А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Он пришел к мысли, что в Бет есть что-то магическое. На первый взгляд она казалась вполне заурядной, но все же некоторые черты — то, как она склоняла голову, когда удивлялась, то, как в ее глазах вспыхивали искорки смеха, то, как она поджимала губы, если ее что-то забавляло, — фантастическим образом преображали ее и заставляли ею восхищаться. Впрочем, ее очарование было очень хрупким и таяло без следа, когда у нее портилось настроение. Наблюдая за тем, как она лопочет какую-то бессмыслицу, обращаясь к утенку, и укоряет его мать за то, что та выхватывает корм из клюва собственного ребенка, маркиз испытал страстное желание обнять ее прямо здесь, на солнечном зеленом берегу речушки, и открыть ей радости любви.
Бет подняла глаза и перехватила его взгляд. На ее лице отразилось недоумение.
— Я просто стою на страже на тот случай, если вы в порыве энтузиазма свалитесь в воду, — беспечно произнес он.
Бет поспешно отвернулась и снова сосредоточила внимание на утках. Такое с ней уже бывало: иногда в самой банальной ситуации ее вдруг охватывал вихрь тревожных мыслей, а в груди зарождалось волнение. Интересно, он в такие моменты ощущает то же самое, или это происходит только с ней?
Он склонился к Бет, и его жаркое дыхание обожгло ей щеку:
— Наверное, мне стоит научить вас плавать. Неподалеку от Белкрейвена есть чудесное место, там достаточно глубоко и вместе с тем безопасно.
Сердце затрепетало у нее в груди. Она не могла представить, как войдет с ним в воду и позволит поддерживать себя, когда их мокрые костюмы прилипнут к телу. А вдруг он захочет плавать голым, как, она слышала, иногда поступают мужчины? Во рту у нее пересохло, а щеки стали пунцовыми. Она сделала вид, что занята утками.
— Не думаю, что это доставит мне удовольствие, Люсьен.
— Так-так, — пробормотал он и убрал с ее щеки непослушный локон. — Разве Шекспир не говорил: «Истинное благородство свободно от страха»? Маркиза не должна ничего бояться.
Бет стряхнула с ладоней овсяные крошки и бесстрашно посмотрела в его глаза.
— Насколько я помню, он сказал также: «Милосердие — истинный признак благородства». Умоляю вас, лорд Арден, избавьте меня от погружения в воду.
Он рассмеялся и ласково коснулся пальцем кончика ее носа.
— Скажите, вы всегда будете отвечать своей цитатой на мою? По-моему, вы слишком много времени проводили за книгами, миледи.
— Как оказалось, это сослужило мне хорошую службу, милорд.
Он опустился на траву.
— Идите сюда и сядьте рядом со мной, Бет.
Никогда прежде они не сидели так близко друг к другу, их всегда разделяли несколько футов. А сейчас их тела соприкасались, и сердце Бет испуганно трепыхалось в груди.
Он положил голову ей на колени.
— Почитайте мне стихи, — попросил он и закрыл глаза.
Тяжесть его головы и плеч обжигала ей бедра раскаленным железом. Во рту у нее пересохло так, что она не могла вымолвить ни слова. Но зато она могла смотреть на его сильное, красивое тело, распластанное перед ней, как жертва на алтаре. Она боролась с искушением запустить руку в его золотистые кудри, прикоснуться к высокому лбу, провести пальцами по прямому носу, безупречно очерченным губам, тяжелому подбородку.
— Не хотите? — Он открыл глаза.
— Нет, отчего же. — Подумав немного, она продекламировала:
Пред песнопевцем взор склоните,
И этой грезы слыша звон,
Сомкнемся тесным хороводом,
Затем, что он воскормлен медом
И млеком рая напоен!
Не открывая глаз, маркиз прокомментировал эти стихи так:
— Вот нелицеприятное изображение избалованной аристократии, хотя несчастный Сэмюэл вряд ли имел в виду именно это. Полагаю, вы сейчас скромно опустили глазки, моя гурия?
— Нет, — призналась Бет. Пользуясь возможностью, она разглядывала мужа и восхищалась его красотой.
Маркиз поднял голову с ее колен, и ей сразу стало холодно и неуютно.
— Не пора ли нам возвращаться домой, мой ангел?
Он наклонился и поднял с земли коврик, на котором они сидели. Бет была глубоко разочарована.
