— Думаю, Роберт долго не будет с ним церемониться. Ролло потерял свои основные силы, его отступающие отряды разрознены, и герцогу не доставит труда разбить их один за другим. И тогда все франки вздохнут спокойнее.
Эмма сомневалась. Не будет этих северян, придут другие. Вслух же спрашивала, отчего же Рауль сам не желает покорить луарцев, а оставляет всю славу Роберту. Рауль резко вставал, говорил, что должен следить за охраной и восстановлением Шартра. И оберегать ее.
Улыбаясь, он уходил.
Эмма глядела перед собой застывшим взором.
— Им никогда не победить норманнов.
— Зачем же вы бежали к франкам? — Это спросил Риульф.
Эмма глянула на него удивленно. По сути, в первый раз мальчик заговорил с ней. До этого отмалчивался, глядел волчонком, Эмма не знала, чем заслужила такую неприязнь обычно ласкового подростка. Отворачивался, едва она к нему обращалась. Один только раз что-то сказал о том, что Ролло велел ему следить за Гладом, а: он так растерялся в поднявшейся сумятице, что не уберег коня.
Сейчас же Эмма стала рассказывать об обстоятельствах своего побега. Он не верил.
— Я сам видел, как вы обнимались с этим молодым аббатом в лодке.
Эмма сказала, что Ги — ее друг, он ей как брат. Риульф глядел недоверчиво. И это разозлило ее. Она накричала на него, говорила, что эти норманны так верят первому впечатлению, что ни о чем не желают слушать. Потом расплакалась, все твердила, что любит только Ролло и готова на коленях вымаливать у него прощение.
Как ни странно, Риульф вдруг поверил ей, сел рядом, стал даже утешать. Постепенно их отношения наладились, Риульф даже поведал ей о том, что происходило в Руане после ее исчезновения. Сказал, что Ролло давно услал Лив, что перед началом похода отправил Гийома с Беренгаром и Сезинандой в Байе к Ботольфу Белому — подальше от военных действий. Эмма облегченно вздохнула. В Байе Ботольф возводит каменные стены, вокруг только нормандские земли. Что ж, их сын там будет в безопасности.
Потом в город вернулся Роберт. Люди говорили, что он страшно зол. Норманны оставили Мальмезон еще до его подхода, и франкам достались одни руины. Северяне явно мстили за поражение под Шартром. Но окопавшиеся на холме Лев язычники все еще были в осаде, и герцог готовился захватить их.
Потом пришло известие, что в Шартр наконец-то прибыло и войско из Пуатье. Говорили, что герцоги и Эбль Пуатье страшно ругаются. Потом вроде помирились, устроили торжественный молебен в соборе и готовятся к новому походу.
Вечером к Эмме неожиданно пришел Роберт. Она так и кинулась к нему с расспросами о Ролло. Роберт глядел на нее холодно. Кивком головы выслал Риульфа за дверь. Не отвечая Эмме, подошел к ларю с ее одеждой, стал перебирать наряды, бросил ей один из них — из фиолетового яркого сукна с широкой вставкой впереди из черного бархата от горловины до подола, богато украшенный узорами из золота и жемчуга. Таким же расшитым бархатом были оторочены длинные рукава платья и подол.
— Вот, оденься понаряднее. Украшений возьми побольше. Пойдешь со мной на пир. Завтра мы выступаем, а сегодня ты должна очаровать Эбля да Пуатье.
У Эммы гневно загорелись глаза. Резко вскинула голову.
— Кажется, мы уже говорили на эту тему, дядюшка. Мне и дела нет до вашего Эбля. Я буду верна только Ролло.
Она никогда еще не видела герцога таким разгневанным. Казалось, он готов ее ударить. Стояла перед ним, глядя в такие же, похожие на ее, карие глаза.
— И тем не менее ты смогла завлечь чарами Рауля Бургундского! — герцог так рванул себя за ворот, что отлетела скреплявшая его золотая запонка, Учти, Рауль — жених моей дочери, и я не позволю назло мне расторгнуть эту помолвку.
Эмма широко распахнула глаза. Так вот что волнует ее дядю. Ей стало почти смешно. Но сказала спокойно:
— Что мне ваш принц Бургундский, что Эбль? Я — жена Ролло.
— Даже если его нет в живых?
У Эммы побелели губы. Она судорожно сглотнула.
— Вы лжете, миссир. Если бы с Ролло что-то случилось, я бы это почувствовала. А вы унижены тем, что он опять вас обошел под Мальмезоном. И сейчас он в безопасности.
Какое-то время они глядели друг на друга, тяжело дыша, не в силах ничего добавить к сказанному. Герцог первый взял себя в руки.
