А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ролло — герцог! Знакомое франкское слово, громкий титул, значащий куда более, чем плохо улавливаемое местными жителями звание конунга, чуждое, инородное слово. И отныне Ролло — законный властитель, равный иным высокородным правителям этой земли. И ни Роберт, ни кто иной более не смеет оспаривать его право.
Она наконец смогла взять себя в руки. Все еще улыбаясь, вытерла ладонью слезы. Села.
Гвальтельм согласно кивнул.
— Воистину подобное событие стоит того, чтобы о нем поведали. В землях франков отныне появилось новое герцогство. Несомненно, в этом чувствуется рука канцлера Геривея. Карл Простоватый, только прибывший из Лотарингии, вряд ли бы смог так понять, ситуацию. А момент для него был ах как хорош. Ибо весть о победе под Шартром возвеличивала его основного противника Робертина не менее, чем победа вашего августейшего батюшки короля Эда при Монфоконе. Тогда Эд Робертин получил корону. Этого же добивался и его брат Роберт; И если бы он, а не Карл нанес Ролло новый удар.. — Одному Богу известно, что бы это за собой повлекло… А так Карл сразу же превзошел Роберта — он подчинил себе ни много ни мало, как нормандского льва, а в лоно Церкви ввел нового подданного. Более того, Целый край.
И отныне имя Карла Простоватого навеки войдет в историю, как крестителя норманнов. Даже не знаю, так ли уж заслуживает этот Каролинг подобной участи. Но дело сделано. А Ролло… Что ж, эта присяга отнюдь не умаляет его достоинства, а, наоборот, выявляет его не как бездумного кровавого язычника, а государственного ума мужа, спасшего свои земли от разорительной войны и получившего герцогскую корону.
У Эммы сияли глаза.
— О, говорите, Гвальтельм! Ради всего святого, говорите!
— Те войска, что собрались на Эпте, о которых сообщала супругу герцогиня — продолжал епископ, — были отрядами Ролло, которые, правда, съехались не для военных действий, как решили сначала, а именно для принесения присяги. С ними был и преподобный епископ Руанский Франкон, который, по наущению канцлера, лично обстряпал все дело и убедил Роллона прийти к соглашению. Были там и, люди, подвластные Ру, не все, конечно. Некий Ботто из Байе, говорят, наотрез отказался. А вот Гаук из Гурне, Галь из Галлькура и многие другие поддержали Роллона. И их прибыло туда великое множество.
Карл же прибыл со всеми сеньорами королевства и всеми верховными князьями Церкви. Был приглашен и я, недостойный. Занятная это была встреча, смею заверить. Норманны расположились на одном берегу реки Эпт, франки — на другом, близ города Святого Клера. Но, как мне ни прискорбно это сообщать, нормандская знать выглядела даже представительнее свиты короля. Однако особое впечатление на всех произвел Роллон.
Даже ближайшие палатины Карла и сам Геривей отметили, что такой муж достоин стать сеньором столь обширных земель. И надо сказать, что держался он отнюдь не как человек, которому не так давно было нанесено поражение. В усыпанном каменьями венце, с мечом и в пурпуре, он смотрелся куда достойнее Каролинга, который, смею заверить, никогда не обладал аристократической наружностью. Простоватый… Да, всего лишь Простоватый.
Видимо, Карл и сам это понимал. Поэтому он почти не поднимался с трона, в котором у него все же был облик царствующей особы. И когда соорудили два обширных устойчивых понтона, которые сошлись на центре тихой Эпт, Карл так и не встал с высокого трона. Были провозглашены условия договора, в одном из основных пунктов которого, кстати, Роллону вменялось в обязанность охранять земли франков от своих же соотечественников с моря… очень неглупо, уверяю вас… а также и другие, не менее разумные пункты, где говорится, что Роллон никогда не будет выступать против своего сюзерена, а даже с оружием в руках будет защищать его трон. И конечно же, обязательное условие крещения, о котором я сказал с самого начала. Короче, чтец охрип, когда закончил читать текст договора. И все это время Роллон держался с таким достоинством, что даже я не мог им не восхититься. Каролинг чувствовал это и все время нервничал. И конечно же, он едва не испортил все дело. Мудрого Геривея, который страшно боится воды, рядом не было; и Карл постарался хоть как-то унизить викинга. Конечно, ритуал присяги был выработан еще при Карле Великом, но даже этот знаменитый монарх не применял все ее установки, когда дело касалось вступающих с ним в союз варваров. Таких, скажем, как язычник Видукинд. Карл же решил выдержать весь обряд до конца.