По дороге к дому она призналась себе в том, что его деликатность, возвышенные разговоры о поэзии, которые, без сомнения, восхитили бы любую другую женщину, производят на нее угнетающее впечатление. Почему? Да потому, что она постоянно возвращается мыслями к более приземленным материям. Как долго их отношения будут оставаться платоническими? Несмотря на то, что их семья была создана по принуждению, они ведь были живыми людьми. Неужели он так и будет ждать, когда она сделает первый шаг к сближению? Но это несправедливо, потому что она не может заставить себя сказать «да».
В ту ночь, в их последнюю ночь в Хартуэлле, Бет предложила мужу прогуляться по саду при луне. Небо было безоблачным, и над их головами бесшумно проплывала полная луна. И снова его волосы отливали серебром, как тогда, когда он ласкал ее сосок. Она невольно поежилась, но не от страха и не от отвращения.
— Вам холодно? — заботливо поинтересовался он.
— Нет. Просто меня что-то дрожь пробирает.
Они шли по аллее, засаженной золотым дождем. Их окружало буйное цветение желтых соцветий, наполнявших воздух чарующим ароматом. Бет вздохнула.
— Вы сожалеете о том, что нужно возвращаться в Лондон? — спросил он.
— Да, немножко. Эта простая сельская жизнь мне больше по вкусу, но я понимаю, что мы должны уехать.
— Когда сезон закончится, мы вернемся сюда, если вы захотите.
— А как бы поступили вы?
— Сначала Брайтон. — Он пожал плечами. — Потом Белкрейвен. Дружеские визиты.
— Вы скучаете без друзей? — сочувственно посмотрела на него Бет.
— У меня появился новый друг. — Он улыбнулся, и его зубы ослепительно блеснули в лунном свете.
Она отвернулась, но желание развить волнующую тему пересилило, и она спросила:
— И вас это устраивает?
— То, что у меня появился друг?
— Всего лишь друг.
— Разве я похож на человека, который сходит с ума от разочарования? — Он развернул ее к себе. — Я способен находить удовольствие в женском обществе, не требуя ничего взамен.
— Я вас не понимаю! — Бет удивленно всплеснула руками.
Он ласково приподнял ее голову, взглянул ей прямо в глаза.
— Я вовсе не хотел обидеть вас, Бет. Вы ведь знаете, что стоит вам только сказать «да», и мы будем вместе.
— Я не знаю. — Она смотрела на него, стараясь проникнуть в его мысли.
На его лице не отразилось ни сожаления, ни разочарования. Он улыбнулся и запечатлел на ее губах нежный, как прикосновение крыльев бабочки, поцелуй.
— Я буду ждать вашего решения. — Он положил ее руку себе на локоть, и они направились к дому.
Когда они перешагнули через порог и он уже готов был направиться в свою комнату, Бет поняла, что больше не может с ним расставаться.
— Поцелуйте меня, Люсьен. — Слова сорвались с ее губ, прежде чем она успела их осмыслить.
— Как лакей горничную? Почему бы и нет? — Его губы растянулись в улыбке, а глаза потеплели.
Он положил ей руки на плечи, а потом его пальцы скользнули вверх, к ее шее. Это прикосновение было нежным и бархатным. Бет закрыла глаза, чтобы насладиться его ласками, и почувствовала, как он кончиками пальцев погладил ее по щеке. Она подступила ближе и приникла к нему.
— Обнимите меня, Бет, — прошептал он.
Она обвила его шею руками, испытывая непреодолимую потребность насладиться близостью его тела. Он прижал ее к себе с такой силой, что они стали единым целым.
Он прижался к ее губам, и Бет показалось, что где-то в глубокой тьме, за ее закрытыми веками, полыхнула яркая молния. Все его существо — руки, тело, душа, сознание — окружило и поглотило ее.
Его губы ласкали ее, а она испытывала непривычное напряжение и потребность в любви. Она ощущала влажный след его губ на своей шее, его руки опалили жаром ее ребра, подбираясь к груди.
В глубине ее лона начала медленно зарождаться страсть. Своенравное тело стремилось к нему, а в сознании вспыхивали тревожные искорки. Бет сравнивала себя с человеком, который просил дождя, а получил ревущую бурю.
Высокие двери распахнулись, едва не ударив их.
Они отшатнулись друг от друга и увидели на пороге дворецкого с перекошенным от ужаса лицом.
— Милорд, миледи… Прошу прощения! — С этими словами покрасневший до корней волос слуга испарился.
Бет и Люсьен переглянулись и рассмеялись. Она чувствовала, как горит ее лицо. Никогда прежде она не была так смущена. Она поспешно поправила лиф, в который маркиз успел внести некоторый беспорядок.
