Конечно, осторожные монахи сделали все возможное, чтобы ни одна женщина не могла проскользнуть под покровом ночи в их скромные кельи.Следовательно, и ей нечего опасаться, что Рауль де Журэ, пусть даже находясь в часовне, атакует башню ее добродетели.Устыдившись своих нечестивых мыслей и неправедных побуждений, приведших ее в святое место, Алина преклонила колени у малого алтаря и принялась усердно молиться, дабы господь дал ей сил противостоять искушениям. Ее губы беззвучно шевелились, взгляд был устремлен на резной деревянный образ над алтарем, полускрытый шелковой пеленой. В тусклом свете едва виднелся лик Пречистой Марии с младенцем на руках.Алина воссылала горячие молитвы Христу и Его матери, которая, как теперь стали считать, осталась девственницей, несмотря на материнство; она молилась, но ей все не давал покоя вопрос о девственности и добродетели.В глубине души она знала, что праведность и девство — не одно и то же, что бы ни говорили проповедники. Вот и ее мать была женщиной праведной, хотя и выносила восьмерых детей, и лорд Губерт тоже праведен, насколько может быть мужчина, хотя и зачал этих детей.И Галеран тоже праведен.А вот Рауль де Журэ…Алина рассердилась и прогнала мысли об этом человеке подальше от себя.Быть может, низменные плотские наслаждения умаляли праведность человека? Но она знала, что на брачном ложе ее родители были счастливы, и Галеран с Джеанной тоже, даже после его возвращения из похода.А Церковь теперь провозглашала девство высшей добродетелью, к которой мужчинам и женщинам надлежало стремиться даже в браке. Настоятельница обители Святой Радегунды строго придерживалась этого убеждения, но Алина не была уверена, что обычные люди думают так же , иначе откуда брались бы дети?От раздумий ее отвлекло пение, и она поняла, что монахи собираются к вечерне, последней службе перед ночным отдыхом. Вереницей входили в часовню темные фигуры в капюшонах, и вдруг Алина увидела невдалеке от себя коленопреклоненного Рауля.Но она сама, по крайней мере, была по другую сторону надежной решетки.Она пристально смотрела на него, ожидая ответного взгляда, поступка, знаменующего начало новой атаки, но Рауль, казалось, был поглощен молитвой. Она все не сводила с него глаз, покуда звуки знакомой, плавной мелодии не увлекли ее, и тогда в наступающей темноте она снова стала молиться о ниспослании ей и всем остальным покоя и безопасности.И освобождения от дурных мыслей.Служба закончилась, монахи потянулись к выходу, и Алина опять подняла глаза на Рауля.Но его уже не было.Поутру он пришел помочь ей оседлать коня.— Надеюсь, вы хорошо спали, леди Алина?— Отлично, спасибо. А вы?— Как мог я спать спокойно, зная, что вы так близко от меня?Алина стояла рядом с конем, и Рауль, проверяя упряжь, исхитрился дотронуться рукою до ее бедра.Она отпрянула.— В Хейвуде мы были еще ближе друг от друга, разве нет?— Вчера ночью близость наша была более полной, мы ведь сейчас в чужом мире.Алина обошла коня, чтобы находиться по другую сторону от Рауля. Теперь из-за своего малого роста она видела лишь его ноги.— Мне этот мир не чужой, сэр Рауль. Я привычна к благочестивым домам.— Всем нам чуждо это место. Это ведь не ваш родной дом или ваш монастырь.Алина поняла, что допустила тактическую ошибку. Слышать только голос Рауля куда соблазнительнее, чем находиться подле его большого, сильного тела.— С течением дней, — продолжал он, — все вокруг станет еще более чужим. И тогда те люди, что с вами, те кого вы знаете, станут для вас еще ближе и нужнее.Скрывая волнение, Алина потрепала коня по шелковистой холке.— Вы полагаете, это заставит меня искать вашего общества?— Я полагаю, что-то переменится. Я много странствовал, леди Алина, и, поверьте, так бывает всегда. Люди, странствующие вместе, пусть даже совсем чужие друг другу в начале пути, становятся близкими, почти родными.Чтобы видеть его лицо, она выглянула из-под шеи коня.— Разве родственники не могут не любить друг друга?— Как это верно, — широко улыбнулся он. — Когда нибудь я познакомлю вас с моим дедом… Говорю вам, у стен Лондона мы с вами будем связаны теснее, чем когда-либо, будь то узы ненависти или любви.