Когда Роллон вложил свои руки в его и произнес вассальную присягу, Карл потребовал, чтобы он еще и поцеловал ему руку. Роллон подчинился, но стоявшие подле короля виконт Нима, аббаты Шуази и Амьена позже говорили что Простоватый едва не заплакал от боли, так этот норманн сжал ему кисть. И все же Карл не унимался. «Теперь приложись к ноге, иначе нельзя». Роллон даже изменился в лице. Какое-то время он молчал, но затем… я сам видел, как он склонился, и в первый миг не поверил своим глазам. Но в следующий момент Роллон так резко рванул короля Карла за ногу, что трон опрокинулся. Король завизжал, падая, и какое-то время голосил, не в силах выпутаться из своей мантии, болтал в воздухе ногами. Окружавшие его бароны схватились за мечи, когда Роллон шагнул к Каролингу, но он резко поднял короля, держал его за ворот так, что они даже не решались пустить в ход оружие, дабы не задеть Карла.
«Твоего Бога я готов признать, — сказал Роллон, — и склоняться перед ним, как перед высшим существом. Но не перед людьми. А к ноге труса может приложиться лишь трус».
После этого он опустил Простоватого, даже отряхнул его. Мы все глядели на них, не зная, что произойдет в следующий момент. Но, слава Создателю, сам король нашел выход. Он рассмеялся. А с ним засмеялся и Ролло.
Потом он обнял Карла за плечо и вместе с ним перешел на понтон франков. Вассальная присяга свершилась, и после Карл и новоявленный герцог Нормандский вместе отстояли святую мессу в базилике аббатства Святого Клера. И язычник Роллон держался перед алтарем с покорным спокойствием человека, готового принять истинную веру.
— Аминь, — перекрестилась аббатиса Стефания.
— Аминь, — повторил Гвальтельм, а за ним и Эмма.
Она невольно улыбнулась. Вспомнила, как нетерпелив был ее Ролло во время служб, когда ей удавалось заманить его в церковь. И вот теперь он готов креститься. Он уступил. Она невольно представила, чего это стоило Ру. И тем не менее он не мог не понять, что в сложившейся ситуации это для него наиболее достойный выход. Даже в своем проигрыше он оставался победителем. Герцог Нормандский! Христианин! Как многое это изменит теперь! Теперь все будет по-иному. Эмма невольно сложила ладони, прошептала благодарственную молитву.
— Ваше преосвященство, — вновь обратилась она к Гвальтельму. — Мне любопытно узнать, как ко всему этому отнесся герцог Нейстрийский? Ведь он так рассчитывал возвыситься за счет Роллона. Теперь же вся слава достанется его сопернику Каролингу?
Гвальтельм машинально вращал перстень на пальце. Кивнул.
— Вы правы, дитя мое. Для Роберта это был неожиданный удар, сводящий на нет все его усилия превзойти Каролинга. Но герцог — муж недюжинного государственного ума. И он сделал наиболее разумное, что мог совершить в сложившейся ситуации, — он поспешил к королю и преклонил пред ним колена, поздравив с приобретением нового вассала. А Роллон… И здесь Роберт не упустил своего. Он пообещал вернуть герцогу Нормандскому всех его пленных, даже его любимого коня с условием, что и он непосредственно примет участие в крещении Роллона и даже станет его крестным отцом. Роллон дал свое согласие.
— А я? — встрепенулась Эмма. — Он говорил с Ролло обо мне?
Гвальтельм словно не услышал.
— Герцог Роберт, однако, не так и прост, — продолжил он, не глядя на нее. — Крещение состоится в праздник светлого Рождества Христова в Руане, где короля не будет, так как он будет занят встречей герцога Лотарингии, Ренье Длинная Шея, который также готов принести королю вассальную присягу от знати Лотарингии…
Воистину, этот год выдался счастливым для Простоватого. Если, конечно, он сможет оправдаться перед обвинением, какое ему намеревается выставить герцог, обвинением в пособничестве норманнам под Шартром. Ведь у Роберта по-прежнему в руках граф Герберт Санлисский, который стремился по приказу канцлера короля, епископа Реймского Геривея, задержать союзные силы Рауля и Роберта на пути к осажденному городу…
— Ваше преосвященство, — не выдержав, перебила его Эмма. — Когда я могу начать собираться в дорогу? Надеюсь, теперь меня ничего не удерживает в обители Святой Магдалины?
