А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Как будто душа Кларка вселилась в ребенка, чтобы продолжать мучить меня на этом свете. Однажды я даже ударила его; потом в себя не могла прийти. Знаешь, мне в голову пришли вдруг страшные мысли: я подумала, что если высеку Рея, то отомщу Кларку. О Господи, да что со мной?! — Она закрыла лицо руками.Орвил подумал о том, что лучше бы Лилиан не молчала в свое время: теперь бы ей не хотелось выместить на сыне запоздалую злость! Хотя… кто сможет изменить жизнь человека, кроме него самого!— Лили, милая, — произнес он, — поверь мне, все будет хорошо. И почему бы тебе не переехать сюда? Это же наш общий дом.— Нет-нет, и оставь это. Я не стану вмешиваться в жизнь твоей новой семьи, — очень сухо проговорила она и освободилась из объятий брата; минутный порыв прошел, самообладание вернулось к ней.— Тогда отправь Рея к нам на каникулы. Я постараюсь помочь тебе. И не надо мстить Кларку, мертвым не мстят, он уже получил свое.Лилиан, как видно, колебалась.— Нет, — сказала она, — я не пришлю к тебе Рея. Вообще-то я так и хотела сделать, но теперь…— Ты зря, Лили. Пусть приедет. И ему не будет скучно подружится с Джессикой.— Я сказала, нет! — Перед ним была прежняя решительная Лилиан. Когда, в какие моменты своей судьбы она сменила кротость на ожесточенную решимость, Орвил не успел уловить.— Напрасно.— Нет. Только вот…— Лилиан замялась. — Если со мной случится… что-нибудь, — тихо произнесла она, — я хотела тебя просить… Ты возьмешь к себе Рея? Ты позаботишься о нем?— И о нем, и о тебе. Не волнуйся, Лили, ты поправишься.— Уже нет. — Лили отрицательно мотнула головой, и странно: прежняя горечь исчезла — Но я боюсь. Честно сказать, Орвил, я разлюбила жизнь. И мне все равно.— Но ты должна жить. Хотя бы ради Рея.— Рея воспитаешь ты. Знаю, это будет очень нелегко, и я не хочу взваливать на твои плечи такое бремя, но… иначе не получится. Хотя, конечно, у тебя уже есть одна обуза… Послушай, Орвил, ты, наверное, не совсем хорошо представляешь, на что решился. Как ты собираешься справляться с чужим ребенком? И своего-то воспитать нелегко, а тут…— Воспитаю. Девочка мне очень нравится, мы уже немного подружились. И Агнесса легко справляется с ней.Лилиан уязвленно вздрогнула и продолжала уже в ином тоне:— С незаконными детьми природа нередко играет злую шутку, но расплачиваться приходится другим. Посмотри на эту девочку: она похожа на тебя? Или на свою мать? Эти белокурые волосы, светлые глаза… Сразу видно, что это не ваш общий ребенок!— Чепуха, Лили! Бывает, дети вовсе не похожи на родителей. И мы с тобой никогда не были похожи друг, на друга.— Кое в чем были. Появление блондинки в семействе Лемб стало бы большой новостью, как стало новостью то, что один из самых уважаемых людей в городе женился на женщине, воспитывающей незаконнорожденного ребенка!— Ты просто уже не знаешь, что сказать, Лили. Ты прекрасно понимаешь, что Агнесса хорошая женщина, и видишь, что ее дочь — прелестная девочка!— Кстати, чем занималась твоя жена до знакомства с тобой? Кто отец ребенка?— Теперь, получается, я.— О, Орвил, перестань, мы не в игрушки играем! — огорченно воскликнула Лилиан.— Хорошо, — спокойно произнес он. — Я тебе все расскажу.Он вкратце рассказал свою историю знакомства с Агнессой, умолчав, разумеется, о некоторых вещах.— Да, — подавленно прошептала его сестра. — Что тут скажешь! Значит, она решилась бежать с любовником без родительского благословения? А где же он теперь, этот человек?— Насколько мне известно, там, откуда не возвращаются.Лилиан вздохнула и, глядя на Орвила проницательным взглядом черных глаз, произнесла:— Хорошо, если так! А то, пожалуй, тебе стоило бы опасаться, что твоя супруга опять сбежит, только на сей раз от тебя!— Лили!— Прости, Орвил. Сорвалось, я не хотела.— К авантюрам влечет в юности, Лилиан. А потом уже хочется чего-то иного. Не беспокойся за меня, все будет как надо.— А ты не думаешь, что женитьба на ней может помешать твоей работе? И потом, я не уверена, что ее примут в обществе! И на тебя, и на всю нашу семью ляжет тень.— Это меня не волнует.