— Вот что, племянница, если ты хочешь узнать новости о Роллоне, ты пойдешь на пир. Как принцесса франков и моя родственница. Тебя не будут больше охранять и станут обращаться, как подобает женщине твоего положения. Я даже обещаю, что отпущу тебя, куда ты пожелаешь. Но для этого тебе придется все же быть полюбезней с графом Эблем.
Он пододвинул стул, сел.
— Конечно, Эбль — порядочный пес, не спорю. Но мне необходимо, чтобы он увлекся тобой. Ты ведь можешь покорять мужчин. А Эбль сейчас помолвлен с принцессой Английской Эделой. Этот союз невыгоден Нейстрии, ибо если ублюдок Рамнульфа Пуатье женится на английской принцессе, то есть на сестре нашей королевы, то он, как и его отец, потребует себе королевской короны. А это приведет к раздроблению Франкии и ослаблению власти Робертинов. Рамнульф Пуатье (ум. 890 т.) — отец Эбля, граф Пуатье. Вел себя как независимый князь при императоре франков Карле Толстом и короле Эде.
Ты понимаешь меня? Как дочь Эда и принцесса нашего дома ты просто обязана мне помочь. Очаруй Эбля, помути его разум. Ведь, говорят, эта Эдела просто дурнушка, так что такой красавице, как ты, не составит труда отвратить Эбля от этого союза. Если до короля Эдуарда дойдет, что он предпочитает его дочери женщину из нейстрийского дома, он сам возвратит ее в Англию.
Эмма медленно подняла упавшее платье. Ей и дела не было до политических интриг дяди. Но она уловила лишь одно — он готов отпустить ее.
— Вы обещаете, что не станете препятствовать моему отбытию?
Он кивнул.
— Куда пожелаешь, дорогая. Если ты сама, после того, что видела под Шартром, не захочешь променять своего бешеного варвара на графство Пуатье.
Ей даже стало смешно. Этот Эбль и Ролло. Она уже не доверяла Роберту. Но это был единственный шанс освободиться от опеки влиятельного дядюшки.
Вечером аббат Далмации проводил ее к шатрам вельмож. Они были ярко освещены. Огромные, как дворцы. Вход присборен красивыми фалдами, резные подпоры увиты цветами. Землю устилал мягкий мех. Столы стояли по периметру, накрытые белыми скатертями. Пахло дорогами яствами, вином, веяло пряным ароматом специй. У входа громко играли фигляры — дули в рожки, звенели бубнами, наигрывали на лирах. За столами сидели именитые горожане, духовенство, знатные вавассоры. Ели, разговаривали, но по большей части глядели в дальний угол шатра, где за серединным столом громко ругались их предводители. Их голоса превышали музыку, людской гомон. Так что, несмотря на вроде бы мирную обстановку, картина была далеко не идиллической.
— Вы не смели начинать военные действия без меня! — орал Эбль. Лицо его было красным от гнева, выпитого вина и отсветов алой шелковой туники. Драгоценности на нем подрагивали, когда он потрясал кулаками. — Вы украли у меня мою славу, мою победу. Ведь по договору мы должны были выступать все вместе.
— От тебя не было никаких вестей, Эбль, — зло обрывал его Рауль. — Мы и сами задержались из-за моего ранения, а ты все медлил. Сколько мы могли еще ждать? Откуда нам было знать, что ты не поступишь, как предатель Вермандуа, продавшийся этому плевку сатаны, изменнику Геривею?
— Что мне ваш канцлер? Что его подачки? Я сам скоро стану королем и…
Он резко осекся, увидев приближающуюся через свободное меж столами пространство дивную красавицу из снов. Как она идет, как держится!.. Как изящны формы ее гибкого стана, как блестят каменья на высокой груди, как мягко облегает ткань длинные бедра. А лицо, улыбка, темные огромные глаза…
Он вдруг узнал ее. Потряс головой, чтобы удостовериться, что не обознался. Боже, это та изможденная дорогой, усталая женщина, та злобная фурия с телом феи, что так поразила, но одновременно и разгневала его в их предыдущую встречу.
Граф всегда был неравнодушен к красавицам, но сейчас он невольно нахмурился. Он еще не забыл обиды. Однако, дьявол возьми, она улыбается. И улыбается именно ему. Как богиня, как королева…
В самом деле, сейчас налицо было поразительное различие с той понурой, запыленной женщиной. Этот роскошный наряд, шелковые рукава достигают сверкающих браслетов на запястьях. Красновато-рыжие косы короной лежат на затылке, подчеркивая правильность вылепленной природой головы, открывая длинную, стройную, как лилейный стебель, шею.