Гвальтельм промолчал, и его молчание подействовало на Эмму угнетающе и насторожило. Она видела, как он быстро обменялся взглядом со Стефанией. У нее вдруг тревожно заныла грудь. Резко встала, так, что заметались огоньки свечей.
— Ради самого Господа!.. Что означает ваше молчание? Разве теперь вам есть, что возразить мне? Что теперь, когда Ролло готов принять святое крещение, может помешать нам объединиться с ним узами церковного брака?
Гвальтельм внимательно глядел на нее. Да, она очень красива, эта непризнанная принцесса, дитя союза по любви двух людей из самых знатных домов Франкии. Золотистые отблески играли в ее огромных темных глазах, вырисовывали нежные линии тонкого носа, высокого лба, горделивый изгиб бровей. Хороша. И все же…
— Дело в том, дитя мое, что одним из условий договора в Сен-Клер-сюр-Эпт было условие, что Роллон Нормандский возьмет в жены дочь короля Карла принцессу Гизеллу.
Эмма смотрела на епископа широко открытыми глазами. Сердце ее вдруг словно совсем перестало биться, горло сжалось, а губы пересохли.
— И герцог Нормандский согласился на это условие, — закончил епископ.
— Неправда, — тихо прошептала Эмма, с трудом сделала глоток. — Вы мне лжете, преподобный отче.
— Нет, дитя мое. Я говорю как на духу. Истинный крест. Ведь давно известно, что король Карл и раньше хотел выдать Гизеллу за человека, который слыл правителем Северной Нейстрии. Но, конечно, с условием, что тот венчается с принцессой в церкви. И когда его послы заговорили об этом с Ролло, он сразу же согласился. А что до тебя, то отмечу, что герцог Роберт вел с Роллоном речи на эту тему, однако Роллон сказал, что теперь, когда он помолвлен с настоящей принцессой королевских кровей, ему и дела нет до Птички из Байе, она ему надоела, и он просит, чтобы ему больше не напоминали об этой особе.
Гвальтельм говорил спокойно, не глядя на нее, словно ему и в голову не приходило, что его речи причиняют ей невыносимую боль и каждое слово наносит удар до самого мозга костей.
Эмма медленно осела в кресло. Сердце ныло, словно стало кровоточащей раной, а голова сделалась какой-то большой и пустой, но где-то в глубине души таилась одна-единственная, полная отчаяния мысль — ей необходимо встретиться с Ролло, ей необходимо оправдаться перед ним, необходимо вымолить прощение. Она должна это сделать, даже если она полностью лишится гордости, даже если ей придется перенести весь гнев и пренебрежение Ролло. Но она сделает это… Ради их сына.
Мысль о Гийоме словно придала ей сил.
— Ваше преосвященство, ради всего святого, прошу позволить мне уехать…
— Нет, — твердо сказал епископ. Он даже встал, в упор глядя на Эмму. — Герцог Роберт строго-настрого запретил вам покидать монастырь Святой Марии Магдалины. Этого же требовал и король Карл. Вы женщина королевского рода, которая опорочила свое имя, живя в блуде с нынешним женихом принцессы Гизеллы. И лучшее, что вы можете сделать, чтобы хоть как-то избежать позора и пересудов, так это принять постриг и навсегда скрыть свое имя под именем одной из сестер обители раскаявшейся грешницы Магдалины.
Он тяжело перевел дух. Смотрел в бледное непроницаемое лицо Эммы, в эти большие, блестевшие странным светом глаза. Сказал уже мягче:
— Вы не должны отчаиваться, дочь моя, как бы жестоко ни испытывал вас Господь. Я понимаю, как вам тяжело, но стать монахиней в аббатстве Святой Марии Магдалины — не худший выход для вас. Я бы сказал — это наиболее почетный выход для отвергнутой женщины, имя которой к тому же еще запятнано грехом.
Поэтому смиритесь. Вспомните пример Иова. Он стерпел с верой в Бога, и Господь возместил ему все сторицей. Так и вы. Вы много грешили, и теперь настал час покаяться. Вступите в сонм невест Христовых, и тогда, в тиши молитв, в мире и покое, душа ваша очистится от скверны и, служа Господу нашему, вы познаете новое, истинное счастье.
Эмма вдруг разразилась каким-то диким, болезненным, гортанным смехом.