— Кажется, раньше тебя волновала в первую очередь работа. Бог с ней, с семьей, раз уж ты не дорожишь ее честью…Орвил взорвался:— Что работа, карьера, общество?! Я люблю Агнессу и хочу быть с ней — вот что для меня важнее всего! Я хочу, чтобы дома меня ждала семья, мне надоело одиночество! Чего ты добиваешься, Лилиан?!Лилиан покачала головой.— Ничего. Я не хочу обижать тебя, Орвил, ты мой брат и очень хороший человек, но все же скажу: я думаю, что этой женщиной руководил прежде всего расчет. Вспомни церковь! Господь не лжет! Твоя свеча погасла — этот брак не принесет тебе счастья!— Я не верю в приметы. И вообще, ты слишком далеко зашла, Лили. Вернее, я далеко зашел. Позволить тебе обсуждать мою жену на второй день после свадьбы безнравственно, в конце концов! Нельзя же этого не понимать.В том, что Орвил поддерживал этот малоприятный ему разговор, в самом деле была огромная уступка обстоятельствам: он никогда и ни с кем не обсуждал свою личную жизнь. Просто сейчас ему было жаль сестру: он знал, как оскорбил бы Лилиан отказ обсуждать столь болезненно-важную для нее тему.Он отвечал сестре, а сам думал о том, что его отношения с Агнессой и вправду пока сложны. Возможно, потребуются усилия для того, чтобы добиться от нее той подлинной откровенности, что и является одним из залогов счастья. Орвил понимал: Агнесса вышла за него если и по человеческой симпатии, то не по любви, настоящей любви. Он невесело усмехнулся: с ним Агнесса, наверное, не сбежала бы, бросив все на свете!Она была его женой и, следовательно, принадлежала ему, но Орвилу не нужна была ее бессловесная, холодная покорность, ему нужна была только любовь, и он убеждал себя: Агнесса просто еще не разобралась в себе, слишком мало они были знакомы, мало времени провели вместе, она не успела, просто не успела его полюбить. У нее еще будет время! Он старался не задавать себе вопроса о том, много ли времени потребовалось ей для того, чтобы полюбить тогда, в первый раз.— Да, Орвил, да! Но безнравственно и другое. Вспомни, сколько было среди наших знакомых девушек из приличных семей! Мисс Ренделл, мисс Шарп!— А! Эти кокетки с пустыми глазами! Они только и могут сплетничать и хвастать друг перед другом нарядами и мужчинами, которых удалось покорить. Вот им-то муж точно нужен только для того, чтобы выставлять его напоказ своим подругам да чтобы оплачивать счета. Но я хочу иметь женой не пустоголовую куклу, а настоящую женщину, верную, умную женщину, с которой можно поговорить обо всем.Лилиан недоверчиво улыбнулась.— А что, она… такая?— Такая!— Но вы всего день как повенчались.— Ты, вижу, считаешь меня неспособным разбираться в людях.— Ты влюблен.— А тебе хотелось бы, чтоб было иначе?Лилиан не нашлась, что сказать.— Когда ты уезжаешь? — спросил Орвил.— Сегодня.— Побудь хотя бы до конца недели.— Нет. Тебе лучше во всем разобраться самому, я буду только мешать. И потом Рей там один. А когда ты приедешь? То есть, я хотела сказать «все вы»?— Осенью. Или зимой. Как получится.Они поговорили еще, и напоследок Лилиан произнесла те слова, которые Орвил ожидал услышать непременно:— Не о том мечтали наши родители!— Они мечтали о том, чтобы мы были счастливы, Лилиан, а я, кажется, начинаю понимать, что такое настоящее счастье.Полчаса спустя Орвил вошел в залитую солнцем комнату, где на диванчике сидели Агнесса и Джессика. Агнесса читала вслух книжку, а Джессика внимательно слушала, изредка разглядывая картинки.— Что, девочки, — сказал он весело, — не пора ли нам пойти прогуляться?— Пора! Пора! — закричала Джессика.— Тогда собирайтесь! — Орвил подмигнул Джессике и вышел из комнаты.Агнесса открыла шкаф, где висели в ряд ее платья (никогда у нее не было столько платьев!) и принялась выбирать, что надеть на прогулку. Ей хотелось нарядиться получше, чтобы доставить удовольствие мужу. Она выбрала светло-сиреневое платье из муара, модную шляпку с сиреневыми перьями и подошла к зеркалу. На нее смотрела привлекательная молодая женщина с красиво уложенными волосами, стройная, с мягким светом в глазах. Агнесса вспомнила парк в Холтоне и свою случайную собеседницу, которой позавидовала тогда. Теперь Агнесса выглядела не менее прелестно, чем та дама.Она стала одевать Джессику. Девочка крутилась из стороны в сторону и задавала бесконечное множество вопросов.— Мама, а у мистера Лемба много денег? — спростила она вдруг.