Говоря так, он подвел коня к деревянной колоде, с которой Алине было бы легче сесть в седло. Взобравшись и пользуясь редким случаем взглянуть на Рауля сверху вниз, она спросила:— Что вы делали в часовне вчера ночью?Он посмотрел на нее; даже стоя на земле, он был не намного ниже ее, сидящей в седле.— Молился, леди Алина.— А говорили, что пойдете на новый приступ.— Приступ… — нахмурился он. — Я скорее смиренный проситель у ваших ворот, — и как бы невзначай опять положил руку ей на бедро. — Мирный путник, молящий вас открыть ворота и впустить его.— Вчера ночью, — возразила Алина, слишком хорошо сознавая, что бедра ее широко разведены, — вы ни о чем не просили меня.— Быть может, вчера ночью я просил о помощи вашего сеньора и повелителя.Его рука лежала неподвижно, но Алине казалось, что она двигается. Она ощущала исходящий от ладони жар, проникающий сквозь грубую шерсть туники, сквозь юбку из толстого льняного холста, обжигающий кожу…Она хотела оттолкнуть эту руку, но Рауль перехватил ее, повернул ладонью вверх и крепко поцеловал.— Ваш повелитель — и мой — подарил мне надежду.Алина вырвала у него руку.— Не мешайте во все это бога! Это всего лишь игра, и притом глупая.Ореховые глаза Рауля искрились золотом ярче, чем обычно.— Многие мужчины, Алина, считают игрою войну. И все же война ведет к смерти и к славе.С этими словами он пошел прочь, а Алина еще долго не могла решить, кружится у нее голова или нет, и усидит ли она в седле.В Балдерсби он нарвал ей цветов.В Везерскотс преподнес пригоршню земляники.В Ноттингли, где они остановились на два дня, чтобы дать отдохнуть коням, поцеловал.Рауль уговорил Алину прогуляться к ближнему ручью. Они долго смотрели, как в прозрачной воде плещется рыбешка, любовались цветами, слушали пение птиц и стрекотание кузнечиков, наслаждаясь прелестью нежаркого летнего вечера. Рауль рассказывал о своей родине, где, как он утверждал, цветы еще прекраснее, птицы поют еще звонче, и даже рыба жирнее. A по склонам холмов зреет сочный виноград…Алина зачарованно слушала и не заметила, как он поймал ее в развилке старой трехствольной смоковницы, опершись руками на расходящиеся стволы и отрезав ей путь к отступлению.— Не хотелось бы вам, Алина, отправиться путешествовать и самой увидеть все, о чем я рассказываю?Она понимала, что находится у него в плену, поэтому откинулась спиною на третий ствол, как будто для удобства.— Монахини тоже иногда путешествуют…— Но не часто.— Бродячая жизнь не привлекает меня.— Путешествовать и скитаться — не одно и то же.— Неужели?— Разумеется. Вы путешествуете, продвигаясь к месту, где хотите побывать, а потом возвращаетесь домой. Скитания — это жизнь без корней.— А у вас есть корни?— Есть. А у вас?Алина задумалась. Берсток она не могла называть своим домом с полным правом, с тех пор как там поселилась ее золовка. К тому же она знала, что робкая Катрин только обрадуется, если она решит вернуться в монастырь. Не то чтобы они недолюбливали друг друга, просто в отцовском доме не должно быть двух хозяек, да и в любом другом тоже.В последний приезд Алины и Джеанны в Берсток, стоило им только появиться у ворот, как Катрин вспомнила о каком-то неотложном деле в обители Святой Радегунды и спешно уехала. Катрин ненавидела ссоры, но тихо и неуклонно утверждала свое право на власть в доме мужа.Так где же дом Алины?В обители? Но она никогда не ощущала, что ее дом — там. Пока не ощущала…— Где же ваши корни? — спросила она Рауля.— У меня на родине, в Гиени, в доме моего отца. — И все же вы странствуете.— Я любознателена.— И у вас есть старшие братья.— Только один. Рядом с Журэ у меня есть имение. Когда-нибудь я обоснуюсь там.Как занятно; а она думала, у него нет земли…— А почему не обосновались до сих пор?— Вероятно, мне нужны на то веские причины.Грубая кора царапала Алине спину.— Вы говорите это, чтобы соблазнить меня?Он листиком пощекотал ей подбородок.— Мне хотелось бы показать вам мой дом и землю. Думаю, вы сочли бы ее доброй почвой, в которую можно пустить корни.Она помотала головой.— А даже если нет, мне пришлось бы смириться, не так ли? Удел женщин — жить на чужбине с чужаками.Он выронил листок.— Разве я — чужак? — И его рука медленно, вкрадчиво обвилась кругом ее шеи, скользнула под косы, легла на затылок.