— Попомни, ты оттолкнула меня, — усмехнулся он, протягивая ей нож — длинный, блестящий обоюдоострый клинок, рукоять черненого серебра с янтарем посредине. — Вот, держи. Сможешь воспользоваться им при необходимости?— Да.— Так я и думал. Но только смотри не заколи кого-нибудь из людей короля, если вдруг они придут сюда. Это для насильников. — Он уже стоял у двери. — Включая меня самого.— Ты не смог бы взять меня силой…— Хотел бы я быть так же в этом уверен.—…потому, что я не смогла бы противиться.Он на миг прикрыл глаза.— Тогда да поможет господь нам обоим.— Аминь, — прошептала Алина закрывшейся за ним двери.
Рауль пробирался по людным улицам Лондона, стараясь думать о предстоящем ему трудном деле, но мысли его были полны только страстной любовью к прелестной девушке, которая, возможно, этой ночью не сможет достаточно твердо сказать ему «нет».Он желал Алину, но не хотел сделать ее своей до того, как она станет его женою перед богом и людьми. Он не хотел бесчестить ее, но желал с такою силой, как никогда и ни одну женщину в своей жизни.Рауль вслух застонал, и пробегавший мимо разносчик недоуменно взглянул на него. Галеран и Джеанна, напомнил себe Рауль.Безмолвно шевеля губами, заставляя себя сосредоточиться, он принялся восстанавливать в памяти события последних дней. Король согласился выслушать дело Галерана. Галеран намеревался вымолить у него прощение для Джеанны, как простил он сам, упросить, чтобы Донату оставили при ней. Не было никаких причин думать, что король откажет в подобной просьбе, но зачем тогда он повелел схватить Джеанну и Донату?Однако устраивать побег слишком опасно. Галеран возвратился из монастыря встревоженный и разгневанный, но все же он полагал заключение меньшим из возможных для Джеанны зол, будучи уверен в том, что король решит дело в его пользу и выпустит Джеанну из заточения.Итак, почему Джеанна хотела, чтобы он, Рауль, освободил ее раньше и она могла бы предстать перед королем? Алина правильно говорила: Джеанна не дурочка и, несмотря на прошлые ошибки, ее нельзя назвать взбалмошной и капризной. Неужто она хочет, приняв на себя всю вину и всю тяжесть наказания, помешать Галерану выйти против Лоуика в поединке чести?А если помочь ей в этом, не придется ли ему самому потом принимать вызов от друга и драться с ним уже не в шутку, как бывало?Подойдя к монастырским воротам, Рауль позвонил в колольчик, и окошко в двери тут же открылось.— Я пришел справиться о леди Алине. Ее нашли?— Нет, сэр.— Могу я войти и побеседовать по этому поводу с матерью-настоятельницей?Тяжелая дубовая дверь отворилась медленно и неохотно. Рауль вошел и немного спустя оказался в скромных покоях матери-настоятельницы.— Вам что-нибудь известно об этом глупом ребенке? — Раздражение в голосе матери-настоятельницы мешалось с тревогой.— Я пришел задать вам тот же вопрос. Она непривычна к столь большому городу. Я боюсь за нее.— Я тоже, — отрезала мать Эгберта. — Ума не приложу, что побудило ее к такому безрассудству. Ведь она сама почти монахиня!— Нельзя ли мне поговорить с леди Джеанной? Быть может, у Алины есть в Лондоне родственники или друзья, у которых она могла попросить убежища?Мать-настоятельница неодобрительно нахмурилась, подумала немного; затем кивнула Раулю, приглашая следовать за нею, и повела по коридору к комнате Джеанны. По пути Рауль старался, как можно подробнее запомнить расположение келий, коридоров и переходов.Вот и келья Джеанны. Мать-настоятельница отперла дверь; Джеанна стояла на коленях спиною к ним и молилась. Когда с нею заговорили, она вздрогнула от неожиданности.— Она знает? — спросил Рауль как можно тише, но все-таки Джеанна услышала.— Знаю? О чем? — Она резко поднялась с колен и почему-то охнула, будто от боли.— О том, что Алина исчезла, — отвечал Рауль, пристально глядя на нее.Бледная, как полотно, Джеанна схватилась за край стола, чтобы не упасть.— Исчезла? Как? Что случилось?По ее голосу Рауль понял, что она что-то знает, но скрывает.— Доната? — спросила она, но настоящей тревоги за ребенка в ее голосе не слышалось.