— Наверное, много, не знаю, — ответила Агнесса, завязывая бант. — А зачем тебе?— Помнишь, ты говорила, что у нас нет денег на куклу? А мистер Лемб купил мне много игрушек. Значит, он может купить нам братика или сестричку?Агнесса улыбнулась.— Это не так просто, как ты думаешь. Твое желание не может исполниться сразу, как ты хочешь. Нужно подождать.— А долго нужно ждать?— Долго.— Сколько? Месяц?— Месяц — это мало. Наверное, не меньше года, а может, и больше.— Так долго! Значит, нужно очень-очень много денег?— Да, много.Джессика задумалась. Потом спросила:— Но ведь у нас никогда не было много денег, как же ты смогла купить меня?Aгнecca опустилась перед ней на корточки и, глядя ей в лицо, сказала серьезно:— Я отдала за тебя все, что у меня было, Джесс.— Ты так хотела девочку?Женщина кивнула.— А почему?— Я была совсем одна. Одной плохо, моя маленькая. Понимаешь?— Да. Но я не хочу ждать целый год! Я спрошу мистера Лемба, можно ли быстрее, хорошо? Надо постараться купить ребенка раньше!Агнесса слегка покраснела.— Нет-нет, Джесс! — поспешно произнесла она. — Не вздумай говорить это мистеру Лембу! Нельзя постоянно приставать к человеку с просьбами. Понимаешь?— Понимаю, — как взрослая, вздохнула Джессика.— И пожалуйста, веди себя хорошо, доченька, договорились? Хорошие девочки и так все получают без лишних просьб.— А если я буду послушной, то мистер Лемб разрешит мне назвать его папой?Агнесса замерла, как на распутье. Она не знала, что ответить, а Джессика смотрела на нее своими глазами, переменчивыми, будто морская вода. Сейчас они казались голубыми, почти небесной, чистой синевы. Агнессе жаль было Джессику, которая так желала иметь отца, но как отнесется к этому Орвил?— Разрешу, Джесс, — голос Орвила, стоявшего на пороге.— Правда?! — воскликнула девочка. — Я могу тебя так называть?— Можешь, если мама не против.Девочка повернулась к Агнессе, и та кивнула. Джессика с застенчивым лукавством взглянула на Орвила.— Иди, позови Керби и пойдем! — сказал он ей. Девочка убежала вприпрыжку.— Ты готова, дорогая? — спросил Орвил, любовно глядя на Агнессу, и заключил: — Да ты просто прелесть!Он подошел и, вытащив из кармана маленький бархатный футлярчик, сказал:— Вот, я забыл отдать вчера… Нравится?Агнесса взяла коробочку из его рук. Внутри, на черном бархате, как звезды южного неба, сверкали бриллиантовые камни колье, соединенные перемычками из лунного серебра.— Нравится… Спасибо, Орвил.Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась.— Агнесса! — он обнял ее. — Скажи, ты счастлива? Счастлива хоть чуть-чуть?— Я очень счастлива, Орвил, — просто и без запинки ответила она, и Орвил мог бы с кем угодно побиться об заклад, что невозможно ответить более искренне, чем это сделала Агнесса.Потом они гуляли по солнечному парку, вышли и в город. Агнесса и Орвил шли под руку, а Джессика на два шага впереди них вела на поводке Керби… вернее, Керби тащил Джессику за собой.— Агнесса, я думаю, лучше будет, если дать Джессике мою фамилию, — сказал Орвил. — Теперь, когда ты стала миссис Лемб, девочке не стоит называться Митчелл. Я не хочу, чтобы ее происхождение постоянно ставилось под сомнение.— Да, конечно, — коротко отвечала Агнесса, — так будет лучше.Орвил облегченно вздохнул. Хорошо, если с этой историей удастся покончить раз и навсегда. Ему было неприятно, что люди, считая Агнессу честной, наперебой хвалили ее, а часом позже, узнав, что у нее есть ребенок, принимались выискивать в ней недостатки; при этом они совсем не знали ее и не стремились узнать, им важен был лишь факт подтверждения ее непорядочности, коим считалось живое существо — Джессика. И Лилиан на прощание посоветовала отдать девочку в «хороший пансион» «там ее постараются воспитать как леди». Вспоминая слова сестры, Орвил недобро усмехнулся: Лили, как видно, решила, что Агнесса неспособна воспитать свою дочь сама и что Джессика изначально испорченная, раз появилась на свет незаконно.Но теперь, можно надеяться, все неприятное останется в прошлом. Он удочерит девочку, а общество… оно сдастся рано или поздно перед ним, перед обаянием Агнессы… Только вот сердце, человеческое сердце… чем можно взять эту крепость? Добром, наверное, любовью, терпением…Вечером Джессику с трудом уложили спать, она была так возбуждена, взволнованна, что ее никак не удавалось успокоить.