — Его и маму отвезли на юг…
— Господи! Рабство — это так жестоко, особенно в такой стране, как Америка, которая столько кричала о свободе.
— Меня они не поймали. Я бегал быстрее, чем эти охотники за рабами.
Моуз высоко поднял мотыгу и ударил ею с такой силой, что Анна вздрогнула. Она опять взялась за грабли, пытаясь быстрее закончить работу.
Стефен рассказал ей, что до того, как Моуз пришел работать в спарринговую комнату, он ловил крыс на мусорных кучах вдоль Ист-ривера. Он продавал полные мешки крыс в спортивный погребок на Водяной улице, где мужчины держали пари, какая из собак больше задушит крыс. Никогда Анна не слышала ничего подобного. Крысиная яма в ее представлении была даже хуже старых конюшен, где обнаженные до пояса женщины борются друг с другом на потеху мужчинам.
Моуз резко обернулся, размахивая мотыгой.
— Я когда-нибудь поеду туда и найду отца с матерью, — сказал он гневно. — А еще… этих охотников за рабами!
Ярость и ненависть в его лице ошеломили Анну. Она стояла неподвижно, уставившись на него. Должно быть, Моуз заметил ее удивление — его гнев сменился печалью.
— Не обращайте на меня внимания, миссис Флин, — сказал он, покачав головой. — Мне некому это сказать.
Анна вспомнила свой яростный гнев на Спинера с его дружками — беспомощный гнев бессилия…
— Ты говори все, что хочешь, Моуз, — сказала она. — Ты имеешь на это право, после всего что пережил.
Они замолчали. Анна думала, как отличается Моуз от других мужчин, окружающих Стефена, — шумных ирландцев, которые выкрикивают то, что думают, не заботясь, слышит их кто или нет. Моуз редко высказывается, но под его молчаливостью таится опасный гнев, тот вид ярости, про который Стефен говорил, что он нужен каждому боксеру, чтобы преуспеть на ринге.
— Миссис Флин! Миссис Флин!
На пороге дома стоял худенький Эди Карэн, поджав босые пальцы на ногах. В руках он держал какую-то бумагу.
— Эди Карэн! Ни единого шага без обуви! Что, я каждую минуту должна напоминать, что надо обуться?
Эди помахал белой бумагой:
— Это письмо!
Анна прислонила грабли к сараю и вытерла пальцы красным платком. Она посмотрела на Моуза.
— Мы так этот огород никогда не закончим…
— Вам и не нужно работать так много на солнце, — сказал Моуз. — Я о нем позабочусь, я и эти мальчишки.
Анна сняла шляпу и забросила ее в сарай со вздохом.
Моуз подарил ей одну из своих редких улыбок:
— Не так уж они плохи, эти маленькие чертенята. Анна поспешила в дом, думая о ноше, которую на себя взвалила — о воспитании братьев Карэнов. Теряя терпение, она отправляла их к Моузу, который позволял им играть в тренировочной комнате и работал с ними во дворе и саду. Он до полусмерти пугал Карэнов и Рори своими рассказами о месте под названием Томбс, тюрьме на Центральной улице, где уголовники, включая детей, гниют годами.
Анна не поощряла запугивание мальчишек, но раз уж Моузовы сказки удерживали ребят от неприятностей, жаловаться было не на что.
На кухне Эди склонился над пачкой бумаги, высунув от старания язык, он писал буквы. Эди брался за учебу охотнее Майка, который корчился и жаловался, когда она пыталась учить его.
Анна заглянула в гостиную, где Майк стоял на табурете, уставясь в окно, с тряпкой в руке.
— В чем дело, Майк Карэн? — спросила Анна. — От гляденья чистоты не прибавится.
Вид у Майка был угрюмый. Его соломенные волосы стояли на голове дыбом — непричесанные и не очень чистые.
— Я отдыхаю, вот и все. И жду не дождусь обеда. Я очень хочу есть.
— Как всегда! Сейчас займись окном — вымой его хорошенько. Я грязных полос видеть не хочу. А когда закончишь, для тебя у меня есть тарелка печенья.
Майк оживился:
— Имбирного?
— Какого же еще, — засмеялась Анна, вспомнив сцену драки из-за него.
Вернувшись на кухню, она села за стол напротив Эди и распечатала конверт. Письмо было от мисс Кэмберуел. Она уже получила несколько записок от миссис Смит-Хэмптон, которая звала ее приехать. У миссис Смит-Хэмптон было кружево для починки и еще ей понравилось маленькое болеро во французском «Модном журнале», и она хотела, чтобы Анна его сделала. Анна обещала скоро приехать.
Меж тем она была завалена работой. Квартира, мужчины с мальчиками — все было под ее присмотром. Магазин «Кристэл пэлейс эмпрориум» заказал поставку им шали кроше. А у нее была возможность делать кружева только в течение нескольких часов утром и вечером, пока Стефен «е поднимется на верхний этаж. К тому же она очень уставала.