— Девочка и ее няня в безопасности, — промолвила мать-настоятельница. — А вот кузина ваша по неизвестным мне причинам покинула обитель Святой Хильды и по сию пору не возвратилась. В Лондоне глупое дитя ждут бесчисленные опасности.В поисках ответа Джеанна бегло глянула на Рауля, но он умышленно не подал ей никакого знака.— Я думал, быть может, в городе у нее есть родственники или друзья?— Нет. Во всяком случае, насколько известно мне. — Джеанна впилась пальцами в край стола с такой силой, что пальцы побелели. — Господи, помоги ей!Рауль не мог больше мучить ее и еле заметно кивнул. Джеанна встрепенулась, напряженные плечи ее поникли, и она скрыла вздох облегчения, закрыв лицо руками и всхлипывая.— Пресвятая Мария, владычица наша, каких еще бед намждать? И во всем виновата я, одна я! — Отняв руки от лица, она смотрела на Рауля в упор. — Найдите ее, Рауль! Помогите нам!Последнее, как он понимал, к Алине отношения не имело.Не переставая тревожиться об исходе дела и особенно о необходимости что-либо скрывать от Галерана, Рауль все же кивнул.— Я сделаю все, что в моих силах. Люди короля тоже ищут ее. Быть может, вы знаете, почему она сбежала?Джеанна покачала головой.— Вам известно, что завтра король намерен слушать ваше дело?— Да, и хотела бы присутствовать при этом.Прямой намек.— Сомневаюсь, что вас вызовут, и тем более сомневаюсь, что Галеран хотел бы вас видеть на суде.— Галеран, как мне кажется, хочет представить все так, будто я вообще ни при чем.— Такое не удастся даже ему. Вам совершенно незачем быть на суде. У вас нет ни доводов, ни доказательств в вашу пользу.— Возможно, — согласилась она, но глаза ее говорили иначе.Мать-настоятельница между тем начала уже проявлять нетерпение от их затянувшейся беседы.— Если хотите сказать что-нибудь Галерану, я мог бы передать ему.— Скажите, что я хочу быть рядом с ним на слушании и не думаю, чтобы это ему повредило.Рауль кивнул.— И последнее: здоровы ли вы? Я боялся, что Алину вынудило бежать отсюда дурное обхождение.— Я всем довольна.С этим Раулю и пришлось уйти. Уже темнело; едва он вышел из обители, зазвонили к комплеторию Последняя молитва перед ночным отдыхом.
, а ему пора было возвращаться к Алине. По пути он завернул на Корсер-стрит. Галеран, не находя себе места, ходил по комнате.— Алина в безопасности, — сообщил ему Рауль.— Хвала Всевышнему! — Галеран сжал руку друга. — Невредима? Где она?— В надежном месте. Я счел за благо не приводить ее сюда.Галеран запустил пальцы в волосы.— Правильно. Ничуть не удивлюсь, если узнаю, что за нашим домом следят. Хотел бы я понять, что за всем этим кроется.— Пожалуй, мне лучше вернуться к ней. Она порядком напугана.— Тогда зачем ей было сбегать из монастыря? — Галеран мало-помалу успокоился, но, слава богу, был еще слишком рассеян, чтобы ждать ответа на свой вопрос. Вместо того он недобро глянул на Рауля. — Ты собираешься провести ночь с нею?— Не в том смысле, как ты думаешь.Галеран вытащил из-под рубахи серебряный крест с водою из реки Иордан.— Клянись на нем. Клянись, что не обесчестишь ее.Рауль посмотрел на святыню.— Друг мой, ты должен верить мне.— Я и верю. Верю, что ты не нарушишь своего слова, каким бы сильным ни было искушение.Рауль положил руку на крест и произнес слова клятвы, чувствуя облегчение, что теперь его благие намерения чем-то подкреплены. И снова он восхитился мудростью Джеанны, не желавшей открывать Галерану своих намерений.Ну что ж. На раздумья у него целая ночь, если уж не суждено в эту ночь заняться более интересными вещами.— Еще я зашел в монастырь, — продолжал он, — и виделся с Джеанной. Выглядит она недурно, хотя порядком расстроена и измучена всей этой суматохой. Впрочем, немудрено: ты и сам как натянутая тетива. Успокойся, сейчас тревожиться не о чем. Пойди поспи.Галеран рассмеялся, расправил усталые плечи.— Слушаюсь, нянюшка.— Быть может, завтра тебе придется драться. Тебе необходим будет острый ум и отдохнувшее тело, — строго промолвил Рауль. Ему жаль было Джеанну; теперь он понимал, что со стороны наблюдать, как Галеран смотрит в лицо смерти, намного тяжелей, чем самому подвергнуться любым испытаниям.