При мягком повороте головы чуть покачиваются звенящие серьги в форме крестов с подвесками, достигающие ключиц. Все это так роскошно и нарядно. И сколько в этой женщине достоинства! Как она величественна и соблазнительна одновременно! Какое тело! А ведь он еще не забыл, что видел ее совсем раздетую. Лишь миг, но он помнит эту живую соблазнительную плоть, всю в капельках влаги.
У Эбля пересохло во рту, он сел. Роберт чуть улыбнулся в бороду, довольный произведенным Эммой впечатлением. Невольно покосился на Рауля. Бургундец так и застыл с не донесенной до рта чашей. Роберт чуть нахмурился, но ничего не сказал. Его злило, что зять ни разу не упомянул о своей невесте, а только и говорил, что об Эмме. Пришлось запретить ему видеться с племянницей.
Но сейчас он его понимал. Слышал, как в палатке смолкал гомон. Люди глядели на это величественное и прекрасное чудо во все глаза. Гордый Далмации услужливо вел Эмму за самые кончики пальцев, словно недавно не он толкал ее на стене, готовый в любой миг пронзить копьем. Сидевший за столом с герцогами епископ Гвальтельм беспокойно заерзал. Роберту уже сообщили, какую роль довелось сыграть его племяннице в чуде с покрывалом. Пока он молчал, но сейчас епископ беспокоился. Раз герцог лично пригласил Эмму на пир и готов представить всем как принцессу, то еще неизвестно, как аукнется эта затея с чудодейственным покрывалом.
Роберт вышел из-за стола приветствовать Эмму. Приняв ее из рук Далмация, повернул к гостям..
— Моя племянница, дочь короля Эда — Эмма Робертин.
В зале раздались приветственные крики. Роберт чуть пожал руку Эммы.
— Молодец, девочка. Ты сразила всех наповал
Он усадил ее между собой и Эблем, Граф осторожно покосился на нее.
— Вы так и не поприветствуете меня, миссир? — очаровательно улыбаясь, спросила она.
— Разве вам это будет приятно? — Он стал наливать бокал вина. Рука дрожала, он чуть не перелил. — По — моему, предшествующая наша встреча не доставила удовольствия нам обоим.
Эмма засмеялась.
— А по-моему, все было весьма забавно. Я долго вспоминала тот инцидент. Хотя, видит Бог, вы были излишне дерзки. А сейчас столь любезны.
Она чуть пригубила бокал, долгим взглядом поглядела поверх его края на графа. Эбль заулыбался.
— Что ж, и впрямь верно говорят, что даже сатана не разберет женских причуд. Но мне отрадно, что вы не в обиде на меня. Я же, в свою очередь, прошу у вас прощения, ибо мне было бы горько осознавать, что самая красивая женщина во всем христианском мире гневается на обезумевшего от ее чар поклонника.
— Самая красивая? Мила мне лесть.
Эбль тут же расплылся в уверениях, что говорит, как на исповеди. Эмма смеялась. Роберт слышал, как они воркуют, отвернулся, пряча улыбку.
Заметил, как Рауль широко открытыми глазами глядит на кокетничающую с графом Эмму. Нельзя, чтобы он вмешался. Пока племянница прекрасно справляется с ролью, и Эбль раскудахтался, как глухарь на току. Главное, чтобы граф ничего не заподозрил. Поэтому герцог положил руку на запястье зятя, заставив его опомниться. Сам же повернулся к Эмме и графу.
— Прости, что я перебиваю вас, племянница, но у нас с миссиром Пуатье как раз шел важный разговор, и он так и не ответил, отчего он не спешил в Шартр, а теперь уличает нас в излишней поспешности.
Эбль нахмурился. Ему совсем не улыбалось, чтобы его опорочили перед этой красавицей.
— Клянусь спасением души, у меня была уважительная причина, чтобы задержаться. Куда более достойная, нежели ваша задержка из-за пустякового ранения. И я слал гонцов, умоляя вас немного обождать. Но я не знал, где вы находились в тот миг, и мои люди скакали в Вермандуа. Кто тогда знал, что ваш дражайший шурин, миссир герцог, окажется предателем.
Теперь вмешался Гвальтельм.
— О какой задержке толкуете вы, сын мой? Город был в опасности, в нем разразилась оспа, люди разуверились и отчаялись, а норманны все наседали. Нам даже пришлось прибегнуть к крайним мерам и…
— Остановитесь, достопочтенный отец! — резко прервал его Роберт. Ему совсем не хотелось, чтобы Гвальтельм открыл, как ничтожно было положение Эммы совсем недавно. В глазах Эбля его племянница должна выглядеть достойно. Не менее достойно, нежели английская принцесса.