Открылась дверь, и вошел Стефен.
— Пришел Сали… Он очень хочет пить, просит пахты.
Сали был одним из его помощников, в обязанности которого входила организация субботних вечерних боев в тренировочной комнате. Он имел особое пристрастие к пахте и Анниным ягодным пирогам.
— Пирог доел Дэйви, — сказала Анна, опуская на колени не прочитанное письмо.
— Сиди, Анна. — Стефен исчез в кладовой.
— Вынеси кувшин, — крикнула ему вслед Анна. — Мальчики тоже выпьют. А Сали отнеси тарелку печенья.
Стефен вернулся с кувшином в руке.
— Не думаю, что он охотник до печенья. — Он заглянул через плечо Эди и посмотрел на аккуратно написанные буквы. — Сейчас уже хорошо. Думаю, что и Рори не смог бы написать лучше.
Из гостиной прибежал Майк:
— Я закончил, миссис Флин!
Анна была занята чтением письма мисс Кэмберуел, в котором был рисунок очень красивого жакета в три четверти длины с узором в виде веток хризантем. Мисс Кэмберуел писала, что она будет очень обязана, если Анна приедет для снятия мерок и закончит работу к августу, когда она планирует выехать в Саратогу.
— Ах, какая красота, — воскликнула Анна, разглаживая картинку: рукава доходили только до локтя, талия была подчеркнута.
— Что это? — спросил Стефен.
— Мисс Кэмберуел хочет, чтобы я сделала такой жакет из кружева. Это будет очень красиво!
Анна подняла глаза и увидела, как Майк, встав коленями на стул, запихивает в рот печенье.
— Сядь как положено и ешь печенье по одному. И оставь брату несколько штук. Эди, прервись на минуту и поешь немного.
Она взглянула на Стефена, наливающего детям пахты.
— А где находится Саратога?
— Около двух сотен миль на север отсюда. Анна снова взглянула на картинку и подумала о мисс Кэмберуел и миссис Смит-Хэмптон, отправляющихся в Саратогу в своих красивых нарядах.
— Думаю, для отдыха место отличное.
— Это для всего подходящее место. И чтобы ничего не делать, а пить воду и наблюдать за обществом, где следят друг за другом. Мы как-нибудь съездим туда, Нэн. Вдвоем…
Анна мельком взглянула на него.
— Ах, да ты с ума сошел, Стефен Флин. Брать меня в Саратогу, когда я не знаю, буду ли я хорошо выглядеть, отправляясь в верхний город,, где живет миссис Смит-Хэмптон.
Стефен поставил кувшин на стол:
— Ну, дорогая, не тебе беспокоиться о приличном виде. Как только они увидят твою красоту, Грей-Мерси-парк и Саратога изменятся навсегда.
— Хватит шутить, — заметила Анна. Она отложила письмо в сторону. — Подожди здесь, я сейчас тебе что-то покажу…
Она торопливо пошла в спальню и переоделась в почти готовую блузку из кремового шелка, на шее и на рукавах украшенную фестонами кружева. Темно-коричневая юбка, отделанная черным кантом, была гладкой и узкой — по последней моде. Для этого костюма Анна вшила в нижнюю юбку обручи, придававшие юбке форму колокола.
Возвращаясь на кухню, она накинула короткий жакет.
— Так я выгляжу респектабельно? — спросила она, появляясь в дверях.
Стефен оглядел ее с головы до ног.
— Сказать «респектабельно» — значит ничего не сказать. — Тон его голоса и выражение лица сказали Анне, что он взялся бы за нее, не будь здесь Карэнов.
— Вы выглядите, как эти леди на Бродвее, — сказал Эди и облизал молоко с губ.
— Как на картине у «Театрального холла», — добавил Майк.
От смущения Анна опустила голову и начала складывать письмо мисс Кэмберуел.
— Красивые перья — это еще не все, что требуется птице, — заметила она. — Сейчас самое время браться снова за работу. Эди, я хочу, чтобы ты вымыл окна на улицу, а Майк поработает над цифрами.
— Ну-у…
— Без возражений, Майк. Я не хочу, чтобы ты рос дурачком, не зная, как к двум прибавить два! — Она взглянула на Стефена. — И вы, мистер Флин… Вам тоже пора возвращаться к своим делам. Что подумает Сали, так долго ожидая вас?
Стефен усмехнулся и повернулся к двери.
— Слушаюсь, миссис Флин, — ответил он, сделав гримасу Майку Карэну. — Раз так, ухожу.
Вечером, сидя за чашкой чаю, Анна не смогла сдержать раздражение.
— Несколько часов в день — это все, чем я располагаю для работы над кружевом.
Стефен погладил ее плечо:
— Я найму прислугу, Нэн. Тогда у тебя весь день будет свободен.
— Благодарю покорно! Я веду свой дом, готовлю на себя и одежду стираю тоже для себя. А кроме того, кто может еще приглядывать как следует за Карэнами?