Мать-настоятельница воротилась в келью к Джеанне, вооружившись розгой. — Чего хочет ваша глупая кузина, леди Джеанна?— Не знаю. — А я думаю, знаете. Вы злонамеренно своевольны, леди Джеанна, и должны платить за ее выходку тою же мерой, что и за свои грехи.Джеанна преклонила колени, молчаливо принимая упрек матери-настоятельницы. Да, она не продумала, как именно Алине заручиться поддержкой Рауля, и подвергла ее опасности. Но она снова поступила бы так же, чтобы защитить Галерана.— Да простит господь жалкую грешницу.— Аминь.Джеанна искренне молила господа о прощении. На ее спину обрушился первый удар, за ним еще один. Сегодня мать-настоятельница исполняла приказ архиепископа с особенным рвением. На пятом ударе самообладание изменило Джеанне, и она вскрикнула.
Рауль кружным путем возвращался к дому матушки Хелсвит, поминутно оглядываясь, чтобы убедиться, не следят ли за ним. По пути он размышлял, как ему быть. Обитель Святой Хильды он посетил; вывести оттуда Джеанну легче легкого. А вот оскорбление, которое он нанес бы Церкви таким поступком, недооценивать опасно.Даже если б удалось безнаказанно увести Джеанну, потом придется сопровождать ее в Вестминстер, в королевские покои, усугубляя тем самым ее преступление, делая его явным для всех. Трудно вообразить, чтобы такими действиями Джеанна снискала благосклонность короля.А за всеми этими тревогами — или, быть может, над ними, — оставалась мысль о том, что ему предстоит провести ночь с Алиной, и терпение его было уже на пределе.Алина исполнила свою миссию, встретилась с ним, и теперь можно было бы возвратить ее в монастырь, но против этого у Рауля появилось два возражения. Первое — ее, возможно, ждет наказание за побег. Второе — если надобно освободить Джеанну, то Алине следует вернуться в монастырь не раньше завтрашнего утра.И еще: он хотел, он ждал этой ночи, сколь бы мучительной она ни обещала быть.Ночь бесед.Ночь объятий.Ночь на то, чтобы дать ей узнать самую малость о ее чудесном теле.Рауль тихо выругался: он уже был готов к любви.Теперь он был благодарен Галерану за то, что тот заставил его поклясться на кресте: клятва делала невозможной любую слабость.В Чипсайде Рауль купил полный мех вина, жареного кролика и каравай хлеба. Он проголодался, да и Алина с ее восхитительными округлостями вряд ли была плохим едоком.Матушка Хелсвит впустила его в дом, гудящий, как улей в летний полдень. Смех, вздохи, стоны, стуки…Торопясь к Алине, он ругал себя, что не потрудился найти место получше. Но где бы он нашел его? Люди короля скорее всего уже рыскали по всем постоялым дворам, и пусть, даже он знал бы другие, более приличные дома, никто из хозяев не согласился бы предоставить кров беглянке.Нет, лучше не найти, и все же Рауля оскорбляла сама мысль о том, что сюда ступила нога его будущей жены.Он тихонько постучал в дверь, сказав: «Это я, Рауль», прежде чем войти, ибо ему вовсе не улыбалось быть зарезанным собственной невестой.Алина встретила его, стоя посреди комнаты с ножом в руке, готовая нанести смертельный удар. Рауль отметил, как умело она держит нож.— Ах, Алина, ты — восхитительная женщина, — улыбнулся он.— Правда? А я считала себя слабой напуганной женщиной. — Страх все еще стоял в ее глазах.— Важно, как ведут себя люди, когда они напуганы. — Он выложил покупки на стол. Стол здесь был намного прочнее и основательнее, чем дощатая развалюха в убогой каморке Пола. Можно посадить на него Алину, как там… — Ты хочешь оставить нож себе?Она с содроганием посмотрела на нож и бросила его на стол.— Нет, благодарю. Если на нас нападут, ты лучше управишься с ним.Если только не я сам нападу на тебя…Рауль нарезал хлеб, разорвал кролика на куски. — Ешь. Пей.Она взяла тощую кроличью ножку.— Что в монастыре?— Мне удалось дать Джеанне понять, что ты в безопасности, а она сумела прямо сказать мне, что хочет присутствовать на суде. — Он отпил вина из меха. — Ты оказалась права: она действительно хочет этого, и капризы тут ни при чем.Алиина взяла из его рук мех с вином, но пить не стала.