Алина вздрогнула.— Я вас не знаю… — начала она, но затем доверилась этой большой руке, ее силе и теплу, и позволила ей приблизить свою голову к голове Рауля.— Думаю, вы знаете меня.Его губы были такими же теплыми, как рука, и, верно, такими же сильными: они легко заставили ее губы раскрыться, так что их дыхание смешалось. Другая рука Рауля обвилась вокруг талии Алины, и ей казалось, будто он окружил ее со всех сторон.Как войско окружает осажденный замок, штурмуя стены…Она резко отвернулась.— Это нечестно!К ее удивлению, почти разочарованию, Рауль тотчас же отстранился и опустил руки.— Вы правы. Я должен помогать вам укреплять оборону, а не атаковать всерьез, не брать вашу крепость.— Брать! — возмутилась Алина. — Если полагаете, что настоящий штурм окажется столь же легким, то жестоко заблуждаетесь!Сгорая от смущения, она уперлась ладонями в его мощную грудь, и он посторонился, пропуская ее. Она быстро зашагала прочь, и все же ей никак не удавалось обогнать его.— Давайте обсудим этот случай и посмотрим, где вам следует поработать над собою, — менторским тоном начал Рауль.— Не желаю с вами разговаривать!— Начнем с того, — продолжал он, пропустив мимо ушей ее слова, — что вам не следовало соглашаться гулять со мною в стороне от остальных. Для поединка ваша защита все еще слишком слаба.Алина что-то раздраженно пробормотала, но сочла за благо не останавливаться и не спорить. К тому же он совершенно прав.— А если уж вы пошли гулять со мною, ни в коем случае нельзя было позволять мне поймать вас у того дерева. Простейшая из уловок, госпожа моя.— Я думала, что могу доверять вам! — буркнула она, не замедляя шага.— Еще одна ошибка. Никогда не доверяйте противнику.— Я думала, мы друзья. — Лучше бы ей было молчать; она слышала, как звенит от слез ее голос.Рауль поймал ее за плечи, развернул лицом к себе.— Мы друзья.— Как можем мы быть друзьями, если я даже себе не могу доверять наедине с вами? — Слезы все-таки прорвались, и она сердито смахнула их.Рауль задумчиво нахмурился.— Когда я борюсь с Галераном, мы потому и меримся силой, потому и доходим до предела, что мы друзья. А иначе как же нам стать сильнее?— Но вы можете убить друг друга.— Да, такая опасность есть всегда.Она посмотрела на него, ни на миг не забывая о его руках у себя на плечах.— А у нас?Он нежно стер слезу с ее щеки.— Да, Алина, мы с вами затеяли очень опасную игру.Наутро Алина имела возможность убедиться в правоте слов Рауля, ибо они с Галераном решили весь день посвятить боевым упражнениям. Перед домом, приютившим их, было некое подобие тренировочной площадки, но утренний дождь превратил утоптанную землю в грязное месиво. Разыгравшиеся мужчины с головы до ног были в грязи; даже лорд Вильям не остался в стороне от общей потехи.Джеанна с дочерью на руках стояла поодаль.— Хорошо, что рядом есть река. Боюсь, в колодце не хватило бы воды, чтобы отмыть грязь.Они переглянулись и рассмеялись.Мужчины меж тем встали в круг, и рыцарь Галерана вызвал на бой рыцаря лорда Вильяма, который явно уступал противнику в проворстве, но был опытен и хитер. На острия мечей надели наконечники, но, несмотря на эту предосторожность, скоро тела соперников покрылись бесчисленными синяками и кровоточащими ссадинами.Алине и Джеанне уже не было смешно.Лорд Вильям объявил конец боя. Оба рыцаря в изнеможении пали ниц.— Добро, молодцы! Вы не позволяете мышцам зарасти жиром. Ступайте, смойте грязь. — Он обернулся к Галерану. — А ты что же? Верно, уж несколько месяцев тебе не приходилось поднимать меч?— Не совсем так, — как-то странно возразил Галеран, и, глядя на его изменившееся лицо, Алина вспомнила, как он появился в Берстоке, весь залитый кровью.— И все же, — настаивал лорд Вильям, — хотел бы я посмотреть, каков мой сын в бою.Алина услышала порывистый вздох Джеанны и все поняла. Лорд Вильям призывал сына к единоборству с единственной целью: убедиться, что он сможет, если будет надо, разбить противника в поединке чести.Такого противника, как Раймонд Лоуик.Но разве возможно, чтобы Галеран одержал верх над Раймондом?Галеран был уже в кольчуге. Теперь он натянул капюшон, надел шлем и обнажил меч.— Мы с Раулем не давали друг другу поблажки, отец. Но мы и правда давненько не упражнялись.