— Нам известно, что медлить было нельзя. И вам не в чем упрекнуть нас, что мы не позволили норманнам овладеть городом. И никакая уважительная причина, клянусь Царствием Небесным…
— У меня она была! — рванулся Эбль. — Вы же знаете, Роберт, я не мог покинуть тогда Пуатье, я должен был встречать принцессу Английскую, мою невесту…
Он вдруг резко осекся, бросил на Эмму быстрый взгляд.
Она недоуменно подняла брови.
— Как, сударь? У вас уже есть невеста? — Она обиженно надула губки. — А я после той нашей встречи… Что ж, должно быть, англичанка красивее наших женщин. Роберт едва не расхохотался, видя обескураженное лицо Эбля. Перед ним сидит прекрасная племянница двух самых могущественных людей Франкии, женщина королевской крови, и дает ему понять, что задета его пренебрежением к ней ради иноземки.
«Отлично сыграно, девочка!» Роберт осторожно пожал ее руку. Эмма никак не отреагировала на этот жест одобрения, лишь взглядом велела стольнику пододвинуть к ней блюдо с перепелами. Ела, глядя туда, где в центре шатра, смеша зрителей, боролись два уродливых карлика.
Эбль не сводил с нее глаз. Видел этот нежный профиль, чуть золотистый в свете свечей, длинный изгиб ресниц. И вспомнил веснушчатое курносое создание с еле оформившейся фигурой, какое ему неожиданно, прислали из Англии.
Тогда он решил, что обошел всех других князей-франков, а сейчас вдруг засомневался — уж не прогадал ли? Ведь еще во время их первой встречи в монастыре Роберт намекнул ему, что брак его племянницы с Роллоном недействителен в землях франков, что эта принцесса фактически свободна и он не прочь бы породниться с Эблем.
Граф перевел взгляд на карликов. Для смеха они надели рогатые нормандские шлемы, потрясали секирами. Эбль вдруг словно что-то вспомнил.
— А как же ваш Роллон? Неужели вы уже забыли его?
— Ролло? Он ведь не пожелал креститься, а значит, не так сильно любит меня. Да и кто знает, где он теперь.
Она отодвинула тарелку. В упор поглядела на Роберта.
— Как вы думаете, светлейший герцог, где сейчас Роллон Нормандский?
Голос невольно ее выдавал. Роберт понял, что Эмма требует от него того, чем он заманил ее на пир. И он поспешил ответить. Как можно непринужденнее:
— Одно из двух: либо он главенствует норманнами, что окопались на холме Лев, и тогда он совсем рядом с нами, либо это он и его люди захватили Мальмезон. Для нас бы выгоднее, если бы Роллон был на оцепленном франками холме, хотя в том, как действовали северяне под Мальмезоном, скорее угадывается его почерк. Потому-то я так и спешил в Мальмезон. Но те, кто уцелел в крепости, сообщили, что штурмом руководил рыжий норманн, известный под именем Галла. Поэтому у нас остается надежда, что удастся пленить Ролло и выставить ему свои условия.
Роберт говорил спокойно, словно обсуждая богословский трактат. Но Эмма была напряжена, как струна. Ни о каких условиях не могло быть и речи! Теперь, когда норманны разгромлены, для герцога будет выгодней физически уничтожить их предводителя, нежели сызнова давать ему власть на условиях крещения. Эта идея была абсурдна с самого начала, а уж сейчас выглядела совсем невероятно. Побежденному не оказывают милости, не ведут с ним переговоров. И все же Эмма надеялась. Спросила как можно беспечнее:
— И когда же вы думаете разгромить норманнов на холме?
Вмешался Эбль.
— Диво, что вы до сих пор этого не сделали, — заметил он резко. — Неужели после такой победы под Шартром, вам не под силу одолеть горстку язычников на холме?
Роберт не спеша отрезал кусок пирога, сделал кравчему знак подлить вина.
— Тебя не было здесь, Эбль, и ты не знаешь, во что обошлась нам победа. Норманны сражались, как люди, привыкшие выходить лишь победителями. И Хотя на каждого из них приходилось по два-три франка, нас полегло не менее, чем их. Нужно было отойти после боя, похоронить убитых, заняться ранеными. А холм Лев… Мы немного опоздали, и викинги успели занять выгодную позицию на его вершине. На крутом подъеме наша конница понесла значительный урон. Убитых было столько, что норманны смогли соорудить стену из их тел и туш коней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50