— Джеанна никогда не была капризной. Ты просто не видел ее во всей красе. Она такая сильная, такая отважная…— Не думаю, что женщине обязательно быть сильной и отважной, — заметил Рауль, чтобы подразнить Алину; однако в глубине души он знал, что женщина вроде Джеанны ему не пара.— Предпочитаешь слабых и робких? — оскорбленно выпрямилась Алина.— Нет, пожалуй. Хорошо бы только, они чуть реже ввязывались в неприятности.Она подняла мех, сжала его, пустив себе в рот струю вина.— Понимаю, — едко промолвила она, вытирая рот. — Конечно, нам, женщинам, приходится молчать, когда мужчины, влекомые своей силой и отвагой, не говоря уже о гордости и твердолобости, ввязываются в неприятности куда большие, чем мы, а потом, хромая, плетутся домой, где их вылечат и пожалеют.— Хотел бы я прихромать домой, где ты, Алина, вылечила и пожалела бы меня.Алина вскинула на него глаза и засмущалась. В замешательстве она сдавила в руках незавязанный мех, и в стену ударила тугая винная струя.Рауль рассмеялся, отобрал у нее мех.— Не надо спорить. Зачем говорить о том, что может подождать. Ешь, а потом попытаемся заснуть, если это возможно среди такого шума.Покраснев, Алина отщипнула кусочек крольчатины.— Никогда не слышала, чтобы люди так шумели из-за…— Вероятно, здесь они чувствуют себя свободней, чем в покоях своих замков.— Но я слышала стоны и крики…Как бы в подтверждение ее слов, по дому разнесся приглушенный вопль, сменившийся громкими всхлипами и вздохами. Рауль почувствовал, как краснеет.— Алина, это от наслаждения, а не от боли.— От наслаждения?..— О господи, мы не можем оставаться здесь.Рауль отнюдь не был завсегдатаем веселых домов вроде этого и потому не вполне понимал, на какое беспокойное соседство обрекает себя и Алину.— Идем. — И он собрал со стола остатки еды и вино.— Куда? — Вскочив, Алина преградила ему путь к двери. — Куда? Я знаю так же хорошо, как и ты, что по всем постоялым дворам, по всем наемным домам уже разослана весть о моем бегстве. Ты можешь отвести меня разве что обратно в монастырь.— Возможно, это придется сделать.— Я не хочу возвращаться. Там мать-настоятельница… Она наверняка уже ждет меня с розгой наготове.— Она не посмеет…— Она может заявить, что я уже почти монашка и потому нахожусь во власти Церкви. Мы остаемся здесь.— Вряд ли нам удастся отдохнуть.— Я могу заснуть где угодно.Спорить было глупо, и Рауль решил уступить.— Прекрасно. Мы остаемся.Он опять выложил еду на стол, сел на кровать и принялся ужинать. У Алины, как и предполагалось, оказался отличный аппетит, и она почти не отставала от него. Вскоре они привыкли к звукам дома и перестали обращать внимание на шум, лишь изредка вздрагивали от особенно пронзительных воплей.— Ты уверен, что… — спросила Алина после одного такого крика. — Да, — с некоторым сомнением подтвердил Рауль. Ему вовсе не хотелось подробно объяснять Алине, как именно некоторые люди удовлетворяют свою похоть.Недоверчиво покачав головой, она доела хлеб.Когда стол опустел, Рауль откинул с постели тонкое покрывало.— Иди ложись.Помявшись, Алина скользнула под простыню и заворочалась на шуршащем соломенном тюфяке, подвигаясь как можно ближе к стене.— Постель в твоем полном распоряжении, yстраивайся.— Но на полу ты не выспишься как следует.— Ничего.— Рауль де Журэ, не говори глупостей. Тебе тоже нужно хорошо отдохнуть этой ночью. Ложись в постель. Обещаю визжать и драться, если ты посягнешь на мою честь.— В самом деле? — рассмеялся Рауль.— В самом деле. Я не намерена расстаться с девственностью в таком месте.Она не шутила. Рауль понимал: при необходимости Алина будет драться, как волчица. Он забрался в постель, стараясь лечь как можно ближе к краю.— Пожалуй, мне все-таки нравятся сильные и смелые женщины.— Конечно. Другие ни на что не годны.С этими словами она повернулась лицом к стене с видом человека, который вот-вот заснет.Рауль лежал и смотрел ей в спину. Да, он вправе был ожидать чего угодно, только не этого. Ей следовало смушаться, стыдиться, ворочаться без сна, обуреваемой теми же желаниями, что мучили его самого. Он надеялся по крайней мере обнять ее, и так, лежа вдвоем и разговаривая, они вместе пережили бы эту бессонную ночь в чужом шумном доме.