Стефен улыбнулся:
— Конечно, им нужна только ты. Каждое утро эти мальчишки приходят и кричат твое имя.
— Ах, и не говори, — возразила Анна. — Им нужна только хорошая еда. Или играть с Рори и помогать ему впутываться в неприятности.
Но она не могла не согласиться, что за чем бы они ни приходили — за несколькими монетами, за хорошим обедом и толикой внимания, — Эди и Майк появлялись ежедневно, не пропустив ни единого дня. Анна кормила их и Рори завтраком. Когда Рори убегал выполнять поручения миссис Кэвенах, она давала работу Карэнам. Она позволяла им спать после обеда, поскольку знала, что они мало отдыхают в своем шумном доме, а когда Рори возвращался домой, ребята играли на улице или в спарринговой комнате до ужина.
— Если ты не хочешь отсылать в стирку белье, почему бы тебе не стирать вместе с Пэги? — предложил Стефен. — Таким образом, пока ты работаешь, ты сможешь и пообщаться.
Идея была блестящей. И на следующий день Анна предложила Пэги стирать вместе.
В понедельник они обе склонились над корытами с водой в комнате у двери, ведущей на черную лестницу. Они смеялись и разговаривали.
Карэны приболели немного — Анна накормила их куриным бульоном и отослала домой спать. Дэйви согласился помогать им, но пользы от него не было никакой — он дурачился со стиральной доской и жонглировал кусками желтого мыла.
— Дэйви, — сказала Анна, отступая на шаг от корыта. — Примени-ка свою силу здесь, а я буду делать более тонкую работу.
Дэйви выставил подбородок.
— Это не мужская работа — стирать.
— Думаешь, стоять рядом, играя, как ребенок, это по-мужски? — спросила Пэги.
— Стефен сказал, что мне надо будет таскать воду из котла, — ответил Дэйви. — А о стирке он ничего не говорил.
— Ну что ж, ладно, — сказала Анна. — Тогда развесь белье. Только белое повесь повыше, чтобы белье не волочилось по земле. А сейчас вылей из ведра отбеливатель и подай вон те вещи — я их постираю.
К веревке Дэйви подходил очень неохотно. Пэги наблюдала за ним через окошко, закатывая повыше рукава на пухлых красноватых руках.
— Ну, полюбуйтесь на этого человека! Он скорее на месте умрет, а не повесит пару мокрых трусов.
По тону ее голоса Анна не могла сказать, было ли это комплиментом Дэйви или нет.
— Он не принимает все близко к сердцу, — заметила она. — С Дэйви удобно, как в разношенной обуви.
— Ах, да он просто дурак, — сказала Пэги, отходя от окна.
— Он в тебя влюблен — это ясно как Божий свет! Пэги пожала плечами:
— Сейчас он выглядит получше, чем в первый раз. Тогда он' выглядел так, будто только что вылез из болота.
Щеки Пэги разрумянились, пот увлажнил брови. «Какая красивая, здоровая девушка, — подумала Анна. — Она отлично подошла бы Дэйви. Она смогла бы заставить его работать, а он бы смешил ее до конца дней своих».
— Он никогда не разбогатеет, как Питер Кроули, — сказала Пэги. — А Питер Кроули однажды сделается владельцем мясного магазина.
Анна выжала нижнюю юбку, отделанную кружевами.
— Возможно, у Дэйви никогда не будет магазина, но у него добрая душа и отважное сердце, и он почти не выпивает. В свое время он найдет в жизни место и будет что-то представлять.
Пэги провела пальцем по краю обитого медью ушата, задумавшись.
— Он никогда не лапал меня за грудь, -не пытался задрать юбку…
Анна уставилась на нее ошеломленно:
— Господи! Ох, Пэги, но ведь и Питер Кроули так не поступает!
Пэги смутилась:
— Он хочет, чтобы я ему уступила. Говорит, все так делают до того, как поженятся. Это докажет ему мою любовь.
— Ах! Но ты же не стала этого делать?!
— Нет. — Голос Пэги прозвучал неуверенно. — Это смертный грех! Я его уже несколько раз ударила за это.
Анна склонилась над своей бадьей, закусив губу. Смертный грех! Она подумала о том, что в постели занимается со Стефеном любовью, в то время как замужем за другим человеком.
— Вы считаете, наверное, меня порочной?! — спросила тихо Пэги.
Анна подняла глаза.
— Ах, ну что ты, Пэги! Клянусь, что это не так!
— Мне не с кем еще поделиться. Моя мама убьет меня, если узнает, что я позволяла Питеру трогать себя. — Она помолчала и покраснела еще больше. — Видите ли, он мне не очень нравится, но я не возражаю против его рук. Когда он трогает мои груди, у меня такое ощущение… Конечно, это плохо — без любви чувствовать то, что я ощущаю, но…
Анна с силой била белье. Ей нечего было сказать — она не могла разобраться еще в своих ощущениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39