— Наверное, он решил, что это лакей и горничная прячутся от любопытных глаз, — усмехнулся Люсьен. — Что ж, этот инцидент только укрепит нашу репутацию романтических влюбленных. — Он задумчиво посмотрел на нее. Она видела страсть в его глазах, но ему удалось взять себя в руки, что ее невероятно порадовало. Кто-то же должен сохранять здравый смысл в этом бушующем море, иначе они оба пойдут ко дну.
И все же ей так хотелось вновь оказаться в его объятиях!
Но он не сделал никаких попыток возобновить их близость, а просто запер дверь на замок, взял со столика зажженную лампу, чтобы осветить лестницу. Свет от лампы, мерцая в темноте, освещал их магическим кругом, создавая ощущение, что, кроме них, в этом замкнутом пространстве нет ни одной живой души.
Поднимаясь по лестнице и держась от него на некотором расстоянии, Бет дрожала от мысли, что сейчас он войдет в ее спальню и это головокружительное безумие, которое ими овладело, получит, наконец, достойное завершение.
Но хочет ли она этого? Она до сих пор не знала. Она боялась и желала этого… В одном Бет не сомневалась — ей хотелось, чтобы все уже было позади. Они больше не могут ходить по лезвию ножа. Как только неизбежное произойдет, они расслабятся и будут спокойно жить дальше.
Маркиз действительно вошел в ее спальню — но лишь для того, чтобы поставить лампу на столик у кровати. Он повернулся к Бет, и она растерялась, не зная, как себя вести.
— Вы снова выглядите испуганной, — улыбнулся он. Бет хотела было возразить, но голос ее подвел. Она не смогла вымолвить ни слова.
— Я вел себя как дурак, — многозначительно произнес он. — Но после того, как вы подарите мне вашу любовь, мой ангел, я предпочел бы видеть в вас страстную грубиянку, которая называет меня бабуином.
Бет беспомощно наблюдала, как он идет к двери.
— Именно таким образом меня можно соблазнить, если вас это интересует, — заявил он, с улыбкой повернувшись к ней.
В этот момент Бет уже готова была решиться на активные действия, но пока она размышляла над тем, как привлечь его внимание, он вышел из ее спальни.
Она без сил опустилась на кровать, вынужденная признать, что он оказался прав. В день свадьбы он назвал ее раненой птичкой, и хотя время, проведенное в Хартуэлле, оказало на нее целебное воздействие, душевного равновесия оно ей не вернуло. Она больше не боялась маркиза, но обозвать его бабуином уже не могла. Если ему нужна именно такая Бет, то им обоим придется набраться терпения и подождать.
Меньше всего на свете Бет хотелось разочаровать его.
Глава 16
Люсьен ехал верхом рядом с экипажем. А Бет, откинувшись на парчовом сиденье, размышляла о том, что если между мужем и женой существует взаимопонимание, то что еще нужно для счастья? Однако раньше она полагала, что низменные страсти и дружба — понятия несовместимые. Теперь она пришла к выводу, что именно отсутствие в их отношениях с маркизом низменных страстей делает их брак неполноценным.
Ей стоит как следует подумать над этим и впредь не допускать в себе и не поощрять в маркизе приступов малодушия или растерянности. Она тихонько рассмеялась над тем, как глупо, наверное, это выглядит со стороны. После того, как она столько лет внушала воспитанницам, что от похотливых мужчин следует держаться как можно дальше, она вдруг поймала себя на желании взять маркиза за руку и пусть даже насильно уложить его в свою постель.
Родители маркиза встретили их в Белкрейвене весьма радушно, но Бет поймала на себе испытующий взгляд герцогини и невольно покраснела, чем привела отца и мать Люсьена в полный восторг. Теперь они уже не сомневались, что рождение наследника состоится в срок и волноваться больше незачем.
У себя в спальне Бет обнаружила, что на двери, соединяющей их с Люсьеном спальни, запор отсутствует. Их комнаты разделяла только гардеробная. И все же это расстояние впервые показалось ей непреодолимым. Она не могла заставить себя войти в спальню мужа и прямо сказать: «Люби меня, Люсьен».
Это было выше ее сил. Но она так или иначе должна найти к мужу подход. Как жаль, что нет книг, обучающих искусству соблазнения!
Стук в дверь застал ее врасплох. Редклиф, повинуясь ее знаку, открыла дверь. Маркиз переоделся, сменил костюм для верховой езды на обычный для города наряд — панталоны, ботфорты, темный камзол и высокий галстук.