Алина дышала медленно и ровно, потом начала тихо похрапывать, и Рауль понял, что она действительно крепко спит.Он усмехнулся, глядя в потолок. Алина Берсток была во всех отношениях замечательной женщиной.К своему удивлению, он заснул намного быстрее, чем рассчитывал, убаюканный ее мерным дыханием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Рауль пробирался по людным улицам Лондона, стараясь думать о предстоящем ему трудном деле, но мысли его были полны только страстной любовью к прелестной девушке, которая, возможно, этой ночью не сможет достаточно твердо сказать ему «нет».Он желал Алину, но не хотел сделать ее своей до того, как она станет его женою перед богом и людьми. Он не хотел бесчестить ее, но желал с такою силой, как никогда и ни одну женщину в своей жизни.Рауль вслух застонал, и пробегавший мимо разносчик недоуменно взглянул на него. Галеран и Джеанна, напомнил себe Рауль.Безмолвно шевеля губами, заставляя себя сосредоточиться, он принялся восстанавливать в памяти события последних дней. Король согласился выслушать дело Галерана. Галеран намеревался вымолить у него прощение для Джеанны, как простил он сам, упросить, чтобы Донату оставили при ней. Не было никаких причин думать, что король откажет в подобной просьбе, но зачем тогда он повелел схватить Джеанну и Донату?Однако устраивать побег слишком опасно. Галеран возвратился из монастыря встревоженный и разгневанный, но все же он полагал заключение меньшим из возможных для Джеанны зол, будучи уверен в том, что король решит дело в его пользу и выпустит Джеанну из заточения.Итак, почему Джеанна хотела, чтобы он, Рауль, освободил ее раньше и она могла бы предстать перед королем? Алина правильно говорила: Джеанна не дурочка и, несмотря на прошлые ошибки, ее нельзя назвать взбалмошной и капризной. Неужто она хочет, приняв на себя всю вину и всю тяжесть наказания, помешать Галерану выйти против Лоуика в поединке чести?А если помочь ей в этом, не придется ли ему самому потом принимать вызов от друга и драться с ним уже не в шутку, как бывало?Подойдя к монастырским воротам, Рауль позвонил в колольчик, и окошко в двери тут же открылось.— Я пришел справиться о леди Алине. Ее нашли?— Нет, сэр.— Могу я войти и побеседовать по этому поводу с матерью-настоятельницей?Тяжелая дубовая дверь отворилась медленно и неохотно. Рауль вошел и немного спустя оказался в скромных покоях матери-настоятельницы.— Вам что-нибудь известно об этом глупом ребенке? — Раздражение в голосе матери-настоятельницы мешалось с тревогой.— Я пришел задать вам тот же вопрос. Она непривычна к столь большому городу. Я боюсь за нее.— Я тоже, — отрезала мать Эгберта. — Ума не приложу, что побудило ее к такому безрассудству. Ведь она сама почти монахиня!— Нельзя ли мне поговорить с леди Джеанной? Быть может, у Алины есть в Лондоне родственники или друзья, у которых она могла попросить убежища?Мать-настоятельница неодобрительно нахмурилась, подумала немного; затем кивнула Раулю, приглашая следовать за нею, и повела по коридору к комнате Джеанны. По пути Рауль старался, как можно подробнее запомнить расположение келий, коридоров и переходов.Вот и келья Джеанны. Мать-настоятельница отперла дверь; Джеанна стояла на коленях спиною к ним и молилась. Когда с нею заговорили, она вздрогнула от неожиданности.— Она знает? — спросил Рауль как можно тише, но все-таки Джеанна услышала.— Знаю? О чем? — Она резко поднялась с колен и почему-то охнула, будто от боли.— О том, что Алина исчезла, — отвечал Рауль, пристально глядя на нее.Бледная, как полотно, Джеанна схватилась за край стола, чтобы не упасть.— Исчезла? Как? Что случилось?По ее голосу Рауль понял, что она что-то знает, но скрывает.— Доната? — спросила она, но настоящей тревоги за ребенка в ее голосе не слышалось.