— Эта крыса Стефания уже вела со мной подобные речи. И я ответила ей. Я слишком люблю мир, люблю жизнь со всей ее болью и радостями. Тихое существование за стенами обители не для меня. И что бы вы ни говорили… что ж, я напомню вам нечто, о чем не подумал никто… даже Ролло. У меня есть сын, маленький мальчик, от которого я никогда не отрекусь, и даже покрывалом невесты Христовой вы не заставите меня оставить Гийома.
Гвальтельм отклонился от нее. Губы его сложились в жесткую складку. Но тут подала свой голос Стефания:
— Разве ты забыла, Эмма, что сам Иисус Христос предупреждал: «Враги человеку домашние его. И кто любит сына или дочь более, нежели Меня, недостоин Меня».
— Что ж, значит, я недостойна! — запальчиво воскликнула Эмма.
— У тебя нет иного выхода! — почти взвизгнула Стефания. — И ты должна не упорствовать, а благодарить… Иначе… подумай лучше о грядущей каре, что падет на тебя… нераскаявшуюся и непрощенную!
— Видимо, вам пообещали пожаловать отменный прекарий за то, что повлияете на такую строптивую, как я? — неожиданно спокойно полувопросительно-полуутвердительно сказала Эмма. Однако за ее спокойствием таился явный гнев. — И кто дал вам право судить меня, если даже Он сказал апостолам: «Вам же говорю — не судите, как Я никого не сужу». Прекарий — земельное содержание, которое давалось в пользование с каким-либо условием.
Она тяжело дышала, глядя на них — на пожелтевшую от ярости аббатису и на удивительно спокойного епископа, на темном, словно продубленном лице которого не дрогнул не единый мускул.
— И я скажу вам, — Эмма резко шагнула к ним, сжала маленькие кулачки. Задыхалась… — …Я скажу… Даже у дьявола нет такой власти над смертным, чтобы я смогла отказаться от собственного сына ради того, чтобы в угоду сильных мира сего исчезнуть из жизни и заживо похоронить себя в молениях!
Гвальтельм понимал, какую сложную задачу возложил на него герцог Роберт, велев услать эту строптивую в монастырь. Эмма, живая, как пламя в костре, была не из тех, кто покорно примет монашество. Он видел, как она цеплялась за жизнь, за свою любовь, за уходящее счастье.
— У тебя нет иного выхода, женщина. Ты уже сыграла свою роль. А что до монастыря… то вспомни, сколько даже царствующих особ окончили дни в святых обителях по принуждению.
Он перечислял, загибая пальцы: последний Меровинг Хильдерик III, постриженный своим майордомом Пипином Коротким; король лангобардов Дезидерий и герцог Баварский Тасило, ставшие монахами по воле Карла Великого; Гуго Лотарингский, сосланный в монастырь императором Карлом Лысым.
И это не говоря о женщинах. Один Карл Великий сделал монахинями своих первых супруг Химильтруду и Дезире Лангобардскую, чтобы иметь возможность вступить в новые браки.
— Погодите! — воскликнула Эмма. Она лихорадочно соображала, искала выход, чтобы как-то вырваться из монастыря, где ей грозило заточение. Главное, вырваться, и тогда она найдет способ найти Гийома, встретиться с Ролло. — Погодите, ваше преосвященство. В свое время герцог Роберт сулил мне союз с графом Пуатье Эблем.
— Эбль Пуатье уже обвенчан с принцессой Эделой, — резко ответил Гвальтельм.
— Но мной интересовался Рауль Бургундский.
— Забудь об этом. Рауль помолвлен с дочерью герцога Нейстрийского, и она уже отбыла к своему жениху в Дижон.
— Но есть еще Ги Анжуйский. Мы были помолвлены с ним с детства.
— Аббат Ги один из героев Шартра, и ему светит великолепное будущее. И ему уже намекнули, что для его же карьеры будет выгоднее, если он забудет о вас. К тому же Ги рукоположенный священнослужитель, он посвятил себя Богу, и великий грех возьмете вы на душу, если вовлечете его в блуд.
— О боже, помоги мне! — заломила руки Эмма, но в следующий миг резко склонилась над столом, так что ее волосы выбились из-под покрывала и упали на щеки. — Я знаю, зачем меня хотят спрятать в монастыре! И вы, и герцог Рауль, и даже Карл Простоватый боитесь одного — что я вернусь к Ролло, что я смогу вновь расположить его к себе, и тогда он пошлет прочь дочь короля. — Дитя мое — , я думаю, вы сами не понимаете, что говорите. Неужели вы готовы разрушить союз, который столь многое может изменить в судьбе королевства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50