Рауль уже ждал его в грязном круге, с мечом в руке и щитом наготове.— Я думал, ты избегаешь меня, комаришка.— Я не хотел срамить гостя, громила.— Мужчины! — пробормотала Джеанна, но, взглянув на нее, Алина увидела, что она бледна как плат.— Они не причинят друг другу вреда, — успокоила она кузину, хорошо понимая, что у Джеанны есть причины волноваться. Галерану ни за что не справиться с таким огромным соперником, и даже если он остался бы невредим, то был бы поднят на смех.Однако вскоре Алина стала тревожиться не за одного Галерана. Она напряженно смотрела на пыхтящих от усилия мужчин, вздрагивая при каждом лязге металла.Для своего роста Галеран был достаточно силен; к тому же он несколько превосходил Рауля в гибкости и проворстве. Порой удары Рауля казались Алине смертельными, но в последний миг Галеран отражал или избегал их. Он, в свою очередь, тоже яростно наскакивал на друга, только чудом не нанося тому серьезных увечий.Свершилось. Сокрушительный удар сверху едва не рассек пополам череп Галерана; его спас шлем и поднятый щит. От ответного удара щит Рауля треснул, и осколок взвился высоко в воздух.Алина безмолвно пошевелила губами. Мужчины!Она не снимала вины и с лорда Вильяма; под началом ее собственного отца в Берстоке столь опасные игры никогда не допускались. Но, с другой стороны, ни одному из ее братьев никогда не угрожал скорый поединок чести с более сильным противником. Содрогнувшись, она вспомнила, как совсем недавно путем поединка решалось дело об измене. Проигравший не погиб в бою, но, поскольку вина его была доказана его поражением, ему выкололи глаза и отрезали детородные части.Все, кто наблюдал за схваткой, затаили дыхание, моля, чтобы не случилось непоправимого.И вдруг заплакала Доната.Внимание Галерана на миг ослабло, и меч Рауля обрушился прямо ему на шлем.— Да заберет господь душу твою в ад! — возопил Рауль, оскальзываясь и падая в грязь; чтобы ослабить удар, он пытался отвернуться.Галеран боком рухнул наземь. Рауль с воплем упал на колени рядом с поверженным другом.— Как мог ты зазеваться? Боже милостивый!..Но Галеран уже пытался встать, ощупывал голову, морщился от боли.— А что еще я мог сделать? Спасибо, что не обезглавил меня.— Я был близок к…Они оба обернулись и воззрились на Джеанну, и только тут Алина поняла, что Джеанны нет. Она бежала к дому с плачущей Донатой на руках. Алина подобрала юбки и пустиласъ вдогонку.Догнала кузину она уже в зале. Джеанна сунула яростно вопящую дочь в руки перепуганной Уинифрид, и та торопливо унесла ее.— Я чуть не убила его! — вскричала Джеанна. — Когда же настанет конец тому злу, что я творю? 13 Алина схватила Джеанну за плечи.— Рауль не убил бы его. И ты не виновата. Просто ребенок заплакал…— Это я сжала ее. Мне было очень страшно, и я слишком сильно стиснула ее. Верно, ей передался мой ужас…Алина метнулась к столику, налила, расплескивая, вина в кубок и насильно сунула его в трясущиеся руки кузины.— Пей! Ты принимаешь все это слишком близко к сердцу. Если мужчины тешат себя военными играми, не наша вина, что они могут пораниться.— Не наша? Нет, Алина, все это моя вина. Все, с начала и до конца. Стоя там, я поняла, что однажды дело дойдет до настоящего боя, и я стану причиной чьей-то смерти!— Но необязательно произойдет именно так…— Ты думаешь?Из соседнего покоя доносился несмолкающий, пронзительный крик Донаты. Она заходилась в плаче и никак не хотела уняться.— О господи, — опомнилась Джеанна, — мне пора кормить ее.Она отдала нетронутый кубок с вином Алине и устремилась прочь.Алина, не задумываясь, осушила кубок и снова вышла во двор, размышляя о том, что род человеческий все-таки чудом сохраняется до сих пор. Разумной женщине в голову не пришло бы связываться с мужчиной и вступать в брак с его горестями и тревогами, покуда ей доступна размеренная спокойная жизнь за монастырскими стенами. Там у женщины достанет времени учиться, создавать красивые вещи, предаваться собственным мыслям, не отвлекаясь суетой мира…Ha грязной площадке перед домом уже вовсю копошились куры, по-хозяйски разгуливали свиньи, занимались своим делом крестьяне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43