— Девочка и ее няня в безопасности, — промолвила мать-настоятельница. — А вот кузина ваша по неизвестным мне причинам покинула обитель Святой Хильды и по сию пору не возвратилась. В Лондоне глупое дитя ждут бесчисленные опасности.В поисках ответа Джеанна бегло глянула на Рауля, но он умышленно не подал ей никакого знака.— Я думал, быть может, в городе у нее есть родственники или друзья?— Нет. Во всяком случае, насколько известно мне. — Джеанна впилась пальцами в край стола с такой силой, что пальцы побелели. — Господи, помоги ей!Рауль не мог больше мучить ее и еле заметно кивнул. Джеанна встрепенулась, напряженные плечи ее поникли, и она скрыла вздох облегчения, закрыв лицо руками и всхлипывая.— Пресвятая Мария, владычица наша, каких еще бед намждать? И во всем виновата я, одна я! — Отняв руки от лица, она смотрела на Рауля в упор. — Найдите ее, Рауль! Помогите нам!Последнее, как он понимал, к Алине отношения не имело.Не переставая тревожиться об исходе дела и особенно о необходимости что-либо скрывать от Галерана, Рауль все же кивнул.— Я сделаю все, что в моих силах. Люди короля тоже ищут ее. Быть может, вы знаете, почему она сбежала?Джеанна покачала головой.— Вам известно, что завтра король намерен слушать ваше дело?— Да, и хотела бы присутствовать при этом.Прямой намек.— Сомневаюсь, что вас вызовут, и тем более сомневаюсь, что Галеран хотел бы вас видеть на суде.— Галеран, как мне кажется, хочет представить все так, будто я вообще ни при чем.— Такое не удастся даже ему. Вам совершенно незачем быть на суде. У вас нет ни доводов, ни доказательств в вашу пользу.— Возможно, — согласилась она, но глаза ее говорили иначе.Мать-настоятельница между тем начала уже проявлять нетерпение от их затянувшейся беседы.— Если хотите сказать что-нибудь Галерану, я мог бы передать ему.— Скажите, что я хочу быть рядом с ним на слушании и не думаю, чтобы это ему повредило.Рауль кивнул.— И последнее: здоровы ли вы? Я боялся, что Алину вынудило бежать отсюда дурное обхождение.— Я всем довольна.С этим Раулю и пришлось уйти. Уже темнело; едва он вышел из обители, зазвонили к комплеторию Последняя молитва перед ночным отдыхом.
, а ему пора было возвращаться к Алине. По пути он завернул на Корсер-стрит. Галеран, не находя себе места, ходил по комнате.— Алина в безопасности, — сообщил ему Рауль.— Хвала Всевышнему! — Галеран сжал руку друга. — Невредима? Где она?— В надежном месте. Я счел за благо не приводить ее сюда.Галеран запустил пальцы в волосы.— Правильно. Ничуть не удивлюсь, если узнаю, что за нашим домом следят. Хотел бы я понять, что за всем этим кроется.— Пожалуй, мне лучше вернуться к ней. Она порядком напугана.— Тогда зачем ей было сбегать из монастыря? — Галеран мало-помалу успокоился, но, слава богу, был еще слишком рассеян, чтобы ждать ответа на свой вопрос. Вместо того он недобро глянул на Рауля. — Ты собираешься провести ночь с нею?— Не в том смысле, как ты думаешь.Галеран вытащил из-под рубахи серебряный крест с водою из реки Иордан.— Клянись на нем. Клянись, что не обесчестишь ее.Рауль посмотрел на святыню.— Друг мой, ты должен верить мне.— Я и верю. Верю, что ты не нарушишь своего слова, каким бы сильным ни было искушение.Рауль положил руку на крест и произнес слова клятвы, чувствуя облегчение, что теперь его благие намерения чем-то подкреплены. И снова он восхитился мудростью Джеанны, не желавшей открывать Галерану своих намерений.Ну что ж. На раздумья у него целая ночь, если уж не суждено в эту ночь заняться более интересными вещами.— Еще я зашел в монастырь, — продолжал он, — и виделся с Джеанной. Выглядит она недурно, хотя порядком расстроена и измучена всей этой суматохой. Впрочем, немудрено: ты и сам как натянутая тетива. Успокойся, сейчас тревожиться не о чем. Пойди поспи.Галеран рассмеялся, расправил усталые плечи.— Слушаюсь, нянюшка.— Быть может, завтра тебе придется драться. Тебе необходим будет острый ум и отдохнувшее тело, — строго промолвил Рауль. Ему жаль было Джеанну; теперь он понимал, что со стороны наблюдать, как Галеран смотрит в лицо смерти, намного тяжелей, чем самому подвергнуться любым испытаниям.