— Я снова чувствую себя цивилизованным пленником, — пожаловался он, перехватив ее взгляд. — И почему это женщины постоянно жалуются на жесткие требования моды? Ведь нам, мужчинам, тоже приходится ей подчиняться.
— Я давно думаю, что мужчины вполне могли бы носить летом женские юбки, а женщины зимой — брюки.
— В Лондоне это выглядело бы весьма странно, — рассмеялся он. — Но довольно. — Он поднял руку. — Я хотел бы удалиться, пока еще на это способен. Вы ни в чем не терпите неудобств?
— Ни в чем. Вы собираетесь выйти из дома?
— Да, ненадолго. — Он помрачнел. — Герцог говорит, что столкновение Наполеона с союзниками может произойти со дня на день. Может быть, оно уже произошло, а у нас просто нет сведений. Я хочу узнать, что об этом говорят в Лондоне.
Подумав о том, что в этот относительно спокойный период ее личной жизни судьба Европы, возможно, висит на волоске, Бет похолодела. Не исключено, что где-нибудь в Бельгии уже грохочут пушки и солдаты погибают один за другим. Наверное, мужчины лучше в этом разбираются.
— Прошу вас, пойдите и разузнайте, что происходит.
Он поцеловал ее в щеку и вышел.
Бет думала о добровольно ушедших в армию виконте Эмли и безрассудном Дариусе Дебнеме и молила Господа сохранить им жизнь, так же как и всем прочим воинам. Каждое воскресенье в церкви возносились молитвы Господу, но Он не мог спасти Европу от Наполеона.
Бет не оставалось ничего другого, как заняться своей личной жизнью.
Она с завистью думала о том, что Люсьен сейчас встретится с друзьями и знакомыми, а у нее друзей здесь не было.
Бет вспомнила об Элеоноре Делани. Ей понравилась эта женщина, более того, ее привлекал — в рамках приличия, разумеется! — ее муж. Бет хотелось бы знать, где они сейчас живут, поскольку они приглашали ее в гости. Они были ближайшими друзьями Люсьена, и он наверняка согласится отвезти ее к ним.
Впрочем, Бет с трудом представляла себе, как сможет выбрать время для неофициальных визитов, потому что герцогиня взяла себе за правило каждое утро пить чай в ее будуаре и изводить вопросами о том, когда та сможет включиться в полноценную светскую жизнь. Когда Бет неохотно призналась, что готова это сделать, герцогиня представила ей список мероприятий.
— У нас осталось так мало времени, — объяснила она с извиняющейся улыбкой. — Мы должны успеть ввести вас в общество. К тому же, поскольку вы беременны, это избавит вас от необходимости слишком часто бывать в свете.
Бет залилась краской, зная, что это не так, но герцогиня сочла ее смущение естественным проявлением скромности.
— Все отнесутся к этому подобающим образом. Вы можете появляться в свете до тех пор, пока ваша талия будет сохранять приличный объем. Вы уже видели платье?
— Нет, мэм, — ответила Бет без особого воодушевления.
— Мы обсуждали его с вами, но не слишком подробно, поскольку невесте до свадьбы не пристало задумываться о таких вещах… — Она всплеснула руками в типично французской манере. — Помните, мы говорили, что перешьем для вас платье Джоанны, в котором она была представлена ко двору?
Это меня немного смущает, ведь такие платья обычно не надевают дважды. Впрочем, пойдемте, оно в соседней комнате.
Редклиф распахнула двери, и они прошли через будуар в соседнюю комнату. Посередине нее возвышался манекен, завернутый в тонкий муслин. Редклиф сорвала покров, и перед Бет возникло платье — восхитительное, необычное и вместе с тем невероятно смешное.
Лиф был поднят почти до подбородка, а от него волнами расходилась юбка. Платье было из великолепного голубого шелка, украшенного целыми гирляндами рюшей и перламутровыми вставками.
— Мы с Люсьеном на днях говорили о том, что одежда должна быть удобной и соответствовать обстоятельствам, — промямлила Бет.
— Правда? — обрадовалась герцогиня. — К сожалению, когда речь заходит о представлении ко двору, об удобствах приходится забыть, моя дорогая. Люсьен терпеть не может там появляться.
— Почему? — спросила Бет.
— Из-за парика.
— Из-за парика?
— Да, при дворе все осталось как встарь. Джентльмены должны носить напудренные парики, даже если из их волос нельзя уже сплести даже жалкую косичку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36