День был полон впечатлений — она исследовала дом и парк, перезнакомилась со всей прислугой, устраивала дом для кукол, листала новые книжки… Наконец заснула. Здесь же устроился Керби. Пес с первого дня вознамерился водвориться в спальне хозяйки, но туда его не пустили, и Керби избрал полумеру: поселился в детской, тем более что здесь он встретил поддержку Джессики.Своеобразно он вел себя по отношению к Орвилу: с большим достоинством, незлобно, но достаточно независимо и отстраненно, всем своим видом давая понять, что поселился здесь ради Агнессы и Джессики и отнюдь не обязан благодарить Орвила за гостеприимство. Самое важное пес решил для себя давно: хозяин, живой или мертвый, был для него единственным. И заводить другого Керби не собирался.Агнесса и Орвил посидели возле кроватки девочки, тихо беседуя.— Агнесса, — Орвил, — в этом месяце я решил не заниматься делами. И тебе, я думаю, нужно отдохнуть. Может быть, съездим к морю?Лицо Агнессы наполнилось светом.— В Калифорнию, Орвил?..— В Калифорнию?.. Вообще-то я думал немного поближе. Впрочем, мы можем поехать куда захочешь.— Нет-нет, — быстро произнесла Агнесса, — я не хочу в Калифорнию.— Но…— Я передумала.— Хорошо, как скажешь.— А Джессика?— Разумеется, мы поедем вместе с Джессикой. И даже Керби возьмем с собой.Ужинать поехали в самый шикарный ресторан города. Агнесса в темно-зеленом бархатном платье с приколотой у плеча розой и в драгоценностях сидела за столиком; позолоченный сервиз, хрусталь, ковры —пугающие роскошью предметы окружали ее, и она не могла понять, что есть сон: то, что было тогда, месяц назад, или все-таки ее теперешняя жизнь. Слишком быстро все происходило, она не успевала опомниться, осознать как следует свои действия и мысли… Давно ли мыла посуду за гроши, а теперь сама — богатая посетительница ресторана, куда более внушительно-роскошного, чем тот, в Хоултоне. Что бы сказали ее бывшие напарницы, если б увидели ее сейчас? А Филлис? Она по-прежнему работает там…— Жаль Филлис, — произнесла Агнесса вслух. — Теперь не увидимся долго.Ей хотелось помочь подруге, но она стеснялась попросить об этом.— Хочешь помочь ей?Агнесса замялась.— Да, — призналась она наконец. — Филлис единственная меня поддерживала. Но я не знаю, как это сделать.— Это довольно просто, — ответил Орвил.Агнесса пожала плечами: живой неподдельный бархат ее кожи озарялся мягким светом, и влекла, неудержимо притягивала, не отпускала загадочная зелень глаз. Орвил любовался этой не осознающей своей силы женщиной: то был ее миг, ее час, ее жизнь.— Но у меня нет ничего, — возразила она. Орвил внимательно посмотрел на нее.— У тебя есть то, что есть у меня, и наоборот. Разве нет?— Филлис примет не всякую помощь. Просто деньги она не возьмет.— Понимаю. Но не обязательно делать так. Можно, например, помочь ей устроить мастерскую или магазин, чтобы она имела постоянный доход, который, кстати, будет зависеть от ее труда. А чтобы это не выглядело как благотворительность, пусть отчисляет тебе процент, небольшой, разумеется, как будто ты с нею в доле.— Но Филлис простая девушка, она никогда ничем подобным не занималась. Думаешь, она справится?— Научиться несложно. Я отправлю к ней надежного человека, он все сделает.— Спасибо, Орвил. — Агнесса ласково тронула его ладонь.Темные глаза Орвила наполнились светом.— Агнесса, милая…— Ты выполняешь все мои просьбы. Что я могу для тебя сделать?— Ты уже сделала. И я хочу, чтобы у тебя были просьбы. Всегда. А еще лучше будет, если я научусь и так догадываться обо всех твоих желаниях.— Ты так сильно меня любишь? — очень тихо прошептала она.— Я так сильно тебя люблю, — не сводя с нее глаз, ответил он.Потом оглянулся. Атмосфера сладкой тоски наполняла все вокруг, но Орвил чувствовал что-то совсем другое. Его не расслаблял желтоватый полумрак, таинственный переливчатый блеск напитков в бокалах — все это лишь помогало подчеркнуть сосредоточенность, царящую внутри. «Любовь — очень древнее вино, и им никогда нельзя напиться допьяна», — подумал он. Он всегда рассуждал трезво, он знал, что есть на свете женщины куда более совершенной красоты;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44