Мать-настоятельница воротилась в келью к Джеанне, вооружившись розгой. — Чего хочет ваша глупая кузина, леди Джеанна?— Не знаю. — А я думаю, знаете. Вы злонамеренно своевольны, леди Джеанна, и должны платить за ее выходку тою же мерой, что и за свои грехи.Джеанна преклонила колени, молчаливо принимая упрек матери-настоятельницы. Да, она не продумала, как именно Алине заручиться поддержкой Рауля, и подвергла ее опасности. Но она снова поступила бы так же, чтобы защитить Галерана.— Да простит господь жалкую грешницу.— Аминь.Джеанна искренне молила господа о прощении. На ее спину обрушился первый удар, за ним еще один. Сегодня мать-настоятельница исполняла приказ архиепископа с особенным рвением. На пятом ударе самообладание изменило Джеанне, и она вскрикнула.
Рауль кружным путем возвращался к дому матушки Хелсвит, поминутно оглядываясь, чтобы убедиться, не следят ли за ним. По пути он размышлял, как ему быть. Обитель Святой Хильды он посетил; вывести оттуда Джеанну легче легкого. А вот оскорбление, которое он нанес бы Церкви таким поступком, недооценивать опасно.Даже если б удалось безнаказанно увести Джеанну, потом придется сопровождать ее в Вестминстер, в королевские покои, усугубляя тем самым ее преступление, делая его явным для всех. Трудно вообразить, чтобы такими действиями Джеанна снискала благосклонность короля.А за всеми этими тревогами — или, быть может, над ними, — оставалась мысль о том, что ему предстоит провести ночь с Алиной, и терпение его было уже на пределе.Алина исполнила свою миссию, встретилась с ним, и теперь можно было бы возвратить ее в монастырь, но против этого у Рауля появилось два возражения. Первое — ее, возможно, ждет наказание за побег. Второе — если надобно освободить Джеанну, то Алине следует вернуться в монастырь не раньше завтрашнего утра.И еще: он хотел, он ждал этой ночи, сколь бы мучительной она ни обещала быть.Ночь бесед.Ночь объятий.Ночь на то, чтобы дать ей узнать самую малость о ее чудесном теле.Рауль тихо выругался: он уже был готов к любви.Теперь он был благодарен Галерану за то, что тот заставил его поклясться на кресте: клятва делала невозможной любую слабость.В Чипсайде Рауль купил полный мех вина, жареного кролика и каравай хлеба. Он проголодался, да и Алина с ее восхитительными округлостями вряд ли была плохим едоком.Матушка Хелсвит впустила его в дом, гудящий, как улей в летний полдень. Смех, вздохи, стоны, стуки…Торопясь к Алине, он ругал себя, что не потрудился найти место получше. Но где бы он нашел его? Люди короля скорее всего уже рыскали по всем постоялым дворам, и пусть, даже он знал бы другие, более приличные дома, никто из хозяев не согласился бы предоставить кров беглянке.Нет, лучше не найти, и все же Рауля оскорбляла сама мысль о том, что сюда ступила нога его будущей жены.Он тихонько постучал в дверь, сказав: «Это я, Рауль», прежде чем войти, ибо ему вовсе не улыбалось быть зарезанным собственной невестой.Алина встретила его, стоя посреди комнаты с ножом в руке, готовая нанести смертельный удар. Рауль отметил, как умело она держит нож.— Ах, Алина, ты — восхитительная женщина, — улыбнулся он.— Правда? А я считала себя слабой напуганной женщиной. — Страх все еще стоял в ее глазах.— Важно, как ведут себя люди, когда они напуганы. — Он выложил покупки на стол. Стол здесь был намного прочнее и основательнее, чем дощатая развалюха в убогой каморке Пола. Можно посадить на него Алину, как там… — Ты хочешь оставить нож себе?Она с содроганием посмотрела на нож и бросила его на стол.— Нет, благодарю. Если на нас нападут, ты лучше управишься с ним.Если только не я сам нападу на тебя…Рауль нарезал хлеб, разорвал кролика на куски. — Ешь. Пей.Она взяла тощую кроличью ножку.— Что в монастыре?— Мне удалось дать Джеанне понять, что ты в безопасности, а она сумела прямо сказать мне, что хочет присутствовать на суде. — Он отпил вина из меха. — Ты оказалась права: она действительно хочет этого, и капризы тут ни при чем.Алиина взяла из его рук мех с вином, но пить не стала.— Джеанна никогда не была капризной. Ты просто не видел ее во всей красе. Она такая сильная, такая отважная…— Не думаю, что женщине обязательно быть сильной и отважной, — заметил Рауль, чтобы подразнить Алину; однако в глубине души он знал, что женщина вроде Джеанны ему не пара.— Предпочитаешь слабых и робких? — оскорбленно выпрямилась Алина.— Нет, пожалуй. Хорошо бы только, они чуть реже ввязывались в неприятности.Она подняла мех, сжала его, пустив себе в рот струю вина.— Понимаю, — едко промолвила она, вытирая рот. — Конечно, нам, женщинам, приходится молчать, когда мужчины, влекомые своей силой и отвагой, не говоря уже о гордости и твердолобости, ввязываются в неприятности куда большие, чем мы, а потом, хромая, плетутся домой, где их вылечат и пожалеют.— Хотел бы я прихромать домой, где ты, Алина, вылечила и пожалела бы меня.Алина вскинула на него глаза и засмущалась. В замешательстве она сдавила в руках незавязанный мех, и в стену ударила тугая винная струя.Рауль рассмеялся, отобрал у нее мех.— Не надо спорить. Зачем говорить о том, что может подождать. Ешь, а потом попытаемся заснуть, если это возможно среди такого шума.Покраснев, Алина отщипнула кусочек крольчатины.— Никогда не слышала, чтобы люди так шумели из-за…— Вероятно, здесь они чувствуют себя свободней, чем в покоях своих замков.— Но я слышала стоны и крики…Как бы в подтверждение ее слов, по дому разнесся приглушенный вопль, сменившийся громкими всхлипами и вздохами. Рауль почувствовал, как краснеет.— Алина, это от наслаждения, а не от боли.— От наслаждения?..— О господи, мы не можем оставаться здесь.Рауль отнюдь не был завсегдатаем веселых домов вроде этого и потому не вполне понимал, на какое беспокойное соседство обрекает себя и Алину.— Идем. — И он собрал со стола остатки еды и вино.— Куда? — Вскочив, Алина преградила ему путь к двери. — Куда? Я знаю так же хорошо, как и ты, что по всем постоялым дворам, по всем наемным домам уже разослана весть о моем бегстве. Ты можешь отвести меня разве что обратно в монастырь.— Возможно, это придется сделать.— Я не хочу возвращаться. Там мать-настоятельница… Она наверняка уже ждет меня с розгой наготове.— Она не посмеет…— Она может заявить, что я уже почти монашка и потому нахожусь во власти Церкви. Мы остаемся здесь.— Вряд ли нам удастся отдохнуть.— Я могу заснуть где угодно.Спорить было глупо, и Рауль решил уступить.— Прекрасно. Мы остаемся.Он опять выложил еду на стол, сел на кровать и принялся ужинать. У Алины, как и предполагалось, оказался отличный аппетит, и она почти не отставала от него. Вскоре они привыкли к звукам дома и перестали обращать внимание на шум, лишь изредка вздрагивали от особенно пронзительных воплей.— Ты уверен, что… — спросила Алина после одного такого крика. — Да, — с некоторым сомнением подтвердил Рауль. Ему вовсе не хотелось подробно объяснять Алине, как именно некоторые люди удовлетворяют свою похоть.Недоверчиво покачав головой, она доела хлеб.Когда стол опустел, Рауль откинул с постели тонкое покрывало.— Иди ложись.Помявшись, Алина скользнула под простыню и заворочалась на шуршащем соломенном тюфяке, подвигаясь как можно ближе к стене.— Постель в твоем полном распоряжении, yстраивайся.— Но на полу ты не выспишься как следует.— Ничего.— Рауль де Журэ, не говори глупостей. Тебе тоже нужно хорошо отдохнуть этой ночью. Ложись в постель. Обещаю визжать и драться, если ты посягнешь на мою честь.— В самом деле? — рассмеялся Рауль.— В самом деле. Я не намерена расстаться с девственностью в таком месте.Она не шутила. Рауль понимал: при необходимости Алина будет драться, как волчица. Он забрался в постель, стараясь лечь как можно ближе к краю.— Пожалуй, мне все-таки нравятся сильные и смелые женщины.— Конечно. Другие ни на что не годны.С этими словами она повернулась лицом к стене с видом человека, который вот-вот заснет.Рауль лежал и смотрел ей в спину. Да, он вправе был ожидать чего угодно, только не этого. Ей следовало смушаться, стыдиться, ворочаться без сна, обуреваемой теми же желаниями, что мучили его самого. Он надеялся по крайней мере обнять ее, и так, лежа вдвоем и разговаривая, они вместе пережили бы эту бессонную ночь в чужом шумном доме.Алина дышала медленно и ровно, потом начала тихо похрапывать, и Рауль понял, что она действительно крепко спит.Он усмехнулся, глядя в потолок. Алина Берсток была во всех отношениях замечательной женщиной.К своему удивлению, он заснул намного быстрее, чем рассчитывал, убаюканный ее мерным дыханием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43